Арматурный

 1
   В тот день в арматурный цех приняты два человека: новый начальник - Анатолий Петрович Хиринцев, до этого бывший токарем в инструментальном, а на прессовый участок – наладчик Николай Шлыгин. Но он не новичок, возвратился на своё прежнее место, побыв всего год главным инженером лесхоза. А мастер того же прессового участка Егор Дряхлов с понедельника же принят в редакцию районной газеты.
   Обо всех этих понедельничьих переменах судачили в цехе до пятницы. Было о чём. Анатолий Петрович Хиринцев токарь известный, коммунист, не раз в президиумах сиживал, после того как оказался делегатом партийного съезда, в минувшем июне окончил вечерний техникум, но на одни сплошные тройки. Что повлияло на решение директора Василия Михайловича Улекова назначить в этот вечно отстающий цех именно Хиринцева, об этом мало кому известно. Одни говорят, что арматурщикам давно была нужна свежая голова, а то тут начальники все выходили из замов: неумеху через год-полтора снимут, на его место зама из кабинета напротив переведут, а следующий зам уже наготове. Вот такое перемещение, в цехе даже шутили, что у них достаточно в замначальники пробиться – и должность в шляпе. А тут и человек из другого цеха со своим взглядом на вечно нерешаемые вопросы, и умение по-рабочему поговорить с починёнными, да и молодость, всего-то тридцать пять лет, на стороне новичка, не отягощенного арматурными привычками.
   Другие же предполагали, что без братской помощи тут не обошлось. Пётр Петрович Хиринцев в районе человек авторитетный: председатель распередового колхоза, член бюро горкома и обкома партии, да и, гадать нечего, когда из области сообщили, что делегат от района на съезд нужен из рабочих и желательно с трудовым орденом, старший Хиринцев про своего братца напомнил.
   А руководящему опыту, это уже когда директору в горкоме подсказали, кого именно на должность начальника цеха ставить, новичок научится, тем более, что есть мнение его на будущий год послать учиться заочно в Высшей партийной школе.
  Третьи, то есть большинство, обошлись традиционным – мол, поживём-увидим. И про среднего Хиринцева вспоминали - возчика-пьяницу. Ещё неизвестно, в кого их новый начальничек удался. Может, и сроку-то командовать ему отведено, как предшественникам, года полтора, не более.
   На прессовом участке ещё и своё дополнительное обсуждение – про наладчика Николая Шлыгина. Прессовщиц его возвращение обрадовало гораздо больше, чем молва про нового начальника цеха, вчерашнего станочника. Когда, бывало, надо заменить штамп с лопнувшим пуансоном, он не кочевряжился, не ждал указания мастера, всё равно же этот негодный штамп придётся снимать. Не ему, так другому наладчику. Вывинчивал гайки крепления с шутками-прибаутками, да так споро, что бабоньки дивились – наладчик от Бога. Потом так же быстро установит новый штамп, а если надо по указанию мастера наладить пресс на вырубку или формовку новой детали, то потом штамповщице и другую банку под готовую продукцию поможет пододвинуть или краном тару зацепить и к месту привести, подскажет, где нужные металл или заготовки лежат. Другие наладчики всё делают гораздо медленнее, одного так и вовсе мастеру приходится подгонять, женщины ведь каждой минутой дрожат, чтобы заработать побольше, да если дело выпало на эту смену сходное, а тут на тебе – торчит наладчик почти час у пресса...
   Шлыгин попросился в ту же смену, в которой трудился год назад. Утром обступившим его бабонькам рассказал, что очень соскучился по ним.
   - Скажу вам, девушки, что наша смена мне даже во сне снилась. С новой должностью справлялся, думаю, хорошо, не зря же техникум три года назад закончил, но терпеть не мог, как со мной почти всегда грубо разговаривал вечно всем недовольный директор лесхоза. Ладно, когда за дело обругает, но чаще просто так, чтобы свою значимость показать. Однажды так наорал, да ещё при подчиненных, что я тут же, при всех, заявление об увольнении написал. Вот и снова с вами! Ну, поговорим ещё потом, надо Юле Гафеевой вырубной штамп на стотонник ставить.
   А бывший мастер Егор Дряхлов забежал на участок в тот же понедельник к вечеру: в костюме, однотонной рубашке с галстуком – новой работой похвалиться. Сбылась его давняя мечта стать журналистом, хотя и получать будет на четверть меньше, чем на заводе. И появился в нужное время, написав через неделю очерк «Возвращение» - о Шлыгине, да ещё и стихи Александра Люкина туда удачно вписал, о том, что «мало читают стихов рабочие, мало», но у самого-то Люкина как раз в строчках есть металл, поэтому и любит их читать наладчик Шлыгин.

2

   И вообще Егор задумал когда-нибудь написать об арматурном цехе что-то солидное, а пока, прочитав об этом в «Камешках на ладонях» Владимира Солоухина, накапливал опыт наблюдений, записывал всё понравившееся уже во вторую коленкоровую общую тетрадь. Даже философски набросал предисловие о том, что судьба этого цеха сродни судьбе страны.
   А что, так оно и есть. Началась индустриализация, поднимающемуся в Горьком автогиганту требовался завод-спутник, который бы делал для будущих машин шоферский инструмент – разные гаечные ключи, ломики, заводные рукоятки, молотки-отвертки. Вот и затеяна в маленьком городке своя промышленная новостройка. Два механических цеха и следующая за ними кузница стояли сразу за проходной и были первыми, куда на катках затащили новёхонькие станки и молоты с прессами. Потом, после войны, завод начал собирать автобусы, выпуск шоферского инструмента поручили другому городскому заводу, а первые два корпуса стали выпускать кузовную арматуру – замки, петли, стеклоподъёмники, застёжки капота – для своих автобусов и для легковых и грузовых автомобилей ГАЗа.
