Химик

  В семидесятые годы прошлого столетия художественные книги в магазинах свободно не продавались, их можно было только «достать» – с помощью личных связей, если таковые имелись. Но больше всего счастье улыбалось тем, кто работал либо в самом книжном магазине, либо в парткоме*, а парткомы, как известно, занимались тогда распределением ежегодной подписки периодической печати, в том числе на приложение к журналу «Огонёк», и в этом смысле обладали неслыханной властью. Подходил ещё вариант блата – желательно там и там, но в парткоме у меня блата не было, зато в книжном магазине был, правда, совсем крошечный: просто Галина Николаевна, его заведующая, неплохо относилась ко мне и кое-что подбрасывала иногда. Вот так и попала ко мне книга Василия Макаровича Шукшина «Брат мой», как раз накануне командировки на «Атоммаш»**.

Книгу прочла ещё до отъезда, а знакомые с детства слова – такие как  «полушалок», «прясло», «суслон», «ошалел» – доставили такое наслаждение, какого я не испытывала с тех пор, как уехала из Сибири. Вместе с героями рассказов Василия Макаровича я горевала, обижалась, улыбалась, радовалась и в конце концов прикипела к ним так, что не мыслила и расстаться. В числе нескольких книг, взятых в Волгодонск наряду с немногочисленными вещами, была и та самая – «Брат мой».

Строительство «Атоммаша» к тому времени вступило в активную фазу, параллельно с ним строился и новый город. Стройка носила звание «Всесоюзной ударной комсомольской», и сюда прибыли специалисты и молодёжь со всего Советского Союза, здесь же трудились и так называемые «химики». Это были люди, осуждённые «за незначительные» провинности, и поскольку они как бы не представляли особой опасности для общества, то жили на вольном поселении, но под присмотром властей. Их лагерь из нескольких домиков барачного типа располагался между старым и новым городом в непосредственной близости к строящемуся атомному гиганту. 

Через месяц после приезда я записалась в драмкружок дворца культуры «Восток», где и познакомилась с Сашей – тридцатилетним молодым человеком, актёром драматического театра одного из южных кубанских городов. Высокий, худощавый, с пышной светло-каштановой шевелюрой, он много шутил, острил и хорошо играл роли в спектаклях, особенно меня покорила его открытая улыбка. Но Саша, как оказалось, был «химиком».
 
Этому прискорбному обстоятельству я долго не верила, – до тех пор, пока он сам не рассказал об этом. Выяснилось, что определили его на «химию» за незаконное хранение огнестрельного оружия, но почему пистолет хранился у него и как попал к нему, Саша умолчал. Несмотря на это «досадное недоразумение», – так он называл не слишком весёлый «химический» период в своей жизни – незаметно для всех он сделался правой рукой режиссёра и в вопросах актёрского мастерства заслуженно делил с ним пальму первенства. Также незаметно он превратился и во всеобщего женского кумира нашего небольшого театрального сообщества, но явное предпочтение он отдавал всё же мне. Он часто поглядывал в мою сторону, чаще чем другим улыбался, подсказывал как правильно сыграть тот или иной кусок в пьесе, и не забывал говорить комплименты. Делал это с необычайной лёгкостью и виртуозным изяществом, и мне это льстило. Остальные дамы завидовали, – я чувствовала это, – но Александр выбрал меня, и они постепенно смирились. Но  даже в этих дружеских отношениях что-то меня беспокоило, – этакое дискомфортное предчувствие, объяснение которому я не находила.
 
Саша знал, что у меня есть томик с рассказами Шукшина, – я ему все уши прожужжала об этом. И вот однажды он попросил почитать книгу, – я согласилась, только сказала:
- Книгу дам, но умоляю, – никому больше, потому что боюсь потерять её.
- Не волнуйся, - был ответ, - всё будет в порядке.
После того, как книга из моих рук перекочевала в его, моё размытое дискомфортное предчувствие тут же трансформировалось в два абсолютно конкретных чувства: беспокойство и сожаление. Показалось, что сборник с рассказами ко мне уже не вернётся, и, если честно, я пожалела о своём поступке. Как могла успокаивала себя, но тревожное чувство не покидало.
 
Прошло три недели – Саша о книге не заикался. Я мужественно держалась, не напоминая о ней. Но в какой-то момент терпение моё лопнуло, и на одной из репетиций я спросила:
- Прочитал?
- Нет, - ответил он.
- Что так?
- Не успел.
- Почему? Ведь уже месяц прошёл! 
- Ну и что!
- Как что? Как что?! - возмутилась я. - Да за это время…
- Ну, сказал же – не успел!
- Что значит – не успел? Верни книгу! - голос мой задрожал.
- Чего ты всполошилась? Верну – не бойся.
Его тон обескуражил, – распаляясь всё больше, я почти выкрикнула:
- Мне нужна моя книга, верни немедленно!
- Что ты как маленький ребёнок! - взбеленился Саша, - сказал – верну, значит верну. Не будь такой жадиной.
- Давай возвращай, – ты же знаешь, как она дорога мне! – вконец рассердилась я.

