Время ещё есть

       Михал Степаныч всегда жил по принципу «разрешено всё, что не запрещено». Геннадий Иннокентьевич напротив, всегда придерживался того взгляда, что «запрещено всё, что не разрешено». Михал Степаныч считал себя человеком дела, а Геннадий Иннокентьевич себя – человеком слова.
       Совершенно непохожие друг на друга ни внешне, ни тем более внутренне, оба они были милыми стариками, доживающими свой век в старых хрущёвках: Михал Степаныч в серой, раньше предназначавшейся для семей военных, а Геннадий Иннокентьевич в белой, куда в прошлом селили всех подряд. А объединяли наших героев лишь общий двор между домами, лавка во дворе и скука, начавшаяся почти сразу после выхода на пенсию. Так и проводили они день за днём, сидя на лавке (выбитой в своё время Геннадием Иннокентьевичем у ЖЭКа) под тенью каштана, вымахавшего в такую громадину из маленького деревца, посаженного Михал Степанычем в день рождения
первого сына.
       Дети, кстати, навещали стариков всё больше по праздникам, будто косвенно подтверждая, что теперь уже не нуждаются ни в родительском совете (что не давало покоя Михал Степанычу), ни в родительском тепле (что огорчало Геннадия Иннокентьевича).
       Только разговоры друг с другом и спасали от одиночества. А нашим героям было что порассказать и что обсудить: тут и истории их жизней, и последние мировые новости, и анекдоты, и философские мысли, и многое-многое другое.
       За беседами и спорами время шло не так заметно. А чтобы и руки занять хоть чем-то, наши герои играли в любимые игры, благо такие у них были: Михал Степаныч уважал домино ещё с юности, а Геннадий Иннокентьевич мог часами просиживать за шахматными партиями. С утра и до вечера они разговаривали, иногда лишь отвлекаясь на обдумывание хода в какой-то очень уж сложной ситуации. Стоит отметить, что если диалог они вели вместе, то играли каждый сам с собой: Михал Степаныч время от времени задумчиво бурчал под нос: «Тэк-с… Рыба!», а Геннадий Иннокентьевич, изредка сверяясь с шахматной энциклопедией, неспешно передвигал фигуры.
       Каждое утро, после сытного завтрака Михал Степаныча и легкого – Геннадия Иннокентьевича, они выходили во двор, здоровались и вместе прогуливались по парку, так кстати расположенному возле их домов. После этого наши герои занимали свои привычные места и наслаждались, как могли, новым днём.
       Михал Степаныч, бывало, высказывал:
       - Да ведь мы же! Мы, а не какой-то дядя, делаем будущее! От нас зависит, каким оно будет! Жить-то, надеюсь, будут лучше, чем сейчас!
       На что Геннадий Иннокентьевич ему привычно возражал:
       - Ну как же, милейший… Мы делаем настоящее, и от нас зависит, что нас окружает и что имеем….
       Тут, будто взяв за правило, Михал Степаныч начинал закипать:
       - Да позвольте! Да что это! Вы-то! Уважаемый человек, а глупость говорите! Мы-то с вами зачем здесь? Чтобы дееетяям жизнь наладить. Так ведь и мой отец для меня старался, и дед для отца и…
       - И что с того? Мы-то с вами прежде всего для себя жить должны.… Нет, дети-то, внуки само собой… Поставить на ноги… Отчий дом и родительская ответственность… Но это же наши жизни, мы и себя выражать должны…
       - Так а я себя вот и выражаю так! Всю жизнь пахал, чтоб детям, моим детям, легче было себе дорогу-то пробивать! А потом и они обо мне позаботятся!…
       Старики спорили, спорили и словно молодели. Их не заботило кто прав, а кто заблуждается: они наслаждались тем, что кто-то ещё готов их выслушать, вникнуть в их слова… Жить-то осталось совсем чуть-чуть, а как, зачем и для чего они даже в старости решить не успели. Хотя…
       Время ещё есть.
       Ещё есть.