Игры в океане. Гл. 4

4

Красная Шапочка пела песенку и весело в припрыжку переставляла ножки по извилистой, узкой тропинке, бесконечно петляющей между деревьями. Светило солнышко, легкий ветерок шевелил траву и листочки на деревьях, радостно заливались птички, перелетающие с ветки на ветку и с дерева на дерево. Бабочки и стрекозы перед её курносым носиком шаловливо шуршали крылышками, одни — разноцветными и большими, другие — перепончатыми и прозрачными, стрекотали и прыгали в траве кузнечики, большие и маленькие, и еще жужжали жуки, солидные и не очень. Было тепло и хорошо, пахло травой, детством и летом...
Лора Трейн счастливо улыбнулась во сне и перевернулась на другой бок. Ночь была в самом разгаре, и петлять между деревьями можно было еще сколько угодно. И волка во сне можно было не бояться. Во сне злых зверей не бывает, но его и не было. Наверное, сейчас он снился другой Красной Шапочке. Неожиданно тропинка резко вильнула и стала спускаться к ручью. Солнце спряталось за деревья и потянуло дымом, птички петь перестали, а жуки, куда то улетели. Все изменилось. В считанные секунды маленький ручеёк, который можно было перепрыгнуть, превратился в огромную, покрытую сплошной пеленой тумана реку. Еще через секунду Красная Шапочка увидела себя уже стоящей по пояс в воде. Река так разлилась, что берегов видно уже не было, а вся, только что окружающая её красота скрылась под воду. Вода, туман и запах дыма окружили её со всех сторон. Дышать стало совсем нечем, и она закашлялась. И здесь ей вдруг стало ясно, что это ни какой и не туман вовсе, а самый тот дым и есть, который ей лезет в глотку и совсем не дает дышать...
Продолжая все еще кашлять, Лора села на кровати и постаралась разлепить сонные веки. С трудом, но ей это удалось. Все же шел третий час ночи и возвращаться из сказки, пусть и мрачной, но все же сказки, в еще более мрачную действительность совсем ей не хотелось. Ноги у неё и в самом деле были в воде, а все вокруг было в дыму. Только теперь это уже был не сон, как бы ей этого не хотелось.
От полного удушья её спас только открытый иллюминатор и люк над головой. Голова хоть болела и кружилась, но все-таки еще немного соображала. С ужасом женщина поняла, что на яхте случилось что-то страшное и теперь она, эта яхта, горит и тонет, причем горит и тонет вместе с ней, единственной и неповторимой. А еще она с ужасом поняла, что если бы сейчас не закашлялась и не проснулась, то уже не проснулась бы никогда, вернее, может быть, и проснулась, но уже не здесь... Страх от понимания происходящего сковал мысли, но, слава Богу, не ноги. Пока голова тупо соображало, что да где, тело, преодолев полузатопленный крохотный коридорчик, по трапу выбиралось уже наружу. Дышать стало сразу же легче, но легче от этого не стало. Яхта горела и тонула, грозя скоро совсем уйти под воду. Огонь, треск и дым были великолепным зрелищем, но это если смотреть со стороны и не для неё. Но даже не этот вид гибнущей посудины был для неё самым страшным в эту минуту. Страшнее было то, что на яхте кроме неё больше никого не было! Огонь, дым и ни одной живой души вокруг. «Куда все подевались?» , — Лора бросилась по накренившейся палубе к носу яхты. Нога подвернулась, и она чуть не свалилась за борт, успев вовремя схватиться за какую то железяку и больно ударившись еще обо что-то подбородком. Зубы клацнули, но руки железяки не выпустили. Чудом, балансируя на грани палубы, ноги были уже там, она оглянулась и сильно тряхнула головой, машинально поправила волосы, залепившие глаза и мешающие смотреть. Корма уже была затоплена и продолжала погружаться. Надо было подниматься и двигать на самый нос парусника, а по большому счету, надо было уже, вообще, прыгать в воду, но почему-то именно этого ей делать сейчас и не хотелось. Хорошо понимая, что яхта вот-вот затонет, минута, другая и все, она, тем не менее, из последних сил цеплялась за неё, как утопающий за соломинку, оттягивая самую, пожалуй, в её нынешнем положении страшную минуту, минуту погружения в эту черную, мерзкую воду. Лора подтянулась и схватилась за палубное ограждение, чтобы не свалиться за борт раньше времени и тут же, вскрикнув, отдернула руку. Металлические трубки были горячими, пришлось обходиться без их помощи. Она