   Дальше – больше: расширялась номенклатура автомобилей, нужна разнообразная арматура. Начался в стране технический прогресс – в цехе стали монтировать многопозиционные прессы-автоматы, клепальные бельгийские станки для сборщиков, гальваническая линия словно сошла с химического учебника. В соседней кузнице, наоборот, дел становилось всё меньше – горячая штамповка уступала холодной, так что освободившиеся площади кузницы со временем передали арматурщикам, не считая двух паровоздушных молотов с жаркими горнами, которые подчинили инструментальщикам. Все новинки Егор старательно записывал в уже третью общую тетрадь, правда в цех приходил всё реже и реже, поскольку быстро рос в должности, став заместителем редактора.
   Ещё когда был заведующим промышленным отделом, послали учиться заочно в Высшую партийную школу. Там он у Хиринцева-пятикурсника перенимал опыт учебы, возмечтав получить диплом с отличием.
   А Хиринцев жаловался на свои трудности: только-только успел вывести цех чуть ли не заводские лидеры, как для них главным показателем сделали процент выполнения задания по номенклатуре всем потребителям без исключения. Попробуй тут справиться с таким обилием разнообразных левых и правых замков, петель и так далее, да для каждой марки машин своя арматура, хоть бы конструкторы унификацию какую придумали, а тут ещё новая напасть: скоро новую «Волгу» начнут в Горьком собирать, так и для неё вся кузовная приблуда должна быть особой. В инструментальном уже новые штампы по горьковским чертежам начали делать, в арматурном придётся быстрее площади бывшего кузнечного цеха осваивать. А партийная первичка хоть бы в чем, кроме пустопорожней болтовни, помогла. Да и в цехкоме беспокоятся только выбиванием премий для липовых активистов.
   Тут Егор и посоветовал в председатели цехкома выдвинуть любимчика прессового участка Николая Шлыгина. Уж он-то сможет людей сагитировать на хорошие дела, к нему в прессовом все, даже начальник участка, прислушиваются.
   - Да я ему давно в мастера перейти предлагал, - разливая по второму разу водку в гранёные стаканы, ответил Анатолий Петрович, - отказался, в партию тоже вступать не собирается.
   - Хочет быть независимым, обжёгся в главных инженерах лесхоза, больше его на должности не тянет, а вот быть предцехкома – это как раз по его характеру, да и по эрудиции, мужик он грамотный. Хочешь, Петрович, я с ним об этом поговорю?
   - Спасибо, поагитируй. В случае успеха водка за мной. Давай ещё по стаканчику – это в качестве аванса.
   - Нет, Петрович, хватит, мне завтра первый экзамен сдавать, пойду в свою комнату, почитаю ещё учебник. А завтра прошу к нам в комнату в гости, экзамен обмоем.
   Егор не любил дрожать перед дверью аудитории, дожидаясь очереди на сдачу. Ещё с техникумовских времён он взял за правило идти на любой зачёт или экзамен в первой пятерке. Так и в Высшей партийной школе решил поступать. Сдал первым, на пять!
   Ушёл, по пути купив, гастроном напротив общежития, водки и закуски – хлеб и рыбные консервы-фрикадельки, чтобы отметить с товарищами по комнате первый экзамен, а потом решил в тишине пока поспать, ведь до двух утра листал учебник. Проснулся от шума в коридоре. Что-то такое особое случилось, ведь обычно спокойные партийные работники ведут себя в любых условиях тихо.
   Оказывается, все возмущались только что полученным по радио сообщением о том, что уважаемый и дорогой их Леонид Ильич получил очередную Золотую Звезду. Скоро ему грудь для наград, недаром такой анекдот сочинили в народе, надо будет наращивать! Ну, если партийные работники так относятся к почестям своего вождя, что думают остальные?
   - Говорить уже сложные слова не может, скоро переводчик с брежневского языка понадобится, вы знаете, что такое сиськи-масиськи?
   - Систематически, - не задумываясь, ответил Егор.
   - Из-за леса, из-за гор появился вдруг Егор,- поздравил его с первой пятеркой в их группе староста курса Николай Иванович Шарков, заведующий орготделом отдалённого сельского райкома партии, и, обращаясь к другим сокурсникам, продолжил рассказ. - У меня ещё в прошлую Брежневу награду был такой случай: наш один ветеран-коммунист принёс на почту поздравительную телеграмму вождю. Посчитали на почте её за насмешку, отправлять по адресу отказались. Старичок до начальника почты с жалобой дошёл. Та звонит мне. Я и посоветовал телеграмму принять, денежки за неё взять - и не отправлять.
   - Говорят, что он в отставку просился, но ровесники его не отпустили, поможем, мол, рулить.
   - Они помогут... песок рассыпать!
   Егор, увидев поднявшегося по широкой лестнице на третий этаж Хиринцева, пригласил его к себе в комнату:
   - Вот теперь можно и побольше выпить.
   - Сегодня не могу, встреча у меня намечается. Ты, лучше, как обещал, приходи после сессии ко мне в цех, Шлыгина вместе уговаривать будем.
   - Ладно, приду.

3

   Жалко, что мало посекретарствовал Андропов. При его преемнике люди говорили, что дела опять пошли чёрненько. Воцарение на партийном Олимпе относительно молодого Горбачева порадовало, но не всех – не ждать ли от этого прыткого какой каверзы?
   Научившийся в Высшей партийной школе анализировать ситуацию не по официальным сообщениям, а по кадровым перестановкам, взаимоотношениям партийных чиновников разного ранга, выискивать истину даже в слухах, Егор Дряхлов увидел в перестройке катастройку.
