Жить по совести...

ЖИТЬ ПО СОВЕСТИ….
 Человек приходит в мир,  чтобы уйти в положенный час, прожив жизнь полную исканий, творческих находок и сомнений. Либо обычную: суетную и незаметную. Каждый выбирает сам. Итог один? Не нам судить. Лишь время способно расставить все по местам, воздав  по заслугам:  забвение либо память. Но так ли это важно в планетарных масштабах?
 В силах ли человек в одиночку изменить мир хоть немного? Нет, однозначно скажут одни и будут правы ! Ведь мир не меняется по своей сути уже тысячи лет.
 Да, может! Пусть немного, не согласятся другие, и  будут в меньшинстве. Обстоятельства часто сгибают личность, заставляют думать только о хлебе насущном и материальной выгоде. Это, безусловно, важно и необходимо.
 Но среди тысяч, всегда найдется один, кто незаметно  делает свое дело не за славу, не из-за денег, а по велению души и совести. Слово и дело сомнением упадут в чье-то сердце, укрепятся и прорастут осознанием долга. Пройдет немного времени и конечно найдутся последователи, которые пойдут проторенным путем, продолжат дело и конечно оценят  нелегкий труд. Мир, пусть немного, но изменится к лучшему. Соприкасаясь с такими людьми, уносишь в сердце свет и надежду. 
 Собирая материал о Герое Советского Союза комбате Сапрыкине, автор познакомился с секретарем Дубровенского районного совета ветеранов Витебской области Алексеем Яковлевичем Гаврутиковым, человеком  цельным и необычайно скромным, обладающим фантастической работоспособностью. Он чрезвычайно ценит время, осознает его быстротечность и не перестает заниматься любимым делом даже на больничной койке. Майор в отставке, 23 года отдал армии. Исполнял интернациональный долг в Эфиопии. Алексей Яковлевич более пятнадцати лет занимается поисковой работой.
Алексей Яковлевич расскажите, когда и почему вы начали заниматься поисковой работой? 
-Начиналось все в 1990, когда я работал в районном военкомате инструктором по вневойсковой подготовке. Видел, что учет погибших ведется формально. Попросил, чтобы доверили этот участок работы. Уточнял списки погибших, публиковал в районной газете. Это заметили и пригласили готовить издание 2-х томов книги «Память». Работали три года. Позже избрали секретарем районного совета ветеранов. На территории района шли затяжные ожесточенные бои. Фронт стоял около девяти месяцев. Наша земля приняла прах нескольких  десятков тысяч советских солдат. К сожалению, многие до сих пор остаются безымянными.
В 1949 году в Дубровинском РВК числилось 3145 погибших в боях за освобождение района. Имена были взяты с табличек на братских могилах. Практически двадцать лет после Победы, тема войны и потерь замалчивались в прессе.  Только в 1965 году военкоматы СССР стали по похоронкам составлять карточки персонального учета погибших и высылать в военкоматы по месту гибели. Цифра погибших в Дубровенском районе сразу выросла до 19000. Книга «Память» вышла в 1997 году, в нее вошли имена 19015 солдат и офицеров и 5000 жителей района. На каждого погибшего заводилась персональная карточка и закладывалась в уже имеющуюся картотеку строго по алфавиту.
Робота по увековечению памяти советских воинов шла под руководством тогдашнего председателя РИКа М. А. Лещинского. Пять поисковых групп работало в разное время в Подольском архиве. Проделана огромная работа, вместе с ребятами из поискового отряда «ПОШУК» и поисковиками нашего района, было выписано более 30 тысяч солдатских имен. Я их сверил со списками погибших. В результате цифры погибших выросли до 34,5 тысяч и 5 тысяч жителей района. Работа продолжается. 
Алексей Яковлевич изучил около 70 томов книги «Память» Москвы, Смоленской и Тульской областей Российской Федерации. Но это только часть работы.
-Тверская, Московская и Смоленские области дали пополнение частям, освобождавшим район. Так, Красненский район Смоленской области освободили 27 сентября, а уже 12 октября  встречаются погибшие из этого района. Военные судьбы.
-Осуждать людей, которые занимались захоронением солдат в первые послевоенные годы, сложно. Местность заминирована, изрыта окопами,  бездорожье, транспорта мало, телеги запряженные волами, а «дома» в землянках голодные дети. Муж, брат не вернулся с фронта. Надо засевать поля в колхозах. А те немногие, оставшиеся в живых мирные жители, в основном женщины, должны собирать прах погибших бойцов. Бывало, что стягивали в ближайшую яму, а где-то брали верхний «слой» захоронений и отвозили в братскую могилу. Сейчас батальон Министерства  Обороны РБ занимается устранением недоделок первых послевоенных лет, копает, торжественно перезахоранивает прах бойцов, в том числе и в Дубровенском районе.
