Лестница в Небеса

Она спустилась к нему по пожарной лестнице сама, как ангелы спускаются на грешную землю. Почему-то он сразу отметил это и прозвал её Сумасшедшим Ангелом. Она спустилась и присела рядом с ним на корточки. У нее были длинные неровно стриженные волосы, кудрявившиеся у кончиков. Она их поднимала в стиле 60х годов прошлого века. На ней было надето летнее платье и джинсы. На одной руке красовалась красная капроновая перчатка. Он задумчиво оглядел ее и вновь уставился на заходящее солнце. Она села на попу, свесила ноги и достала из ксивника овально-удлинненые темные очки.
- меня зовут Белка – сказала она неожиданно низким хрипловатым голосом – а тебя я знаю. Я переехала сюда неделю назад.
- Я – Сид, бродячий музыкант. Сейчас безработный – горько улыбнулся он.
- Я тоже немного музыкант – проговорила она, щелчком отбрасывая осенний листик, оставшийся с прошлого года, когда ее еще здесь не было. Пахло летней ночью, хотя она еще и не началась.
- Здорово. А на чем ты играешь? – заинтересовался Сид, поворачивая свое задумчивое красивое лицо к ней. Его длинные волосы были на пару оттенков светлее ее волос, да и немного короче, но в сущности прически были похожи.
- На флейте и фортепиано. Подыгрывала на перкуссии, но так и не села за установку – поведала она, глядя в закат.
- Хм. Я играю на гитаре и ударных. – немного повеселев, сообщил он.
Они еще посидели молча, потом она встала и вернулась к себе. «на небо» - подумал он.
Он поднялся и ушел в окно. Принял душ, включил телевизор, уселся на диван и положил ноги на табуретку. В телевизоре Брюс Уиллис отстреливался из автомата в засаде в каком-то здании. То, что надо, подумал Сид.
Около половины первого вдруг в открытое окно заглянула Белка. В ее руке была бутылка виски. Сид встал с дивана и достал две чашки из шкафика.
- придется пить из них, все стаканы мне уже перебили – улыбнулся он. Белка с готовностью приняла свою чашку и налила туда виски.
- Да что там, у меня вообще пить не из чего – посуда еще не приехала. Ем где попало, пью из бутылок… - хихикнула она.
- Не спится тебе? – поинтересовался он.
- Я зверек ночной – рассмеялась она.
Они одолели уже полбутылки к тому моменту, как она засобиралась. Он пообещал ее завтра разбудить, чтобы помочь ей разобрать вещи в коробках. Она оставила ему виски и растворилась в темноте за окном. Он не стал пить, завел будильник и вырубился.
Утром он вошел в ее окно и поразился пустоте ее спальни – она спала на здоровенной двуспальной кровати с балдахином, но больше в комнате ничего не было. Во сне она вновь напомнила ему ангела – ее вьющиеся волосы разметались по черной подушке, она улыбалась, как ангел милосердия. Он легонько потряс ее за плечо. Она мгновенно проснулась и абсолютно живым голосом поинтересовалась, сколько же сейчас времени.
- Полдесятого – с готовностью ответил он.
- Пора вставать – заметила она и выбралась из-под голубого одеяла с медведем. На ней был надет милитари-топик и летняя юбка. Сид остался ждать ее в спальне, а она ушла на кухню за завтраком.
Он застелил ее постель. Она вернулась и сообщила, что еды полно, но есть негде, придется выползти на лестницу. Так они и сделали. Сид и Белка пили йогурт и ели булочки с маком, свесив ноги с тринадцатого этажа и роняя крошки прямо на головы спешащим на работу людям.
Когда последние капли йогурта были с шумом всосаны, она легко побежала на кухню, чтобы выкинуть мусор. После этого они взялись за уборку.
