Солянка, текила и фламенко

«Путь к сердцу мужчины лежит через его желудок»
Народная мудрость (Царствие ей Небесное)

СОЛЯНКА

Долгими рассказами вас мучить не буду. Расскажу, как замухрышка Санька Степцова самого видного парня в Москве на себе женила, с помощью мясной солянки — это супчик такой. Да-да, это о том, что написано в эпиграфе.

Она, Санька-то, в Жорика Шугаева до сердечных судорог аж с пеленок влюблена была. И оно понятно: удался паренек родителям — рост под 2 м, фигурой и лицом не в соседа какого-нибудь, а в самого Аполлона пошел Бельведерского, а еще и сила, и ловкость, и ум, и душевные качества… И богатенький Буратино к тому же, на джипе «Митсубиси Паджеро» рассекает и одевается, как дольчегабана какой.

А Санька — моль бледная, хотя… глаза, конешно, голубые, в полмордахи, и волосы красивые, а так — худышка — ни кожи, ни рожи, что называется.
Жорик старше Сани был на 9 лет и серьезно к ней никак относиться не хотел, хотя и помогал им с дедом, у которого она на руках совсем малышкой осталась. От мальчишек дворовых потом ее защищал. А когда по-соседски гонял в булочную или там за пивом, Санька расцветала как фуксия и летела так, что волосы за ней еле поспевали, параллельно асфальту неслись. Волосы у нее, конешно, были ничего, красивые, волнистые, густые.

Так и сохла бы Санька до сих пор по Жоре, если бы коллеги по работе, которым до смерти надоела ее романтическая рассеянность, не принялись устраивать ее личную жизнь. Лена Токарева записала ее в кружок бальных танцев «Латинос», где Саня неожиданно проявила поразительные способности и в короткие сроки дошла до того, что ее выдвинули на какой-то конкурс. Лена Щербацкая продала ей за полцены (два раза всего надела) роскошный фирменный сарафан, от Фьоруччи, шелковый, с широченной юбкой, совершенно чумовой. Лидия Дмитриевна с завом Виктором Николаичем принялись обучать Саньку кулинарному искусству. И, надо сказать, что на этой ниве Санька тоже добилась успехов. Во всяком случае, даже взыскательный Виктор Николаич, пробуя из баночки Санькину солянку, порой пристанывал от наслаждения.

И вот накануне 8 марта весь коллектив химлаборатории, вдохновленный шампанским, стал дружно требовать от Саньки решительных действий.

И Александра пошла в наступление. Мясо по-славянски, салат «цезарь» из куриных грудей и торт «наполеон» должны были пробить брешь (не в прямом смысле, конечно) из желудка Жоры Шугаева в его неприступное сердце. Когда всё было готово, и надет модный сарафан, и запястья надушены нежными «Масаки Матсушима», которые она получила в подарок лично от Виктора Николаича, Санька зачем-то выглянула в окно, и тут в глазах у нее помутилось. Жора и его лучший друг Муй усаживали в джип целых трех невероятно модных, нарядных девиц, топ-моделей, не иначе.

Всё 8 марта Санька проплакала на диване, грызя подушку, потом уснула. Как ни странно, наглая и демонстративная Жоркина измена подействовала на нее как стимулятор. Она отвердела внутренне и хладнокровно стала выжидать. Муй и Жора вернулись через два дня под вечер пьяные, но одни, без девок. Санька позвонила Виктору Николаичу и затребовала на завтра отгул. Она все-таки не оставила попыток осуществления своего коварного плана по заманиванию соседа в гастрономические сети.

С утра в Москве было тепло и солнечно, но Саньке уже было ни до чего. С 6 часов она моталась по кухне, варганя фирменное блюдо, солянку мясную сборную. Поле действия напоминало цирк. Летали сковородки и кастрюли с дуршлагами, ножи втыкались в доски и даже в линолеумное покрытие, сама Санька лихо скакала по табуреткам, отыскивая на верхних полках нужные специи. Дверца холодильника хлопала как кнут, ярко горели газовые конфорки, но не хватало мажорной музыки, впрочем, она звучала в Санькиной душе: совецкий цииирк…