- Алексея Яковлевич, почему Вы продолжаете заниматься поисковой работой. Наверняка, эта деятельность не приносит никаких доходов. Сегодня, особенно среди молодежи, бытует мнение, что необходимо заниматься лишь тем, что выгодно в материальном плане.
- Трудный вопрос. Мой дед и отец всегда  жили по совести. Делали свое дело хорошо, будь то служение Родине в годы войны либо труд в мирное время. Наверно что-то перешло и мне. Не могу я оставить начатого дела. Слишком большую цену мы заплатили за Победу. Память дает силы и гордость. А гордость за героическое прошлое нашей страны позволит нам преодолеть трудности сегодняшнего дня. И это необходимо в большей степени нашей молодежи. Она должны знать, что не все продается и покупается, что есть святые для каждого человека понятия – вера, Родина, долг, семья, память предков. На этом фундаменте можно вырастить нормальное, здоровое поколение.
Еще 5-7 лет назад, к нам приезжали жены солдат, погибших на дубровенской земле. В ходе поисковой работы устанавливались имена погибших, и информация отправлялась в военкоматы по месту призыва. Военные комиссариаты, в свою очередь, связывались с родственниками.  Тяжело смотреть в глаза седой старушке, жене солдата, погибшего на нашей земле.  Она долгие годы ждала своего мужа, и теперь на склоне лет, вместе с детьми и внуками приехала поклониться праху война. Ради этого стоит работать и жить, поверьте.
- Вы упомянули о семье. Расскажите о роде Гаврутиковых. Занимаясь судьбами погибших воинов, не находил времени досконально изучить свою родословную. 
-Мой прадед родом из Смоленщины. Дед купил землю в деревне Чубаково Дубровенского района. Тит Захарович Гаврутиков был высокого роста и необычайной силы. Ладонью, похожей на лезвие топора, на спор, мог отрубить угол стола. Работал всю жизнь на помещика. За свое трудолюбие и усердие пользовался уважением односельчан. Рассказывали, что однажды, будучи глубоким стариком, он зашивал порванную рукавицу на руке и не смог снять, пришил к ладони и не почувствовал. Такая была грубая кожа от изнурительной работы. Прожил более 80 лет. Умер в 30-ые годы. Вырастил семеро детей.
В 1908 году, в возрасте 20 лет, мой отец - Яков Гаврутиков, унаследовавший силу и рост деда, был призван на царскую службу. Гренадерского роста и необычайной силы, он попал в кавалерийский полк, несущий службу при дворе Императора Николая II в Царском селе.
Постоянные тренировки, участие в парадах войск, в присутствии царских особ и иностранных гостей, караульная служба –  тяжелая солдатская работа.
  Лихие конники на полном скаку поднимали папахи с земли, саблей рассекали пополам чучело и метали пики в цель. Мастерство достигалось изнурительными тренировками. По словам отца, царь всегда уважительно относился к охране. Не было случая, чтобы, проходя мимо, он не поздоровался с солдатами и офицерами.
 После 3-х лет службы Яков Гаврутиков приехал на побывку в Чубаково, принадлежащее князю Любомирскому. Сохранилось фото тех лет . Отец в малиновой рубахе с аксельбантом и папахе. Необходимо было ехать в лес за дровами. Это увидел управляющий и стал кричать на отца, но его внушительный внешний вид, быстро остудил пыл ретивого служащего. 
Грянула Первая Мировая война.  Сегодня мало пишется, и говориться об этой страшной войне. Она принесла много страданий белорусскому народу: оккупация, запустение миллионы беженцев . Как писал Язэп Лесік “ Змоуклі званы, апусцелі вескі. Не чуваць спеву, не слыхаць смеху. Пазарасталі сцежкі быльнікам і ніукі пырнікам. Вайна пазабірала на фронт бацькоу нашых, сыноу і дзяцей” В 1914 году белорусы в возрасте 21-40 лет воевали в составе армии Самсонова. Армия победоносно вошла в Восточную Пруссию, но из Мазурских болот не вышла. Тысячи белорусов, на долгие 4 года, оказались в плену. По данным Тацьянинского Комитета, который под патронажем дочери Николая II занимался оказанием помощи беженцам, на 1 февраля 1917  их  количество составляло более 3 000 000 человек. «Тернистый путь беженцев усеян десятками тысяч деревянных крестов», писали газеты того времени. Фронт стабилизировался на линии Двинск – озеро Нарочь – Барановичи – Пинск. Половина территории Беларуси находилось в зоне немецкой оккупации.
