Сонечка или Философия ошибок чужой юности

       Как и обещала, смиренно и назидательно, посвящаю
       сие сочинение своей сестрёнке Дарьюшке, моей
       единственной сестре и преданному товарищу…

       С благодарностью ко всем, кто меня вдохновил
       на писательство и дал мне возможность
       творческого уединения в собственной комнате
       за собственным компьютером в своё же собственное
       свободное время…

       А также в память моей кошке Муське,
       которой довелось встретить смерь под колёсами
       автомобиля 23 июня 2005 г.

       Автор.


       Я помню, где-то, далеко вначале,
       наплававшись до дрожи поутру,
       на деревенском стареньком причале
       сушила я косенки на ветру.
       Сливались берега за поворотом,
       как два голубо-сизые крыла,
       и мне всегда узнать хотелось: что там?
       А там, за ними, жизнь моя была.
       И мерилась, как водится, годами,
       и утекали годы, как вода...
       Я знаю, что за синими горами,
       и не хочу заглядывать туда.

       Вероника Тушнова


       Вводное слово

       Об ошибках своей юности писать не хочется, слишком всё живо ещё, не утряслось, не обдумалось до конца. Да и доводилось ли Вам когда-нибудь признаваться в своих ошибках дорогим, близким, просто знакомым, малознакомым, да и вовсе незнакомым людям? Мало приятного, скажу я.
       Намного проще писать не о своей жизни, а о чужой, о чужой юности, о чужих ошибках. Выбрать героя, или, в моём случае, героиню, которую можно будет обвинить в чём-то или, наоборот, пожалеть. Без страха и упрёка с чьей-либо стороны, без ответственности за собственные слова. Согласитесь, что так намного проще.
       Но сложность всё же есть, как мне кажется, - писать от второго лица. Поэтому буду от первого, будто вживаясь в роль, влезая в чью-то, только что придуманную жизнь…
       Боюсь, только, что в этом случае, мне, невольно, придётся брать на себя частично (а может, и полностью) ответственность за жизнь моей героини, которая и существует-то только в моей голове да на этих страницах, отвечать перед собственной бескомпромиссной совестью за ошибки не своей, да и непрожитой, жизни…
       Надеюсь, что начатое мною дело, всё же, стоит выгоревших свеч…, то есть израсходованной электроэнергии.
       Итак, довожу до вашего сведения, что время я выбрала настоящее, начало нового третьего тысячелетия, конец июня-месяца – начало сентября, словом, история одного лета. Место действия – Россия, Сибирь, безымянный многотысячный город на берегу Оби с множеством нефтяных вышек, факелов попутного газа посреди обширных болот и дремучей тайги.
       Героиню своей новой истории решила назвать Софьей, Сонечкой. Ей 17 лет. Она школьница-выпускница или уже студентка-первокурсница, не важно, ведь на этих страницах Вы не услышите слова, касающиеся её учёбы. Эта история, как и многие мои другие истории, о личной жизни, о попытках любить, о борьбе за свои чувства, об отстаивании своих прав на них, о…. В общем, читайте сами. И, может быть, найдёте в ней что-то очень похожее на свою собственную жизнь.


       Конец начала

       1. О видениях и реальности

       Лето. Днём – невыносимая жара. Вечером – прохладный ветер с реки, торговцы со спелыми фруктами, ещё тёплый асфальт. И мы – босые, с обувью в руках, красивые, юные, решительные (возможно даже, излишне решительные).
       Мальвинка, моя лучшая и очень давняя подруга, идёт, держа меня за свободную руку, смеётся и рассказывает историю своей любви, которую я слышала уже с десяток раз. Размышляет вслух. А я иду с ней по набережной, молча, тоже улыбаюсь прохожим, в особенности молодым и симпатичным, но не слушаю, потому что Мальвину не переслушаешь. Я смотрю на чёрную воду и думаю совсем о другом…
       Подъехала машина с открытым верхом, разрезая воздух шумным потоком звуков в стиле панк-рока, приостановилась. Что-то спросили, Мальвинка ответила с лёгким вызовом, начался разговор. Я не вникала и не удивлялась (когда постоянно общаешься с Мальвой, то устаёшь удивляться). Молодые люди быстро поняли, что разговор этот ни к чему не приведёт, и уехали. А мы так и шли, босоногие и красивые.
       - Мы есть, мы будем всегда, - неожиданно проговорила Мальвинка, заставив меня оставить собственные раздумья, и засмеялась, - А вот эти парни приехали и уехали. Никто никому ничего не должен... В нашу жизнь входит множество людей, остаются единицы, а остальные бесследно исчезают, - она кинула камушек в воду и повернула голову в мою сторону, будто желая увидеть на моём лице следы понимания произнесённой ею фразы.
       - Мальва, тогда мы, образно, тёмная вода, а остальные – камни. И остаются после них лишь круги с отблесками фонарного света, видения и фантомы. Они – мгновение, а мы – вечность. И в это так хочется верить, чёрт возьми!..
       Мы встали около самой кромки воды. Между нами и этой чёрной бездной - лишь навесная цепь. Но рядом со мною есть человек, в крупных глазах которого столько дружеской нежности и благодарности за понимание.
       - Да, мы – реальность, а остальные – краткие видения.
       - Иногда довольно болезненные видения, - добавила вполголоса я, но Мальвинка меня уже не слышала, она перелезла через цепь и нагнулась к воде, чтобы смочить платок, вытерла ноги и обулась. Я последовала её примеру, ведь асфальт быстро остыл и уже начал холодить ноги.
       - Иногда видения не дают реальности двигаться вперёд. У меня есть такое видение, - продолжила я свою мысль, и Мальвина с интересом посмотрела на меня, - Он живёт, не зная обо мне, не думая. А я гуляю с другими, и, встречаясь с его образом на городских улицах, сама становлюсь каким-то отблеском. Я не чувствую ни рук, ни ног, сердце убегает в никуда, я не могу ни о чём думать, кроме него. А он никогда не сможет стать реальностью, не станет константой в моей жизни, не будет рядом со мной.
       - У-у, вы, милая Софья, влюблены! Да неужто айсберг в вашем сердце растоплен, наконец? Кто же этот мальчик? – засмеялась она, усаживаясь на лавочку.
       - Не знаю. И даже боюсь знать. Молюсь о том, чтобы увидеть его с другой, чтобы забыть. Хочу найти преграду, которая не даст мне наделать глупостей.
       - Ты, наконец, встретила человека, которому бы могла посвятить своё существование, и теперь нерешительно отказываешься от возможности любить и быть любимой? А вдруг это судьба!
       Надо сказать, что когда Мальвинка упоминала судьбу, то она уже не отступала от своей идеи. Я поняла, что в её голове родился план, который она реализует, во что бы то ни стало. От этой мысли мне даже стало страшно.
       - Я вот, имея множество преград, всё же не оставляю мысли о возможности быть счастливой. Надо всегда надеяться на лучшее, верить, - Мальвинка с грустью взглянула на фонарь, смотрящий на нас свысока, и замолчала.
       Она и вправду имела множество преград, но будто не замечала их. Она вскидывала голову и наперекор всему продолжала движение вперёд. Такому упорству можно было позавидовать. С её лица не сходила улыбка, но почему-то более счастливой или же менее грустной от этого она не становилась…
       Я его, её Бориса, никогда не видела, никогда не знала, только слышала от Мальвинки. Они познакомились давно. Не сложилось. Она продолжала думать, продолжала любить, не настаивала, не давила. Жила, будто сама по себе. Сказала: даже если женится на другой, любовницей буду... Как знала. Женился, обзавёлся двумя детьми: мальчиком и девочкой. Потом всё же пришёл к ней опять. Без слов простила, приняла. Говорит, судьба. Верит.
       И я тоже всегда хранила веру в то, что Мальвинка всё же добьётся своего, что выслужит, наконец, своё счастье. А есть ли, вообще, оно, счастье? Может, это такое же видение?.. Надеюсь, что нет.

