Два ярких события

Для того меня послали в этот мир невидимкой, чтобы я оберегал тебя, ну или это так считается, так принято у славян, что у каждого из них есть по одному меня, то есть по Ангелу-Хранителю. Я всегда был с тобой рядом, за спиной, сбоку, сверху, снизу, ты спал, а я нет, ты ел, а я нет, ты любил, а я… Любил только тебя. Ты живешь уже 22 года в том же доме и в той же квартире, куда тебя принесли родители, когда ты родился в Первом городском роддоме на площади Освобождения, ты сидишь на лавочке возле подъезда уже 22 года, грызешь семечки, пьешь пиво, иногда заходишь в школу№60 по улице Украинской, где 11 лет проучился. Ты женился в 21 год на девушке, которая живет в том же дворе, что и ты, только в доме напротив. Я веду твою жизнь в своей книге, отмечаю добрые дела, ставлю галочки напротив твоих проделок, зачеркиваю плохие поступки, потому что люблю тебя искренне и не хочу, чтобы ты был покаран ТАМ за то, что обманывал родителей, говоря им, что в школе, а сам с пацанами в гараже уже заводишь отцовскую машину и катишь куда-то 15-летний без прав. Друзья уважают тебя за это, за доброту и бесшабашность. За детскую непосредственность, за юношеский максимализм. Компания, в которой ты общался, была не большая, но безумно сумасшедшая и дружная. И естественно, в ней была твоя первая любовь, но ты пытался об этом забыть, так как она банально любила тебя как брата. Но я сейчас пишу вовсе не об этом. Это как предисловие о тебе, некий образ такого парня, жизнь которого просто течет. И ничего не происходит. День сменяется ночью, зима – летом. Скучно. Может быть именно от скуки ты и женился. Твоя компания не была рада выбору твоей дамы сердца, но тут ничего не поделать, ты для них был важнее, твои решения принимались и не обсуждались. Свадьба. Она забеременела. Девятый месяц подходил к концу, а точнее к началу всех начал, к рождению твоего сына.
Павел был несказанно рад грядущему событию, ведь это же рождение новой жизни, это то, что изменит его жизнь. Он так хочет заботиться о сыне, растить его и верить в него. Сегодня ему домой позвонили из Первого городского роддома на площади Освобождения. Ольга подарила жизнь маленькому синему лучику. Радости Паши не было предела, он тут же обзвонил всех друзей из гоп-компании, через час все собрались. Поход предстоял близкий, роддом в 15 минутах ходьбы «под шофе» от Пашкиного дома. 7 июля 2004 год. Вечерело. Радость разносилась по округе. Баллоны с краской уже гремели шариками во флаконах, струя краски распылялась на асфальт разноцветными буквами в признании в любви и благодарности за сына! Свершилось!
Через окно четвертого этажа родильного отделения Оля улыбчиво махала нам рукой, слезы радости стекали по всем нашим щекам. Мы обнимали Павлуху, прыгали на него, обливались шампанским и водкой. К Оле подошла врач и явно сделала запрещающий жест рукой. Оленька улыбнулась ещё раз и скрылась в окне палаты. Мы поняли, что ей надо отдохнуть после родов. Выписка назначена на 10 июля.
Я на радостях торопилась на вечернюю электричку в деревню на три дня, чтобы 10 июля вернуться и пойти со всей нашей компанией встречать Ольгу из роддома. Три дня пролетели очень быстро, но как-то на подсознательном уровне не радостно и волнительно. В предчувствии дурного. Рано утром 10 июля меня разбудил стук птичьего клюва о стекло окна. Я поняла, что пора ехать в город. Электричка идет час, потом от вокзала до дома 30 минут на авто. Подъезд. Квартира. Клочок бумаги в дверях. Записка корявым почерком: «Малыш, ты где? Плохая новость. Умер Малой, вчера похоронили…». Не осознавая ничего перед собой, в груди горело, в горле ком, бежала в дом напротив. Второй этаж. Двери не заперты. В квартире толпится народ. Павлухина мать сидит на кухне, отец в коридоре. В его комнате никого. Лишь портрет. Его портрет, перевязанный черной лентой. Стакан водки. Хлеб. И ничего больше. Никого. Я и Он.