 Отец неохотно говорил о войне. Не могу точно сказать в составе, какой армии он воевал.  Во время  атаки в районе Полоцка полк попал под пулеметный огонь. Остались в живых лишь семь человек, в том числе и Яков Гаврутиков. Полы шинели были посечены пулями. Однажды при отступлении отец услышал стон из воронки. В раненом солдате он узнал своего односельчанина - Гулидова Владимира, ему оторвало ногу. Отец наскоро перевязал рану, положил тело товарища на свою шинель и потянул по земле из зоны обстрела. А затем, взвалив на плечи, пронес четыре километра до санитарной части. Помогла природная сила и совестливость. Не мог оставить друга в беде.  Односельчанин после госпиталя вернулся домой, женился, родилось два сына и три дочери. А Яков Гаврутиков служил вплоть до Брестского мира. Помню, что у отца была Георгиевскую медаль. Вернулся домой он цел и невредим.
 В 1923 году в возрасте 35 лет отец женился в первый раз и поселился на хуторе. Родились дети Иван и Агриппина. Вскоре в 1928 году умирает жена Алеся. По совету сестры отец сватается к 30 летней  Пелагее Гореловой. Родились дети. В 1924 году сельчане за свой счет построили начальную школу и детский сад. Вскоре появилось электричество. В Чубаково не было медицинской помощи. Так в семье Гаврутиковых умерло четверо детей. В начале 30-х годов в деревне организовали колхоз «Червоны Чубаково». Восемь семей вступили в колхоз. Отец имел 4 класса образования, фронтовик. Он был избран односельчанами председателем. Пришлось перевезти хату с хутора в деревню.
Работать плохо Яков не умел, да и другим не позволил. Постепенно дела в колхозе пошли на лад. В 1932 году выдалось дождливое лето, лен не успели убрать. Из Дубровно приехал уполномоченный.  Отца сняли с должности. Маховик репрессий тогда ещё не набрал силы.
В 1941 году грянула война. Якова Гаврутикова не призвали в армию по возрасту. С приближением фронта немцы выселили жителей деревни в тыл. Наша семья попала в Литву на хутор Каравалишкис. Приходилось тяжело работать на хозяев. В июле 1944 года вернулись домой. К счастью, дом остался невредим. Пропали только два куфра с зерном и одеждой. Так и прожили до весны без запасов еды. Не дождались старшего брата Ивана, который погиб в блокадном Ленинграде.
Жили тяжело, носили обноски. Щавель и мерзлая картошка были деликатесами. Первую обувь мне купили в 7 лет к школе. А так до самых морозов детвора бегала босиком. Зимой надевали по очереди валенки. В 1950 году купили керосиновую лампу и постельные принадлежности. До этого спали на соломе покрытой самоткаными «дерюгами». На последние деньги купили «хромку» и пригласили гармониста, чтобы обучил брата Михаила и меня. Отец любил все новое. В семье было первое в деревне радио, патефон, позже и телевизор.
В 1956 году колхоз «Червонное Чубаково» присоединили к совхозу «Первое мая», что давало право на получение пенсии. Яков Гаврутиков в 68 лет сменил профессию машиноведа, работал на молотилке, на работу конюха. Получил пенсию 19 рублей. Шерстяной костюм за 74 года не то чтобы поносить, а одеть не пришлось. Отец был очень трудолюбивым человеком, немногословным. Никого никогда не осуждал, чужого не брал, всем помогал, учил жить по совести. Старожилы поминали его всегда добрым словом.
После смерти матери родительский дом пришел в запустение.  С болью в сердце, пришлось  разобрать  дом, где я вырос. Сюда я всегда возвращался, чтобы отдохнуть от жизненных невзгод и набраться силы.
 Яков Гаврутиков считался в деревне и окрестностях хорошим плотником. Работал всегда вдвоем  со своим соседом , а я мальчишкой внимательно наблюдал, пытался перенять секреты мастерства. Запах смолы, свежая щепа летит в разные стороны, звонкие удары топора, помню, словно это было вчера.  Начинали рубить сруб обычно в субботу.
-Почему так? Уже и не помню. Отец не был верующим человеком. Думаю, что, выполняя свою работу, он делал то, что было заведено ещё дедами. Раньше наши предки были ближе к природе, они умели чувствовать невидимые глазу связи и понимали человека как часть этой самой природы. Поэтому, работа плотника была окружена большим количеством ритуалов. Ведь дом строили один раз и на всю жизнь.
  Место для нового дома выбиралось с особой тщательностью. Не подходило бывшее пожарище или другое «худое» место. 
