Роковой перстень

*****************В подарок моей читательнице и критику Людмиле Танковой*********

В холодный, дождливый майский день в дверь постучали, от неожиданности Геннадий  выронил свой доклад, подготовленный на завтрашнюю защиту кандидатской. Два года полного уединения, и вдруг кто-то стучится, да еще так настойчиво. Он посмотрел зачем-то на часы, на календарь, но это не дало ответа: кто нашел его в этой глуши?
- Вы Геннадий Ковалев? – строго спросила девушка, лет двадцати.
- Кажется я, -  он почувствовал, что одичал, потому что эта  симпатичная особа ввела его в оцепенение.
- Документы покажите, - потребовала она.
- Может, зайдете,  холодно, - пригласил молодой человек, прячась за дверь от очередного промозглого порыва ветра.
- Нет, я быстро, вы только документы покажите, - она зябко куталась в тоненький шарфик. Конечно, пройти от станции пару километров в этой всепроникающей мороси, по грязи, нужно быть героиней, а ее короткая юбка, куртка, полусапожки на высоких, тонких каблуках…, она не была готова к этому подвигу заранее. - Это ваше, - она протянула пакет, убедившись по паспорту, что получатель соответствует документу.
- Что это? – теперь настала очередь Геннадия спрашивать, он не торопился взять предлагаемый сверток, - может, все-таки зайдете, холодно ведь.
- Я не замерзла, - она продолжала подавать пакет, не понимая, почему  Ковалев не делает попыток забрать у нее свою посылку. Чем быстрее он возьмет, тем быстрее она отсюда уйдет, и поедет домой в теплом вагоне электрички.
- Кто вам его дал? – руки он  спрятал за спиной, чтобы случайно не взять пакет, ничего хорошего от него Геннадий не ждал.
- Какая вам разница, мне заплатили, что бы я вам его вручила, - она швырнула в него пакетом, - вот я и отдала. – Но этот двадцати пятилетний житель деревни ловко увернулся и отпасовал сверток обратно. - Да, что вы на самом деле? Не бомбу же я вам привезла, - возмутилась девушка.
- Может  это похуже бомбы, - пакет превратился в мяч, который летал от одного к другому, пока, наконец, после нескольких пасов не оказался в руках Геннадия. Его вид в старой футболке и растянутых на коленях трико был настолько жалок, что девушка вдруг согласилась зайти погреться. Он положил пакет на стол, включил чайник, переоделся, в общем, всячески оттягивал момент вскрытия посылки.
- Сколько вам за него заплатили, - спросил Геннадий, рассчитывая по сумме определить содержание пакета. За время одиночества, вспоминая прошлое, он убедился, что ничего не понимает в людях, и быть втянутым в очередную историю, желания у него не было.
- Какая вам разница, но оплатить квартиру в столице мне хватит.
- Значит долларов пятьсот-семьсот, зависит от квартиры, - предположил он,  стало как-то не уютно: «неужели кто-то из прошлого вспомнил о нем».
- И от срока аренды, - подсказала незваная гостья.
- Значит, несколько тысяч, - Геннадий пал духом, реально ощутив что, влип в очередной раз. – Как вас зовут? – поинтересовался на всякий случай, как будто ее имя могло ему помочь.
- Антонина, можно Тоня, - скромно опустив глаза, представилась она, но вдруг что-то вспомнив, торопливо заметила: - только не Тося, терпеть не могу, когда так называют.
- Антонина, многообещающее имя, - сам себе заметил Геннадий и, опередив удивление девушки, быстро спросил: -  Вы уже потратили денежки? Может, вернете пакет заказчику? – Конечно, он понимал, что она не согласится, и Тоня  подтвердила его опасения. Она заговорила: о шансе осесть в столице; о трудностях найти хорошо оплачиваемую работу без интима; о том, что собственно ей без разницы, что в посылке. Геннадий же  был  уверен на все сто, что новая западня уже широко раскрыла свои ворота.

Тоня оказалась разговорчивой и решительной особой, а может просто любопытной, спросив разрешения, она вскрыла пакет,  на столе оказалось три конверта разной величины. Они взяли по конверту, Геннадий молча ждал, когда гостья вскроет свой. Ее возглас: «Билет на самолет до Египта на послезавтра, как я вам завидую», поверг Ковалева в уныние, он мгновенно потерял вкус к жизни. Воспоминания двухлетней давности вновь всплыли, как будто это было вчера, от оставшихся писем, ждать хорошего не приходилось, они остались не вскрытыми.
Через пару часов он проводил Тоню на станцию, посидел в привокзальном кафе, и только поздно ночью нашел в себе силы прочитать письмо.
« Здравствуйте,  Гена. Зная, вашу осторожность, я полагаю, вы проигнорировали мое предложение проверить действие кольца Фортуны, поэтому я повторяю свое приглашение. До встречи, маленький фараон».
Неделю назад он звонил, но Геннадий решил, что больше никогда никому не даст втягивать себя в опасные для жизни ситуации. Уверенность фараона, что он примет его приглашение и приедет, удивляла, но был не вскрыт еще третий конверт.

