Просто сон...

Предисловие

Нет ничего в этом мире более важного, чем человек и его чувства. Я, конечно, не писатель, чтобы браться раскрывать характеры с точностью до запятой, однако, я искренне надеюсь, что это маленькое произведение Вам понравится. Те, кто читал роман ещё не завершённым зачитывались, а потом просто-таки требовали, чтобы я дописала продолжение как можно скорее. Это чистая правда, если сомневаетесь, то можете обратиться ко мне, и я предоставлю Вам доказательства.
Но я хотела в предисловии не об этом сказать. Главное, чтобы Вы попытались проникнуться душевным состоянием героев, их переживаниями и через это смогли иначе взглянуть на мир и на окружающих людей, лучше узнать их. Nosce te iptium (лат) гласит пословица и, если Вам это удастся, то я буду очень рада. Познайте себя и перед Вами откроется новый мир, полный разной чепухи и всяких полезностей, необходимых для полноценного существования. Приятного чтения! Принимаю любую критику, но лучше хорошую!

   
Глава 1.
Начало истории…

…Ветер рвёт волосы, слёзы текут из глаз, вокруг всё как неживое и только она стоит на пороге жизни, не зная, что произойдёт дальше. Грустно покидать мир, в котором прожила лучшие годы, хотя и недолгие… Кружится голова, уже не страшно сделать последний шаг, но что-то останавливает Олесю, она давно на это решилась, и вот настал долгожданный момент её избавления. Девушка замерла на краю пропасти, не ощущая ничего кругом, кроме времени, которое течёт медленно сквозь тело, не оставляя ничего после себя…
Ясный весенний день в любимом городе, в Москве. По бульвару в лёгком шелковом шафранном платье с кроваво красным поясом на тонкой талии парит девушка с благоухающим букетом сирени. Ничто, кажется, не заботит её больше, чем то, что сейчас весна и нужно влюбляться во всех подряд. Улыбка не сходит с лица, и оно озаряется ею, как солнцем, ничто не омрачает души и вечная радость живёт вокруг.
Вдруг взгляд останавливается на таком же ярком пятне среди серых толп людей. Олеся замедляет шаг, а потом и вовсе останавливается. Посреди бульвара на давно лишённой краски скамейки сидит он, рядом привязан к дереву необыкновенной красоты конь – редкой породы… Юноша, статный, в шелковой рубиновой рубашке с яркими чёрными швами на рукавах и вороте, ткань как-то странно переливается и освещает лицо его кроваво красными пятнами; волосы непонятного, но тёмного цвета так же, как и у Олеси отливают золотом. Она смотрит на него, не отрывая глаз, только проходящие мимо люди изредка разделяют их, и тут, дрожа и колеблясь, девушка делает первый шаг на встречу своей судьбе… Юноша, неожиданно для Олеси, медленно, но очень уверенно встаёт ей навстречу и, приблизясь почти вплотную, лицом к лицу, глаза в глаза, говорит мягким, как будто бархатным, голосом:
- Привет. – голос в конце как-то дрогнул, но в глазах сохранилась ледяная уверенность и спокойствие.
- Привет! – с широкой белозубой улыбкой ответила Олеся и, не дождавшись того, что скажет собеседник, скороговоркой добавила: - Меня зовут Олеся…
Тут с юношей произошло что-то странное: он вдруг засмущался и хотел, было отвести свои агатово-чёрные глаза от небесно-голубых, смотрящих на него из глубины белого и сладкого аромата цветов, но не смог, ему помешало, наверное, собственное природное любопытство, юноше было интересно, что же произойдёт дальше, хотя стало довольно страшно от смелого представления девушки, и он еле выдавил из себя несколько слов, чтобы пауза не длилась слишком долго и побыстрее настала развязка:
- Я Дунаев… Дмитрий Павлович… Дима… - начал запинаться он. – Вот…- наконец с облегчением вырвалось из его груди.
Вдруг, как сотни звонких флейт, заиграл у Дунаева в ушах смех Олеси, которая, увидев в лице и услышав в словах смущение, обуявшее на первый взгляд смелого юношу, залилась и никак не могла остановиться, глядя в испуганные чёрные глаза. Тут среди черноты вдруг вспыхнул огонёк дикой животной ярости, и девушка испугалась, перестала смеяться и застыла, но огонёк быстро погас, а вместо него зажёгся совершенно другой необжигающий, а согревающий…
Вокруг для них всё исчезло не на минуту, а, казалось, на вечность, навсегда… Они не жили, а только плыли в жизненном потоке со всеми остальными людьми, не замечая их. Дима нежно, не говоря ни слова, взял Олесю за руку, и ей показалось, что она во сне и этот сон скоро закончится, наступит опять реальность, чёрствая и холодная, которая теперь растаяла в огне глаз напротив. Девушка повиновалась лёгкому движению Дунаева, и они мгновенно оказались сидящими на той скамейке, на которой Олеся заметила его сегодня; конь же по-прежнему стоял рядом с ней, не привлекая более внимания Олеси, - её занимал теперь только Дунаев…
Двое сидели рядом, молча и только лишь глядя друг другу в глаза… Природа вокруг пела им песню о весне, о свободе и о счастье, но они были глухи к ней, все мысли их были заняты друг другом…
Сколько они просидели так неизвестно, но когда Олеся мельком, по привычке взглянула на позолоченный циферблат с синими значками: было уже 6 часов вечера; она вдруг поняла, что ей нужно возвращаться домой, но не могла сказать ни слова и лишь растерянно смотрела на того, которого, кажется, ждала все свои 20 лет, прожитых в закрытом мире без чувств и привязанностей. По взгляду девушки Дунаев понял, что им придётся расстаться, и он, сдерживая в себе негодование и злость на время, что пролетело незаметно, отрывисто произнёс:
- Тебе пора… - и в этих 2-ух словах слышалась такая тоска, что у Олеси перехватило дыхание, и она продолжала молчать.
Тут Дмитрий волевым движением резко поднялся со скамейки, опустился на одно колено, как будто в последний раз взглянул в лазоревые в последних лучах солнца глаза, поцеловал дрожащую руку Олеси, лёгким движением отвязав коня от дерева, вскочил на него, в последний раз окинул взглядом девушку, застывшую на скамейке с широко раскрытыми глазами, и понёсся по бульвару, обгоняя прохожих или вовсе не замечая их и из-за этого то и дело наезжая на некоторых, засмотревшихся на коня Дунаева.
Олеся просидела неподвижно ещё некоторое время, она тяжело вдыхала уже прохладный вечерний воздух и никак не могла забыть полёта рядом со странным и очень противоречивым юношей по имени Дмитрий Дунаев…
Она помнит это до сих пор: вся жизнь проносится у неё перед глазами и ничто не может остановить поток мысли в голове, которая сейчас лишится разума навсегда…