   Про горбостройку из умных уст услышал в Москве, когда гостил у друга детства, теперь профессора сельхозакадемии Константина Орина и Анатолий Петрович Хиринцев, по-прежнему руливший арматурным цехом. Орин и рассказал ему о, якобы, - ходили в то время по столице такие слухи, - задумке дальновидного Андропова:
   - Мужик он умный, понял, что сам сделать уже ничего не успеет, даже настоящего преемника не смог подготовить. Да и нужные перемены даже в десятилетие не свершить, настолько всё у нас гнило. И народ разучился работать, вот чему надо у капитализма учиться. Так пусть он и научит. Каждого. Так что с этой точки зрения приход капитализма России для образования народа нужен, пусть это и будут всеобщие, перефразируя Горького, университеты. А у нас капитализм получится только дикий, больше никакой, мужички, к удобствам социализма привычные, и восстанут, вот тут-то и появится новый правитель, которого надо в своих недрах глубокого бурения и исподволь готовить.
   - Не досужие ли это вымыслы?
   - Возможно, возможно, но так похоже на правду. Да и некоторые экономисты, даже у нас в академии, говорят, что капитализм не за горами. А капитан нашему кораблю нужен не меченый.
   Вернулся Хиринцев из отпуска на выборы... самого себя. Мода на выборы дошла и до должностей начальников цехов.
   - А ты зачем выдвинул свою кандидатуру? – спросил он у предцехкома Николая Шлыгина.
- Да я всей душой за вас, Анатолий Петрович! В последний день перед выборами сниму кандидатур в вашу пользу, объяснив народу свою позицию – рулить должен специалист.
   Николай Шлыгин успевал всё – и штампы налаживал, правда, теперь лишь в одну первую смену, предцкома всегда должен быть под рукой у профсоюзного и иного начальства, и со своими общественными обязанностями справляться, да ещё участвовал он теперь в разных заводских комиссиях. Единственное, на что не хватало ему вечерних часов, так это на чтение книг. Но их заменили ставшие интересными газеты, хвалившие архитекторов и прорабов перестройки, ругавшие партбюрократов районного и даже областного масштаба и с захлебом рассказывающие о «красном терроре». Из такого хаотичного чтения он понял, перенося узнанное на практические дела в своем цехе, что без опытного начальника арматурщикам будет худо.
   Вот заместитель начальника цеха по технической части, специалист по монтажу и ремонту оборудования вроде неплохой, но возомнил, что может всем производством руководить, хотя многие понимали, что хороший технарь необязательно должен быть и мудрым администратором, каким стал за последнее десятилетие Хиринцев, выходец их рабочей среды. Но ведь и у него в начале карьеры были ошибки, да ещё какие, хорошо, что тогда директор Улеков поспешных выводов о подчиненном не делал: «Шишек набьёт, зато умнее станет». Стал. А его молодой зам, видать под влиянием тех перестроечных газет, решил даже вопреки воле Улекова (его ведь тоже могут не избрать) стать начальником самого большого, за тысячу рабочих, цеха на заводе.
   Между прочим, у Хиринцева был ещё и первый зам – по производству, из мастеров, потом пообтесался диспетчером, начальником смены, мужик опытный, но он-то как раз выше и не лез, понял, что достиг потолка, да и чуял, что ему не хватает умения работать с людьми. Он ладит с цифрами плана, с равномерным обеспечением сборки замков и стеклоподъёмников нужными деталями. Вот это ему удавалось. Про него рассказывали ещё вот такое интересное: когда был мастером, то с утра записывал задние по дефицитным деталям на ладони химическим карандашом, а после смены со спокойной душой умывал руки.
   Шлыгин поговорил со своим активом накануне собрания, на самом собрании с трибуны объяснил, почему он снимает кандидатуру в пользу Хиринцева. Потом долго объяснял своё видение перемен в арматурном замначальника, которого слушали вполуха, а Хиринцев сказал всего несколько слов, настолько коротких, что их все запомнили дословно.
   - Буду, если изберёте, работать так, как и прежде, - и сел на свое место в президиуме.
   После подсчета голосов делегатов все удивились: девяносто процентов достались Хиринцеву.
   - Ну, ты не Хиринцев, а Хитринцев, - позволил себе при всех шутку довольный результатом Улеков.
   А Шлыгина на следующий день стали называть Казанником: как раз в этот же вечер сибирский юрист уступил своё депутатское место уже известному прорабу перестройки Ельцину.
   В районной газете о собрании в арматурном помещена лишь небольшая информация. Егор Дряхлов статью написал большую, с акцентом на то, что народ сам выбирает своих героев, электорат, вот и новое слово появилось, уже начал распознавать популизм. Но редактор сократил статью вдвое, потом вообще её просил переделать, похвалить и выскочку-зама, у которого якобы всё впереди.
   На следующее утро Егор принёс редактору заявление об уходе, ещё вечером позвонив в область, где со следующей недели открывалась новая газета «Новости», которой требовались собственные, с мест, корреспонденты.
   Хиринцев цех держал в ежовых рукавицах, зато тут и заработки стали самыми высокими на заводе. Не как в механическом, в котором уже избран третий за полтора года начальник. Начались напасти с дефицитом любых продуктов, и опять арматурщики жили лучше всех, мужики не страдали от отсутствия сигарет, Хиринцев ввёл специальную, приспособившись к ситуации, должность – заместителя начальника цеха по рабочему снабжению, которым назначен Шлыгин. Он к концу смены привозил и свежий хлеб, и трикотаж, и мясной полуфабрикат.