       2. О страхах и целомудрии

       Через пару дней зарядил дождь. Небо заволокло сизыми тучами. Ни просвета, ни лучика. А без солнца я не могу, начинаю чувствовать себя больной. Поэтому взяла папин огромный чёрный зонт и пошла до Мальвинки. Я точно знаю, что она дома одна. Ведь у жены Бориса сегодня был День Рождения, и он не мог приехать к Мальве. А мама была на смене в больнице. И Мальвинке, наверное, в этот день было очень одиноко.
       Она открыла мне дверь, и первое, что я увидела, это её огромные уставшие глаза. Они у неё всегда были немного грустными и задумчивыми. А сегодня ещё более. Я смотрела на неё, на девушку, …которая разбивает чью-то семейную жизнь, которая крадёт любовь у другой женщины и у её детей… Но мне было жаль Мальву. Я не могу её осуждать. Попросту, не имею на это права, потому что знаю: Мальвинка любила только его!
       Я не заговаривала с ней в этот вечер о Борисе, старалась занять её мысли чем-нибудь другим. Поэтому и завела разговор о мальчике, в которого, как мне теперь казалось, я была действительно влюблена.
       Мальва решила, что мне с ним жизненно необходимо познакомиться, что «нельзя любить человека за какой-то образ».
       - Сонька, ты боишься узнать его и влюбиться по-настоящему, в человека? Или ты боишься разочароваться? – настаивала Мальвинка на своём.
       - Нет, я ничего не боюсь. Просто, не хочу торопить события. Пусть будет, как будет. Возможно, через неделю-другую я и не вспомню об этом человеке… Да, и как ты себе представляешь ситуацию, когда девушка подходит знакомиться к молодому человеку. Это, просто, некрасиво, - заключила я.
       - Вот, Софья, и сиди себе у окна! Жди счастья, когда оно побродит-побродит, да и набредёт ненароком на тебя лет, эдак, через …дцать, - огорчилась Мальва.
       - А ты предлагаешь оседлать ретивого коня и помчаться навстречу неведомым пространствам с саблей наголо, проскакать бессмысленно «лет, эдак, …дцать», а затем вернуться к разрушенной жизни, к своим несбыточным мечтам?
       Мальвинка промолчала, заползла на подоконник, открыла форточку и закурила. Я, надо сказать, давно уже не видела в её руках сигарет.
       - Сонька, милая моя, девочка, - тихо и медленно проговаривая слова, произнесла Мальва, - ты знаешь, что Боря был моей первой настоящей любовью, первой и единственной. Если он скажет, что ему без меня будет лучше, то я уйду так же тихо, как и пришла в его жизнь. Но, не смотря на это, я буду жить им до своего последнего вздоха, - она глубоко втянула в лёгкие сигаретный дым и продолжила, - Мне есть для чего жить, есть для кого. Он – моё предназначение. А ты, Соня, живёшь ни для себя, ни для кого-то другого. Просто, живёшь, хотя могла бы реализовать своё существование, сделать что-то!.. Я же не говорю, чтобы ты бросилась в его объятья. Сонечка, правда, я ценю чистоту твоей души. Но не обязательно быть для этого святой! Сделай шаг навстречу. Один шаг не обяжет тебя чему-то большему. Ты – хозяйка своей жизни, ты и только ты, - Мальвинка улыбнулась, затушила сигарету, резво спрыгнула с подоконника, закружила по комнате, - Бери, что нравится! Живи, как хочется! Только, - остановилась она, - по утрам не забывай смотреть на себя в зеркало… Но не для того, чтобы выглядеть хорошо, а чтобы в глаза самой себе смотреть без стыда и презрения. И не думай о том, что подумают другие. Никому ничего не доказывай! Живи так, чтобы самой не претило, - она посмотрела мне в лицо, такие глаза не могли лгать.
       Когда я уходила, она добавила:
       - Никто не знает, как правильно и что правильней. Можно лишь предполагать. Ты сделаешь – и можешь пожалеть. Откажешься от поступка – и пожалеешь, что имела возможность и упустила её. Если бы можно было пройти двумя путями! Надо выбрать один, но не тот, который одобрит окружение, а тот, к которому предрасположено твоё сердце.
       На этих словах мы и распрощались. Я побрела домой по сырым улицам. Струйки прозрачной воды стекали по зонту и падали под ноги. А я шла и думала о том, что же нужно моему сердцу. Может, и впрямь, забыть все страхи и посмотреть этому мальчику в глаза? Познакомиться, а дальше - война план покажет? Может, я зря мучаю им свои мысли? А, может, напротив, зря трачу время на раздумья и могу уже сейчас быть счастливой рядом с этим человеком?... Ведь, главное, что я искренна в своих мыслях, что я буду честна с самой собой.
       Мальвинка тоже всегда честна… в чувствах, в словах, в мыслях, в поступках. Она – человек, который где-то и забывает о гордости, но всегда помнит о чести. Она уже давно перефразировала выражение из фильма про Гардемаринов: «Жизнь – ради любви, честь – никому». С тем и жила. Не хотела бы я повторить её историю, любить человека, который не способен на ответное чувство… О чужой жизни говорить, конечно, проще.
       Может, у меня получится выстроить свою жизнь немного иначе.


       3. О надеждах и опасениях

       На летний период, что ни странно, приходится большое количество свадеб. Ведь, по крайней мере девушки, хотят выйти замуж единственный раз, но с размахом, так, чтобы долго о свадьбе этой говорили, чтоб красиво. По сути-то девчонки с детства мечтают и фантазируют относительно того, какой будет их свадьба. И думают не о том, сколь долгим и крепким этот брак будет, сколько о том, что платье будет белое и просто-таки сногсшибательное, жених - потрясный, торт – офигительный, погода – суперская, солнечная, радостная...
       Так вот, ещё одна пара решилась зарегистрировать свои отношения в это сумасбродное, по-моему, время года. И мы с Мальвой были приглашены на празднование столь светлого и многообещающего события в жизни этой самой пары.
       Жених – друг Мальвинкиного Бориса и одноклассник моего сводного брата. Невеста – девчонка из провинциального городка, затерянного у границы не то с Казахстаном, не то с Монголией. Его звать Григорием, а её – Ольгой. Вот, такая «чужая свадьба». И мы с Мальвой – не сюда и не оттуда…
       Гришка - видный парень, образованный, знатный сердцеед. Пишу маслом: крепко сложенный жгучий брюнет, глубокие серые глаза, крупный рот, ямочки на щеках и подбородке, чётко выделенные скулы. При этом, катастрофически обаятельный… Она же – полная противоположность - светло-рыженькая, веснушчатая, курчавая, худощавая, будто неладно сшитая…, но при том, тихая, безропотная. Словом, та самая, которая не смогла бы укоротить Гришке его свободу и не особо сопротивлялась продолжению истории Гришкиных любовных похождений и завоеваний!..
       Свадьба, как свадьба. Водка, мясо, мандарины. Мы с Мальвой не раз на таком празднике жизни оказываемся, но сегодня она как-то зажалась, что ли. И это легко объяснялось тем, что среди приглашённых был её Борис со своей супругой. Я его видела впервые, её – тем паче. Хм, малоприятная ситуация.
       Я первым делом осмотрела мужчину Мальвинкиной мечты с головы до пят: молодой, тёмненький, с пронизывающим тяжёлым взглядом, явный пофигист, самолюбивый и упрямый, человек, который не знает, чего ему от жизни надо, а если и знает, то умело сопротивляется…
       Его жена показалась мне милой… Я не хотела на неё смотреть, с ней разговаривать, даже думать. Я боюсь, что мне и её станет жаль, что её судьба (чисто из женской солидарности) станет мне небезразличной. Ведь я когда-то тоже выйду замуж и рожу детей, а потом какая-нибудь «Мальвина» будет с ним спать и говорить, что любит… Нет! Мальва, правда-правда, давно и искренне любит его. Её самой, прежней, не осталось. Она живёт Борисом, существует ради самой надежды на него… На мой взгляд, абсурдное самопожертвование.
       А я не собираюсь жертвовать ни собой, ни своим временем, вообще, ничем. Я наслаждаюсь вниманием мужчин, танцую, словом, чувствую себя самой-самой (в разумных пределах, конечно). Мальва же пьёт всё меньше, сидит за столом и отказывается даже на улицу выйти-подышать-покурить… На жизнерадостную Мальвинку это очень непохоже.
       - Я не могу, - говорит она, дожёвывая очередную копчёную ножку, чего с её генетической предрасположенностью к полноте делать, конечно, не следует, - Я не могу расслабиться при нём. Вернее, с ним наедине – могу, без него – тоже могу. Но так - в его присутствии, но фактически без него - не могу. Сонька, мне кажется, что он смотрит на меня, что оценивает, что сравнивает…
       Я не могла слышать больше этих сердечных излияний и силой потащила Мальву в круг. Через пару минут я поняла, что не всё так безнадежно. На Мальвинкином лице появилась улыбка и далеко даже не вымученная, а очень счастливая и …немного пьяная.
       Потом невеста неожиданно громким (для её вида) голосом объявила, что будет кидать букет. Мальва попятилась к столам, но я бдительности не потеряла и остановила её жалкий побег.
       …Букет летел ей в самые руки, но Мальвина стояла, выпучив и без того большие глаза. Рядом были более прыткие девчонки. Никто, казалось, и не заметил траектории полёта и потенциальную владелицу свадебного букета. А она стояла, опустив глаза в пол и нервно теребя колечко на пальце. Это была моя бедная Мальвина.
       - Почти не считается, - скрывая жалость, проговорила она и быстро сменила тему разговора, - Я, вот, смотрю на невесту, и мне кажется, что в ней есть что-то похожее на меня, такая же бесхарактерность… я тоже боюсь потерять, поэтому встаю на цыпочки и стараюсь угодить своему любимому. Я молчу, но готова глаза выцарапать! Софья, я и сделала бы это, если бы была уверена, что нужна, что останется и больше не уйдёт, - она быстро заморгала, и я поняла, что она сейчас заревёт.
       Тогда я прижала её к груди и не нашла ничего лучше, кроме как сказать:
       - Обязательно останется. Непременно когда-нибудь останется и больше не уйдёт…