Глава 2.
Юноша с бульвара.

Дунаев, не ощущая под собой своего верного друга-коня, с которым он провёл всё своё детство и юность и который до сегодняшнего дня был для него самым дорогим существом на Земле, летел мимо ярких витрин и возмущённых прохожих к окраине города, к себе домой. Ветер жгуч и силён, казалось должен бы обжигать, но Дима ничего не чувствовал, он просто был вне жизни как таковой, теперь всё было безразлично, кроме той, что источает глазами необыкновенный свет и притягивает его к себе, впитывая лучи всем существом своим…
Вот вдалеке показался тёмный, освещённый редкими фонарями парк Дунаевых. Дмитрий Павлович пересёк пустынную свежесть старинных деревьев и неожиданно для себя оказался возле ворот с фамильным гербом и вензелями, они открылись перед ним и юноша, выбившийся из сил из-за быстрой езды, слез с коня, который тоже еле двигался, изредка обмахиваясь хвостом жёлтого цвета, как опахалом, чтобы хоть чуть остудить горящее от ярой гонки с ветром вороное сильное тело. Юноша хлопнул по спине животного, и оно, повинуясь давно знакомому жесту, двинулось прямым ходом в открытую дверь конюшни, где коня уже ждала тёплая попона, сшитая старой нянечкой Дмитрия, ведро отборного овса и полная прохладной воды поилка, там же наверняка был и старый конюх, который обязан, был следить затем, чтобы конь был напоен, накормлен и на ночь укрыт попоной. Молодой Дунаев же пошёл тяжёлыми шагами в дом, и хотя времени было ещё очень мало, всего около половины девятого вечера, Диме очень захотелось спать, и он, не раздеваясь, бухнулся на просторную кровать с 2-умя мягкими подушками. Он, как всегда, лёг на правый бок, но заснул не сразу – ему захотелось зачем-то разглядывать стены своей комнаты, в которой Дима провёл всю свою жизнь без хлопот и забот.
Обстановка  в просторном помещении с кремовыми стенами, загороженными большей частью портретами предков молодого хозяина, ничуть не изменилась с самого рождения Дмитрия Павловича. Старинный шкаф красного дерева выглядел отменно и приковывал к себе внимание любого входящего, персидский ковёр, до сих пор источающий запах жасмина и кориандра, лежал посреди комнаты ярким пятном и в детстве Диме всегда казалось, что если ночью, когда лунный свет струится, создавая серебристый путь, наступить на него, то можно попасть в далёкие страны, где очень часто бывал отец, один без него и матушки… Портрет отца, тёмный, но всё ещё хранивший силу и величие изображённого на нём человека в сочных кроваво-красных тонах, висел прямо напротив кровати и всегда напоминал юноше о былых временах и странностях отца. Больше ничего особенно примечательного в комнате не было, как впрочем, и во всём остальном доме, кроме, может быть, двух-трёх пейзажей известных художников и старинной мебели, хранимой поколениями Дунаевых с самого начала рода. Но всегда, когда бы Дима не изучал свою комнату заново, его всегда притягивало к одной маленькой подковке, висевшей над дверью. Её подарила ему матушка; эта подковка – всё, что осталось юноше от неё – она умерла, когда наследнику Дунаевых было всего 2,5 года, поэтому он помнит только охрипший от чахотки голос, поющий ему колыбельную так нежно, что кажется, будто она была вовсе не больна и пела в театре для большой публики… Всякий раз, когда Дима ложился, он вспоминал лёгкую песнь матери и мирно засыпал… Так произошло и сейчас, он заснул и во сне видел странные вещи…

Глава 3.
Сон Дунаева.