На другой день Геннадий успешно защитился, отпраздновал в ресторане свою победу над кандидатской, домой приехал под утро на такси. Увидел невскрытый конверт на столе, в голову полезли разные мысли, в том числе и подозрение, что высокая оценка кандидатской и сразу же предложение работать в престижной фирме, странное совпадение, как будто кто-то вмешался в его жизнь. У выпившего человека почему-то больше храбрости, может от излишка жидкости в организме, и Геннадий вскрыл конверт.
Второй раз в жизни он держал в руках маленький золотой обруч с чуть заметной гравировкой «Fortune», второй раз в жизни кольцо Фортуны может изменить его жизнь. «Ну, нет», - подумал Геннадий: «Если фараон хочет вернуть кольцо, пусть приезжает или присылает за ним кого-нибудь, можно Тоню, будет возможность с ней познакомиться в спокойной обстановке. И все-таки, зачем он понадобился фараону?»

Геннадий проснулся от странного сна, опять видел Димыча с его последней фразой: «Поздно доктор, я умер», фараона и почему-то Тоню. Тоня…, жаль, что именно она стала почтальоном от фараона, а так бы Геннадий мог в нее влюбиться. Она такая светлая, веселая, в меру решительная и вообще очень милая девушка. Он лежал и тихо улыбался сам себе, рассуждая, как бы он с ней познакомился в другой обстановке, при других обстоятельствах. Зазвенел телефон, вспугнув блаженство фантазии.
- Геннадий Ковалев? – он узнал голос Тони, она радостно сообщила. – Вы для меня -  счастливый талисман, меня попросили отвезти еще одну маленькую посылочку, так что в Египет мы летим вместе. - Не успел Геннадий что-то сообразить, как она сказала: «До встречи», и положила трубку,  только тут он вспомнил, что в его сне фараон отдал роковой перстень Антонине, сказав свое привычное: «Посмотрим».

До самолета четыре часа, Ковалев кидал в сумку все, что хоть как-то могло ему пригодиться в пустыне, он знал, что что-то очень нужное, он все равно забудет, но это он узнает потом. Тоня везет роковой перстень! Может произойти авиакатастрофа, она может погибнуть в пустыне, или ее продадут в рабство – вариантов много,  как хорошо все рассчитал фараон, подвязать его поездку к чужой жизни. В тот раз его жизнь была залогом, теперь жизнь ни в чем не повинной, ничего не знающей девушки. Слишком крутой поворот событий, прощай престижная работа, прощай покой и, может быть, он никогда не вернется сюда, в тишину заброшенной деревни.

Места оказались рядом, теперь Геннадий не сомневался, что фараон все спланировал заранее. Ну, уж если я так ему нужен, прислал бы пару охранников и куда бы я тогда делся. Нет, тут задумано что-то иное. Что? Это он скоро узнает. Тоня весело рассказывала, как она счастлива – первый раз едет за границу, и Геннадий решил не думать о худшем, а пообщаться с симпатичной девушкой.

До Э. добрались на перекладных, в уже знакомой гостинице мест не оказалось, это было странно для города, куда редко кто приезжал, но им предложили небольшой домик рядом. Идя туда, во дворе гостиницы, Геннадий увидел два джипа с прицепами доверху  нагруженными, какое-то неприятное предчувствие обдало горечью в горле: «Значит, кто-то еще собирается посетить фараона. Впрочем, о чем это я? Ведь фараон еще неделю назад по телефону сказал, что к нему собираются гости».

- Ба, знакомые до боли лица! – Геннадий оказался в потных, сильных объятьях, он не видел, не успел увидеть, приветствующего его. – Гена, знаешь анекдот? Одна подруга говорит другой: «Мой муж два года назад уехал за границу, и теперь зовет меня к нему с двумя детьми.  В чем проблема, езжай, - отвечает подруга. – Но их у меня уже четверо!»
Гена, два года, и ты уже не один, а с очень-очень милой девушкой.
Геннадий не столько увидел, сколько понял, что это Димыч. Он тупо смотрел, как тот подскочил к Тоне, галантно целовал ее ручку. Димыч жив! Но он своими глазами видел его смерть! А он жив и рассказывает анекдоты?

