Люди-голуби

Лето умирало, листья засоряли мостовые, а голуби засирали скамейки. Энтропия возрастала, грязь подступала к щиколоткам, птичье дерьмо сыпалось градом. Всему виной был затянувшийся экономический кризис, который каким-то странным образом коснулся и меня. Казалось бы: какого черта? Денег у меня не было, ценных бумаг – тем более, но в том-то и есть мрачная прелесть капитализма: мы ВСЕ повязаны. Мы, несчастные пассажиры Ноева Ковчега: люди, ослы, голуби, листья, – связаны одной веревкой, прибиты одним гвоздем к этой гниющей мачте. Неважно.
Я сидел в неосвещенной части коридора и глядел на всю эту красоту в окно. По обе стороны от меня располагались какие-то люди, и все они говорили, или читали, или просто любовались моим красивым профилем. В общем, были при деле. А ждали мы одного: когда нас вызовет к себе эта глупая вздорная врачиха, которая только и делала, что болтала по телефону и попивала чай. Не просто врачиха. Психотерапевт. Доктор Кисленко.
Постепенно очередь уменьшалась, люди входили и выходили группами, человек по 5, и прием каждого из них занимал не больше двух минут. Наконец, зашел и я. Со мной было еще трое ребят.
Первый уселся перед ней, а мы остались у двери.
-Как дела? – спросила врачиха у парня, пролистнув его медицинскую карту.
-Нормально. – Был ответ.
-Хорошо, можете идти.
Уселся второй. Тот же вопрос. Тот же ответ. Следующий.
-Как дела?
-Не жалуюсь.
-И не надо. Свободны. Следующий.
Я послушно сел перед ней, отдал свою карту. Вблизи она, как и все другие люди, казалась весьма уродливой и нелепой. Морщины, пушистые черные усы, впалые, будто изъеденные червями, глаза. Мне хотелось покончить с этим как можно быстрее.
-Как дела? – спросила доктор, отхлебнув чаю.
-Нормально. – Ответил я без промедления.
Она подняла от бумаг свои безобразные глаза и посмотрела в мои, не лишенные обаяния.
-Ты уверен?
Меня смутил этот вопрос. Стараясь по-прежнему вести себя исключительно нормально, я ответил: «Конечно» и изобразил посредством губ миленькую улыбку.
-И ничего тебя не беспокоит? – не унималась она.
-Ничего. – Врал я. - Ничего не беспокоит.
Врачиха пролистнула еще пару страниц в моей карте, потом снова уставилась на меня. Не посмотрела, а именно уставилась. Я начал нервничать. Нога непроизвольна задрыгалась, на лбу выступил пот. «Что ей еще нужно?» - думал я. – «Пила бы свой чертов чай до конца смены и не парилась. Отстань от меня, бабуля».
-А я в этом не уверена. – Сообщила мне доктор Кисленко, женщина-врач. – Страдаете бессонницей?
-Нет.
-Головными болями?
-Нет.
-Раздражительны?
-Нет, что вы.
-Страдаете галлюцинациями?
-Ни в коем случае.
-Случались обмороки?
-С чего вы взяли?
-Та-а-ак. – врачиха принялась что-то строчить в моей карте, периодически на меня поглядывая. Я ни разу не сказал правду, и она знала это. Я безнадежно воздохнул и опустил голову на колени.
-Что с вами?
-Просто устал.
-Я назначу вам лечение, Антон. – Посерьезнела врачиха. - Вам это необходимо.
Угу.
Она продолжала писать. Потом взяла пустой бланк и принялась за него.
Закончив, она вручила мне бланк и выставила за дверь. Люди за дверью с ненавистью на меня глазели. Они больше меня не любили. Я пробыл в кабинете около получаса.

«Вот ведь как оно бывает, - подумалось мне. – В военкомате и смеялся дико, и слюну пускал, грозился суицидом, а годным все равно признали, даже разозлились и хотели побить. А тут…» Еще я подумал, что совсем не хочу лечиться, а даже если б хотел, то вряд ли бы это дело закончилось успешно. И дело тут вот в чем.
Когда не понимаешь, зачем живешь, какого хера вообще делаешь на этой голубой планете, и все тебе кажется бессмысленным и унылым, то никакие врачи, которые сами – лишь частичка этого ****ого, сраного хаоса, тебе не помогут, и их пилюли тоже. Ну, вылечат они бессонницу и галлюцинации, а толку то? Через пару недель они сами собой вернуться, ведь первопричина неистребима. Это все равно, что воду из тонущего корабля вычерпать, а пробоину не залатать.
Я уселся на ту же скамейку, уставился в то же окно. «Я назначу вам лечение» - звучало в ушах. Я мял в ладони желтый бланк. «В святости юношеского солипсизма, в чистой детской уверенности в том, что мир вертится вокруг тебя, что все, происходящее – лишь благоприятный фон твоей пленительной будущей жизни, ты чувствуешь силы, здоровье, чтобы перевернуть мир. Но вдруг мир дает тебе понять, что ты – не просто не центр вселенной, ты вообще – ничто, и ни *** ты никому и никогда не был нужен. В отчаянии ты пытаешься стать хотя бы маленькой никчемной песчинкой в этом бескрайнем песке. Но и этого тебе не позволяют сделать. Тебя выгоняют из строя, другие песчинки отторгают тебя и проклинают. Ты именуешься неудачником. Ты – безумен. Ладно, я безумен, думаешь ты, я неправильный и мне нужно лечиться, но мир не оставляет тебе ни единого шанса на это. Ты ходишь по улицам, ездишь в общественном транспорте, ты слышишь, о чем говорят другие люди, и непременно ловишь себя на мысли: «Постойте, ребята, сумасшедшие здесь – вы»! Разве нормальны те люди, которые могут два часа подряд говорить о телефонных тарифах, или каких-то «проводках» и «остатках», о том, что такая-то «звезда», оказывается, жопу не подтирает, а напротив даже, подмывает, разве нормальны те, кто готов угробить свою жизнь ради покупки машины и загородного дома… Но я ни в чем не виню обывателей. Есть люди и пострашнее. К примеру, современные поэты. Они готовы декламировать претенциозный бред везде ,всегда ,при любому удобном и неудобном случае. Зачем? К чему это все? Я отвечу. Все они, подобно голубям, пытаются лишь засрать твою несчастную больную голову, которая и без того соображает туго и надтреснуто, чтобы ты вообще забыл про все, что происходит вокруг тебя, чтобы ты перестал думать о важных вещах. А ведь они повсюду, повсюду. Ты хочешь бежать, а некуда. Хочешь кричать – а стыдно. Хочешь плакать – не можешь, заснуть – тоже. Пытаешься замаскироваться - разоблачают.
И тут какая-то небрежная старуха тебе говорит: «Я назначу вам лечение!» Ну не смешно ли? Люди все еще заходят и выходят, и никто не засиживается в кабинете подолгу, а прием заканчивается. Смятый бланк падает на пол, трепещет, катится под скамейку. Я иду по длинному коридору в поисках выхода.
На улице все так же мерзко и грязно. Холодный сентябрьский воздух быстро привел меня в норму, и я резво затрусил по аллее. Мимо проходили собачки и люди, и проносились машины, и голуби целились своими орудиями, и дети громко матерились и курили, и переспелые яблоки покачивались на ветвях, и ничего не менялось и никогда уже не измениться.