Тихий и густой вечерний воздух окутал Диму мягкой, почти незаметной, пеленой, юноша поначалу тяжело вздыхал, видимо из-за лихой скачки навстречу ветру, но вскоре успокоился и погрузился в глубокий мирный сон…
В последнее время Дунаеву не снилось вообще ничего, и он почитал это за великое счастье, потому что утром не приходилось тяжко вспоминать, как провёл он ночь в царстве Орфея. Но почему-то тёплый весенний вечер принёс цепь странных и непонятных Диме сновидений…
…Вокруг пустота, и только ветер пробивается в закрытое помещение откуда-то сверху. Он нетёплый и нехолодный, а отдающий запахом парного молока. Дунаев подумал и решил, что он в сарае, где происходит дойка коров. Он в темноте нащупал, после довольно долгих поисков, ручку двери, повернул её. Дверь распахнулась, в глаза ударил яркий непонятно откуда появившийся свет, юноша, привыкнув к нему, осмотрелся и увидел вокруг только желтизну песка и страшную бурю, которая с бешеной скоростью неслась прямо на него. Дима в страхе хотел вернуться в помещение, но, оглянувшись, не обнаружил его… Вдруг ветер окружил Дунаева со всех сторон и, как тростиночку, подхватил его и  унёс неизвестно куда. Очнулся перепуганный юноша на тахте, возле него была девушка, стоящая к нему спиной. Кругом была обстановка совершенно незнакомая: ковры, множество шкур невиданных зверей и, почему-то, посреди шатра стояла большая ваза с засохшими в ней розами. Девушка, что была неподалёку, медленно начала двигаться в сторону стены с решёткой, бывшей прямо напротив Диминого ложа, юноша окликнул её, но она его не услышала и, легко ступая, прошла сквозь стену. Дунаев последовал за ней, что-то манило и звало его туда… Не успев прийти в себя после такого пути через сырую стену, Дима вдруг очутился на краю обрыва, а рядом с ним была та, что с сегодняшнего дня стала для него смыслом всей его жизни. Она смотрела вниз глазами полными слёз… и вдруг, совершенно неожиданно, шагнула в пропасть и потянула за собой и Дунаева. Чувство ни с чем несравнимой свободы охватило душу молодого человека, и это чувство настолько переполняло его, что ему стало страшно, и он открыл глаза…
Пробила полночь. Дунаев с криком подскочил на кровати, он, к его собственному удивлению, отлично помнил, что с ним происходило во сне, чего раньше за собой он никогда не замечал. Дима с облегчением прислонил голову к мягкой набитой пухом подушке, но долго не мог заснуть – перед глазами у него стояло лицо Олеси, грустное и обречённое.
Где-то через час или около того тяжкое воспоминание покинуло воспалённый и лихорадочно соображавший мозг Дунаева, он опять заснул крепким детским сном, который, казалось, не способен был разрушить даже самый шум, какой только может быть…

Глава 4.
Олеся Варпринская.

…Посидев немного и переварив всё, приключившееся сегодня, Олеся встала и медленно пошла домой. Девушка шла разбитой, как будто от неё оторвали кусок плоти и вертели перед глазами, чтобы она его видела. Олеся шла по улицам полным разных людей, ей встречались знакомые лица, которые, что-то говорили при встрече с ней, но ей совершенно наплевать на это, и она изредка отвечала дежурным «Здравствуйте» на вопрошающе недоумённый взгляд соседа из дома напротив, человека, с которым она здоровалась почти каждый день по несколько раз.
Не заметив как, девушка оказалась дома, где её ждал больной отец – бывший военный, его отменная выправка виделась в каждой позе, которую он принимал беспомощно лёжа на стареньком диванчике.
Подполковник в отставке Олег Сергеевич Варпринский был мужчиной видным и даже сваленный с ног чахоткой мог при своём вдовском положении найти себе жену богатую, но он предпочёл остаться верным своей умершей жене Александре Ольгердовне и при своих двоих детях – старшем сыне Владимире, (который отправился по стопам отца, но юноше повезло меньше, чем его предку и он не вернулся из своего первого же похода) и младшей дочурке. И досталась ему в награду за доблесть и мужество одна дочь двадцати лет – Олеся – красавица, которую он любил всей душой и хотел побыстрее от себя избавить: выдать замуж за хорошего юношу, чтобы его Котёнок (так он называл Олесю с детства и никак не смог избавиться от этой привычки, даже когда девочка стала взрослой) жил в богатстве, радости и любви до конца жизни… Как он прожил со своей женой…
Примечательно, что дома было как-то странно тихо, когда Олеся вошла. Отец обычно встречал её у двери, если она опаздывала или приходила поздно с вечерней прогулки, но сегодня почему-то его не было. Олеся спокойно сняла туфельки и босяком на цыпочках отправилась в комнату отца. Сердце её изредка покалывало, девушке это не нравилось – так с ней часто бывало: отец иногда шутил над ней и заставлял её пугаться не на шутку, вот и теперь Олеся думала, что сейчас он выставит из-за угла свою заросшую голову, убелённую сединой и пугающе добрым голосом спросит:
- Где ты была, Котёнок?
А она испугается как всегда, когда он неожиданно появлялся перед ней, слегка взвизгнет от страха по-девчачьи и кинется к нему на шею со слезами на глазах, говоря как она перепугалась, что больше не увидит его живым. Олег Сергеевич же отвечал, что не умрёт, пока не будет у его дочери надёжной опоры в жизни.
Так думала девушка, делая плавные, неслышные движения шагов… Но отца всё не было. И вот она зашла в почти пустое помещение (кроме письменного стола, бра и дивана, обитого кожей, на котором обычно лежал подполковник, там ничего не было); Олеся увидела распластанное по всей, казалось, безграничной поверхности дивана бездыханное тело отца… Она замерла на секунду, но за эти мгновения, пока она стояла недвижно перед глазами, которые начала медленно застилать пелена слёз, пронеслась вся недолгая, но счастливая жизнь… после смерти её любимой матушки – Александры Ольгердовны…

Глава 5.
Злой рок любви.