Не помню, сколько минут, часов, дней я провела перед портретом. Помню, как пришли друзья и забрали меня туда, где мы часто собирались все вместе. Было темно и была гроза. «Что случилось? Где Павел, где Оля, сын?» Мне казалось, что меня никто не слышал. Запах табачного дыма, водки. Перегар от ребят делал душе ещё больнее. Казалось, сердца нет, лишь та записка, и корявый почерк «… умер Малой…». Я думала, это сын, думала это сын Павла умер, маленький малыш… Как его хоронили, что за смерть, где настигла, почему так?? … эти пожизненные, мучительные вопросы не оставляли разум не на секунду. Где Ольга, где сын? Что с ними, а главное, как теперь жить, зная, когда исполняется год ребенку, так же исполняется год, как нет его отца в живых. Нет Павла. 10 июля 2004год.
Малой - это мы так называли Павлуху, возможно из-за маленького роста. Он ценил жизнь и готов был для каждого сделать что-то, лишь бы доброе. Чтобы видеть улыбку. Ведь в его жизни ничего не происходило, все шло своим чередом, весна сменялась осенью, первый звонок в школе сменился последним звонком.
Друзья рассказывают мне историю: «Иванна, ты уехала на вокзал, а мы пошли дальше радоваться Павлухиному счастью, затарились горючим и продуктами, завалили в его квартиру. Ночь. А нам хорошо, мы не следим за сменой стрелок часов, мы ждем только 10 июля, чтобы забрать Олю и сына из роддома, ждем тех минут, когда Паша сможет взять на руки сынишку и показать нам свою гордость. Закончились сигареты. Макс хотел было сходить купить, но Паха сам захотел пройтись и выскочил за дверь. Мы ждали его, ждали сигарет. За картами и водкой прождали полтора часа, его все не было. Стали собираться на поиски. Второй этаж, темно. Спускаемся, наткнулись на что-то. На тело. Максим подсветил зажигалкой, это лежал Павлуха. Спъяну, мы решили, что он допился и просто рухнулся спать. Утром протрезвели, но Пашка оставался лежать все в том же положении. Мы стали будить его, обливать водой, толкать. Но бестолку. Вызвали скорую. Реанимация. Аппараты искусственного питания и дыхания. Диагноз: Эпидуральная гематома, образовавшаяся при тяжёлом переломе черепной коробки, а так же при разрыве находящейся под ней артерии. Сильнейшее кровоизлияние в мозг. Ругань врача: «ПОЧЕМУ сразу не вызвали скорую?» Но откуда мы знали, все пьяные как свиньи. Черт подери. Его смерть на наших руках, на наших грешных душах. Не уберегли. В реанимации он пролежал день, врачи сказали, что лежать ему так всю жизнь – овощем. Кто дал согласие на отключение его от аппаратов? Но его отключили. На этом все. Мы были рядом. Оля все так же в больнице. Как смотреть ей в глаза теперь?»
Какие-то обрывки фраз, как резанные на куски кадры фотопленки, стаканы с водкой, слезы, сопли. В подробности похорон я не вдавалась, попросила только показать место, где теперь застыл в вечности мой друг. А в голове крутилась одна лишь мысль, ведь всё это время меня любил он и хотел создать семью со мной. Так смерть его - это неизбежность? Независимо от того, с кем бы он построил свою судьбу? Боюсь говорить об этом, но на месте Ольги могла бы быть я? Или если бы я была на месте Ольги, всё было бы иначе? Я видела некий упрек в глазах друзей.
С тех пор мы не собираемся вместе. А я… Я даже ни разу не видела его сына, мне сказали, что он очень похож на Пашку. Я поверила. Поверила на слово. Наша дружная семья распалась.
Причина ли этому – смерть? Так глупо звучит. Она должна была объединить всех их? Но получилось наоборот, одно звено выпало из цепи и цепь не подлежит ремонту ювелира. Девушка Иванна спрашивала не раз у меня, где я был в то время, когда Павел вышел из дома за сигаретами? Почему я сам не пошел, а послал его. Или, быть может, я тоже был пьян. Что я за Ангел-Хранитель. Наверное, меня и вовсе нет. Это все славянские выдумки, чтобы было на кого вину повесить. Чтобы было кого упрекнуть в смерти. Это я не уберег, это я не сохранил. Прости меня, Павлуша, твой сын будет защищен теперь вдвойне, я приложу все силы свои ангельские, я договорюсь везде, где нужно. Ты веришь мне? В твоей жизни было два ярких события: Первый звонок и рождение сына. Твой уход на моей совести.