       4. О соблазнах и ограничениях

       Мы любим с Мальвинкой гулять, прохаживаясь по узким улочкам, тянущимся из центра к обрывистому или же почти пляжному берегу реки, заглядывая в окна низко сидящих, покосившихся от времени, утлых домиков периферийной части. Потом возвращаешься в самую сердцевину города и понимаешь, насколько отличается мир всего в нескольких сотнях метров.
       После таких прогулок мы обычно пропускаем чашечку-другую кофе. На этот раз выбор пал на бар с неброским названием и столь же непримечательной наружностью из бледно-жёлтой вывески, чёрной железной двери и побитых зарешёченных окон. Мы вошли внутрь, привыкая глазами к тусклому освещению и подбирая себе подходящее место.
       - Глянь, Сонька, - улыбнулась Мальва, - Это не Аза, случаем?
       Я кивнула ей в ответ. Это действительно был наш общий знакомый Аза в большой и довольно шумной чисто мужской компании. Мальва тут же решительно двинулась в их сторону, но я предложила посидеть в сторонке, не навязывая своего общества. Мы взяли по чашке кофе со сливками и присели за столик на противоположной части зала, но временами всё же бросали невольные взгляды в их сторону. Там бокалы, сопровождавшиеся тостами и без них, опустошались один за другим.
       Надо сказать, что с Азой мы общались уже несколько лет, и он проявлял к Мальвинке недвусмысленные знаки внимания. Но все мы были лишь друзьями, хотя был момент… в первый вечер, когда мы только познакомились. В то время Борис счастливо женился и готовился стать папой. Мальвинка выстрадала, казалась, всю себя… Гуляли, все были изрядно подпившие, весёлые пошловатые шуточки, знаете ли… Словом, Аза вывел Мальвинку покурить, через пол часа она вернулась немного злая и, я бы даже сказала, шальная. Вкратце: Мальва позволила ему себя поцеловать, потом сама немного увлеклась с этими нежностями. Но Аза сказал, что давно приглядывался к ней, что она ему очень нравится и т. д. Тогда Мальвинка честно призналась, что любит другого и на серьёзные отношения не рассчитывает. Аза вывел: «Не надо, ты этого не хочешь». Ушёл, проявив благородство… Он, по-моему, до сих пор ещё её любит. А Мальвинка выпустила парочку чертей и продолжила жить благоразумно, по своим собственным пунктикам. «Я вновь полна сил и надежд относительно Бориса» - сказала она, - «Когда я целовала Азу, я не видела перед собой человека, мужчину. Всё было обезличенно… Он милый. Я ему нравлюсь, и нет ничего плохого в том, что я сделала человеку приятно. Надеюсь, мы с ним будем хорошими друзьями». Такое её поведение меня тогда просто шокировало, я не скрывала своего отношения к её поступку: «Честно, ты – стерва. Ты не думаешь о том, что дала ему надежду». А Мальва, спокойно вздохнув, мне ответила: «Закроем эту тему. Иначе моя жизнь с твоими-то доводами может обернуться совестливым адом. Мне это ни к чёрту». На том и остались мы …друзьями, хотя Аза, несомненно, красив (не смотря на большеватый для его лица нос), крепкосложен, мягок характером, умён и даже мудр, к тому же огромный шутник.
       И компания у него сегодня подобралась такая же весёлая. Среди сидящих за столом волею случая оказался Борис. Мальвинка, видимо изначально, заметила его, поэтому и рвалась засвидетельствовать своё присутствие. (Вовремя я пришпорила эту «лошадку»!)
       Крики веселившейся толпы крепчают, до нас доносятся их обрывки. Бориса просят произнести тост. Он встаёт, немного растерянно, стеснительно опуская глаза. Слова размываются, не успевая доноситься до моих ушей (Мальвинка сидит ближе), но явно чувствуется его манера говорить. Как в нём сочетается природная робость и такой грубоватый с лёгкой наглецой голос, перебиваемый временами просто издевательским, на мой взгляд, смехом?
       А Мальва почти заворожена звуками его голоса и смеха, очарована его дьявольской улыбкой. Сидит и довольно улыбается, как и я, разбирая доносившиеся до нас обрывки. Одна фраза и улыбка с её лица спала, она просяще глянула мне в глаза, и мы вышли.
       - Ты слышала, Сонька? – бормотала чуть ли не со слезами она, а я недоумённо глядела, не понимая причин такой резкой перемены в её настрое, - Ты слышала, что сказал мой Борис?... «Я никогда никого не любил, кроме своих детей»!..
       От этой фразы у меня по спине пробежал холод…
       А ведь он боится любить! Боится распахнуть душу, так же как и я, боится по-те-рять. Я его понимаю, но не оправдываю. Мне даже жаль,.. ведь так хочется-хочется кого-то любить!..
       Стоим и молчим. Луна огромная и белая с несколькими невыразительными пятнами, неоновые огни рекламных вывесок, фонари вдоль бордюр, машинные фары в три ряда по асфальту. От ночной прохлады лёгкие дышки в воздухе и дрожь по телу. И мы - такие маленькие - посреди огромного светящегося города, который кажется бусинкой на земной ладоннице, а по сравнению с далёкими яркими звёздами – пылинкой.
       Мы стоим и молчим… Юные, красивые, грустные, немного сентиментальные…