4

   - Да, досталось нашему поколению – жить во время перестройки. В древнем Китае, говорят, даже ругательство было – чтобы тебе жить в эпоху перемен! А за что выпьем? Ага, вот за что: из-за леса, из-за гор в цех к нам опять пришёл Егор. Словом, за возвращение блудного сына! – И Анатолий Петрович первым опрокинул стопку с водкой, поддевая кильку из томатной банки. – Помнишь, Егор, ну точно как в общежитии вэпэша – такая же нищета. Мне даже неудобно, пригласил вас домой, а закуска студенческая, вот скоро Маша из командировки вернётся, тогда приглашу вас за полный стол. Я почему вас к себе поговорить пригласил – скоро начнётся акционирование завода, надо у нас в цехе всё тщательно продумать с распределением акций, чтобы шуму-скандала не было, Словом, всё по уму сделать, вот и посоветуемся.
   Николай Шлыгин, занюхал выпитое хлебом.
   - Поговорим ещё, успеем. Меня прежде всего вот что интересует: почему ты, Егор, учился в Высшей партийной школе, в журналистике, к которой так стремился, вышел на областной уровень, а вернулся с таких высот снова к нам в цех?
   - А почему ты, Николай, в своё время тоже так поступил?
   - У меня иная история.
   - И у меня есть причины. В Горьком я показал свои рассказы писателю Константину Проймину, они ему понравились, но он посоветовал, если я по-настоящему собираюсь заниматься литературным трудом, забыть про журналистику. Иначе через несколько лет начну писать одними газетными штампами, в чём я с ним, разумеется, согласен, а для заработка надо заняться каким-либо ещё знакомым делом или вообще уйти на творческую работу. Вот я и снова в арматурном.
   - Ну, с сюжетами я тебе первый помогу, - наливая в пустые стаканы из ещё почти полной бутылки водку, как бы шутливо сказал Хиринцев, таких историй, когда станешь председателем цехкома, наслушаешься!
   - Что?
   - Николай теперь очень занят на снабженческой работе, бартер – вещь, требующая много ума и времени. А у тебя на прессовом участке всё налажено, свободное время имеется. Так что скоро изберём, и не сопротивляйся, предцехкома. И скоро же у нас троих ещё дополнительное дело прибавится: предстоит в цехе разделить на всех причитающиеся нам акции – и чтоб без обид. Только, извини, Егор, тебе их мало достанется, стаж-то у тебя с гулькин нос.
   - А я дополнительные на чубайсовские приватизационные чеки куплю, про такую возможность в газетах на днях писали.
   - Всё равно нас не догонишь, у нас с Петровичем стаж солидный.
   - А Петрович директора не догонит, ему по ельцинскому указу в зависимости от того, какой вариант приватизации мы выберем, как минимум пять процентов всех акций достанется, да ещё и прикупить может.
   - И неужели мы все будем хозяева завода?
   - Не смеши меня, Николай, мы же с Петровичем в Высшей партийной школе политэкономию капитализма проходили, у нас пятёрки по ней на экзаменах. В какой капстране рабочие были хозяевами предприятий?
   - У меня Егор по политэкономии капитализма действительно пятёрка была, а вот по политэкономии социализма – четвёрка. До сих пор не понимаю – а в чём меду этими экономиками разница.
   - Поэтому за социализм у тебя и четвёрка.
   - Вы что думаете, - вмешался в разговор Николай,- если я ваших школ не оканчивал, то ничего и не смыслю. Так вот что я вам скажу: скоро эту экономику капитализма мы на практике изучать будем. К этому же, догадываюсь, идём, к частной собственности на всё и вся. А это уже капитализм. Так что мы свидетели и, по всей видимости, будущие жертвы серьёзных событий, как в политике, так и в экономике. У кого в конечном итоге будет больше акций, тот и станет хозяином, а не мы.
   - Ладно, хватит пустых споров. Извините, напомню, что с утра на работу, - начал выпроваживать гостей Анатолий Петрович.
 
5

   Десять лет не работал Егор в цехе, но первую смену на прессовом участке провёл, как будто лишь день отсутствовал. Прессовщицы и наладчики всё те же, молодёжь появилась лишь у слесарей-инструментальщиков.
   Текучки кадров в арматурном после прихода Хиринцева почти не стало. Ещё бы: во времена жилищного дефицита цех своими силами для нуждающихся возвёл трёхэтажный панельный дом, во втором корпусе появился свой буфет, с горячими, из заводской столовой, обедами, а между заводским забором и первым корпусом подрос фруктовый сад, в котором любила отдыхать молодежь, а самые смелые даже в перерыв умудрялась загорать.
   Но о многих изменениях за время отсутствия Егор узнал не сразу. Была даже забастовка, когда арматурщики три месяца терпели без зарплаты, а потом терпение закончилось... Приезжал с деньгами бухгалтер Горьковского автомобильного, куда шла основная часть продукции, молчальники из других цехов завидовали, но на подобное не отважились. Было, и совсем недавно, зарплату одной многотысячной бумажкой получали на троих, аккуратно расписываясь в ведомости за свои причитающиеся суммы, а потом шли искать торговую точку, согласную разменять эту деньжищу, но чаще для размена приходилось что-то купить, порой и не очень или совсем ненужное.
   Главным помощником Хиринцева стал Шлыгин, а не два первых зама. Шлыгин доставал в бартерные времена цеху то, что другие бы не смогли ни в жизнь. А однажды он всех вообще удивил.
   Ещё лет пять назад ушла на пенсию Нина Яковлевна Гагина, самая лучшая сварщица деталей замков. Ордена Боевого и Трудового Красного Знамени. А вот детей из-за фронтовых давних неудобств Бог не дал, из-за этого и муж ушёл, из-за этого и курила много. Покупала только мужичью «Приму». Перед тем как поздравить её с юбилеем, Шлыгин заглянул к Гагиной домой, чтобы узнать какой ей подарок от цеха купить. Та и ответила, что ящик «Примы», чтобы на всю оставшуюся жизнь хватило. В то время эти крепкие сигареты в цехе мужикам выделяли из расчета пачку на два дня, а тут надо целый ящик достать. И ведь достал Николай. Мужики его чуть не избили, но успокоились, узнав, что это не их цеховых фондов, да и Яковлевну всё ещё помнили: сидит с сигаретой за сварочным станком: двойной дым от неё идет.