В каждой коробке с вещами имелись сюрпризы – Белка была явно рассеянным творческим человеком. В коробке с «икейским» тряпичным шкафом дополнительно имелась пара трусов-танга и чашка с отбитой ручкой. В коробке с занавесками в комплекте с явным содержимым были комплектованы игрушечная кошка и ноутбук, который Белка обыскалась со дня переезда. Они знатно повеселились, разгребая коробки. Потом Сумасшедший Ангел предложила ему пообедать в кафешке напротив. На ее деньги, он ведь не работает.
Они вышли из подъезда – странная парочка – девушка в белом простом платье и босиком, и парень в одних джинсах. В кафешке они выпили по кружке пива и съели тарелку бутербродов с сырокопченой колбасой. На них смотрели то ли как на психов, то ли как на блаженных мира сего.
После обеда они забрались обратно на небо и стали пускать бумажные самолетики. Они отлетали, легко выделывая мертвые петли и всяческие бочки, и уносились вдаль. Только почему-то ее самолетики улетали вверх, а его направлялись вниз. Плавно садились на крыши низких домов, улетали далеко, но все же… Она объяснила ему, что это женские руки запускают самолетики так, что они летят дольше и дальше. Он решил, что этот факт недоказуем и придется принять его как аксиому.
До ужина они успели поставить в ее комнате гардероб и наполнить его одеждой. Белка была очень рада, потому что в одежде обнаружился электрочайник и банки с кофе и чаем.
На ужин они ели курицу-гриль и пили чай. Потом спустились к Сиду и пили виски. Потом сидели на лестнице и играли – он на гитаре, а она на флейте. Еще она пела. Низким непрофессиональным голосом старые песни, хиты классического рока. Он просто молча играл. А она подхватывала и пела. Или играла.
Они разошлись часам к трем. Он подоткнул ей одеяло и предупредил, что завтра снова придет ее будить. Она улыбнулась засыпая.
Дома он долго думал, что же с ним происходит. Нет, надо будет узнать ее получше, решил он.
Утром он поднялся к ней в рай и разбудил ее игрой на гитаре. Он не хотел касаться спящего ангела. Он сидел в углу ее странной спальни с гардеробом красного дерева и громадной кроватью, и тихо играл «Лестницу в небеса». Она проснулась и сказала, что это одна из ее любимейших песен. Он отметил это как еще одно доказательство ее неземного происхождения.
Завтраком им послужили яблоки, купленные вчера через дорогу у старой женщины, которую они видели впервые. Она почему-то захотела купить яблоки именно у нее. Ну что же, рассудил он, она знает лучше.
После завтрака она заявила, что привезли остальную мебель и что она стоит в коридорчике между квартирами. Они внесли в ее огромную спальню трюмо и туалетный столик. На потолок повесили какие-то драпировки и герб в виде глаза на фоне двухцветного щита – зеленого и фиолетового. Люстра была тяжелая и увешанная какими-то хрустальными побрякушками. На пол она сама постелила мягчайший ковер – ноги тонули в ворсе на палец.
На обед они ели пирожки, которые он сбегал и купил в кафешке. Пирожки были с яблоками и их было много. Всю эту вкусноту они запили чаем.
В кухню они поставили обычный столик и повесили простые посудные шкафики с мозаичным стеклом. Стулья были деревянные раскладные, две штуки. Пока она расставляла тарелки (в которых, кстати, были найдены разные тюбики с мылом, шампунем, зубной пастой и гелями для лица), он привинчивал красивый смеситель с одним рычажком в виде кошачьей лапки.
Она рассказывала ему про свое детство, про чемодан сказок, про музыку и про кошку Асиньку. Он рассказывал ей про школу, про первую гитару и про первую девчонку. С ней было легко говорить, она умела и хотела слушать, неожиданно он понял, что не может остановиться. Он говорил и говорил, рассказывал и рассказывал, а когда кончились слова, принялся петь. Она не была удивлена. Она слушала его с большим интересом. Приняла это как должное.