       5. О доверии и советчиках

       Главная и первая Мальвинкина проблема – это дети Бориса. Она бы давно предприняла что-нибудь решительное, ведь девчонка-то она отчаянная. Но дети для неё – это некий пиетет, который я могу объяснить не какими-то высокими моральными ценностями, а простой детской обидой за то, что сама росла безотцовщиной. И этот обделённый заботой и отцовским вниманием ребёнок говорил в Мальве сильнее, чем одинокая и несчастная женщина.
       - У него – карьера, семья, определённость, - вздыхает Мальвинка, помешивая в бокале давно остывший кофе, - Я не думаю, что он отважится начать жизнь заново. К тому же, он не воспринимает меня женщиной, относится ко мне как к ребёнку… Будто заботится. Говорит постоянно, что у меня ещё всё впереди, не подозревая о том, что вся моя жизнь – это он.
       Вечер продолжался, мы берём ещё по чашечке кофе, теперь уже без сливок. Затем, немного подумав, решаем всё же выпить пива. Беседа становится проще и откровенней. Мальвинка опять берётся за сигарету, как я её не стыжу, и какие бы взгляды не бросает на неё из-за чужих спин Борис.
       А потом и мне улыбнулась судьба: приходит «мой мальчик», садится с другом за соседний столик. Мальвина берёт ситуацию в свои руки, и со словами «всё ради тебя», гордо вскинув голову, выпрямившись в струну, подходит к «моей зазнобе». В течение нескольких минут она размахивает руками, пытаясь, видимо, что-то объяснить. А я сижу и сгораю от стыда, но понимаю, что от меня сейчас мало что зависит, поэтому сижу и помалкиваю, не сопротивляюсь такому ходу событий…
       Мальвинка вернулась слегка краснощёкой. Я услышала от неё всего одну фразу: «Зовут его Степан, а дальше изволь сама».
       Я была благодарна Мальве, но это чувство никак не могло найти выражения в словах, поэтому я так и сидела, дебильно улыбаясь и впериваясь пытливым взглядом в лучшую подругу.
       Понятное дело, что вся эта ситуация (особенно с Мальвинкиной ярко выраженной пантомимикой) не могла не привлечь внимания со стороны. К нам подошёл Аза, приветственно кивнул, мило улыбнулся и присел за наш столик.
       - Не думал, что вы водите дружбу с шовинистами, - бросил он взгляд в сторону «моего мальчика».
       - Мы тоже рады тебя видеть, - слегка флиртуя, заулыбалась Мальвинка.
       - Может, присоединитесь к нашей компании?
       - Лучше – вы к нам.
       - Жаль, но я не могу оставить своих гостей, даже ради двух таких прекрасных девушек…
       - Действительно. Жаль…, - приподнимая спадающие на лицо волосы, тихо проговорила Мальва, - Попроси Бориса, если можно, чтобы подошёл.
       Аза вернулся к своей компании. А я пожалела, что библиотека уже закрыта, а моя сумка слишком мала, чтобы вместить в себе толковый словарь.
       - Что значит «шовинист»? – поинтересовалась я у Мальвинки.
       - Это значит…, - задумалась она, - что-то типа…
       В это время подошёл Борис, легко поцеловал подругу в лоб, поправив ей волосы, и присел рядом.
       - Это значит националист, - с лёгкой улыбкой произнёс он, - даже крайний националист, признающий превосходство одной расы и открыто ненавидящий другие. Встречается как следствие недостатка самовыражения, другими словами, когда человек самонедостаточен. Шовинисты стараются выразиться за счёт других, например, нации, фиглярствуют за её спиной, кичатся представлением высших интересов, а сами ничего собой не представляют. Такие люди не заслуживают ничего, по-моему, кроме жалости.
       - Надеюсь, что Аза ошибся или…, - недоумевала я.
       - Не думай, - перебила меня Мальва, - И, вообще, познакомься с мужчиной моей мечты, - она склонила к нему голову и тихо улыбнулась, поджав губы.
       - Приятно познакомиться, - едва скрывая дрожь в голосе, произнесла я, - Не обижайте Мальвину. Вы ещё не знаете, какая она у Вас… замечательная!..
       Борис посидел немного с нами, договорился с Мальвинкой о завтрашней встрече и ушёл.
       - …Нет, - возразила мне Мальва, - Через много лет, когда я буду гулять с Борисом по городу, к нам подойдёт какая-нибудь девица со словами: «А вы знаете, что ваша дочь в этом году школу заканчивает?»… Такая, вот, я… замечательная…
       - Мальвиночка, раскольница ты моя, не надо, прошу, обид за женскую половину человечества и за… Подумай, наконец, о себе!
       - О себе успею. На пенсию выйду и подумаю, - засмеялась она, - А пока, Сонечка подумаем о тебе, - в её глазах появился шаловливый блеск, от которого я всегда настораживаюсь - Решено! Знакомим тебя с твоим Степашкой…
       - Я доверяю Вам, Мальвина, свою судьбу, - наигранно проговорила я.
       - Не надо доверять! Сама владей и распоряжайся, а я помогу. И, вообще, у меня была одна хорошая знакомая, которая говорила: «Слушай меня, соглашайся, а делай потихоньку своё».
       С этим «своим» я и пошла домой. А ещё меня мучило одно слово: «шовинист» и моё к нему отношение – презрительное или жалостливое…


       6. О боли и нежности

       Слишком долго я живу одна. Хочется любви и ласки. Мальвинка говорит, что это нерастраченная нежность…
       С утра звонила Мальва, зовёт прошвырнуться по городу, а потом – потанцевать. На остаток вечера же у неё имеются свои планы, после дискотеки за ней приедет Борис. Возможно, её жизнь, наконец, установится. Она сама уже устала от этой неопределённости.
       К вечеру прошёл небольшой дождь. И мы – подружки - по тротуару, вдоль зелёных клумб, переполненных урн и некрашеных скамеек, со своими нескончаемыми разговорами и полными семечек карманами. Идём. Мальвинка то и дело, изображая что-то лошадиное, перескакивает через небольшие лужицы, смеясь и провоцируя меня подыграть. Прохожие оборачиваются, видя эти чудачества, улыбаются вслед. А мне тоже хочется почудить, но мне кажется это не слишком осмотрительным и далеко не благоразумным,… хотя и очень милым.
       - Расслабься, Сонь, в душе каждый – ребёнок! В этом нет ничего предосудительного, - произнесла Мальвинка, похлопывая меня по плечу, - А, может, ты хочешь казаться взрослой и важной? – проговорила она, надувая щёки.
       - Интеллигентной, - поправила я.
       - И кому сейчас на этой улице нужна твоя интеллигентность, кроме тебя самой?... Никому! А мне и подавно, - Мальва засмеялась, почувствовав мою растерянность, и взяла меня за руку.
       Так прогуляли весь день. Пришли на дискотеку, но настроя танцевать нет. Однако Борис около полуночи должен приехать за Мальвинкой сюда. Звонить ему она не хочет. До двенадцати далеко. Ходить уже устали. Выбора не осталось, и мы устроились на боковых креслах, где обычно сидят излишне стеснительные или же изрядно выпившие.
       Не успели мы оглядеться, как мимо проходит Степан с небольшой компанией. Он бросил взгляд и улыбнулся. Я покраснела до самых ушей.
       - Как хочешь, но приведи его ко мне сюда, - говорю я Мальве, - Нет, скажи, что мне надо поговорить. Нет, спроси что-нибудь про меня…
       Мальвинка меня не дослушивает, смотрит на часы, и с бессмысленным взглядом перебирая мысли, уходит. Возвращается, говорит, не поднимая глаз, что не решилась к нему подойти, но я-то видела, как следом за ней шёл мой Степашка и остановился в нескольких метрах. Меня разбирает дикий смех. Я понимаю, что Мальва с ним говорила, что она его сюда привела. Но не успеваю я и глазом моргнуть, как Мальвинка исчезает… вместе со Стёпой. Потом приходит – краснощёкая, озабоченная – и сбивчиво предлагает мне выйти с ней на улицу. Не дожидаясь ответа, берёт меня за руку и тащит за собой. Около дверей её рука выскальзывает из моей, Мальва растворяется в толпе, а я – ошарашенная – остаюсь лицом к лицу со Степаном!...
       Стоим в тамбуре. Говорит и смотрит мне в глаза, и от этого взгляда все сказанные им слова размываются, не успевая доходить до моего сознания.
       - Бойкая у тебя подружка, - говорит Степан.
       Я молчу. Что сказать? Вот он – передо мной, вот мечта – почти в руках, и меня будто прорывает. Я говорю ему всё, что есть в голове: как я его ждала, как увидела, что думала… Может, Мальва, права, что я пряталась от своего счастья? В тамбуре холодно, меня знобит. Он кладёт руки мне на плечи, пытаясь немного согреть, и предлагает пойти к нему (совсем безобидное предложение: попить горячий чай, поговорить без посторонних ушей). Внутри меня начинает что-то ворочаться и болеть... Неужели можно наплевать на всё, закрыть глаза на любопытные взгляды и уже рождающиеся в чужих головах мнения? И, просто, из чувства противоречия, я соглашаюсь.
       Чай сопровождается моим монологом. Я прошу не смотреть «так» на меня. Фразы начинают разлетаться. Впрочем, слова становятся уже не кстати…
       …Утро. Переполох мыслей в голове, смута чувств, память телом нежных прикосновений, лёгкий отголосок боли, неопределённая улыбка на моём лице…
       - Я была искренна с тобой, - начинаю я, - теперь настала твоя очередь.
       Он говорит о себе, о своей жизни. И от каждого нового предложения… Сердце стучит в виски, руки немеют, в глазах проплывают мутные тени, а в голове – единственная мысль: «Почему со мной!»…
       Гражданская жена. Маленький сынишка. Любви, конечно, к жене давно нет (а была ли?)… И я замечаю в комнате детскую кроватку, закинутую одеялом, ещё недавнее присутствие женской руки в каждой мелочи обстановки… Недостаток выражения себя в личной жизни он восполняет через общественную, а именно через деятельность в какой-то национальной группировке.
       - Мы боремся за освобождение «наших» от гнёта «чужестранных завоевателей», так сказать. Пусть катятся на свою «историческую Родину»! Если не захотят – поможем. Ты не согласна?
       - Национальная вражда, значит, - заключила я в недоумении, - Я, надеюсь, что со временем ты сменишь этот ракурс. Я – пацифистка.
       Сердце разбито. Вот, хуже чего ничего и быть не может! Я хотела пустить его в свою сказку, а он запер меня в своём ночном кошмаре…
       Я села в первый автобус, не сказав ему больше и слова. А единственный мой попутчик – статный молодой человек со спортивной сумкой – сказал мне, немного смущаясь, перед тем, как выйти: «Девушка, вы, правда, красивая»… А я ему даже улыбнуться не смогла.