   Егор записывал теперь в дневник не только события личной жизни и арматурные вести, но и все интересные заводские-городские дела, а потом аккуратно стал вносить в толстую тетрадь и ежемесячно растущие цены на ходовые товары, ход подготовки к первому заводскому акционерному собранию (тоже историческое событие), делегатом которого стал от своего участка. Голосовал не рукой, как в прежние времена, а по доверенности акциями работников всего своего участка. У него и своих было 131 – за трудовой стаж, плюс дополнительно купленные за ваучер и накопленные деньги.
   Избрали совет директоров во главе с генеральным – Улековым, которого не зря ещё до этого именовали с уважением «красным директором». За то, что не рушил больницу и поликлинику, стадион, помогал двум школам и многим ветеранам, успел построить в дополнение к Дому спорта и бассейну в недавно возведённом заводском микрорайоне физкультурно-оздоровительный комплекс. Но и ему пришлось постепенно отходить от своих принципов: денег в кассе становилось всё меньше и меньше.
   Заводской отдел по управлению имуществом стал скупать у своих же работяг, кто победнее, акции. Председателю цехкома арматурного подсказали, чтобы он подал своим пример, мол, гораздо лучше станет, если акции в будущем скопятся в нескольких руках опытных заводчан-руководителей. Он и поддался на уговоры, да и деньги Дряхловым были нужны для обмена полуторной квартиры в панельном доме на трёхкомнатную: подросшей дочери требовалась своя комната.
   Супруга Галина свои акции пока поберегла, и правильно сделала: через год она за них выручила вдесятеро больше, продав их около проходной завода представителю какой-то фирмы, который тут же выложил за покупку солидную наличку. Её хватило на покупку модной семисекционной стенки и мягкой мебели – дивана буквой Г и двух кресел, да ещё и сберкнижка завелась. Дряхловы пригласили обмыть покупки Хиринцевых и Шлыгиных.
   - Анатолий Петрович, - когда мужики вышли покурить на балкон, обратился Егор к начальнику цеха, который давно стал ему другом, - пора подобрать мне профсоюзную замену, мне хочется заняться творческой деятельностью: устроюсь куда-нибудь сторожем, а днём буду писать рассказы, да и повесть в голове начинает складываться.
   - А жить, садовая голова, на какие шиши будешь?
   - Писать и так можно, по вечерам, а вот цехкомовская замена перед тобой, - выручил Николай, - мои снабженческие функции уже цеху не нужны, вот и вернусь и в наладчики, и в предцехкомы.
   - На такой расклад я согласен, - обрадовался Хиринцев.- Но вот что я вам, друзья хочу сказать, только уговор, ни слова посторонним. Позвонил мне недавно из Москвы профессор Орин, предупредил, чтобы я снял со сберкнижек долларовый и рублёвый вклады. Что-то плохое в нашей экономике намечается.
   - У меня тоже плохое предчувствие, - согласился Егор, - я тут анализировал газетные экономические обзоры, да и по телевизору одно критическое выступление бывшего министра почему-то запомнилось. Вот, оказывается в чём дело. Недаром нашего Кириенку, этого киндер-сюрприза, премьер-министром назначили, чтобы за неудачи в случае чего на него сослаться, неопытный, мол.
   - Да, с Кириенко какая-то нервозная торопливость: без году топливный министр, а теперь уже и первый, - поддержал сомнения Николай. Что-то задумывается по-чубайсовски нехорошее.
   - Мужчины, за стол! О чём там секретничаете!
   - Да вот, - нашёлся Хиринцев, - приглашаю друзей на 25 августа на свой день рождения.
   Разговоры через две недели за столом шли не о юбиляре, а о дефолте.

6

   Чем больше задумывался Анатолий Петрович о быстротекущей современной жизни, о том, что он, как старик, начал ворчать по поводу не всегда понятных ему новшеств, тем тревожнее ему становилось за судьбу своего цеха. Что его ждет в новом веке? Компьютеры и сотовые телефоны, удобная бытовая техника, вон как супруга рада покупкам, а ведь и современные модели автомобилей пичкают такими новинками. Замки дверей – с дистанционным управлением, стеклоподъемники – с электродвигателями, двери в некоторых машинах открывают без петель, а отодвигают роликами... Этак и цеху дел поубавится, а, значит, и сокращение предстоит.
   Тоже проблема. Не каждый, если в среднем возрасте, такую неприятность перенесёт. Вот экономист Галина, жена Егора Дряхлова, из ремонтно-строительного цеха была сокращена, да и в самом цехе теперь человек двадцать осталось. Хорошо, что Галя, рассказывал Егор, быстро работу нашла, хоть не по профилю, но всё же по специальности – экономистом в пригородном совхозе, вернее теперь ЗАО – закрытом акционерном обществе – «Тарский».
   А у них вот открытое акционерное общество, да какое же оно открытое – все теперь акции у московского олигарха. Как это случилось, мало кто понял: акции скупали несколько разных фирм, значит, этот Одесский их перекупил, или те мальчики в галстуках на него работали. Вовремя директор Улеков на заслуженный отдых ушёл, люди его добрым словом вспоминают. Вместо него избран генеральным бывший главный инженер Щепкин – технарь отменный, но вот от социалки поспешил побыстрее избавиться, всё в нищий муниципалитет передал, а один детсад продал какому-то азербайджанцу, который из него сделал фитнес-клуб. Потом тот директор его перекупил.