 Начали всплывать в голове девушки все счастливые мгновения, проведённые с отцом и братом; всё, что казалось незыблемым даже после загадочной и совершенно нелепой смерти брата Володи от пули одного из союзных солдат…
Олеся начала осознавать, что теперь у неё никого нет и только пустота вокруг и никого рядом…во всей черноте безысходности для Олеси было ярко красное пятно – Дмитрий Дунаев, он теперь стал для неё всем.
Отец не мог оставить её без опоры, он не простил бы себе, если бы его Котёнок осталась одна на всём свете. Он любил её больше жизни и себя самого, он подарил ей свет, освещавший её путь всегда. Олег Сергеевич был истинным офицером и воспитал своих детей в традициях чести и достоинства дворянина, даже в Олесе видел он мужской характер и взлелеял его как мог.
Вспомнив уроки отца, Олеся тут же сдержала слёзы, но одна всё-таки выкатилась из глаза и кристально сияющим на свету ручейком медленно поскользила по зардевшейся от ужаса и негодования щеке. Её возлюбленный папа всегда говорил:
-Не стоит давать слезам волю. Ведь слёзы – всего на всего, солёная вода, которая нужна организму для химических процессов, и, в конце концов, дитя моё, слезами только себя жалеешь, а не других, себя слабой показываешь, а слабость никому непозволительная роскошь в нашей жизни! Ты всё поняла, Котёнок?
Олесе припомнилось нежное прикосновение чёрствых отцовских губ после всякого такого наставления, и она вслух ответила:
-Да, папа, я всё поняла…
…В этот же момент девушке вспомнилось почему-то улыбающееся лицо любимого старшего брата, который всегда оберегал её, когда был жив, но в трудные времена после его смерти она всегда ощущала его присутствие рядом. Вот и теперь ей казалось, что он стоит позади и вместе с отцом о чём-то её просит…О чём?.. Не разобрать - внутренний гул всё заглушает…
Варпринской показалось, что прошла доля секунды, между моментом, когда она обнаружила Олега Сергеевича мёртвым, и этим, нынешним, когда она молча, в забытьи стоит над разрытой ямой, в которой в гробу, завёрнутом во флаг лежит её последняя опора, её родная любовь; Олеся, последняя из Варпринских, прослушала все соболезнования сослуживцев, соседей и друзей подполковника, предложения помощи и даже одно предложение руки и сердца…в такой день…
Девушка очень устала от всей этой фальши, всех непонятных, никому ненужных вежливостей и этикета, ей захотелось убежать подальше, но нельзя, нужно бросить землю…
…Прозвучали залпы, никакого чувства и даже всплеска не вызвали они в чёрной, как будто фарфоровой, фигурке такой необычной среди всех этих перьев и бантов. Олеся была сама неподвижность и пустота. После последнего залпа все присутствующие отправились в ресторацию, снятую по этому случаю, но Олеся не пошла. Она мерными шагами брела по мостовой на тот бульвар, к той самой скамейке, где 3 дня назад видела Дмитрия Павловича Дунаева…
Он врезался в неё, как лезвие топора проникает в кору молодого дерева, его образ горел кровью в её сердце, но не страшной, а какой-то неизбывно святой и сияющей в темноте тоски и горя.
Пока она шла всё думала, почему, когда ей хорошо, случается что-то неладное; почему отец ушёл, и она даже не успела с ним попрощаться, поговорить в последний раз, рассказать про Дунаева… почему все, кого она любила, покинули её; почему она сейчас идёт на ту скамейку, где, кажется, встретилась с судьбой лицом к лицу; почему она точно знает, что ОН там, ждёт её…
Олеся не знала ответа ни на один вопрос, она устало присела на скамейку и в отчаянии прокричала в молочно-белую пустоту прохладного утра, окутывавшего деревья и изумрудные кусты:
-Господи, за что такой злой рок постигает меня и мой род?!..
Поначалу всё было тихо, но через мгновение послышалось фырканье бегущего коня, и знакомый, родной и такой долгожданный голос спросил:
-Ты меня считаешь роком, неизбежностью, с которой тебе придётся столкнуться?.. Что ж ты права, ты от меня теперь не скоро отделаешься, Олеся…
Сквозь туман, такой тягучий, что, казалось в нём можно запутаться, как в паутине, к Олесе приближался Дунаев, она узнала его по яркой, всё такой же кроваво-красной рубашке, ярким пятном выделявшейся среди всего мирского на этом бульваре…