       7. О Боге и Дьяволе

       Я приехала домой, в пустую квартиру. Родителей нет, они уже на работе. Приняла душ, заставила себя позавтракать, потом легла в кровать, но не смогла уснуть. Всё казалось, что по дому кто-то ходит. Нервы не выдерживали. Разные мысли лезли в голову. «Подумаем об этом завтра, потом, только не сегодня, не сейчас. Я так хочу спать…». Но ничего не выходило. Тогда я оделась и поехала в центр. Прошлась по магазинам, купила журнал с кроссвордами, зашла в кафешку, съела мороженого с шоколадной крошкой. Сидела и бессмысленно смотрела в окно на прохожих, на женщину за соседним столиком, ругающую мальчугана-сынишку.
       Потом меня попросили выйти, так как кафе закрывалось. А я и не заметила, что столько времени прошло.
       Официантка, которая убирала с моего столика, посоветовала мне одно заведение неподалёку. Я могла пройти несколько кварталов до бара, в котором и началась история, так неожиданно закончившаяся сегодняшним утром, но отправилась в развлекательный центр, посоветованный мне официанточкой. И не успела я заказать (для начала) стакан абрикосового сока, как ко мне подсаживается девушка.
       - Привет. Здесь свободно? Не против моей компании? Варвара.
       - Софья, - машинально отвечаю я, едва кивая в знак согласия головой.
       Меня немного насторожило внимание ко мне девушки, но потом все сомнения рассеялись. Мы заказали бутылочку коньяка и лимонов. И, как бывает обычно, после второй-третьей завели разговор, который не совсем, казалось бы, уместен для людей, которые только что познакомились. Мы оказались нечаянными «попутчицами», людьми, которым можно говорить обо всём в этот вечер и не обязательно общаться после. Это устраивало нас обеих.
       Опущу здесь подробности её наружности. Скажу лишь, что это очень красивая девушка. Образованная, интересная и … необычная, если не странная. Вся противоречащая и немного агрессивная (даже имя у неё какое-то рычащее). Немного позже я смогла понять и объяснить эту её агрессию к миру, как бы банально это не звучало, разочарованием.
       - Я искала любовь. Ждала её всем своим существом. А любви нет. Есть боль, обида, разочарование. Дымка рассеивается, мечты разламываются, рассыпаются… Ничего нет. Реальность чётко очерчена, немыслимо логична и абсурдно проста. Нет любви, нет. Она бывает только в голове. Её не пощупаешь, ей не поделишься. Она иллюзорна, - грустно смотрит на меня Варвара.
       Она вторглась в мою жизнь, присев за мой столик, а теперь влезает в мою голову своими словами, врывается мне в душу одним своим взглядом, втирается в доверие, заставляет верить и доверяться… И я поделилась с ней моей историей. Она рассмеялась в ответ и поведала мне свою. Передо мной сидела девочка-недотрога, которая теперь научилась «любить», как она это назвала.
       - Мужчины не уходят от меня до утра. Я их выматываю. Я учу их любить мой смех; мои слова; мои шторы на окне; музыку, которую слушаю; мягкие игрушки, с которыми сплю; книги, которые читаю… Я учу их любить меня и пытаюсь уверить в своей любви, - заключает она, видимо, смысл своей жизни.
       Я смотрю на неё с лёгким недоумением и не знаю, как разуверить, потому что уже не совсем уверена в своей правоте.
       - Не думай, что зарабатываю этим деньги, - предупреждает Варвара мой вопрос, - У меня замечательная работа. А родители не интересуются, как я провожу свободное время, - предупреждает она второй, - Я сама по себе. И я счастлива эти свободные минуты, я наслаждаюсь этим счастьем. Не осуждай, думая, что сплю со всеми. Я тщательно подбираю себе любовников. Но я бы хотела иметь одного-единственного и попыталась бы быть ему верной.
       - Может, надо было немного подождать? И ты встретила б его, не выбирая из кучи, - растерявшись, предположила я.
       - Я не выбираю. Я «леплю из того, что было», - рассмеялась она, - а потом люблю это, вернее, делаю вид. Я ещё не встретила свою судьбу. В этом смысле я фаталистка. Я жду и прошу у Бога, чтобы он послал мне любовь, любимого и любящего человека, искреннего и открытого. Такого, с которым можно прожить до конца своих дней, обзаведясь парочкой детишек, а потом и внучат. Я бы тогда стала самой лучшей женой и матерью. Самой-самой! А пока мне это делать не для кого... Хотя все мои мужчины считают меня самой замечательной. Они меня не знают, им это только кажется.
       Она, по-моему, сама себя не знает, - заключаю мысленно я и продолжаю, казалось бы, бессмысленно смотреть ей в лицо, но куча мыслей роится у меня в голове.
       - Я не считаю свою жизнь грешной. Я грешна лишь в том, что не смогла полюбить по-настоящему. Я не смогла найти своего предопределения, не встретила человека, которому смогла бы посвятить всю себя. Но могу оправдать себя этим поиском. А ты, возможно, уже нашла, но боишься сражаться и бороться. Ты боишься тратить силы, не зная о результате. Ты уходишь от проблем. Я тебя понимаю… Человеку проще свыкнуться со своей болью, жить так и дальше, чем отдать эту самую жизнь на поиски панацеи, которой может и не существует… Я тоже привыкла к этому всему…
       Я оглядываюсь по сторонам: не заведение, а конюшня. О стеснении и совести здесь и не слышали… Какой-то далеко нетрезвый парень около стойки с фривольной улыбочкой уставился на мою грудь. Мне становится мерзко, и я застёгиваюсь до самого подбородка.
       - С каждым годом всё больше несбывшихся мечт и фантазий, - продолжила Варвара, - Всё больше разочарований. И теперь, когда это так явно, понимаю, что и силы не те, возможности не такие, вера да и та… Сколько можно верить? Мир несправедлив, люди в большинстве своём жестоки и лживы… Когда-то ещё почти в начале казалось, что счастье так далеко, а по правде оно в то время было близко как никогда, и с годами ты только уходишь от этого счастья, но назад дороги нет.
       У меня заболела голова, стало не хватать воздуха, и я вылетела оттуда, ничего не сказав. По дороге домой я позвонила Мальвинке спросить, как прошёл её вечер, но она упрямо допытывалась о продолжении моего. Я отрезала, что тема закрыта и отключила телефон.
       …Было бы лучше, если бы он промолчал – я бы была хоть чуточку счастлива. Но надолго ли такое счастье? Лживое счастье – тоже счастье? Краденое счастье…
       Сегодняшним утром всё так сплелось, так запуталось, что казалось дальше некуда. Но всегда есть куда дальше. Не всегда только есть куда обратно… Я уже и в своих мыслях путаюсь. Теперь я стала бояться, что поверю Варваре. Что тоже начну так думать, вернее, ни о чём не думать, жить, не оглядываясь по сторонам, не думая о завтрашнем дне, надеясь… на Бога, и не боясь Дьявола и расплаты за грехи, не считая, вообще, свои грехи таковыми…
       А есть ли он, Бог? Где он бывает всегда, когда так мне нужен? Он наблюдает за всем с холодным величием, не считая нужным помочь? Или не имеет власти, будучи лишь зрителем? Или его, просто, нет и не было никогда?.. Прости меня, Господи! Если ты есть…


