Любовник моей дочери

Он завелся, когда ей было 16.
Кошмарный возраст.
Мир вокруг враждебен. Люди – сплошь уроды и дебилы. Родители – тупые и ограничивают свободу.
Злобное, жалкое, истеричное существо.
При этом талантливое и не без стержня.
То есть – перемелется, мука будет.
И появляется парень, практически взрослый (то есть так ей кажется – в ее-то 16!) При этом ничему не учит, относится как к ровне, и такой же потерянный и не от мира сего. Талантливый – несомненно. И искренне считает талантливой ее. Готов слушать и хвалить ее часами. Мир четко поделен – они двое, яркие и неординарные – и остальные убожества. В свой круг допускаются Миро, Климт, ну, еще пара-тройка великих…
Мы, родители, вначале в панике. Наша маленькая девочка! Под влиянием чужого человека – в полтора раза старше!
Вместе собираются за город.
- Ты обязана нас с ним познакомить!
Звонит.
- Знаешь… ты все-таки взрослый… мы доверяем тебе самое дорогое. Ты уж за ней присматривай! (смешно, правда?)
- Для меня – дорогое не меньше! – как отрубает. Почему-то сразу успокаиваемся. Верим!
Первое появление в доме. То, что влюблен, видно сразу. Удивляет странная реакция на меня – взгляд исподлобья, слова еле цедит.
Через пару лет расскажет:
- По Лоркиным рассказам был уверен, что Вы – просто монстр. И заранее ненавидел.
Эта охламонка, чтобы вызвать сочувствие, присочинила, что дома ее чуть ли не бьют.
Тогда списала на застенчивость…
Короче, мы успокоились. Умиляло, что на свидания он приходил с лишним свитером, запасной парой теплых носков и пакетом еды. Она вечно бегала раздетая и голодная. Заставить одеться и поесть перед выходом было невозможно. Он не воспитывал. Он держал наготове.
Идиллия продолжалась с год. А потом что-то разладилось.
Он ревновал. Его самым страстным желанием было запереть ее в пустом доме, вдали от всех, чтоб никто – никто! – не отвлекал ее от него. При этом – хотел сохранить свою «свободу».
Она была общительна – и самолюбива.
Не хочешь подарить мне всего себя? – не нужен совсем.
Ревнуешь? Отлично. Сам вложил в руки оружие.
Это было медленное, методичное уничтожение противника. Это было сладостно-болезненное уничтожение Любви.
Она сменила несколько любовников. Она рассказывала ему подробности. Он умирал – и никуда не мог деться. Он подсел на нее, как на наркотик.
На него было больно смотреть.
А потом – ушел в никуда.
Она со смешком призналась:
- Жизнь для него, видишь ли, потеряла смысл!
И – никаких известий.
И пока его не было, появились сны.
Почему-то чувствовала себя ответственной.
Привыкла относиться к нему с симпатией и благодарностью. Как нелегко с Лоркой, кому и знать, как не мне!
Последние недели сблизились – он пытался советоваться – от отчаяния. Искал помощи. Бедный глупый растерянный ребенок…
У Лорки было очередное увлечение. Очередное убожество. И где она их выкапывала! О нем – не вспоминала.
Вспоминала я.
Было страшно. И впрямь погиб?
А если жив – в каком состоянии?
Это я воспитала чудовище, которое растерло его в пыль.
Мне снилось: он умирает, а я не могу его спасти.
Из ночи в ночь.
А потом… сны изменились.
В них проникла страсть.
Я уже давно жила без мужа. И без какого-либо мужчины. Наверное, сказалось.
Но первая реакция на откровенную порнографию во сне была – недоумение. О боже, приснится же такое!
Приснилось и назавтра.
И послезавтра.
Из сна в сон, практически каждую ночь, я спасала его от смерти, депрессии, отчаяния – и любила.
Я убеждала его в том, что он по-настоящему красив и талантлив и достоин самого лучшего.
А он – во сне – говорил, что 20 лет разницы – это не так уж и страшно. И мир не рухнет от того, что мы вместе…
Было проблемой найти место для любви. Мы бродили по паркам и подъездам, пытались снять квартиру…
Мы прятались от знакомых…