взглянула наверх, опасаясь, как бы ей на голову что не свалилось, тот же парус, но здесь было все нормально. Парус уже давно сгорел, и теперь горела уже сама палуба, а окружающую парусник темноту лизали огромные, рыжие языки пламени. Увидев, как занялись доски, Лора с сожалением поняла, что до носа яхты ей уже точно не добраться. Это было в двойне обидно, так как теперь она хоть знала, зачем ей туда было надо. Там висел спасательный круг. Он, конечно, ни в какое сравнение не шел с яхтой, особо то на нем е поплаваешь, но все же это было хоть что-то, за что можно было уцепиться. Но и это «что-то» , тоже ускользало из её рук, как и все, впрочем, до чего она старательно прикасалась в своей жизни. Будь то первый муж придурок, помешанный на продолжении своего рода, только от разных жен, и больше всего озабоченный только процессом производства, причем дальнейшее их содержание, что многочисленных жен, что их детей (назвать своими у него просто язык не поворачивался) в его жизни как-то отсутствовало, или второй, тот, что негром оказался, да еще из Африки, или вот работа, с которой, почему то, всегда были одни неприятности. Если коллектив был хороший, то, как правило, платили очень мало и с задержками, а если зарплата была более менее нормальной, баксов там сто пятьдесят, к примеру, то скоро сама фирма разваливалась, не выдерживая, наверное, такого тяжкого бремени, как ее зарплата. Одним словом, жизнь текла, а ничего в ней не получалось. Вот, наконец, один раз повезло, попала на халяву на эту драную яхту, и та сразу же взяла и загорелась!
— Мамочка, — женщина совсем растерялась и вдруг заплакала, — что же это такое здесь твориться? Почему меня все здесь бросили, почему меня не разбудили, сволочи?
Палуба накренилась еще больше и быстро стала уходить вниз под воду. Секунда, вторая, третья... Что-то большое и горящее, наверное, кусок мачты, упало с грохотом прямо рядом с ней, чудом не проломив ей голову, подняло огромный салют, разлетающихся в разные стороны искр и свалилось с шипением в воду. Клубы густого, белого дыма стали подниматься кверху, въедаясь до рези в глаза и разъедая носоглотку. Лора закашлялась. В желтом отблеске огня дым не казался белым, скорее желтым, но какая разница, дышать и смотреть все равно было трудно. «Белый цвет, желтый цвет, — она поймала себя на мысли, что пытается все же в этом разобраться, почему у белого дыма желтый цвет, словно это сейчас был самый главный вопрос в её жизни, вопрос жизни и смерти. От какого дыма лучше задохнуться, от желтого или белого, а может лучше от черного? — Вот дура, — Лора выругалась. — Нашла время философию разводить, ты думай, давай, как из всего этого дерьма выбираться будешь, а не...» Додумать она не успела. Палуба накренилась еще сильнее, и несчастная с криком полетела за борт. Голова её, попав в воду, наверное, тоже зашипела, как та деревяшка, только не от огня, а от всего того, что на неё свалилось, в переносном, конечно, смысле, но она этого совсем не заметила, а зря... Погружение распаренных мозгов в холодную воду чревато воспалением. Хорошо, что этого не случилось. Когда она вынырнула и огляделась, в голове у неё был уже полный порядок. Мысли остыли, дурные испарились, яхты, правда, на горизонте тоже не было. Яхта уже утонула!
На поверхности плавало лишь несколько горящих головешек, не успевших еще погаснуть, но света уже все равно почти не дававших. Было темно и страшно. Если бы это случилось где в родных болотах, то еще шумел бы камыш, наверное, и было бы холодно. Здесь же камыш совсем не шумел, но зато было тепло, почти тепло... Холода, во всяком случае, она еще не чувствовала. Не уже не чувствовала, когда застывшая в теле кровь начинает работать на обеспечение жизнедеятельности только наиболее важных внутренних органов, способных еще хоть как-то поддерживать жизнь в организме, а пока еще не чувствовала... У неё всё это было еще впереди! А пока было темно, яхты уже не было, и только еще оставшийся от неё запах дыма щекотал ей ноздри и слегка напоминал о случившемся. Совсем как недавно во сне, только наяву. И еще лишь только пьяное покачивание волн да спокойное дыхание океана. И еще лишь только неясное понимание приближения смерти, звезды над головой и полная темнота кругом.
