Воспоминания - опасный жанр

Много лет выписываю «Комсомолку». Раньше это была единственная газета, которую я могла читать. А потом я любила ее уже по традиции. С радостью читала и читаю сейчас статьи Пескова, просто в последнее время эти статьи стали единственным, что еще можно почитать.

Бесконечная реклама лекарств, объявления о снятии порчи и увеличении всего, чего можно (безоперационно!), гнусные фотографии звезд без грима ( вот, и звезда тоже выглядит ужасно, значит, и мне можно!) – все это занимает до 90% полос. Но даже и не это самое неприятное.

Регулярно публикуют статьи и фотографии о личной жизни знаменитостей. Хорошо, если сама знаменитость еще жива, и может вызвать в суд или лично надавать по физиономии. Хуже, если речь идет о людях, которых уже нет с нами.


Страдают от этого чтива прежде всего родственники, бывшие возлюбленные, дети, рожденные в браке и без оного, и страдаем мы. Публично вытряхиваются глубоко личные воспоминания людей, делятся наследства и наследия, выискивается внешнее сходство или несходство детей… То, что когда-то могла скрыть, сохранить и защитить сильная рука живой знаменитости, становится достоянием гласности.

Вспоминаются пороки звезд, и истинные, и мнимые, приписываемые им. Окружающие звезд люди, их родственники, друзья и секретари – они ведь тоже живые, и, как правило, обладают субъективным восприятием. То, что кому-то кажется девиацией, отклонением от нормы, для другого – вполне приемлемо и не вызывает вопросов и непонимания. Особенно нехорошо, когда эти люди начинают писать воспоминания – тогда их субъективное мнение перестает быть частным и формирует общественное.


В частности, последнее время много писали о Кононове, о пресловутом Лонго, о Евдокимове. Хочется попросить: господа журналисты, а нельзя как-то фильтровать темы?! Вот теперь за Ландау взялись...


Причем воспоминания вообще читать очень люблю. Из последних прочтений – замечательная книга Рины Зеленой и Андрея Макаревича. Зеленая порадовала рассказами о кинематографе и театре начала 20 века, а Макаревич – воспоминаниями молодости и отсутствием упоминаний о женщинах, с которыми был близок. Ведь вот можно же и так!