       Начало конца

       8. О чувствах и их фантомах

       Мне осталось лишь разобраться, настоящая ли это любовь. И бороться или забыть. Сама, в одиночку, я с этим не могу разобраться, мне нужен… Да, мне нужен Степан… И он не заставил себя долго ждать. Звонит телефон, и Степашка, недавно ещё такой недосягаемый, приглашает меня к себе.
       - Ты отдаёшь себе отчёт в том, что отношения такого рода, по крайней мере, в моём случае, ведут к чему-то большему, чем просто постель? – говорю я, как можно более сдержанно, но Степан молчит в трубку, - Я хочу нормальных человеческих отношений…
       - Так, ты приедешь? – тихо и вкрадчиво спрашивает он.
       - Зачем? – отвечаю я вопросом на вопрос и сама же отвечаю, - Люди встречаются, дружат, разговаривают, ходят по паркам… Давай, сходим в парк, поговорим, разберёмся в наших отношениях, - предлагаю я.
       - Неа, - уклончиво отвечает Степан.
       - Что о нас подумают твои друзья, и, вообще, все? Разве это нормально?
       - А тебе ли не всё равно, - немного грубо начал он, - Так, ты приедешь?
       - Нет, - твёрдо отвечаю я, и слышу в ответ частые гудки.
       Сорвалось? Положил трубку? Разозлился? На что?.. Я набираю его номер. Я хочу быть счастливой! Я хочу быть честной перед собой, перед ним, хочу не краснеть, не опускать голову и быть счастливой!!!
       - Девочка, - грубо отвечает он, - забудь мой номер.
       А я стою, глупо держа в руке телефонную трубку, из которой раздаются короткие гудки, разрывающие все мои мысли, раскалывающие мечты о счастье, неизбежно… Я раздражена, растеряна. Перезвонить и услышать ещё большую грубость (если, вообще, ответит) или же подождать, когда перезвонит сам и извинится?.. Но он не перезвонит. Я, конечно, его и не знаю толком. Не общаюсь с его друзьями, не связана с ним профессиональными интересами. Но знаю точно, что не перезвонит. Такой не «Хеппи енд».
       Несправедливо. Случайно или закономерно? Ошибка? Неужели я ошиблась в нём, увидела то, чего не было? Неужели я всё придумала?
       Как человека, который не думает о чувствах собственных жены и ребёнка, можно удостоить такого чувства как любовь? Как, вообще, можно любить человека, который на ответное чувство даже и не способен?! Степан бессердечен, безнравственен, эгоистичен. Шкурник! Как я могла поверить, что это любовь? Как я могла тратить время и чувства на это чудовище?!..
       От моих, зарывающих ещё в большую безнадежность, мыслей меня отрывает приход Мальвы. Она немного улыбается, кажется спокойной, но тёмные круги под глазами и уставшие глаза выдают её состояние.
       Говорят, что боль нельзя забыть, но можно заглушить другой. Так ли это?.. Мальвинка пришла ко мне со своей бедой.
       - Когда ты ушла со Степаном, - начинает она, - Борис уговорил меня поехать за город купаться. Я, ясное дело, согласилась. Мы провели чудесно время. Я чувствовала себя счастливой, хотя и знала, что ворую это самое счастье у другой женщины. Я забыла обо всём, и решила, что обойдётся. Не обошлось, - Мальва выдерживает паузу, я вопросительно смотрю на неё, и она продолжает, - У него уже есть дети. Этого он не хочет. Он сказал, что детей с него хватит… Он перестал меня любить из-за него, - её губы дрожат, - Если я пойду на аборт, то не смогу посмотреть в глаза своим будущим детям, своему будущему мужу, тебе…, даже своему отражению.
       Я чувствую, что у меня самой начинает расти комок в горле, в носу что-то покалывает. Я ещё не понимаю до конца ситуации, но начинаю понимать, что у меня будет племянник, ведь Мальвинка мне как родная сестра.
       - Ещё пару дней назад я даже не думала, что это возможно. Я и сейчас не понимаю. Наверное, я везучая: шанс на миллион, и тот у меня!.. Вчера я всё же решилась и сдала анализ. Представила, что результат отрицательный, и я не почувствовала облегчения!.. Мне стало себя жаль, ведь каждая нормальная женщина хочет иметь ребёнка от любимого человека. Потом представила, что положительный, и тоже не легче... Вся жизнь ломается! Я чувствую как Земля - прочная, надёжная, твёрдая - уходит из-под ног. Но я не хочу расстраиваться. Теперь мне ни к чему такие эмоции. Я даже заставила себя быть спокойней. Я смирилась с этим, наверное, ещё тогда, когда не знала наверняка. Теперь я берегу себя, ем фрукты, дома хожу в шерстяных носках, ложусь спать вовремя, достала запылившуюся книгу со сказками и начала читать, - Мальвина глупо улыбнулась, придвинулась ко мне и положила голову на мои колени, а я обняла её за плечи, но так и не нашла нужных слов.
       - Одна только мысль о том, что внутри тебя возможно уже появилось маленькое существо, приводит в бессознательный восторг. Никакие благоразумные доводы не имеют власти. Один сплошной сумасшедший восторг, вернее, его предвкушение…, - Мальва вложила свою руку в мою, она была ледяная и влажная.
       Мне на мгновение показалось, что я и сама почувствовала этот тёплый всплеск внутри себя, мягкий, кажется, едва сжимающий, но реально разрывающий изнутри на части, кромсающий всю устоявшуюся жизнь, меняющий всё вокруг одной уже мыслью о себе.
       - Значит, есть выбор, хотя ты, кажется, его ещё не осознаёшь, - начинаю нерешительно я, - Любовь или жизнь, пусть ещё маленькая, но уже пульсирующая внутри тебя жизнь. Любовь или жизнь? Если любовь мешает человеку жить, тормозит его развитие, то она эволюционно должна быть отброшена. Это некий пережиток, рудимент, - жёстко, даже эгоистично заключаю я.
       Мне было уже тогда стыдно за свои слова, но моя обида была от того, что у неё есть то, чего у меня никогда, как казалось тогда, не будет... У неё ещё была вера в лучшее! Эта вера уже вновь зародилась внутри неё, она теперь имела своё существо, а не сгусток невнятных, неоформленных мыслей.
       - Нет, по-моему, то, что ты говоришь, это кощунство. Просто, в наше время настоящее искреннее чувство становится раритетом…
       На этом наш разговор и закончился. Я не могла перебороть в себе свою несостоятельность, не могла поверить и признать своё бессилие, не могла поверить, что в моёй-то истории это действительно конец.
       Я должна была помочь Мальвинке, поддержать, уверить её в том, что всё образуется. Я была ей так нужна, но мои собственные эмоции застилали мне глаза. Сказав ей, что у неё всё будет хорошо, я бы себе огласила приговор в том, что всё кончено, что в моём случае надежды нет, да и сил уже нет. Я не думала в тот момент, как может быть уязвима сейчас Мальва.
       Я видела, что она всё ещё верит в лучшее! Но сама уже не могла в это верить, слишком больно было, слишком обидно. А её вера нуждалась в моей поддержке. Не в чьей-то, а именно моей! Но я оказалась бесчувственной. Чужое горе казалось не таким горьким, чужая беда – не такой бедственной… А моя - занимала весь мир.


       9. О жестокости и милосердии

       После бессонной ночи, проведённой в раздумьях, мучимая своею проснувшейся совестью, я решилась позвонить Мальвинке. И вот…
       В каждой истории, как известно, бывает когда-нибудь настоящее «вдруг», которое пускает всё под откос. Я думала, что это уже произошло, когда я потеряла мечту о любви, когда её начала терять Мальва. Но настоящее «вдруг» оказалось связанным не с любовью или счастьем (с ними лишь косвенно), а с жизнью, вернее с тем, что она волею случая когда-то обрывается…
       Сбили на пешеходном. Внутреннее кровотечение, резус-конфликт. Ребёнка не спасли. А Мальва уже в реанимации приходила в себя, но несла полную околесицу, всё просила, чтобы на могиле её написали «Она верила, что всё будет хорошо»… Написали. Кто же думал, что у девчонки сердечко не выдержит? Врождённое что-то.
       Я сидела в приёмном отделении на больничной кушетке, опустив голову на руки, и всё ещё не веря, что я уже ничего не смогу ей сказать. В голове – пустота, сердце бьётся где-то в горле.
       Ко мне подходит Борис, тот самый единственный Мальвинкин Борис, смысл и цель всей её (как оказалось короткой) жизни, так и недостигнутая цель. Он уже забрал вещи Мальвы: сумку и одежду, завёрнутую в пакет. Присаживается рядом со мной, но я не могу даже головы поднять. Я говорю себе: «Сонька, ему не легче. Уже без разницы, где и чья вина. Ничего не изменить. Соня, не будь жестокой. Нельзя отвернуться от него, ведь Мальва… Она, быть может, до сих пор его любит!».
       - Привет, - силой выдавливаю я из себя.
       - Я полистал книжку, которая была в её сумке. Думаю, что не обидится, - говорит мне с заметной дрожью в голосе Борис, - У неё здесь много пометок. Мальвина загнула уголок страницы, - он протягивает мне книгу.
       Я беру в руки потёртый томик со стихами. Мальвинка всегда была весьма сентиментальна. И, правда, листок загнут, номер страницы обведён кружочком и карандашиком на полях подписано «Моему Борису». А стихотворение было такое (В.Тушнова «Я поняла, - ты не хотел мне зла…»):