Лора попробовала плыть, но уже через минуту, сделав всего несколько гребков, отказалась от этой мысли. Куда, зачем? До берега сто километров! Головешки тем временем догорели, и стало совсем темно. Лора перевернулась на спину и погрузила голову в воду. Было только темно, теперь же стало еще и тихо. Лора с ужасом поняла, что погрузилась в ад. Теперь вокруг была только она, обволакивающая её тело бездна и черная звездная вечность. Бездна молчаливо нашептывать ей что-то в уши, а многочисленные мерцающие в вышине звезды, наверное, пытались своим холодом согреть её душу. «Я смотрю на них, — думала она, — а они отражаются в моих зрачках.. Странно... Теперь я сама есть часть океана, а вся вселенная есть часть моих глаз. Я погрузилась в пучину, а эта мрачная бесконечная пустота теперь через мои глаза пытается проникнуть в мою душу, что бы забрать к себе. Вся вселенная теперь в моих глазах, я вся во вселенной... Океан, земля, это черное, смотрящее на меня своими звездами небо, — это все вселенная. А я есть её маленькая часть, часть этой огромной, никогда не кончающейся бесконечности ... Вечность без конца и без края. И все это теперь во мне, и все это теперь — я. Все так просто, — налетевшая волна накрыла её с головой, но она тут же вынырнула, перевернулась на живот и поплыла все равно куда, и все равно...зачем. И теперь уже сверкающие звезды были не только в небе и в ней, но и перед ней в океане, отражаясь в нем и делая его еще величественнее и непостижимее. — Получается, что я и есть вся эта вселенная, так что ли? — Сильный гребок руками, вдох и её голова ушла в черную, океанскую жуть. Выдох в воду и снова вся вселенная перед ней на ладонях. Лора перестала грести, вытянула руки, сомкнула ладошки, но доставать их из воды не стала, держа их возле самой поверхности и с удивлением наблюдая за живым отражением нескольких сверкающих холодным космическим светом звездочек, согревающих её ладони и несущие надежду её душе. — Да, — она неожиданно для себя улыбнулась. — Получается, что так и есть. Я и есть вся эта вселенная! И когда я скоро умру, то эти три звездочки, что я только что держала в своих ладонях, будут всегда теперь со мной и мне будет совсем не страшно. «Какая же она была все-таки красивая!» , — воскликнет одна звездочка после моей смерти. «Да? — удивиться другая. — Я совсем этого не заметила» . «Куда же ты смотрела?» — в свою очередь удивиться первая. «Я любовалась своим отражением в её глазах!» , — усмехнется, скорее всего, вторая» . От этих мыслей ей стало немного веселее, умирать она пока еще не собиралась, но вот теплее ей от этих мыслей, правда, ей совсем не стало.