Зима сменяла лето (в снах!), иногда сюжеты менялись – сны шли не с продолжением, а как бы инварианты. Но суть оставалась прежней: снова и снова мы становились близки.
Опасная вещь! Когда одно и то же наваждение начинает повторяться с такой периодичностью, недалеко до психического расстройства.
Он начал мерещиться мне в городе. Я оборачивалась в очереди в кассу – мне казалось, он дышит мне в затылок. В троллейбусе казалось, что он сидит чуть позади. Иногда мне слышался его голос…
А через год он возник на пороге. Тощий. Смуглый до черноты. Возмужавший.
Был похож на горца. Аскетизм и выносливость.
Оказалось, этот год провел отшельником. Бросил все и сам строил дом за чертой города. Такая трудотерапия – до полного физического изнеможения.
Ему шло. Он казался прекрасным. А какое облегчение – жив! Просто – жив!
Опять стал приходить в дом. Охотно общался. Тем более: Лорка была непредсказуема, часто язвила, а я – неизменно доброжелательна, опора, поддержка, сочувствие.
Иногда оставался ночевать. Дом домом, а добираться с работы далековато. И зимой, электричками, небезопасно. Переболел пневмонией, берегся.
Ему нравилось у нас в доме. Чувствовал себя в семье. И хотелось остаться навсегда. В любом качестве.
А Лорку его ночевки выводили из себя. «У нас что, гостиница?!»
Она крутила романы, он смирился со своей ролью отвергнутого поклонника – лишь бы не гнали.
Но периодически его прорывало. Он распекал ее за легкомыслие, за то, что забросила рисование, что предает свой талант, его бесили ее наряды и косметика – любые попытки приукрасить себя, чтобы нравиться мужчинам. Хотелось засунуть в бесформенный мешок – и чтобы никто не смел на нее даже глядеть.
Ко мне относился с благодарностью и доверием – я была вроде наперсницы, поверенной.
А я уже понимала, что со мной происходит. Катастрофа! Влюбиться в любовника собственной дочери! Пусть отвергнутого – но все-таки!
Как я его любила!
Меня пронзало током, когда он касался моей руки.
Я роняла посуду, смеялась невпопад…
Я готова была ехать за ним и на край света, и в глухую деревню под Чернобылем… Мне было все равно. Лишь бы позвал.
Он что-то чувствовал. Не знаю, осознавал ли. У него тоже иногда менялся голос… Мы могли говорить часами… Он машинально дотрагивался до вещей, которых перед этим касалась я…
Лорка уехала. Он стал приходить каждый день и фактически проводил у нас все свободное время. О чем мы говорили? Не помню.
Ощущение растущей взаимной нежности… И – притяжения… Иногда он переходил на ты – не замечая этого…
Возможно, понимание того, что происходит, его бы шокировало. Скорее всего.
При всей своей начитанности и кажущейся богемности он оставался провинциальным мальчиком.
Кончилось ужасно.
Резко похолодало. Он попросился у нас пожить – хотя бы с месяц. Легкие давали еще о себе знать, мотаться в электричке было слишком рискованно. Лорка устроила скандал. Он ждал поддержки от меня – а я отказала. Достаточно жестко.
Выбор был – он или Лорка. Лорка перевесила. Лорка - дитя, обожаемое, балованное, эгоистичное, ранимое – кто защитит, если не я? Лорка с ее постоянным «Он нас использует!»
Лорке не стоило верить – приврать для нее было раз плюнуть. Но я – поверила.
Как поверил он. Не знаю, что она ему сказала. Короче, он очередной раз был изгнан – и виноватой оказалась я.
Я не возражала. Я всегда допускала, что их отношения еще могут возобновиться…
Я боялась себе представить, как мы – трое – сможем жить в одной квартире…
Я чувствовала себя дурой и…
В общем, дурой.
Он исчез.
И с ним исчезло все то тонкое, неуловимое, что намечалось, витало в воздухе, его нечаянное «ты» в разговоре, легкое касание руки, и то странное, волнующее – когда, зацепившись взглядами, долго не могли отвести глаз друг от друга…

26.10.2008


Мне интересны ваши мнения и комментарии. Буду благодарна, если оставите их на сайте - либо отправите мне напрямую - kjhfvbf@mail.ru