       …Забудь меня. Из памяти сотри.
       Была – и нет, и крест поставь на этом!
       А раны заживают изнутри.
       А я ещё уеду к морю летом.
       Я буду слушать, как идёт волна,
       Как в грохот шум её перерастает,
       Как, отступая, шелестит она,
       Как будто книгу вечности листает.
       Не помни лихом. Не сочти виной,
       Что я когда-то в жизнь твою вторгалась,
       И не печалься – всё моё - со мной.
       И не сочувствуй – я не торговалась!

       Я ничего ему не сказала. В этом случае всё было сказано без меня. А меня душило чувство несправедливости и слёзы. Борис взял из моих рук книгу, встал и ушёл. А из его кармана выпал аккуратно сложенный тетрадный листок. Я сперва не заметила, а потом было уже поздно догонять Бориса. И я машинально сунула его себе в карман и вышла из этого жуткого, холодного, пронизанного чужой болью, больничного здания.
       Уже подходя к дому, я спрятала озябшие руки в карманы от холодного пронизывающего ветра и наткнулась на листок, про который уже и забыла. Это было письмо. Я перечитала несколько раз, чтобы понять.
       «…Ты пишешь, что назвал моим именем свою дочь и делаешь этим ещё больнее, ведь я всё ещё люблю тебя. Я воспитываю наших детей, но Борю я бросить не могу. Ты знаешь, что он замечательный человек. Все точки уже расставлены. Такова судьба, и она далеко не милосердна. У меня есть семья. А мои чувства здесь совсем не при чём, свои чувства я оставлю при себе. Я имею детей от любимого человека, и я счастлива, пусть даже в мою постель ложится каждый вечер другой мужчина. Борис очень хороший. Он внимателен ко мне, любит детей. Я чувствую себя защищённой. Да, он не очень ласков со мной, но так оно даже лучше. И я бы очень не хотела, чтобы он теперь узнал, что дети не его. Не будь жестоким, не порть нам жизнь, не порть её себе. У тебя тоже семья, теперь и дочь. Твоя жена – замечательная женщина, чуткая, скромная, хозяйственная. Она ничего не знает, и оставь это так. Не разбивай сердце ещё одному человеку. Не ищи со мной встреч. Прощай».
       Письмо чуть было не выпадает у меня из рук, когда все эти слова обретают, наконец, какой-то смысл, логически выстраиваются в моей, и без того больной, голове. Оказывается, не одна Мальва была несчастна, не одна она мучилась. Мне становится жаль Бориса, который жил с нелюбимой и нелюбящей его женщиной, который воспитывал чужих детей, считая их своими. Мне даже жаль его жену, которая не нашла сил разорвать этот адский круг... Как же всё-таки жизнь несправедлива!..
       Мальва должна была жить и бороться за своё счастье, за свою любовь! Теперь я это понимаю. Но, раз её уже нет, можно было оставить всё на круги своя. Сможет ли Борис смириться с такой правдой? Всё-таки правды иногда лучше не знать. Даже мне было бы проще, если бы не эта жалость.
       Борис теперь свободен от своих обязательств перед семьёй, руки развязаны. И Мальва была бы счастлива при таком обороте событий, но её теперь нет. И если раньше это письмо было бы милостью судьбы для Мальвы, спасением её ребёнку, то теперь это, просто, жестокость.


       10. О свете и темноте

       Настал день похорон. Даже небо, олицетворяющее свободу и таящее в себе великую силу надежды, в этот день было сковано серыми размытыми тучами и казалось мутным. Оно стояло, будто даже давя на плечи, а лёгкие светлые разводы у самого горизонта казались жалкими.
       Деревья сбрасывали под ноги листья, которые хрустели и заставляли задумываться о каждом пройденном шаге. Прошлое выстраивало пёструю мозаику, которая теперь представляла собой бессмысленный и бессвязный комок, хаотическое продолжение которого весьма смутно мне представлялось. На том стоит свет: за жизнью приходит смерть, это закономерная последовательность. Но мальвинкина жизнь, разбившись в один миг, дала трещину и мне. Я осталась в одиночестве среди пустоты…
       Мальвинкино лицо, такое близкое и дорогое, не выдавало никаких признаков отсутствия жизни, было немного бледным, почти как во сне… Бред какой-то! Был человек, а теперь нет… Её лицо никак не увязывается у меня со словом «смерть». Я закрываю глаза и вижу Мальву весёлой, жизнерадостной, уверенно шагающей по жизни и полной надежд.
       Она всегда не просто жила, она горела… Почему принято хоронить человека, погружать в сырую землю, обрекать на медленное тление? Человеческая жизнь должна заканчиваться вспышкой, молниеносным горением, чтобы прах мог развеяться вольными ветрами по бескрайним просторам…
       Оркестр озвучивает жуткий набор нот, а рядом со мной - люди, с которыми у меня нет ничего общего, кроме одной потери. Не считая, конечно, Бориса, с которым меня теперь связывает многим большее.
       - Я, правда, Соня, и не задумывался о том, что имею, - начинает он, чувствуя потребность поговорить с кем-то об этом, - Мальвина мне как-то сказала «не ценишь находку, оценишь потерю», как в воду смотрела… Странная была девчонка, но будет у меня такая одна.
       Тогда я протягиваю ему вволю измятое письмо, извиняясь, что не нарочно влезла в его жизнь.
       - Уже не имеет значения, - отвечает мне Борис, - Скоро бы это стало всем известно и так. Я подал на развод. Мальвинка ошибалась, думая, что я не смогу изменить свою жизнь. Но теперь-то я это сделаю, если и не ради неё, то в память о ней.
       Я простилась с ним, сославшись на плохое самочувствие, и ушла.
       Не знаю уж, какие дороги и зачем меня завели в собор. Я поставила свечку Николаю Чудотворцу. Заканчивалась служба, и меня на каком-то подсознательном уровне что-то заставило подойти к батюшке. Впервые в своей жизни я исповедовалась и вышла оттуда со слезами раскаяния на лице.
       А по дороге домой, в автобусе, со мной происходит одна случайность. Я нечаянно подслушиваю разговор двух молоденьких девчонок, одна из которых говорит о Степане (это имя и заставило меня прислушаться).
       - Заринка, какая же ты упрямая! – в негодовании говорит одна.
       - Это не упрямство, а моя судьба. В жизни же должны быть не только чёрные полосы, встречаются и светлые, - отвечает вторая.
       - И ты действительно будешь ждать до тех пор, пока Стёпочка исправится? Ты думаешь, что он когда-нибудь будет способен на серьёзные отношения? – всё ещё недоумевает собеседница Зарины.
       - Его тут видели с одной уже после развода. Но это не надолго, я верю!..
       Я даже немного улыбнулась, пожелав мысленно этой упрямой девчонке удачи. Легко быть упрямым, когда есть надежда. Когда же её нет, упрямство превращается в безумие… Это не моя вина, это моя безответственность.
       За последнее время я уж слишком часто стала встревать в чужую жизнь, надо строить свою. Заново. И чтобы отвлечься от разговоров, я достаю радио, надеваю наушники и включаю его, загадывая на первые строки… Нет, свою жизнь я начну строить, видимо, только завтра, а сегодня поют Би-2 «Отпустите синицу на верную смерть, пусть её приласкает свобода»…
       Жёлтые листья поскрипывают под ногами. Горечь утраты, злоба бессилия – всё сворачивается где-то около сердца, потихоньку ноет и грызёт, страшно сдавливает изнутри самую грудь, горит и расплывается в глазах, падает откуда-то свысока, раскалывается над самой головой, растрескивается, рассыпается… И столько внутри оказалось пустоты! Огромная зияющая пустота, чёрная дыра, затягивающая в себя. Я чувствую, как она меня заглатывает, как обессиливает, обезволивает, обезнадёживает, обезверивает. Она заставляет сомневаться во всём светлом, в чём и есть сама вера. А не может быть, чтобы было всё, но ещё не было веры. Вера – фундамент, она основа, без неё невозможно ничего больше. А когда она теряется в этой темноте, то и силы начинают иссякать, уходят надежды. Они растрачиваются. А вера-то как раз и не может растратиться, она может лишь забыться или зарыться в хлам повседневности. Её можно оставить в автобусе, который уедет от вас, так и не закрыв двери. Стоит только окликнуть, встать с колена и ты уже ЧЕЛОВЕК. Но, что кричать, как звать, куда?
       Куда бросить своё тело? Что с ним сделать, чтобы оно обрело себя в своей собственной душе? Чтобы не скиталось из угла в угол, как я теперь? Не знаю. Сама не ответила, не нашла. Но уверена в том, что всё это лежит рядом с теми целями и смыслами, которые имеет наша жизнь. И это вовсе ни карьера, ни счёт в «швейцарском банке». Это люди, которых мы обретаем, проходя сквозь время и пространства, это силы, которые мы тратим, порождая что-то для других. Это наши бывшие семьи, матери и отцы, братья и сёстры, которые не хотят мириться, что нам тяжелы их семейные оковы, что нам нужна своя собственная семейная клетка, со своими мужьями, своими детьми, своими проблемными повседневностями, но нашими личными. Это наши друзья, которые не могут нас поделить между собой, и не понимают, что на всех хватит. Это наши любовники, которые спешат уверить и доверить, а сами этого самого доверия-то и не испытывают, привязывают нас, а сами привязаться боятся. Это наши будущие дети, которые имеют уже своё маленькое начало внутри нас, ждут обрести, наконец, и себе душу с телом.
       Это всё, что есть вокруг нас. Это есть, есть это, есть!
       Только бы ещё и завтра помнить, что всё это есть… Что ещё что-то осталось, ради чего надо жить!..
       …Я пришла домой и сижу за столом. Одна. Только кошка Муська взобралась на колени и тычется мокрым розовеньким носом в руки, мурлычет и смотрит на меня своим особенным пристальным зелёно-серым взглядом.
       Надо помянуть как следует. Я достала из бара водку Немиров перцовую. На трезвую голову всей этой «бредятины» мне не переварить.
       - Да, Мальвочка, «рождённый ползать летать не может»! Наверное, каждому червячку хочется верить, что он – гусеница и обязательно вырастет в бабочку. Он мечтает о небе, живёт с мечтою о прекрасном. Ему даже порой кажется, что он начинает окукливаться… Но потом понимает, что он – всего-навсего, дождевой червь, его стихия – грязь. И максимум прекрасного, на что он способен, - это стать кормом для какой-нибудь бездумно прожорливой рыбицы.
       Я допиваю очередную рюмку. Честно говоря, давно потеряла им счёт. Мысли куда-то расплываются, давая мне возможность вздохнуть с облегчением. Но дымчатое, стальное, колючее небо нависает над моим окном… Стало совсем темно и холодно,… как в могиле.