Глава 6.
Встреча и снова разлука…

Последние три дня наследника Дунаевых преследовал один и тот же кошмар, наутро он просыпался весь в поту и, умывшись, садился на коня и ехал на тот бульвар, где повстречался с удивительной девушкой Олесей… Он ничего о ней не знал, но думал, что вновь увидит её там, когда приедет, однако, Дмитрий никого не видел на старой скамейке. День за днём, с раннего утра и до позднего вечера сидел он там, разговаривая со своим любимым и единственным другом конём Элизиумом, человек рассказывал животному о своей любви к той, которую видел всего единожды в своей жизни, о том, как он жаждал вновь увидеть её бездонные, как небо глаза и такие же, как оно манящие… О том, что скоро ему нужно будет уехать в далёкую страну, чтобы защитить там свою Родину от нашествия варваров, что если он не увидит её до этого момента, то единственный наследник благородного дома будет искать смерти в бою…
И вот на 4-ое утро, туманное и непроглядное, Дунаев вновь ехал к тому самому месту, где три дня назад остановился его конь и не пожелал идти дальше, на то место, где он почувствовал на себе дыхание судьбы, жизни и смерти одновременно… Он ехал туда, не надеясь уже увидеть этот город – ему сего дня ночью предстояло отбыть навсегда в страну павших воинов…
Вдруг тишину бульвара разорвал, как кинжал тонкую ткань, голос отчаяния, голос Олеси… Он узнал его и помчался на него, что было мочи…
…Сколько говорили двое молодых людей неизвестно, понятно только, что они провели весь день за разговором. Они рассказали друг другу каждый свою жизнь до встречи с другим: Олеся про мать, Александру Ольгердовну, про то, как она любила детей и мужа и как скоропостижно скончалась в одной из командировок от малярии и про нелепую смерть брата Владимира Олеговича от пули союзника, спутавшего его с вражеским лазутчиком, и про недавнюю смерть отца, и про то, что дороже Дмитрия для неё никого на свете теперь нет; Дунаев же поведал про свою матушку, которой никогда не видел, только на портретах, про своего благородного отца, который воспитывал его как настоящего воина справедливости до тех пор, пока того не отправили на войну 3 года назад туда же, куда должен был ехать в тот день сам Дмитрий Павлович…
-Забавно, правда? Я последую за отцом… И, наверно, так же, как он никогда не вернусь назад.
-Не говори так, - твёрдым голосом проговорила Олеся. - …Я хочу ехать с тобой. Здесь мне делать больше нечего, отец одобрил бы моё решение. Он всегда говорил, что за любовью можно ехать на край света, а не только в какую-то там M-Ландис.
Дунаев горько улыбнулся и одновременно одобрительно кивнул – он понял насколько она ему дорога и насколько он дорог ей - и крепко обнял Олесю, которая, как домашняя гордая кошка, никуда не хотевшая уходить от хозяина, сжалась в комок, напряжённый и неприступный, в ожидании наказания за непослушание. Они просидели так ещё с час, а потом Дунаев усадил Варпринскую на коня, и они отправились на вокзал…
…По приезде в далёкую незнакомую, страшную, но, в то же время, благоухающую и зовущую дальше в её дебри, страну ни капли не уставшие молодые люди отправились на поиски церкви, чтобы обвенчаться, но нашли её нескоро: в округе были одни мечети, и только на окраине города, величаво высилось белокаменное сооружение с куполами…
Вышли они оттуда совершенно счастливыми, даже солнце сияло на лазурной бездонной глади неба. Оно играло в волосах Олеси и Дмитрия, казалось, они не шли, а парили над выжженной солнцем и безжизненной землёй пустыни, из которой, видимо, состояла вся эта чужая и безвозвратно угасшая в мировых войнах страна. Они были счастливы, но не долго - им пришлось расстаться – Дмитрий призывной офицер и ему пришлось идти в поход за неприятелем в пустыню, оставив Олесю Сергеевну Дунаеву-Варпринскую одну в прекрасном замке наедине с её одиночеством и тоской…
Когда они прощались, не было ни слов, ни клятв, ни стонов – они просто посмотрели друг другу в глаза: они знали, погибнет один – погибнет и другой, без промедленья последует он за своей любовь за грань бытия…

             
Глава 7.
Замена, ценой в одиночество.