Неожиданно Что-то коснулось её руки, и она в страхе отпрянула в сторону, решив, что это акула или какая другая тварь, мало ли их в океане водится, но это оказался всего лишь спасательный, бело-красный круг, вернее, бело-серый, в темноте все кошки серы, с черными буквами названия яхты. «Леди Вейн» , — прочитала она и схватилась за соломинку. Стало немного легче, но особой радости это не принесло. Часом раньше ли, часом ли позже, но умирать все равно придется, так стоит ли растягивать удовольствие? Решила, что стоит. Лора набрала воздуха в легкие и поднырнула под круг. Руки, голова, а затем и плечи протиснулись в дырку «бублика» . Держаться на воде стало легче, можно было не так сильно уже болтать ногами и отправляться на тот свет как-то сразу расхотелось. Через двадцать минут появилась другая проблема, через двадцать минут она почувствовала, что стала потихоньку замерзать. Пришлось снова, чтобы хоть немного согреться, усиленно начать работать руками и ногами. Разогнав, таким образом, немного кровь и выбившись совсем из сил, махать руками и ногами, что бы согреться, пришлось долго, Лора безвольно повисла на своем круге, устало закрыла глаза и прислушалась. Океан молчал... Ни единого всплеска, ни одного проявления хоть какой ни будь жизни кругом, только вода, темнота и заглядывающая даже в прикрытые глаза пустота вселенной. Страх постепенно прошел, в конце концов, она давно могла быть уже мертвой, задохнулась бы и ушла к рыбам вместе с яхтой, в голову стали приходить и другие мысли, те, что уже не касались смерти, но все равно не очень веселые. «Куда же все делись? — не понимала она. — Было же две яхты. Почему и куда исчезла вторая? Не могли же они так быстро испариться, еще не утонула одна, а второй посудины уже и след простыл. — В который уже раз она стала вертеть головой по сторонам в поисках огней, но все было напрасно, горизонт был темен. — И потом, — размышляла она, — они же должны опомниться, увидев, что из спасенных одного человека не хватает? Должны! А значит и должны обязательно вернуться! Следовательно, необходимо держаться до рассвета, — решила она, — а там...будет, что будет. А все-таки они уроды, — вздохнула она. — Что капитан этот со своей боцманшей, что пассажиры. Мало того, что по пьянке спалили парусник, так еще и меня бросили здесь на съедение акулам и этому океану» . А потом она переключилась на дом, вспомнила дочь и мать и на душе совсем стало мерзко. Мерзко и одиноко... « Ну почему мне так не везет? — всхлипнула Лора носом. — Первый раз в жизни повезло прокатиться на яхте, и та сразу же утонула! Зачем ты только свалился на мою голову, хренов Станислав Петрович, сидела бы сейчас в своем уютненьком магазинчике за двести баксов в месяц и в ус не дула. Купайся теперь... Что бы я еще хоть раз, хоть с кем заговорила, скоты долбанные... Выплыву, фиг вы меня дальше Минского моря куда плыть заставите!» Снова стало холодно и она снова принялась куда то грести, все равно куда, лишь бы только согреться, а может даже и к берегу. «Вот сейчас засветлеет, — Лора даже попыталась сама себе улыбнуться, — и я увижу тонкую его полоску. Обязательно увижу и доплыву до него, а там держись у меня Станислав Хренович, заплатишь мне столько, что я сама себе смогу купить яхту и дом еще во Флориде с бассейном... Вот козел вонючий, что бы ты сам к своим рыбам отправился, зараза...» Заметить, как сознание покинуло её голову, Лора не успела. Просто, окружающая её вода вдруг исчезла и появилась совсем другая уже картинка, может быть менее страшная, чем действительность, но все равно не менее пугающая. Но понимания этого пришло потом, когда она с ужасом поняла, где очутилась. Сначала то ей все показалось как раз наоборот: очаровательная музыка, сверкающие бриллиантами, шляпками и фраками господа и дамы, сама, вся такая сверкающая и переливающаяся, хрустальная, очень красивая люстра, сногсшибательное вокруг великолепие, до глубины души знакомое и такое, почему-то, совсем не узнаваемое!

— Ты слышал? — девушка посмотрела на своего спутника и напряженно прислушалась.
— Что? — не понял тот.
— Кто-то, кажется, кричал, — сказала она. — Вот опять... слышишь?
Парень тоже прислушался, но, сколько не вслушивался в безмолвную тишину волн, так ничего и не услышал.
— Показалось, — сделал он вывод, хотя сам и не был в этом уверен. Может быть, кто-то и кричал. Вполне это мог быть кто-то из двух пропавших, или Таня — боцман, или эта...из Минска, он так и не успел с ней познакомиться. Обе были сейчас где то в океане или на его дне, почему бы им и не покричать, тем более, что их еще не нашли и, кажется, совсем и не искали. Он невесело усмехнулся. Профессионалы чинили яхту, с этой посудиной тоже творилось что-то неладное, и им было не до пропавших. При таком раскладе дел все могли оказаться на их месте, что, конечно, здесь присутствующих совсем не устраивало. А на паруснике то ли аккумуляторы сдохли, и поэтому двигатели не заводились, то ли двигатели окочурились, и аккумуляторы им были теперь без надобности, только света все равно нигде не было и паруса не поднимались. Что то там тоже у них переклинило — заклинило и в результате яхточка была предоставлена сама себе и дрейфовала в только ей известном направлении. Сейчас их всех спасало то, что, океан был спокоен и еще давал время очухаться.