Свой инструменты отец всегда содержал в порядке и не позволял прикасаться детям без надобности. Инструменты были старые, вероятно еще кованые. Лес валили древосечным топором с узким лезвием.  Плотницкий топор, помню, имел широкое овальное лезвие. Тесины зачищали потесом – топором, имевшим широкое лезвие с односторонним срезом. Обычно деревянный дом может простоять и до ста лет. Лучше срубить дерево поздней осенью или зимой, тогда древесина наиболее сухая. Дерево не пилили , а рубили топором, от ударов топора волокна уплотняются и меньше впитывают влагу. Так всегда говорил отец.
 В нашем доме доска потолка была прибита снизу балок. Обычно было наоборот. Наверно, отец подглядел этот способ во время службы в армии. Общая длинна дома 12 метров, а ширина 6 метров. Фундаментов тогда не делали. По углам ставили четыре больших камня. Чистый угол чаще делали в городах. В деревне делали угол «в обло» или «с остатком». Если не обивали углы досками, то через 30-40 лет углы начинали отпадать. Так как фундамента в домах не было, то насыпали завалины  из земли и соломы. Нижние бревна  подгнивали, и дом приходилось поднимать, чтобы  поменять нижние венцы. Обычно дом строили из 12, иногда из 14 венцов. Хорошие мастера умели сплачивать, связывать бревна в срубы, так что даже лезвие ножа не проходило между ними. В каждом венце надо было сделать пазы, вырубки, потайные зубья, притесать одно бревно к другому. 
Большой дом было сложнее отопить. По вечерам топили «грубкі» кирпичные или металлические, которые ставили ближе к окнам, а с русской печью соединяли трубами. На металлические печи дети раскладывали нарезанную ломтиками сырую картошку и румянили её. Металлические печи раскалялись до красна, уснуть было невозможно, но скоро все остывало и остаток ночи приходилось «трястись» от холода на соломенных сенниках и подушках под «дерюгами». Зимой окна снаружи на ночь закрывали ставнями, редко у кого были, чаще матами из соломы. Зимы были суровыми. Ведро с водой в сенях замерзало. Вечерами к отцу приходили механизаторы из МТС и по долгу разговаривали при примитивном свете - металлическая баночка, кнот с керосином без стекла. В пятидесятые годы соломенные крыши меняли на гонтовые.
-Почему я заговорил о доме, о своем роде. Как это связано с памятью о погибших солдатах последней войны? Просто у каждого человека в душе есть непреходящие ценности, которые дают силу жить, питают нас жизненными соками, делают нас лучше. Это все вместе и есть наша большая и малая Родина.   
 И самое главное - нельзя забывать, что мы граждане своей страны, необходимо делать все для её возрождения и процветания.
Дубровинская земля связала воедино судьбы Комбата Сапрыкина и Алексея Яковлевича Гаврутикова. Их объединила память, служение долгу и праведному делу.
 Более 60 лет назад прогремела страшная война. Постепенно уходят от нас её участники. Очень скоро мы, живущие в двадцать первом веке, будем судить о тех страшных событиях лишь по книгам и старым фотографиям. Поэтому долг каждого гражданина сберечь  все, что касается войны и истории нашей страны в целом. Недавно ко мне случайно попали старые бумаги. Среди них простой тетрадный листок, пожелтевший от времени, порванный на изгибах. В углу дата - 10.12. 1946 года. Четким женским почерком написана судьба одной московской семьи. Наверно давно затерялись в реке времени автор и адресат. Письмо живет своей жизнью, неся нам горечь и боль потерь. Нельзя читать чужые письма. Но это письмо адресовано нам.
«Я так и подумала, что ты больше писать не будешь, и вообще кому я теперь нужна, после  того как не стало у меня моей семьи. Ты просишь, чтобы я тебе сообщила о дяде Алексее и сыне Владимире. Могу сказать, что дядя Алексей ушел через ополчение на защиту Родины 5.7.1941г. и последнее письмо я получила от него 9.9.1941г., извещение о  смерти я не получала, но и вестей тоже никаких нет. Сын – Владимир погиб на фронте, возле Либавы, 27.1.1945 г. На него мне прислали извещение. И так я осталась одна. Ты спрашиваешь – может быть, я вышла замуж. Нет. Замуж после 24-х летнего замужества, имея такую семью, как имела я, никогда не выйду. Хотя, не смотря на мои годы, женихи были.  Но такую семью я себе не создам, а другой семьи мне не надо. Сейчас работаю на одном из заводов Москвы. Правда тяжело живется, но ничего не поделаешь, такая видно моя судьба….»
 Где-то  в предместье Берлина, на солдатском кладбище покоится прах моего дальнего родственника Лихтаровича Михаила Викентьевича. После общения с Алексеем Яковлевичем Гаврутиковым я сделал запрос в военный комиссариат по месту призыва. Получил ответ с указанием места и времени гибели рядового Лихтаровича. Вот как все сплелось воедино.
«Учитель приходит тогда, когда готов ученик»