…Через несколько дней после отправления из города, отряд Дунаева достиг открытой пустыни, там не было ни кустов, ни травы. Кони, как и седоки, устали от далёкого перехода  и нуждались в отдыхе. За время пути Дмитрий успел подружиться с одним солдатом, который оказался верным подданным своей Родины, он не знал, что такое страх, готов был за любого офицера отдать свою жизнь без раздумий, звали его Александром, но все в отряде называли этого коренастого человека с лучистыми, изумрудными, как трава, глазами Саньком или как-то иначе. Потомственному дворянину Дунаеву этот простой мужик был по душе, хотя что-то в нём пугало Дмитрия.
Все эти дни командир только и думал, что о своей драгоценной жене, по ночам ему снился всё тот же кошмар, но здесь он стал ярче и реальнее: Дмитрий ощущал всё, даже чувствовал, как ломаются его кости о подножие скалы, с которой он прыгал вместе с Олесей, точнее за ней… Он просыпался в поту, но никому ничего не говорил, и только мысли о любимой жене успокаивали его и дарили силы для следующего дня и согревали теплом под тонким одеялом в продуваемой всеми ветрами палатке холодными пустынными ночами…
Однажды ночью Дунаева разбудил Александр, он буквально заставил командира отдать солдату его форму и уйти в палатку к рядовым. Дунаев тогда не понимал, что всё это значило и легко смог заснуть в пропахшей потом уставших и полумёртвых от тоски по дому солдат. В ту ночь кошмар начался только с пустыни, но длился намного дольше, чем обычно…
Дунаев проснулся от выстрелов и хаотичной беготни солдат вокруг, когда он открыл брезентовую дверь палатки, его ослепил яркий свет восходящего солнца, небо, казалось, было, белым, но когда он опустил взгляд на землю его и без того тёмные глаза потемнели на 3 тона – реки крови убитых солдат и младших офицеров, вокруг горы трупов и чёрные всадники… Чёрные силуэты на белом песке, как портреты из бумаги, только эти были живыми и готовыми убить любого на своём пути, они сметали всё, как буря, возникшая в дебрях пустыни и способная двигаться в любом направлении…
Дунаев хотел, было вернуться в палатку за оружием, но ничего не увидел позади – палатка превратилась в кучку пепла, а солдаты в ней – в угольки на жёлтом песке. Юноше в голову пришла мысль, как можно убежать, но он знал, что бандиты, первым делом, начнут справляться о командире отряда, и ему тогда не сдобровать всякий на него укажет, чтобы самому спастись…
Вдруг прямо перед лицом Дмитрия на коне провезли Александра, который во всё горло вопил, что он командир патруля. Дунаев знал, что всех командиров ждёт одно – неминуемая смерть, Александр тоже это знал…
Всадники не успели оглянуться, как один из солдат вскочил на редкостного коня и поскакал в пустыню, что было мочи. Они не стали его догонять, ведь пустыня, как ненасытный зверь пожирала всё и всех, кто был, слаб и не умел жить по её законам, по законам природы…
…Дунаев скакал долго и уже не замечал времени, когда вдруг услышал позади себя топот копыт. Почему-то ему казалось, что это не за ним, и он остановился. Оглянувшись, Дмитрий, измождённый и усталый, увидел только столб пыли, на горизонте, на границе жёлтой пустыни и ясного неба он смог разглядеть всадника…Дунаеву припомнилось первое свидание с его нынешней женой: её шафранное платье, ясные голубые глаза и яркий красный поясок на тонкой талии…
Через несколько минут всадник уже стоял рядом с молодым командиром несуществующего ныне отряда. Это был человек чуть старше Дунаева, он знал имя, но забыл, этот человек искал жильё для Олеси в том чужом городе Laco, куда они приехали в начале месяца, и нашёл: чудный герцогский замок с мостом и видом на площадь… Но что он тут делал?..
Оказалось, что та банда, которая напала на отряд слилась ещё с одной и вместе они захватили город Laco, человек на коне был единственным, успевшим бежать из города. Он полагал, что Дунаев захвачен в плен, ведь на весь город глашатаи мародёров объявили, что через три казнят командира отряда в знак мощи исконных народов этой страны. Тут человек саркастически хохотнул:
-Ха! Исконный народ! Чтобы они делали, если бы не мы…
-Извините, а вы не знаете, что сталось с моей женой? – Как можно спокойнее спросил Дмитрий. – С ней всё в порядке?
Человек помолчал, а потом посмотрел на Дунаева взглядом, не предвещавшим ничего хорошего:
-Я предложил Олесе Сергеевне отправиться вместе со мной, к моим родственникам за край пустыни, в чудесный край зелёных деревьев и спелых плодов, но…- тут он замолчал, Дмитрий подумал, что случилось самое страшное, - она отказалась, сказав, что не верит в то, что «болтают эти аборигены»… Может быть Вы соблаговолите…- человек заметил, что напрасно собирался предложить продолжить путь к его родственникам вместе, потому что его собеседник смотрел в сторону города, откуда он только недавно бежал, и замолчал.
-Благодарю вас, но я, пожалуй, вернусь в Laco…-ответил наследник Дунаевых и поскакал в сторону, где, как ему казалось, ждала его Олеся.
– Я говорил с тем, кто отозвался вместо вас… с этим, как его… Саней. – Немного помолчав, крикнул беглец. Дунаев остановился и подъехал ближе, чтобы дослушать до конца. - Он давно воюет в пустыне и вечером, перед сном решил послушать «Голос Пустыни»… это своеобразное переливчатое пение песка и ветра… так говорят местные… так вот, он услышал предвестие бури и множества смертей, а потом, сам не знает почему, забрал у вас мундир и… он был готов умереть за любого офицера… Прощайте, удачи вам! Да сохранит Аллах вас и вашу жену…
 Элизиум, как будто знал куда нужно ехать, и сам понёс хозяина, не жалея сил, вглубь пустыни, сухой и безжизненной, чтобы вернуться в город посреди неё… А Дунаев всё думал, смотря на жёлтый песок, на ясное небо, на горизонт, что же будет с ним, если Олесю как жену командира казнят вместе с тем смелым парнем, который откуда-то знал про нападение банды и спас Дмитрия от смерти; если Олесю казнят, если он не успеет во время, то он останется один на всём свете… нет, он отправится за грань его за своей любовью…
Чувство одиночества уже начало затягивать Дунаева в свои сети, а он тщетно пытался из них вырваться, но вдруг он как никогда раньше совершенно явственно ощутил под собой своего верного друга Элизиума, и всякие мысли и чувства покинули душу, очистился разум, и теперь Дунаев видел только кроваво жёлтый горизонт и чувствовал только жар палящего солнца. 