Чайники же — тире — туристы тем временем все еще переживали случившееся и были очень рады, что сами хоть остались живы, и им совершенно, пока не было никакого дела ни до каких там моторов, гротов и стакселей с их закрутками. Отсутствие света их пока тоже особо не беспокоило. Пока не беспокоило... Пока все еще переживали свое спасение и потерю двоих людей.
Спасенные разместились на палубе, и никто не пожелал спускаться в каюты, хотя предложения такие от руководства поступали. Яхта была большая, гораздо больше затонувшей и места в каютах должно было хватить всем, а если и нет, то тогда кому-то пришлось бы потесниться в своих кубриках, но пострадавшие должны были остаться все равно довольными. Хотя, какое там довольство, слава Богу, что живы остались... Теперь вот только бы поскорее добраться до берега и потихонечку пешочком — пешочком вдоль бережка домой. И не дай бог хоть еще раз ступить на шатающуюся палубу пусть даже самой надежной и безопасной в мире посудины, гори они все синим пламенем, эти яхты, но только не в море, и только когда их там уже не будет. А ведь еще несколько часов назад все было совсем по-другому: играла музыка, лилось шампанское, капитан только что придумал какую-то веселую игру, все, ну или почти все радостно в неё включились, и даже кто-то уже успел выиграть или заработать, как вам будет угодно по паре сотен долларов, только вот все они, к сожалению, пошли ко дну, как и другие вещи вместе с документами и деньгами, но только уже своими собственными. Деньги и документы остались только у Семена Ивановича, тот шестым чувством угадал, что с яхтой твориться что-то неладное и, успев схватить впопыхах и спросонья только бумажник с деньгами и документы, в чем мать родила, гремя яйцами, выскочил на палубу. Было смешно, но всем было не до смеха, когда поняли причину его более чем странного появления на палубе. Как в скоре выяснилось, горела именно его каюта. Черный дым валил именно из его открытого иллюминатора. Что он там творил алхимик этот с огнем, для всех так и осталось тайной, но он потом божился со слезами на глазах, что не курил и каюту не поджигал, а как она загорелась, он и сам ведать не ведал. Чертовщина, какая то, одним словом... Ему, правда, никто так не поверил. Пьяный в кровать, окурок под кровать. Дальше — огонь, дым, море неприятностей... С молчаливого всех согласия пьяненький Семен Иванович в одну секунду оказался единственным виновником всего случившегося. Кто-то из мужчин хотел еще набить ему морду за свои утопленные бабки и чуть-чуть не утопленную жизнь, но несчастного и протрезвевшего Семен Иваныча спасло только своевременное вмешательство капитана.
А как все хорошо начиналось! Он выбросил за борт студента и отправился, покачиваясь, спать к себе в каюту. Воображаемая красотка в розовом пеньюаре ждала его уже там. Розовые губки, розовая попка...Может быть это она, стерва, и устроила весь этот быдлам. Горбунков, свесив ноги за борт, оцепенело, не моргающим взглядом смотрел на качающуюся под его ногами, черную воду и не о чем не думал. «Попал...— шептал он себе под нос пересохшими губами. — Ну, ты Семен попал... Спалил яхту, выкинул сынка авторитета на съедение акуле, убил двух человеков... Боже мой, что же теперь со мной будет? Но, почему именно я спалил лодку? Ведь я даже не курю... Если бы все можно было повернуть назад, Боже мой, разве ж я подался в это проклятое путешествие? Вся жизнь коту под хвост... Акула, а эта еще, откуда здесь взялась?»
Рыба прошла совсем близко с барахтающимся, тонущим Робертом и пошла на медленный разворот. Люди с ужасом наблюдали за страшным движением плавника и все без исключения радовались тому, что не они сейчас находятся на месте этого бедняги, которого так переклинило от страха и от вида этого черного, режущего воду лезвия, что он даже и крикнуть то ничего не мог. Кто-то сообразил и бросил несчастному круг, а один даже конец каната, но тонущий ни того и не другого так и не увидел. Люди ему кричали и указывали пальцами на плавающие рядом с ним предметы, но он их не видел и не слышал.
— Боже мой, — Юля вцепилась руками в лестничные поручни. — Помогите же ему, она же его сейчас съест.
