Падение

Боль и тревожная бессонница. Вот, к сожалению, единственный известный мне путь вернуться к жизни, после оглушительного падения с любовного Эльбруса. А были времена, когда падения казались легким шлепком. У тебя еще нет рюкзака за плечами. Ты не рассчитываешь на длительный привал. Довольствуешься ночлегом. Да и падаешь ты в свои пятнадцать – двадцать лишь с первого уступа, а не с покоренной вершины. За тобой не остаётся костра и палатки... и надежд. В те легкомысленные времена падение вызывает лишь легкую обиду, от которой иногда текут слёзы. Но от этих слез глаза не выцветают, а становятся ярче, и ты несешься в ночной клуб, чтобы отдаться безумной энергии и ускорению, молодая телом и упругая душой. Впереди вершина и вера в свои силы. Мысль о предстоящей боли еще слабее желания стоять, чувствуя под ногами покоренный гранит, и вдыхать небо. Но падение за падением, и тебе становиться страшно. Вот уже радость победы вровень со страхом испытать боль. Тебе тридцать шесть, а ты снова у подножью горы, стонешь от боли и понимаешь - падение начинается здесь. И каждый твой шаг к вершине, стал шагом в оглушительное падение. Стони и плачь! Гранит глух, вершина далеко! Тебе даны лишь боль и время.

Ты лежишь, уткнувшись лицом в подушку, а за окном движется Вселенная. Идут люди, жмурясь от яркого солнца. Скрипят тормоза машин. Дрожат на ветру листья. Рождаются звезды и умирают чьи-то дети. Именно это, ни на миг не прекращающееся движение, названное жизнью, суетится за твоим окном, пока ты мнешь наволочкой лицо и рассматриваешь душевные ушибы. Твой внутренний травмопункт имеет достаточный опыт и набор средств, которые не раз спасали тебя: просмотр старого кино с тягучими поцелуями, перелистывание школьного альбома. Порою тебе хватало пачки глянцевых журналов и бульварного романчика. Но эти пилюли не помогут, когда ты летишь, прорывая спиной облака, с высоты «согласны ли вы, в горе и радости» вниз, на острые камни. В такие моменты нужен особый спасительный ритуал.

Как художник подбирает цвета красок для своей картины, я подбирала составляющие спасительного ритуала. Приглушенный свет, большая пуховая подушка, мягкий плед, чашка дымящегося чая с корицей и низкое хрипение Марлы Глен – именно так выглядит миг, в который я решаюсь принять боль и стоны надломленной мечты.

Когда период неистовых стонов и острой боли остается позади я, как любая женщина устремляешься туда, где можно залатать дыры в своей ослепительности и единственности - в объятья верного поклонника. Ужин при свечах и походы в кино. Болтовня о сложностях и странностях окружающего мира. Сетование на роковые стечения обстоятельств, мешающие вам в полной мере вкусить довольной и счастливой жизни. Тихий секс и покорное обожание убаюкивают тревогу. Боль, как кошка, свернется калачиком и уснет. Повседневность превратится в долину, где тебя обволакивает легкий туман, а ноги утопают в мягкой траве. Здесь растут деревья и стоят аккуратненькие милкивэевские домики. Цветут цветы, журчит ручей. Впору строить дом. Рожать детей. Ходить босой по мокрой траве. Но как-то, на исходе ночи, обдумывая предложение построить дом и разбить сад, на тебя вдруг упадет мысль о том, что из долины тумана, спокойствия и цветов получилось бы отличное кладбище. А когда тебя не станет, твой гроб без усилий зароют в эту мягкую, влажную землю. В утренней полудреме перед твоими глазами снова возникает каменная высь Эльбруса, где живут боги, и где ты стояла, упираясь в небо и любовь. И никакой страх боли не заставит тебя променять призрачную высь на мокрую грязь долины. Поэтому, нежно чмокнув на прощание тихого любовника, пахнущего кладбищенской размеренностью, ты покорно рухнешь в неистовое желание коснуться неба.

Кружа по асфальту города на видавшем виды Спейсе, погруженная в свет фар и пряную духоту летней ночи ты болезненно ощутишь свое одиночество. Открытые площадки ресторанов. Зонтики и плетеная мебель. Полировка витрин. Призрачное мигание гирлянд. Хладнокровные приказы светофоров. Силуэты с белоснежными улыбками и загорелыми телами. Всё смешается в твоём боковом зрении, превращаясь в будоражащий коктейль ночной жизни. Но ты не сможешь стать его частью, текучим и пьянящим элементом. Тебе нечего выдохнуть в зовущие сумерки кроме злобы и одинокости.

Ты станешь днями лежать на пляже, благословляя море. Огромное, гладкое, сверкающее под солнцем – оно напоминает могучего довременного зверя, хоронящего в своей пасти все твои тревоги. Ты погружаешься в неё, словно в огромную крестильную чашу, и чувствуешь как слой твоей кожи, отживший и причиняющий вред, медленно стягивает легкое колыхание. Над тобою размытое солнце. Ты выбрасываешь себя вверх, как дельфин, встречая обновленной кожей теплый ветер и стремишься прочь от влажной пасти на песок. И так будет до тех пор, пока однажды по твоей спине, загорелой и горячей не пробежит холодок от пристального, заинтересованного взгляда. Тогда, испуганная предстоящей болью, ты закроешь глаза и сделаешь шаг в еще одно падение!