Глава 8.
Казнь двух невинных душ.

…Пурпурный плащ медленно двигался по красному от багряного заката каменному мосту. Девушка, на которую он был надет, куда-то спешила, нервно перебирая побагровевшими от холода пальцами рубиновые чётки, купленные у какого-то древнего старика, что не всем предлагал свой искусно сделанный товар. Пунцовые щёки изредка появлялись из-под капюшона и почти сливались с ним. Шлейф кумачового платья ярким пятном алел на мосту. Это была Олеся. Она спешила на казнь… на казнь того, кто олицетворял для неё жизнь в полном её смысле и существе… на казнь Дунаева…
Несколько дней назад город захватили аборигены, Варпринской предлагали бежать, но она отказалась, думая, что вернётся отряд Дмитрия, и они вместе покинут эту страшную страну вечного песка и скорби, впитавшейся во всё живое и неживое вокруг. А сего дня утром ей сообщили, что отряд перебит, а его командир взят в плен и будет казнён на закате… внутри у Олеси всё оборвалось, когда она об этом узнал, хотела сдаться аборигенам, чтобы казнили вместе с мужем, но лихорадочно заработавший ум предотвратил опрометчивую гибель рядом с человеком, которого Олеся увидела бы впервые в своей жизни… но Олеся ничего этого не знала и спешила проститься с любимым и со своей собственной жизнью…
Солнце садилось, и девушка замерла кровавым пятном на мостовой. Она стояла и глядела на бордовую виселицу, где, в шарлаховом балахоне был подвешен юноша с рдяными волосами. Из глаз её текли слёзы, отражавшие последний луч заходящего солнца… рубиновые чётки выпали из рук и медленным сверкающим потоком рассыпались по мостовой… Олеся не успела… Девушка резко встала и уверенным шагом отправилась в замок, на ту башню, с которой открывался чудесный вид на, казалось, безжизненную пустыню, но она была жива… она существовала смертями других, а теперь полакомиться ещё и её, Олеси, смертью…она безвинно упадёт в её объятия и уйдёт вслед ещё одной смерти…

Глава 9.
Возвращение.

…Свет палящего солнца пустыни обжигал золотистую от загара кожу Дмитрия. Жёлтый песок янтарным морем окружал его чёрную фигуру; Дунаев шёл тяжёлыми шагами, изредка проваливаясь и спотыкаясь. Ветер беспрестанно трепал его соломенные выгоревшие волосы. Приближалась ночь; золотой диск солнца медленно за горизонтом, и смоляная тьма накрыла пустыню. Юноша очень устал: его плащ цвета воронова крыла стал для него тяжёл, Дунаев нёс его на себе, не снимая, весь день, его угольные сапоги стали песочного цвета и ярким пятном выделялись из его наряда, шафранная рубаха, бывшая под мундиром, висела и кажется еле держалась на плечах, губы Дунаева высохли и стали палевыми. Ему очень хотелось вернуться домой, упасть в прохладную нежность любимой жены Олеси… или, на худой конец, напиться холодной родниковой воды. И хотя ветер утих, у юноши перед глазами всё ещё стояла жёлтая стена песка. Выбившийся из сил, он припал лицом к тёплому, цвета соломы песку.
Диме вдруг припомнился, как в золотом сне, его конь редкой породы: он сам был вороным, а грива струилась по его сильной шее густыми прядями цвета желтка. Как они любили друг друга! Дунаев расчёсывал своего любимца, утопая пальцами в янтаре его гривы, а Элизиум весело ржал, и, казалось, улыбался хозяину. Хорошие были времена… Теперь же красавец конь лежал, неподвижный, на золотистом песке, не дыша и не двигаясь – он не смог перенести долгого пути по бесконечной пустыне, хотя до цели, Laco, оставалось всего несколько вёрст пути.
Перед глазами Дмитрия стали всплывать картинки, в которых он был счастлив, где была рядом его любимая Олеся, где он погружался в её глаза без остатка и был этим жив и счастлив… Воспоминания пробудили в душе его чёрную, как ночь, тоску, он очнулся, чтобы отогнать дурные мысли, и понял, что солнечный диск уже упал за горизонт, а тьма окутала пустыню плотным покрывалом. Вдруг Дунаеву послышалось журчание воды, и он зачем-то припал губами агатовому кресту, подарку отца быстро пошёл на звук…
Лимонно-прохладная вода, пропитанная лунным светом и песком быстро восстанавливала силы, и Дмитрий собрался, было продолжить путь, но неожиданно ноги его не послушались, и он ухнул прямо на песок, погружаясь в мягкий, как шёлк, и терпкий, как вино, сон…
Пустыня спела над ним погребальную песнь: песок взмыл высоко в небеса и обрушился на оазис с огромной и страшной силой, вода помутнела и, казалось, готова была погибнуть под ударами песчаной бури, ветер ревел от наслаждения и в то же время рыдал от негодования… Ни он, ни пустыня не знали, что тому, кого они прежде времени собрались похоронить дана совсем другая судьба…
…Дунаев проснулся от всё того же кошмара, который мучил его уже много ночей к ряду. Глаза всё ещё застилала пелена песчаной бури, но сквозь неё он смог разглядеть зал, в котором находился. Это было просторное помещение, мягкое и очень уютное от ковров развешанных повсюду и лежащих на полу. Дмитрию показалось, что он уже где-то видел всё это, вот только он никак не мог вспомнить, где именно и когда. Лёгкие занавеси колебал ветерок предрассветной пустыни, на востоке уже светлело, и тьма отступала перед разгорающимся рассветом. Юноша попытался встать, мельком окинул весь зал и вдруг увидел… на маленьком низком стеклянном столике стояла ваза, а в ней засохшие розы, те самые, что каждую ночь снились Дмитрию…
Память начала оживлять образы, и Дунаев понял, что он не в пустыне, под кровом шатра, а в Laco! Он обрадовался, но тут же в сердце что-то защемило, и он ощутил смерть, которую переживал в своём сне…
Внезапно и совершенно неожиданно появилась девушка, облачённая в яркие зелёные одежды, которые, казалось, благоухали травой, настоящей живой травой, напоённой росистым утром, её изумрудные глаза отливали золотыми огоньками предрассветного полумрака. Она представилась Дмитрию, но он не запомнил её имени, он просто знал, что оно было красиво, однако, кратко и звонко, она что-то сказала ему, взяла за руку и повела к стене…