ОЛИВКИ И ЛИМОН

Ей не пришлось даже самой идти к Жорику. В девять часов, когда она, надушенная и насарафаненная, укутывала кастрюлю, раздался телефонный звонок.
— Сандрочка, привет, с восьмыммартом тебя, я тут заболел, а жрать нечего, только оливки и два лимона остались, сходи за пивом, а?
— Поднимайся ко мне! — коротко приказала Санька.
Георгий с бодуна не обратил внимания на несвойственную Саньке манеру общаться и покорно поплелся на четвертый этаж. Прямо с порога Санька вручила ему здоровенную кастрюлю из нержавейки, а сама, прихватив пакет с четырьмя бутылками «Будвайзера», закрыла дверь и бросила:
— Пошли. — Почему-то она стала выражаться короткими фразами — стресс, наверно.
Жора не стал уточнять, что зачем, так как все его внимание было захвачено запахом, который источала кастрюля. Максимально приблизив к ней нос, он осторожно стал спускаться по лестнице. У открытой двери его собственной квартиры стоял Муй в бейсболке и трусах и зазывно махал рукой.
— Чем пахнет-то?
— Солянка! — рубанула Саня, — иди лимон режь и тарелки доставай.
Муй подорвался за тарелками, и через пять минут они втроем сидели на Жориной кухне за столом и ели горячую солянку с оливками и лимоном и пили вкусное холодное пиво «Будвайзер».

Стоит ли долго рассказывать, какие звуки при этом издавали ребята? Какие слова говорили, какие комплименты вылетали из их набитых ртов вместе с косточками от оливок! Санька же сидела с суровым лицом и смотрела на них свысока.
Наконец Муй и Шуга отвалились от тарелок, дружно встали и, лениво пихаясь, побрели к дивану. Санька, гордая, но грустная, осталась мыть тарелки.
— Сандрик, ты не старайся там, мы сами потом. Иди к нам, отдохни. Минут двадцать полежим и поедем. — Это Жорик томным голосом.
— Куда это вы собрались? — приготовилась было закипеть Санька.
— Поедем тебя гулять. Алаверды, значит.
— Правда??? — послышался звон разбитой тарелки и Санька с мокрыми руками и мокрым пузом возникла в комнате.
— Конечно, дитя, — сказал Муй голосом доброй феи, — разве можно оставлять безнаказанными такие светлые порывы. — Куда бы ты хотела?

ТЕКИЛА

Ох, зря, зря так радовалась наша Санька своей награде! Не радоваться ей надо было и глянец на губки наводить, а бежать к себе домой, к уютному дивану и прятаться под обгрызенную подушку. Но глупая девочка, сдерживая радостный визг, забралась на заднее сиденье серебристого джипа. И ведь не насторожило ее предложение пристегнуть ремень безопасности! Чтобы полнее ощутить свое причастие к вожделенной красивой жизни, она важно заметила, что у нее в доме соли нет и надо бы ее купить по дороге.
— Купим, об что речь! — беспечно отозвался Шуга.

И тут началось! Музыка загрохотала отовсюду, хриплый голос запел: «Ночь такая — знай убегааай…» Гоша стартанул так, что джип, казалось, взлетел вертикально. Санька вся сжалась, вцепилась в сиденье обеими руками и старалась изо всех сил не смотреть в окно, только тихо и тщательно молилась. Надо сказать, что Георгий Шугаев трудился каскадером на студии «Мосфильм» и был большим специалистом по автотрюкам. Санька, разумеется, была в курсе профессиональных занятий любимого, но чисто теоретически. Сейчас же она на практике познавала, что такое любовь к каскадеру, потому что смотреть в окно было до тошноты страшно, а не смотреть не могла, потому что боялась, что Гошенька убьется. До кольцевой еще было ничего, а после…

Сначала Саня страстно хотела только одного: чтобы их остановили ГАИшники, но потом ей в голову пришла спасительная мысль и она заорала:
— Соль!!!
— А? Ща, — крикнул Шуга и, не снижая скорости, заложил такой вираж, что у Саньки сердце куда-то в живот упало. Но через полминуты джип встал как вкопанный перед двухэтажным магазином. Санька не стала дожидаться, пока ей откроют дверцу, но, чуть не порвав нежными руками высокопрочный ремень, пулей выскочила из смертельной машины.
— Ну, как, Саш, понравилось? — Жора сиял такой обаятельной улыбкой и был так горд своим мастерством, что Сане ничего не оставалось, как процедить сквозь зубы:
— Обалденно!
Потом она тряхнула головой, сориентировалась на местности и четкими крупными шагами направилась к магазину.