   Да мало ли что в народе говорят. Может, слухи. Теперь он чуть ли правая рука этого олигарха, всеми его машиностроительными заводами ведает. А заводом командует не генеральный директор, а исполнительный, то есть исполняет волю тех, кто им генералит. Мужик с бухгалтерским образованием, в тонкостях производства разбирается мало, зато высшие приказы Петров выполняет очень добросовестно. В правительстве «любимый» народом министр Зурабов ешё только задумал сократить пребывание больных на «дорогих» больничных койках, а их директор уже приказ издал, чтобы заводчанам больше пяти дней больничные не оплачивали. Сам же потом был вынужден отменить глупое решение, но людей такой зурабовщиной запугал.
   Или другое. Вот говорит на совещании, что в Америке на родственных заводах такую же продукцию выпускает народу в четыре раза меньшим числом. И нам надо, Одесский дал команду стремиться к такой же цифре.
   Как же, постремишься. Со станками, которым за пятьдесят лет, со старой технологией. Расходом газа, электроэнергии он тоже не доволен. Но мы же не на Гавайях. А он всё своё твердит – надо уметь организовывать труд на вверенном участке. И вот к такому директору надо идти со своими мыслями о дальнейшей судьбе арматурного цеха. В первую очередь тот спросит о конкретных предложениях. Впрочем, ответ готов.
   Суть предложения в том, чтобы, опираясь на существующее оборудование арматурного, искать в своем городе, а то и по всей области заказы, которые можно выполнить. Дверные внутренние замки, например, хотя их уже выпускают соседи, или что-то похожее на продукцию своего автоматного участка – детали из шестерёнок и осей, петли, в конце концов, для мебельщиков.
   Обкатал свою идею на совещании с цеховыми технологами и двумя замами, а в домашней обстановке с давними друзьями Егором Степановичем Дряхловым, начальником прессового участка, и Николаем Николаевичем Шлыгиным, который наконец-то согласился из наладчиков, не молодой давно, перейти в мастера.
   - В принципе можно, - кивнул головой Егор, - но ведь теперь небольшие партии продукции в моде, на большие заказы никто в последнее время выходить не рискует. Если под будущие детали ещё и самим штампы делать, а они дорого обойдутся, то надо прежде подсчитать выгоду, вдруг её и не будет. А то, что прессы старые, так это не страшно. Наоборот, новые как раз и не нужны, я о многопозиционных прессах-автоматах, а старички будут годны для малых заказов. У меня есть пресс с 1919 года, об этом даже специальная табличка на станине прикреплена, изготовленный в день первого коммунистического субботника.
   - Но мы же не самостоятельная единица, - напомнил Шлыгин. – Вот пусть директор Петров и коммерческая служба ищут нам дополнительные заказы.
   - Хватит голову ломать, завтра к Петрову пойду, а сейчас прошу к столу, жёны нас заждались.
   ...Петров всё внимательно выслушал, потом просил всё подробно написать на бумаге: с техническими параметрами имеющегося оборудования, характеристикой сложных площадей арматурного, варианты конфигураций будущих изделий.
   - Сам я, понимаешь, решения такого принять не могу, передам бумаги в вышестоящую фирму Щепкину, тот, после своего дополнительного анализа, сообщит о предложении в управляющую кампанию Одесского.
   - А, может, напрямую, к Одесскому.
   - Да ты что! А ещё начальник цеха, такой простой вещи не секёшь? Одесский про наш завод знает лишь по бумагам, ни разу на нём не был и не собирается. У нашего Щепкина, если по советским меркам, должность соответствует почти что министру автомобилестроения, начальнику главка - это точно, но и он этого Одесского видит очень редко. Тот только раз в полмесяца встречается с руководителями его управляющей компании, а в промежутках лишь отчеты просматривает, какая цифра не понравится – всего один грозный звонок по телефону. Да и глядит, наверное, в тех отчетах колонки прибыли или убытков.
   Про Одесского в народе слухи ходили разные: обычный пацан с городской химической окраины, в стройбате у него прозвище было Сопливый, а вот удачно женился на дочери большого чиновника, который стал любовником, а потом мужем знатной дамы из Семьи. Седой глава той Семьи и поделился кошельком с новым дальним родственником. Отсюда у Сопливого и денежки на покупку огромных заводов, газеты и пароходы ему пока не нужны.
   Коммерческая служба, выполняя задание Петрова, подыскала арматурщикам взамен тающих старых дел малюсенькие заказы, на большее пока рассчитывать не приходилось.
   Директор к поднятому Хиринцевым вопросу не возвращался, а начальник цеха напоминать о ранее сказанном не решался. Он теперь подолгу сидел в своём кабинете, не выходя в цех. В нём знал каждый пресс, станок, ход сборки замков, петель и стеклоподъемников контролировал по ежесменным отчётам, а нужные распоряжения, прекрасно разбираясь в ситуации, давал на утренних или вечерних планёрках. Бывать чаще всего любил в ШИХе – штампово-инструментальном хозяйстве, где есть такой же станок, какой у него когда-то был в молодости, на котором он и заработал себе трудовую славу, да ещё обязательно заглядывал на прессовый участок. Тут другая причина: прессовщицы, чтобы заработать побольше, часто нарушали технику безопасности, от чего и, бывало, попадали женские пальчики в опасную зону, между пуансоном и матрицей, штампа. А когда он был на участке, то все работали по правилам – сколько своим присутствием травм предотвратил!
   Вот и сегодня он побывал в начале вечерней смены и в ШИХе, и на прессовом участке, потом ещё посидел в кабинете, знакомясь с отчётом первой смены. Ещё день-другой и начнётся отставание по корпусам к левым замкам для «Волги», за тридцать лет начальствования он научился предвидеть такие ситуации, когда вроде бы внезапно отсутствие то одной, то другой мелкой деталюшки тормозило сборку. Пригласил к себе начальника смены, сказав, чтобы на прессовом участке начали вырубку левых волговских корпусов и далее, с накоплением полуфабриката, шли по техпроцессу, чтобы к началу утренней смены первая сотня изделий была готова к отправке на галтовку.