Впервые она ужинали у него. Ели хлеб с маслом и красной икрой, оставшейся с его дня рождения. После ужина, он извинился и сбегал на первый этаж за почтой. Консьержка спросила его, знает ли он некую Белку? Он ответил, что да, она его соседка сверху. Милая девушка, сообщила женщина. Но совершенно не в себе.
Она ждала его с нетерпением. Он принес пару писем. Ей корреспонденции не пришло. Она не удивилась, и заявила, что завтра к полудню привезут пианино и они будут его ставить в маленькой комнате. Он пообещал, что разбудит ее точно в полдесятого.
Виски кончился, так что они просто сидели на пожарной лестнице и пели. Он играл, изредка путая аккорды, а она пару раз сфальшивила. На трезвую голову оно, конечно, не очень петь, решил он. Бросаются в глаза недочеты и просчеты. Но так их проще исправить, напомнила она.
На ночь он спел ей «Since I’ve been lovin’ you», которую она тоже безумно любила. Она подпела ему в тех местах, где он не доставал. Он сказал, что скучает по своей умершей маме. Она погладила его по голове и сказала, что это бывает, чтобы он не грустил.
В постели он вспомнил, что она много вспоминала о своих родителях. Но у нее они живут где-то далеко. Они стали не такими, какими были в ее славной саге о детстве. Они больше не любили друг друга.
Утром он снова вошел в ее окно и сел на ковер у кровати. Сумасшедший ангел спала, свернувшись калачиком под тонкой простыней. Лицо ее было тревожно, но потом разгладилось и улыбка снова озарила ее спящие губы. Он стал наигрывать «I’m steel loving you», она присела на кровати и спросила его, почему он так точно угадывает ее самые любимые песни. Он пожал плечами, посмотрел в окно, а потом сказал каким-то тихим голосом: «А мне мама приснилась» Белка таинственно улыбнулась и пошла на кухню варить кофе.
Ему действительно снилось, как Белка открывает дверь в ванную, а там на самом деле лестница наверх. Они поднимаются в какое-то поле, обычное поле средней полосы, заросшее кашкой и тимофеевкой. В поле гуляю какие-то люди – играют в мяч, купаются в пруду и запускают бумеранги и воздушных змеев. Вдруг одна женщина подошла к ним и он увидел, что это его мать. Она погладила его по щеке и прошептала: «Не грусти об мне. Мне хорошо, когда ты грустишь мне становится плохо». Потом она попросила Белку позаботиться о ее сынке и тут запищал будильник. Он снова и снова вспоминал этот сон, ставя пианино, крутящуюся табуреточку и помогая свинчивать диванчик и стеллажи. Белка заполняла их книгами, а он пылесосил кресла. Потом он сел на диван, а она сыграла ему «Feelings» и «Beauty and the Beast».
Он провалился куда-то в нирвану, пока она играла.
Они пообедали каким-то чудным сочетанием лапши быстрого приготовления и свежего бифштекса. Он смотрел, как она ест – болтает с полным ртом какие-то глупости и небылицы, смеется…Да, подумал он, еще чего не хватает, влюбиться в Сумасшедшего Ангела.
Днем они отправились гулять по городу. Не осматривали никакие достопримечательности, просто шатались по улицам рука об руку и переговаривались отрывочными словами. Люди, спешившие по делам никак не могли понять, сумасшедшие они или блаженные. Сид шел босиком в старых драных джинсах, с гитарой наперевес, а Белка шла в клетчатой рубашке, завязанной узлом и цветастой юбке, с флейтой. Иногда их разговор принимал музыкальную форму и они пели старые песни, рок-н-ролл.
Они вернулись к ужину, уставшие и счастливые. Сид наделал бутербродов с ветчиной и угостил Белку. Она сидела на стуле, поджав ноги и болтала. Он слушал мирное звучание ее голоса. Она встала и обняла его сзади за шею. Он обернулся и поцеловал ее.
Эту ночь они провели вместе, в ее комнате, в ее кровати. Она смотрела а него с некоторым сожалением.
- Ты жалеешь, что я смертный? – вдруг спросил он.
- Чего? – не поняла она.