Внутри было душно и сумрачно, и никого из покупателей не наблюдалось. Одна-единственная продавщица в светло-рыжем перекосившемся парике тяжко трудилась на четыре отдела, читая разваливающуюся книжку Дарьи Донцовой. Вошли ребята и стали требовать соль у истомившейся продавщицы.

Санька всё так же целеустремленно сделала несколько шагов к прилавку с бутылками, замерла в стойке «смирно» и громко сказала:
— Мне — виски! И без содовой!
Ребята переглянулись и заржали, но просьбу девушки уважили. Правда, рассудив, что виски — напиток для молодой леди тяжеловатый, всучили Сане вместе с солью бутылку текилы «Золотая Ольмека» и, бережно подталкивая ее в спину, вышли из душного магазинчика.
В машине ребята хотели по-джентельменски налить Сане текилы в пластиковый стаканчик, но несчастная вцепилась в бутылку, как в спасительный круг, — аж пальцы побелели — и твердо сказала:
— Я сама! Я так буду…
Муй и Жорик опять заржали, пристегнули ее ремнем, дали соли и половинку лимона, объяснили в жестах, что с этим делать и возобновили с энтузиазмом любимое занятие русских. А Санька сразу же запуталась в последовательности употребления ингредиентов и стала тупо высасывать из горлышка экзотический алкогольный продукт, наплевав на всякую эстетику, равно и на гнусный вкус продукта.

Опыта в этих делах у нее было маловато, и граммов так через пятьдесят она уже орала вместе с динамиками: «Лучше обнимать океааан, чем любовь забытую и стакааан…», нежно поглаживала бутылку и подпрыгивала на сиденье в такт музыке.

Так они и ехали, веселясь и горланя песни, пока не приехали в загородный ресторан «Лукоморье». Санька ни в какую не желала расставаться с бутылкой «Ольмеки» и выходить из машины. Требовала еще джипинг, дайвинг, кёрлинг и ольмекинг, хохотала, дурачилась и капризничала, и, надо сказать, у нее это очень мило получалось. Отобрать у нее бутылку с текилой удалось лишь после обещания утопить в шампанском, и только тогда она позволила выковырять себя из машины.

ФЛАМЕНКО

Шампанское, фрукты и шоколад подали почти сразу. После первого глотка Саня еще больше оживилась, распустила волосы (то еще зрелище — густой бронзовый водопад) и стала почему-то отчаянно кокетничать с Муем. В силу неизвестно каких причин она упорно не желала обращать внимание на Жорика и даже не смотрела в его сторону. Время танцев еще не наступило, и оркестра пока не было, эстрада пустовала. Зато по ресторанному залу бродил гитареро, наигрывая испанские мелодии, — смуглый, высокий, стройный мачо в белой рубашке с широкими рукавами и болеро, настоящий испанский гранд, неприступный и загадочный, сладкая мечта скучающих дамочек и угроза мужскому самолюбию.

Гитареро подошел к их столику и, слегка наклонившись к Саньке, исполнил зажигательный пассаж. Саня срочно отлепила взгляд от Муя и зафиксировалась на гитаристе. Когда он справился с особо трудным заключительным аккордом, легко встала, непринужденно приобняла его за плечи и что-то шепнула на ухо. Красавчик вдруг растерялся: сначала зарделся, потом побледнел, вытащил из петлицы своего болеро красную гвоздику и протянул Саньке, а та, небрежно заложив цветок за ухо, по-свойски обняла гитареро за талию, и они пошли в сторону эстрады. Муй и Гоша впали в ступор и не знали, как реагировать.

Дойдя примерно до середины танцпола, Санька остановилась и резко выбросила вверх руки с выгнутыми запястьями. Гитареро замер секунды на две, а затем… Затем зазвенело-заплакало фламенко. Настоящее — горячее, страстное. Винной струей плескался Санькин сарафан, то закручиваясь вокруг ног, то распускаясь огромной бордовой настурцией. Мелькали белые гибкие руки и летели, летели бронзовые локоны, струились и переливались, сплетаясь с этой нерусской, но почему-то такой родной музыкой (волосы у нее были, конешно…).