   Вышел из проходной в осеннюю слякоть, направился к автобусной остановке. Обычно домой, в девятиэтажку, на северную окраину города, он ходил пешком, всего-то два километра, но в последнее время уставать что-то начал. Не успел войти в салон пазика, как ему юноша, сидевший рядом с дверью, уступил место. Сел, конечно, поблагодарив, но и неприятно стало – уже второй раз ему, не старик ещё, уступают мягкое сидение.
   «А ведь и, правда, старик» - подумал Хиринцев, глядя в прихожей на себя в зеркало.
   - Мать! - крикнул он в кухню супруге, - мне уже в автобусе начали место уступать! Дожил!
   - А что ты хотел! Внучка техникум уже заканчивает, того и гляди, что прадедушкой станешь, шестьдесят пять уже! Тебе директор про уход на пенсию не намекал ещё? Мне, помнишь, десять лет назад как сказал главный технолог, что молодым дорогу надо давать, так я сразу и ушла.
   После ужина Анатолий Петрович снова подошёл к зеркалу. Да-а. А вроде всё молодым себя чувствовал. Но залысины-то, залысины какие! А виски – седые же. Вроде привык, что такой. А ведь и, правда, возраст не обманешь. Взять хоть телепрограммы, современных певцов знать не знает, музыку их не понимает, да что концерты, некогда любимые и обязательные программы «Время» и «Вести» давно не смотрит, надоело, да и неинтересно стало, довольствуется раз в неделю итоговыми аналитическими программами. А «Вести» ныне хороших вестей не дают: то взрыв, то убийство, то очередной провал в экономике. А одеваться как стал! За последние годы ни одной обновки, привычным довольствуется, а ведь когда начинал начальником цеха и заочно в вэпэша учился, так самым модным был. И в сорок лет выглядел чуть ли не на двадцать пять, зато после пятидесяти что-то быстро сдавать стал, хотя и не болел, не считая двух, с перерывами в двадцать лет, приступов, в больницу клали, острого гастрита. Курить давно бросил, выпивает в меру. И всё же старик, выходит.
   - А что, мать, у нас на кухне ныне пусто? Где все?
   - Внучка уже спит давно, ей завтра в четыре утра вставать – всем курсом едут в Выксу на металлургический завод на экскурсию. Сын с Еленой ушли на встречу с однокурсниками, их группа всё лето время встречи, перезваниваясь, переносила, вот и дождались октября. Скоро должен придти, десятый час уже.
   И точно, пришли, открыв своим ключом дверь, Виктор с Еленой, сразу в свою комнату. Потом, переодевшись в спортивный костюм, сын вернулся на кухню. Он обычно молчун, а как выпьет, хоть немного, бывает слишком разговорчив. Лучше бы наоборот.
   Двадцать лет как техник-технолог, и всё в этой, без повышения, должности. Не в отца. Анатолий Петрович, когда сын закончил техникум, предлагал ему место мастера петельного участка в арматурном – не захотел быть под опекой отца, и зря. Много лет чертил детали к новым станкам на опытно-экспериментальном заводе нестандартного оборудования, который первым в городе, ещё в год шоковой терапии, оказался не нужен республиканскому тресту. Перешёл в техотдел завода сувениров, тот скоро стал банкротом. Устроился на завод слесарно-монтажного инструмента, но и там, не по своей вине, не задержался – и этот чуть ли не гигант новые владельцы довели до почти полной остановки. С трудом, на этот раз всё же понадобилась помощь отца, был принят в сельхозтехнику, спасибо директору Илаеву, технологом. Теперь нет, увы, Илаева, царство ему небесное, сумеют ли новые чужаки-хозяева сохранить производство?
   - Пап, я с тобой поговорить хочу. Почему у нас в городе так своим выпускникам не везет? Кто уехал куда, там - в больших чинах, кто остался здесь - в маленьких. Саша Машков в Волгограде – директор департамента в областной администрации, там же, на «Баррикадах», Василий Бакулин - начальник кузницы, в Пензе Василий Смирнов дослужился до замглавы города, Слава Шевяков в Нижнем - главный инженер металлургического завода. А у нас Юра Шишин, ты его знаешь, бригадир станочников в сельхозтехнике.
   - Ты ещё дворника Соснихина припомни!
   - Так он не с нами закончил, на четвёртом курсе два года учился, но он уже тогда пьяницей был. А ты, пап, Вальку Плескова из Ворсмы помнишь? Мы с ним все четыре года рядом сидели.
   - Да. А с ним-то что?
   - Просил узнать, не возьмёшь ли его к себе в цех на работу. После техникума долгое время в отделе главного энергетика на заводе складных ножей, пока тот окончательно не закрылся, работал, потом приняли на соседний, медико-инструментальный. Цех хирургических инструментов продали, из огромного игольного корпуса на днях стали вывозить все нужные станки. Вальку, механика игольного, предупредили, чтобы подыскивал новую работу.
   - Нет, к себе взять не смогу, у нас же недавно должности одного моего зама и обоих начальников смен сокращены, на каждом участке по одному кладовщику оставили, убрали одну гальваническую линию и шесть гальваников. Вот в нашем подъезде, этажом ниже, Валя Зуева живёт, соседка почти, но и её, хоть полгода назад всего пятьдесят исполнилось, пришлось на пенсию выпроводить, как раз ей по вредному стажу подходит. Я сам, - сказал неожиданно для себя, видно тяжелый день дал знать, - на пенсию собираюсь уходить.
   - Так тебя же ценят!