- Да нет, ничего – спохватился он.
Он видел в темноте ее округлые очертания, распахнутую рубашку и кудри и вспоминал… Вспоминал клип Guns’n’Roses «Don’t cry», но не в той негативной точке зрения, как там. Именно это время, восьмидесятые…
- С первой минуты мне показалось, что ты потерялась во времени – задумчиво сказал он ей.
- Возможно, так и есть. Моя жизнь – сплошной рок-н-ролл конца семидесятых - начала девяностых – горько улыбнулась она.
- Но ты же не знаешь этого времени, ты только слышала музыку…
- Нет. Я знаю. – с какой-то абсолютной уверенностью заявила она. И он подумал, что да, раз она так говорит, значит так и есть.
Они разговаривали до утра. А часам к пяти они заснули – полуголые на одеяле, взявшись за руки. Из окна тепло дуло утром.
В одиннадцать она проснулась от того, что он играл песню «Angie», сидя на краю кровати. Она встала на колени и обняла его за шею. У нее были теплые после сна руки и от нее пахло сладковатыми духами «Cerutti», которые она так любила. Сид просто сидел и играл, а Белка просто прижалась к нему и слушала перезвон струн.
Он доиграл, положил гитару на пол, взял Белку на руки и понес в кухню завтракать. Там уже лежали четыре сваренных им яйца.
- Делаем «яичко из детства»! – объявил он.
- Ура! – завопила Белка и свалилась на стул.
Они позавтракали и выбрались на солнышко на лестницу. Она вышла первой, и он увидел то, чего не видел ни разу.
Белка стояла лицом к нему. На ней была рубашка в клеточку, завязанная узлом, закатанные джинсы в обтяжку, длинные немного вьющиеся волосы разметались по плечам. И он понял. Понял, что вот она, то, за чем он гонялся. Обманувшая время Сумасшедший Ангел.
Она посмотрела ему в глаза и сказала «Ну что же, ты меня рассекретил». И тут она сделала то, чего он ждал с самой первой минуты знакомства.
За ее спиной распахнулись крылья, напомнившие ему крылья ястреба, только в сильно увеличенном варианте.
- Иди сюда, не бойся. Я тебя конфискую из этого страшного мира, где все забыли правду. Где рок-н-ролл умер, где родился коммерческий рок. Мы улетаем туда, где все только начинается. Где бунтарская наивность не кажется глупой, где люди выражают радость стихийно, не сдерживая эмоции. – она протянула ему руки, на ее шее блеснул серебряный кулон в виде глаза. Сид протянул руку и коснулся ее теплых пальцев.
- Хочешь со мной? – спросила она его тревожным голосом – ты должен сам решить.
- Конечно хочу – сказал он – неужели ты бы отказалась на моем месте?!
- Тогда держи – улыбнулась она. В ее руке сверкнул точно такой же медальон, как и у нее на шее.
Сид надел его и почувствовал, что у него тоже появились крылья – серые с белыми разводами внутри и черными снаружи. Он протянул руку Белке.
***
Сейчас уже много всякого придумали. И что дом горел, и что стреляли в них… Я-то, как сторожил, помню, мне и верят. Ничего там не горело, ребята сами прыгнули вниз с тринадцатого этажа. Сам видел. Паренек и девушка. Двое сирот, кажется. Этого уж я не помню. Зато неплохо помню их самих. Они были такие… ну неприкаянные что ли. Ходили босиком по улице и играли песни на гитаре и флейте. Да вот скорей всего то ли депрессия у них была, то ли действительно несчастные сироты грустили о потерянных родителях.
Хотя чего там судить, они даже после смерти не отпустили рук друг друга и лежали на земле с улыбками, счастливыми улыбками на бледных лицах. Из уголков их губ текла кровь. Но в глазах у них было такое… даже не знаю… словно бы знали свой путь наперед. Бедные ангелки…
Ну да ладно, вам же не это надо узнать, вам же про новый памятник и как до него дойти…