Глава 10.
Было сном, а стало явью…

Сырость пробирала Дунаева до костей, он всё ярче и явственнее погружался в свой кошмарный сон, сопоставлял, сравнивал… Всё становилось реальнее… Сердце билось, словно птица, запутавшаяся в силках, но разум твердил, что всё будет хорошо, что Олеся не прыгнет, что всё это просто набор образов, фантазия, бесплотная и неживая… Однако с каждым мгновением разумные объяснения терялись в закоулках отчаяния, и Дмитрий делал новый шаг и содрогался при одной лишь мысли, что сон его стане явью…
Рассвет окончательно занялся, девушка стоит на краю жизни, без мыслей, без чувств. Она знает, что сейчас придёт конец всему… Хотя нет, конец пришёл уже с его смертью… Олеся пыталась надеяться пока шла наверх, что Дунаев жив, что он чудом спасся, а повесили другого вместо него… Разум же говорил обратное, не позволяя даже возникнуть хоть малейшей надежде… Теперь безнадёга захватила душу в сети и крепко держала, всё дальше толкая в пропасть небытия… Она не должна жить без него, она должна быть рядом с ним…
Вдруг сзади послышались шаги, Олеся не оглянулась и, поборов последнее, что у неё осталось: инстинкт самосохранения – решительно шагнула вниз… Шаги удалялись, человек побежал за ней, потом… прыгнул. Тут Олеся решила оглянуться, время для неё текло так медленно, можно было ловить его руками, и она увидела ЕГО…
Прыжок… Лёгкий, как шёлк, плавный, как движение одной пушинки на ветру… Сырость и страх отступили… Пустота, а на дне её свобода и жизнь рядом с ней… навеки… Только бы успеть, только догнать её!.. 
Дунаев летел вдалеке, потом приблизился, взял Олесю за руку… Её охватил дикий ужас: как же так, теперь он погибнет, хотя она могла бы помедлить, могла обернуться, увидеть его, и всё было бы хорошо!.. За что же это?!. На лице Дмитрия вспыхнула солнечная улыбка, и ужас, почти овладевший Олесей отступил… Теперь всё будет хорошо… Они будут вместе до конца…
Камни всё ближе, страха нет, только ледяное спокойствие, ломаются кости, солнце поднимается всё выше и выше над беспредельной пустыней… Вот она и полакомилась, эта беспощадная хищница, охотница, не знающая поражений в схватке с жертвой, какой бы она не была… Желтизна чахоточного приступа охватила глотку пустыни, вырвала из неё кроваво красный ком солнца и подняла его над всем беззаконием и беспощадностью древней вестницы смерти… А Голос Пустыни всё пел о скорби и любви, о счастье и печали…
…Дима проснулся весь в поту, его колотит мелкая дрожь, за окном светало. Солнечный диск медленно поднимался из-за горизонта, освещая город, мирно спящий в серовато голубой дымке заводов… Он медленно встал и подошёл к распахнутому настежь окну: машин на улице почти нет; только некоторые гуляки возвращаются с пирушки на такси… Свежий, пропахший зеленью леса воздух успокаивает раздражённые мысли, взгляд проясняется… Странный сон… Дунаев вскинул голову над собой, прикрыл глаза и перед ним предстала Олеся Дунаева-Варпринская, его жена… Дмитрий был холост, но ощущение того, что где-то когда-то он был женат на прекраснейшей девушке в мире, не покидало его. Образ ещё жил в душе и никак не хотел покидать разума, Дунаев всё ещё был и жил во сне, он знал, что тогда всё было реально, по-настоящему…А ещё он точно знал, что где-то на другом конце света вот так же на рассвете проснулась она, и чувствовала то же, что и он сейчас…