   - Уходить надо в свое время, как Улеков. О нём вспоминают только хорошее, а задержался бы до нынешних трудностей, то добрых бы слов не дождался. Ладно, сын, ты устал, иди спать.
   Утром у подъезда увидел Валю Зуеву, вернее, она первая поздоровалась с ним, а то бы он её не узнал: так за эти пенсионные погода постарела!
   А в цехе неприятная неожиданность. В литейке случился пожар, хорошо, что дежурный электрик, включивший для разогрева алюминия печь, через пламя сообразил выключить рубильник, а потом стал засыпать литейную машину песком. Руки обгорели.
   Замначальника утром доложил о принятых мерах.
   - Да нам в цехе давно все электрокабели, в советские времена ещё проложенные, надо менять, и крыши над обоими корпусами необходимо капитально отремонтировать и укрепить, сколько уже случаев обвала перекрытий было, и в газетах об этом писали, и по телевизору показывали. Вы бы, Анатолий Петрович, доложили всё директору.
   - Я сам об этом думал, но как бы нам самим хуже от такого разговора с директором не было – наш Петров на неприбыльные затраты давно не идет. Но всё же сказать ему обо всех наших бедах надо – хоть своя совесть будет чиста.
   Услышав о необходимом капитальном ремонте, директор чуть не заорал на Хиринцева:
   - Да мне лучше от вашего цеха вообще отказаться: новых заказов не будет, а для своего производства кузовной арматуры нам и четверти цеха хватит. Или вообще корпуса кому-либо продать, - продолжал кричать Петров. – Продать!? А что, это мысль, надо позвонить о своей идее Щёткину, наверняка одобрит! А ты, Петрович, пока готовь списки на очередное сокращение – твоя арматура ГАЗу почти не нужна, так, на запчасти и кое-что по мелочи. На этом деньги теперь не сделаешь.
   Хиринцев возвратился к Петрову вечером.
   - Так быстро список на сокращение приготовил?
   - Только на одного человека. На себя. Увольняюсь по возрасту – мне шестьдесят пять, устал лямку тянуть. Замена готова – предлагаю начальником цеха назначить Егора Степановича Дряхлова, начальника прессового участка.
   - Ну, это мне решать. Две недели, пока замену подберу, поработаешь, дела передашь.
   - Значит, не Дряхлов?

7

   Новый начальник цеха, юрист по образованию, прислан из Горького для бесконфликтного сокращения большинства арматурщиков и поиска покупателей на освобождающиеся производственные площади, благо, что они находятся рядом с забором и их можно выгородить со своей проходной в независимую от остального завода территорию. А перемещением годного оборудования в прессовый и механический цехи (остальную часть можно пустить на продажу) взялись монтажники отдела главного механика. Три корпуса цеха заперли на замки, ключи от которых выполнивший свою миссию начальник цеха перед возвращением из заводской гостиницы домой, на ГАЗ, сдал в отдел по управлению имуществом.
   Николю Шлыгину нашлась работа на полставки – заместитель председателя заводского совета ветеранов. Сам председатель по состоянию здоровья бывал только на торжественных мероприятиях, когда надо посидеть в президиуме. И такой прибавке к только что оформленной пенсии Шлыгин был доволен, а ещё больше рад тому, что ещё долго не придется сидеть без привычного общественного дела дома. Егор Дряхлов переведен в прессовый цех сменным мастером.
   А от покупки арматурного цеха потенциальный покупатель отказался: ровно через десять лет после российского дефолта начался мировой финансовый кризис, злой зубастой рыбой переплывший через океан, ужом приползший из Европы в Москву, а потом добрался и до маленьких городов.
   Вот и Егор стал в семье единственным кормильцем: ЗАО «Тарское», где была экономистом его супруга Галина, давно жило от кредита к кредиту, а когда пришло время отдавать заёмное в очередной раз, банк его не выручил. Кому финансовый кризис, а кому мать родна: долги взял на себя какой-то богатенький москвич.
   У Анатолия Петровича тоже неприятности: остался без работы младший Хиринцев. Вот только когда стала ясна политика новых владельцев, купивших сельхозтехнику – она им нужда была как залоговая база для очень и очень больших кредитов на другие цели. А теперь от сельхозмавра можно и отказаться.
   Хиринцев иногда звонил Егору, узнавая заводские новости. У Николая по сотовому выспрашивал про то, как живут теперь бывшие подчинённые, кто из них нашёл работу, а кто бедствует. Особо взволновали его похороны дважды орденоносной сварщицы Гагиной, от нынешнего заводского руководства проводить-помянуть никто не пришёл, героиня войны, чей портрет красуется в школе, позабыта. «Может, и обо мне не вспомнят, когда время уйдёт» - думал Хиринцев, сказавший у её могилы, больше некому, прощальную речь.
   А через день снова похороны: удавился супруг Вали Зуевой: только-только взял кредит на покупку квартиры женившегося младшего сына, как и его сократили, и сына тоже, а срок выплачивать кредит наступил, пропустили один месяц, на второй нервы у старшего Зуева не выдержали... И снова Хиринцеву пришлось держать слово у могилы – Шлыгин именно его попросил, как соседа покойного по подъезду.
   После поминок в заводской столовой Хиринцев прошёл в дверь, ведущую на завод, подошел к главному входу в арматурный цех, поцеловал замок и уселся на прислонённый к двери ящик, говоря всем проходящим, словно Кутузов в Филях:
   - С потерей арматурного не потеряна Россия!
   С тех пор он часто приходил сюда, вахтёры в проходной уже узнавали безвредного, чуть тронувшего умом, старика, который садился на привычный ящик и говорил каждому, что с потерей арматурного не потеряна Россия, дожидался конца смены и вместе со всеми уходил за ворота. Там становился нормальным человеком, пока снова не попадал к своему бывшему цеху...