       11. О жизни после смерти

       Меня знобит. Стою в тамбуре, а в голове – туман, и возится какая-то мысль, но с каждой попыткой что-то вспомнить у меня сильнее болит голова. Колотит будто от холода, и Степан протягивает руку к моему плечу со словами:
       - Ты замёрзла? Сонечка, давай, чего-нибудь выпьем?
       - Не хочу, - отвечаю я, а внутри меня начинает что-то ворочаться и болеть... Неужели можно наплевать на всё, закрыть глаза на любопытные взгляды и уже рождающиеся в чужих головах мнения? Пойти вслепую за отблеском иллюзии счастья?
       - Не подумай ничего… Просто, у меня есть ключи от квартиры друга. Попьём чаю, поговорим? – он вопросительно смотрит мне в глаза, и какой-то неведомый холод проходится где-то внутри, под самой грудиной.
       - Спасибо. Мы неверно поняли друг друга, - начинаю говорить я, сама не понимая собственных слов, - Мне надо было высказаться. Благодарю, что выслушал. Я чувствую себя теперь намного лучше…
       - Ты жалеешь о своих словах, Соня?
       - Нет, теперь я облегчила душу. Мне нужно было только сказать. И ничего больше. Спасибо, - я улыбаюсь не столько Степану на прощание, сколько сама себе, и, не замечая более никого вокруг, направляюсь в зал.
       Меня давно поджидает Мальвинка. Она не танцует и сидит на краю сцены, уставив взгляд на электронные часы, висящие на противоположной стороне.
       Я подхожу к колонке и прислоняюсь к ней лицом и ладонями…
       У меня такое странное чувство. Я его не могу понять и только знаю, что теперь всё будет хорошо. И главное, во мне появилась уверенность, что я не должна никому ничего доказывать!
       Тогда я беру Мальвину за руку, и мы идём домой. Она пытается сопротивляться, говорит, что на вечер у неё планы, и Борис будет ждать её после дискотеки. На что я ей отвечаю:
       - Не будь для него столь доступной и открытой. Пусть оценит, пусть попытается добиться – говорю я, а Мальва смотрит на меня недоумевающим взглядом, ведь я избегаю «давания» советов.
       После она попыталась меня выспросить о произошедшем. Но я ей сказала, что тема эта навсегда закрыта. И я это сказала не для того, чтобы отвязаться, а потому что внутри меня была в этом полная уверенность.
       - Самое важное, - говорю я Мальвинке, что мы – молодые, красивые… и временами даже отчаянные девчонки! И нам всё нипочём!
       Я легла спать, но что-то вертелось в голове. Что-то больно ворочалось и пыталось пробиться в сознание.
       Я никогда не молилась на ночь. Но в этот раз я повторила молитву, которую придумала для себя Мальвинка. У неё была своя вера, она её не заключала в рамки религии, не могла объяснить, во что именно верит, и всегда говорила: «Я веру имею, комментарии излишни». И я произнесла, подняв голову к небу:
       - С силой для борьбы за собственное счастье и благополучие, с верой в лучшее, с надеждой на будущее, с любовью в сердце. И ныне, и присно, и во веки веков. Да будет так.
       А на утро проснулась я с мыслью: «Да, и всё-таки, Сонька, всё будет хорошо!». И если раньше я чувствовала по утрам себя одинокой, то теперь просто - пустой. Пустой и свободной.
       Многоточие.


       Заключительное слово

       Сонечка, наконец, осознала своё чувство, состояние собственной души. Она была свободна. А свобода, как известно, даёт нам право выбора. Мы сами творим свою жизнь, созидаем постепенно самих себя. Ведь человек представляет собой некое пространственное «длящееся» существо, которое изменяется в зависимости от действий и поступков, даже от мыслей. И свобода даёт ей выбор, и уж каков он будет, зависит только от самой Софьи, от того, какое «зеркало» она выстроила внутри себя.
       У каждого человека всегда есть выбор. И когда у Вас он будет, вспомните эту историю и слова Мальвины о зеркале.
       Да, и лучше уж учитесь на чужих ошибках, но, делая свои, помните, что надежда на спасение всегда есть! (Она не может не есть…) и в конце любого тоннеля есть свет, надо только найти в себе силы на преодоление пути и не покривить сердцем при этом.
       А на прощание позволю себе ещё одно стихотворение из облюбованной мною книги Вероники Тушновой:

       Зову, упрекаю, надеюсь и спорю,
       молю, обвиняю, прощаю, кляну...
       И горе мое — настоящее горе,
       во всю ширину и во всю глубину!
       Я в счастье не верю. Так замятью снежной
       не верят в сирень,
       в стрекотанье, в дожди...
       А все-таки будет. Придет. Неизбежно.
       Не хочешь — не верь,
       не умеешь — не жди.
       А все-таки будет. И с тою же страстью
       я счастью в глаза изумленно взгляну,
       и будет оно, настоящее счастье,
       во всю ширину и во всю глубину!

9 сентября 2003 г. – 23 июня 2005 г.