Фокус сознания - туда и обратно... и снова туда

1.
После получаса медитативных практик, Антон, почти невесомый, сидя с закрытыми глазами на камышовой циновке и одетый в воздушное, шелковое кимоно с драконами, размышлял о судьбах мира, о собственном непростом пути развития в Дхарме. Чело неофита венчала  тюбетейка "а-ля Тибет", расшитая золотыми зодиаками.
- Все очень просто,- говорил он себе, - нужно научиться творить исключительно правду и не допускать лжи! Ведь и Будда и Христос учили, что правду говорить легко и приятно, ложь убивает, калечит нас...

Антон вспомнил сколько принципиальной лжи во имя иллюзорного блага уже произнесено им, сколько разводок по бизнесу он бессовестно спланировал, а затем и осуществил, полагая (и не без основания), что таковы, мол, правила игры или, говоря юридическим языком: "обычаи делового оборота"...

А в личной жизни?, А в отношениях с друзьями и с женщинами?
Антон поморщился, его просветленному воображению вдруг нарисовалась картинка паутины тотальной лжи из которой, как из кокона смотрела испуганными, нечеловеческими глазами недоразвитая личинка души. Его души! Казалось,что и сама жизнь по сути своей - ложь, ибо перипетии самоидентификации человеческого бытия, в самом широком смысле, неизбежно обнаруживали порочную связь с обманом, который, словно черное дерево из дурных сказок запускал когтистые корни в глубинные пласты реальности, пестовал жадные побеги тщеславия, матерел и, в итоге, возвышался махровой кроной обстоятельств, в народе величаемых "объективными".   

Антон открыл глаза: 
- Как бы то ни было, но плодить ложь я прекращаю!
Антон глубоко, вдохновенно вздохнул, поднялся с циновки и летящей походкой облегчившего душу человека, отправился в ванную комнату принимать контрастный душ.
Уже через двадцать минут, Антон вышел новым человеком в новый, как ему казалось, мир.

Новый мир встретил Антона сырыми улицами и автомобильными заторами осеннего Петербурга. Но разве петербургская осень - повод для огорчения?  Искра вновь открывшейся истинны горела настолько ясно в душе неофита, что он принимал непогоду, как самый радостный из редких солнечных дней, которые случаются  на берегах Невы. Антон ехал по делам и не замечал унылой слякоти, даже автомобильная пробка на повороте к Троицкому мосту казалась ему не пробкой, а так себе - пробочкой, тем более..., о, чудо!, перед ним внезапно открылась перспектива свободной дороги до светофора по крайней левой полосе движения! Антон улыбнулся:
- Замечательно!
Легко свернул, докатился до светофора. Загорелся зеленый. И вновь мудрая улыбка озарила лицо Антона:
- Какой день!, - подумал он, - всё один к одному! Воистину: подобное притягивает подобное!
Антон посмотрел вперед. Приветливый горб Троицкого моста лоснился как взлетная полоса авианосца и казалось, что еще немного и кроссовер черной масти, которым управлял наш герой, вдруг, как по волшебству, обратится в серебряную стрелу МИГ 29, врубит
форсаж, и взлетит свободный и могучий над Марсовым полем, над Павловским дворцом...

Неожиданная трель милицейского свистка прервала полет души и мгновенно опустила внимание Антона на проезжую часть. Полосатый жезл сурово вытянутый в сторону машины красноречиво указывал только на одно - мечтам не место на дороге. Антон посмотрел на часы:
- До встречи еще 15 минут. Успею! - подумал он, выворачивая руль в сторону дэпээсника и включая стопсигнал.
- Ваши документы. Почему нарушаем? - козырнув, промолвил человек в фуражке и взял протянутые Антоном документы.
- Да как же нарушаем, товарищ лейтенант,лучезарно взмолился Антон, - я ехал как все!
- А на разделительной тумбе знак видели? На нем белая стрелочка такая на синем фоне...,- дэпээсник окунулся глазами в документы, - эээ, Антон Юрьевич, и этот знак указывает на то, что по трамвайным путям проезд на этом повороте запрещен.
     Лейтенант вновь окунулся глазами в права:
- Штраф, за такое нарушение 500 рублей, - произнесли уста блюстителя дорог и, после мгновенной паузы, задумчиво добавили, - или протокол сочинят будем?

Легкость бытия куда-то улетучилась, словно ее и не бывало. Что делать? В сознании Антона дымным вихрем пронеслись мысли о предстоящей встрече, о том, как всё это некстати, что терять полчаса в салоне милицейской девятки совсем не хочется, что смотреть в глаза здорового, румяного мужика 30-ти с небольшим лет,  офицера, который носит погоны,
который однажды в торжественной обстановке, в парадном мундире произносил священные слова присяги и клялся под знаменем свой страны, неловко, что, в конце концов, нужно и просто необходимо сказать этому, в глубине души, наверное, хорошему парню слова
от которых ему станет мучительно стыдно и он никогда, никогда больше не опозорит себя перед лицом ближнего своего...
 
Через мгновение, дымный вихрь как об стену ударился о брезгливую решимость закончить всё это поскорее и Антон машинально вынул бумажник, достал купюру в 500 рублей и просунул ее на встречном курсе возвращаемых водительских прав в клещи между оттопыренным мизинцем и безымянным пальцами бесстыжего милиционера.

- Будьте внимательны, не нарушайте больше, - с доброй улыбкой напутствовал милиционер,
- Спасибо, не буду, улыбнулся в ответ Антон.

2.
Просветленный Агай сидел лицом на восток. Сквозь щели полузакрытых глаз сочился медитативный покой преждерожденного предка. Тесные, шпонкой отделанные стены петербургской мансарды, которую, вот уже 20 земных лет занимал Агай, служили мастеру пространственно-временными ориентирами бытийного местонахождения сущностной монады текущего "Я", исходной точкой персонифицированного состояния "здесь и сейчас"...

- Добро и зло - суть одно, если делать их одинаково равнодушно, - прошептал йог.
Казалось, звук умер не успев родиться, однако магия произнесенных слов в спокойствии могущества сказанного, немедленно трансформировала окружающее пространство. Смысл сказанного постиг  каждую клетку,  каждую молекулу видимого мира; и эта герань на окне, и эти репродукции позднего, бессмысленного неоабстракционизма на желтых стенах, и эта
висящая в прихожей фосфорно-полосатая куртка сотрудника дорожно-постовой службы с тремя лейтенантскими звездочками на погонах; всё, всё, словно бы, поддалось невидимой вибрации произнесенной мантры и великие духи Дхармы из самого сердца космоса поворотили свои взоры - огненные колеса на мастера и все как один подтвердили: "ДА".