Это было не просто красиво, а как-то даже… значительно это было, умно и очень серьезно. Сочетание экзотического фламенко в исполнении юной белокожей и голубоглазой славянки с тяжелым бордовым шелком ее сарафана и бронзой длинных распущенных волос, сама ее девичья целомудренная пластика и внезапные резкие «взрослые» жесты — все это в гармонии давало мощный драматический эффект, завораживало, трогало душу. Да и танцевала она просто классно.

Кончился танец, и Санька полетела к своему столику.
— Пить… скорее! — она схватила протянутый Муем бокал с шампанским и залпом выпила его до донышка.
— Интересно, о чем это ты с ним шепталась, что он прямо сам не свой стал? — напряженным голосом спросил Шуга.
— Ничего особенного. Я ему сказала: если дашь мне твою гвоздику, я станцую настоящий фламенко, — успела ответить Санька и стала срочно искать место среди приборов на столе, куда бы приклонить бедную пьяную головушку. Шампанское подкосило ее окончательно.

Ребята понимающе переглянулись, кивнули друг другу и, встав, подхватили ослабевшую девушку с обеих сторон. Гитареро, проявляя несвойственную его имиджу суетливость, пытался им помочь. Но Шуга процедил ему пару-тройку слов, смысл которых сводился буквально к следующему: если вы, уважаемый, не уберетесь отсюда, я порву вас на тыщу маленьких мачо, — и он отошел, огорченный.

Всю дорогу до дома Саня, крепко пристегнутая ремнем, безмятежно спала. Не проснулась и когда приехали — это всё нервы. Муй хотел отнести ее домой, но Гоша не дал. Сам подхватил ее на руки и понес бережно, как ребенка (да она и весила-то…).

Дома он уложил Саньку на диван, укутал пледом — она так и не проснулась, — потом долго извинялся перед дедом и о чем-то еще говорил с ним. Вернулся к Мую совершенно задумчивый и велел ему ехать домой.

Про утро рассказывать особо нечего. Каждый поймет, как себя чувствовала Санька. Головная боль и тошнота — ничто по сравнению с тем, как ее грызло чувство стыда и непоправимой ошибки. Вставать не хотелось — хотелось забыться в дреме, но и спать не могла, хоть головой об стену бейся. Так крутилась с одного бока на другой, что простыни в жгут сбились.

А в 12 часов пришел Шуга. Прошел в комнату, по-хозяйски сел на ее диван и стал пристально разглядывать. Санька попыталась прикрыться подушкой и отвернуться к стене, но Жора силой отнял у нее подушку и отбросил в другой конец дивана.
— Вставай, овца-пьяница, пошли ко мне.
— Зачем?.. — простонала Санька.
— Борщ варить будешь — солянка кончилась.
— Я борщ не умею, — Саня совсем растерялась.
— Зато я умею. Я буду варить, а ты будешь смотреть и учиться. Пошли.
— Не могууу, плоооохо мне!.. — И Санька зарыдала так отчаянно, что Шуга испугался. Он прижал ее голову к себе, и майка вмиг стала мокрой от слез, а Санька все плакала и плакала. Георгий гладил ее по волосам, целовал в макушку, целовал в мокрые глаза.
— Сашенька, Сашурочка, Сандрочка… ну, что с тобой? Господи, что ж тебе так плохо-то, Сандрочка? Ну, все, все, успокойся, девочка моя.
— Я-аааа-а работу прогуляла-а-а!..
— Всего-то? Так правильно сделала. Нафига тебе еще какая-то работа? Ты у меня дома сидеть будешь, борщи варить. Замужней женщине работа не нужна, пусть незамужние работают. Ты же выйдешь за меня, Сань? Не откажешь другу детства? — Подхватил ее на руки, да и понес к себе.

С тех самых пор Санька пребывает в постоянной отключке по причине внезапно нахлынувшего и не отпускающего ее до сих пор личного щастья.

Свадьбу играли в «Лукоморье». Гитареро — роковой дамский любимчик нажрался в хлам и плакал, как дитя.