На следующую репетицию Александр не пришёл, не пришёл и после. От ярости я была вне себя: - «Ну уж, дудки, - подстегнула мысль, - в ближайший выходной поеду в зону».

Было три часа пополудни, когда я вышла из автобуса. Как и полагается в июле, южное солнце палило немилосердно. Вокруг ни одного деревца, всё голо, неуютно, тревожно, – лишь слева, в отдалении, возвышались корпуса строящегося «Атоммаша», да на фоне жёлтого искрящегося песка выделялись бараки поселенцев. Их уединение на окраине города хоть и представлялось естественным, но виделось всё же неким устрашающим элементом. «Может, вернуться? - подумала я, – я даже попятилась назад, к автобусу, но тут же одёрнула себя: - Нет уж, – решила, так решила!»

Адрес Саши дали в отделении милиции. Вручая записку, дежурный пристально глянул на меня, будто что-то хотел сказать, но передумал. С неприятным чувством я вышла на улицу, прошла метров сто по песчаной дорожке и остановилась у первого барака, Саша жил в третьем – нужно было пройти ещё метров двести. Снова стало страшно. Почему я не попросила дежурного сопроводить меня, почему?! Ладно, не возвращаться же обратно, – что они могут сделать со мной? Ничего! Всё будет хорошо. И подойдя к первому подъезду третьего барака, я толкнула входную дверь.

Саша лежал на полке второго яруса. Кроме его лежанки, в комнате было ещё одиннадцать таких же: по три звена в два яруса у каждой из двух параллельных стен. Все двенадцать мужчин, включая Сашу, мгновенно уставились на меня. С замеревшим сердцем, я остановилась у порога, всем своим существом чувствуя на себе их пристально-липкие взгляды. Самым главным для меня в этот момент было – не пресечься глазами с кем-нибудь из «химиков»: не хотелось, чтобы их непристойные мысли соприкоснулись с моими, пугливыми и беззащитными. Мой взгляд был направлен только на один ярус, – второй слева от окна, где находился Александр.
- Как ты сюда попала? - спросил он, будто не знал, что попасть к ним можно было только на автобусе. - За книгой приехала?
- За книгой, - стараясь подавить робость, почти шёпотом выдавила я.
- Эй, дивчина, - раздался хриплый голос с нижнего яруса, – а не боишься...
С опаской глянув в ту сторону, откуда послышались звуки, я буквально влепилась в дверь.
- Не бойся, девочка, здесь тебя никто не обидит, - донёсся из переднего угла густой бас . - А ты, Карась, ещё вякнешь…
- На девку-то разуй глаза, Митрич!
- Я сказал, – заткнись!
- Всё, завязал, – молчу как рыба.
- То-то же! - Мужчина лет пятидесяти, приподнявшись на локте, с улыбкой посмотрел на меня. - Проходи, не бойся, - повторил он, - ребята шутят.
- А я и не боюсь, - отлепившись от двери, чуть окрепшим голосом сказала я.
- Вот и славно. Саш, - не поворачиваясь в его сторону, ровно пробасил Митрич, - ты чего-то задолжал девушке? Отдай, а то нехорошо получается.
- Сию минуту, - театрально провозгласил Саша, - вот только слезу.
- Ага, слезай, да побыстрее, – не видишь, девушка заждалась.
- Эй, артист! – зачастил всё тот же «хриплый» с нижнего яруса. – А больше ты ничего не задолжал, а может, она задолжала? Ха-ха-ха…
- Карась, ты не понял что ли? - повернулся к нему Митрич. - Цыц, я сказал, а то щас рот заклею! А ты, Сашок, – поторапливайся.

Саша сполз с яруса, открыл рюкзак, вытащил книгу и подал мне. Прижав к груди своё сокровище, я попятилась к двери, коснувшись её поверхности, с силой толкнула и выбежала на улицу. Не рассматривая, положила книгу в сумку и почти бегом припустила на остановку, – развернула её только дома. Конечно, она была потрёпана: обложка отошла от блоков, на некоторых страницах виднелись потёки, другие были помяты, но всё равно, – радости не было предела: книга была со мной.
Пряча её в шкаф, вспомнила слова Митрича, сказанные вдогонку: «Приезжай к нам, девонька, – не бойся, всё нам веселее будет, – может, и расскажешь чего-нибудь».
- Нет уж, Миртич, - прошептала я, - больше на такой подвиг у меня мужества не хватит.

С тех пор Сашу на репетициях не видели. Это потом, спустя некоторое время, я догадалась, что рассказами Василия Макаровича Шукшина зачитывался не только он:  «истории душ» человеческих, судя по виду книги, наверняка увлекли и его собратьев по «химической» обители. А книга… вот она, – передо мной, – только что я перевернула её последнюю страницу и вспомнила эту историю.



* В советское время партийные комитеты Коммунистической партии на предприятиях.
** Строящийся завод атомного машиностроения в городе Волгодонске Ростовской области.


Сентябрь-Октябрь 2008 г.