Но акула словно издевалась над ним и совсем не спешила этого делать, круг за кругом совершая вокруг него магический танец смерти, сокращая постепенно радиус своего движения. Плавать мальчишке осталось совсем немного, если это его поплавковое ныряние в воде можно было обозвать этим словом, и все с ужасом ждали того момента, когда эта хищная морская тварь пойдет на него в атаку. Раздались выстрелы. Это стреляли с другой яхты из ружья, делали хоть что-то для спасения несчастного, но акуле эти выстрелы оказались как мертвому припарки, только еще больше разозлили, вырвав из её плавника кусок мяса и сразу же сделав его еще более страшным. В общем, творилось что-то невообразимое, а толпа, скучившись у бортов только стояла и глазела... А один даже додумался заснять все это на камеру, но Юля его не знала, он был с другой яхты.
— Сделайте же, что ни будь! — заорала она в истерике. — Какого хрена вы все стоите. Вы, что, ублюдки, не видите, что он совсем не умеет плавать!
Но люди и так уже стали действовать, первое оцепенение прошло. Кто-то же бросал канат и спасательный круг несчастному, а кто-то же и стрелял, в конце концов, да только вот толку от всех этих действий проку пока было мало...
И вот её окатило море брызг и новые крики ужаса обалдевших зрителей. Это один сумасшедший добровольно бросился в пасть смерти, что бы, наверное, спасти гибнущего человека, а скорее, чтобы самому к нему присоединиться...
Роберт в самый последний момент успел врубиться, что рядом с ним что-то грохнулось, но, ворвавшаяся в рот вода, не позволила ему осмыслить случившееся. Да это ему уже было и не надо. Устав от жизни, он уже смело шел ко дну, сигнализируя об этом рыбам и оставшимся на верху людям многочисленными, поднимающимися кверху воздушными пузырьками. Чайник закипел и весь выкипел... Газ не выключили и огонь вырвался на свободу. Таня бросилась к огнетушителю, но было уже поздно, огонь уже пошел гулять по камбузу... Семен Иванович еще спал, он совсем еще не знал, какое у него будет очень скоро счастливое пробуждение!
Дальше Юлька увидела, как мужчины схватились за канат и с силой стали тащить его, скручивающегося, словно змея, возле их ног, на себя. Секунда и она все поняла. Тот парень, с которым она только что здесь разговаривала, а потом испуганно орала, обвязал себя канатом и бросился на помощь тонущему. Пока все боялись и думали, что делать, предпринимая самые немыслимые попытки, включая и стрельбу по двигающейся мишени, а почему бы сразу и не ему в голову, чтобы не мучался, перевариваясь в желудке ненасытной твари, он уже делал, обматывая и завязывая на морской узел вокруг своего пояса канат. Что случилось дальше, все видели. Смельчак бросился в воду. Еще бы чуть и все, подвиг был бы напрасным. Человек за бортом уже тонул и его компас ничего уже не показывал. Красненькая стрелка смотрела вверх, а синенькая смотрела вниз. Кандидат в утопленники «выбрал» синенькую и стал медленно погружаться.
Двое в одно и тоже время бросились к утопающему на помощь: человек и акула... Один хотел спасти несчастного от смерти, рискуя своей жизнью. Другая — тоже хотела его спасти, но только уже от жизни... Юля видела, как стремительно метнулся в его сторону акулий плавник, а хвост её, разорвав водную поверхность, взметнул в воздух огромное количество хрустальных брызг. Девушка еще успела представить жуткую картину, как острые акульи зубы впиваются в бедного Роберта, кажется, так его звали при жизни, и её эти страшненькие, безумненькие глазки-точечки. Ей даже показалось, что она все это видит на самом деле и слышит захлебывающийся в воде и собственной крови крик несчастного. Черные, рыбьи глаза закрыты защитной мембраной, а сама акула при этом, перевернувшись брюхом вверх, вырывает из его живота куски мяса. Кровь, ужас, страх... Дальше только вопль несчастного и извивающееся, поднимающее к небу море брызг, огромное тело акулы...
Роберт не кричал, он уже захлебнулся. Это дико во все горло вопила она сама. Саму себя, свой этот истошный крик она только тогда и слышала! Остальные смотрели на воду, в темноте которой только что скрылись трое участников разыгравшейся на их глазах трагедии, и слушали её этот ужасный, разрывающий нервы всех присутствующих, истерический визг...