- Тоня, Гена, мой лучший друг, мы с ним через многое прошли, столько пережили, а посмотрите на него, он мне не рад, - Димыч уже во всю трепался с девушкой, а Геннадий никак не мог прийти в себя, но последняя фраза вывела его из прострации: - Тонечка, мы едим в пустыню, не хотите с нами? Это будет опасное и интересное путешествие, а присутствие такой милой девушки, сделает нашу экспедицию веселой экскурсией.
- Ты едешь к фараону? – Геннадий не поверил своим ушам.
- Да, завтра утром, - глаза Димыча стали пронзительными. – Ты разве не поедешь с нами? Мы как в старые времена будем везде вместе. К чему нам конкуренция.
- Димыч, какая конкуренция? Что ты задумал? Тебе в прошлый раз мало досталось?
- Гена, анекдот знаешь: «Мужика спрашивают – Ты любишь пить пиво с кальмарами? Нет, - отвечает мужик, - я люблю с друзьями». Ты подумай, ты единственный официально живой после той истории,  неужели я упущу такой шанс, как ты? Гена – ты моя гарантия, мой Джек-пот. Фараон оставил тебе жизнь один раз, за твой ум и проницательность, если бы я тебя послушал, возможно, мне бы не пришлось сейчас, терпеть в компаньонах всякий сброд.
- Димыч, в качестве кого ты видишь меня сейчас? Ведь, как я понял анекдот не только о любви к друзьям?
Димыч на секунду снял свою маску весельчака и балагура, – Гена, я не людоед, но  живым тебя не выпущу, пока не буду уверен, что я в безопасности с двумя прицепами, набитыми сокровищами.
Странно, Геннадий четко осознавал: «мышеловка захлопнулась», но был рад, что Димыч жив.

Ранним утром джипы неслись по  пустыне, оставляя за собой клубы пыли, кондиционеры работали, и казалось, что жить среди барханов можно. Как-то забылся горячий песок, палящее солнце и шершавый, как наждак, от жажды - язык.
Спутники Димыча, были действительно люди странные, но Ковалеву выбирать не приходилось. Единственное чего он опасался, как бы они не обидели Тоню. Поэтому перед отъездом предложил ей: - Тоня, я понимаю, мы еще плохо знаем друг друга, но может, ты согласишься… - Тут Гена замялся, не подумает ли она, что он хочет ее обмануть и прикарманить денежки, но Тоня поняла все по-своему: - Ты мне тоже очень нравишься, но я на работе, и потом любовь требует времени, а нам пора ехать.
Он поперхнулся, сообразив, о чем она говорит, и поспешил досказать свою мысль: - Может, ты останешься здесь, я сам отвезу твою посылку,  это пустыня, там опасно. Я привезу тебе твои деньги.
Она отказалась, объяснив, что никогда раньше не была в пустыне, что ей все интересно. Гена и раньше сомневался в своей неотразимости, теперь он еще  засомневался в своем даре убеждения.

Тоня легко со всеми перезнакомилась. Два наркомана, которых Димыч почему-то звал Чук и Гек, медлительный финн и шустрый маленький француз. Трудно было понять кто из них Гек, а кто Чук, потому что на оба имени отзывался француз, а финн везде следовал за ним.
Гора мускулов, как из фильмов ужасов страшный негр, с именем бога любви  Купидон.  Димыч по секрету сообщил, что он из племени людоедов. Если ты враг – съест, если ты лучший друг, тоже съест, поэтому лучше держаться от него подальше.
 А вот четвертый спутник Димыча заинтересовал Ковалева. Во-первых, он представился, как Джузеппе Бальсамо, а это настоящее имя графа Алессандро Калиостро. Во-вторых, он не скрывал, что он единственный сын графа и является его наследником. На вопрос когда же он родился, Джузеппе уверенно ответил: - В 1777 году. Ему не нужны сокровища фараона, он хочет найти бальзам бессмертия, который дал ему отец в восемнадцатый день рождения. На шутки Димыча, как же Джузеппе сумел пережить все передряги постигшие Италию, тот не реагировал, видимо считал окружавших его, простыми смертными, недостойными  внимания трехвекового долгожителя.

Вот такая компания достигла через два дня пути оазиса, который в предыдущий раз, Геннадий так и не успел осмотреть. Охранять лагерь в первую ночь Димыч назначил себя и Ковалева, что удивило Гену, вскоре он понял, что его бывший киллер хотел выговориться. Он первый раз в жизни слушал Димыча без его привычных баек и анекдотов.

Я с самого начала, знал, что ты прав, сто раз прав, настаивая, чтобы мы взяли воду. Поверь, Гена, я  не был одурманен сокровищами фараона,  я всю жизнь зарабатывал своим трудом, хотел уйти на покой и жить спокойной, размеренной жизнью. Убивать людей – это тоже работа, но я не маньяк, и удовольствия в этом мало. Почему-то так получалось, что денег я никак не мог накопить на свою старость, и приходилось опять и опять выполнять заказы. Алмазы, которые я глотал, были моей страховкой, моим пенсионным фондом, и я решил уйти, выполнив условие фараона «не возвращаться». Я был уверен, что доберусь до машины – в ней  остались вода и горючие. А там тихим ходом можно было доехать до Э., я бы исчез для всех, и зажил своей жизнью. Никому ничем не обязанный.
Мы прошли километров пять, когда боль резанула желудок. Гена, может, это и смешно, но бриллианты действительно не перевариваются. Я испугался, когда рези повторились,  понял, что не дойду. Вода, мне нужна была вода, а значит, нужно было вернуться в оазис. Решение пришло само, я стал кружить, постепенно приближаясь назад, угроза фараона, меня не пугала, меня больше страшила боль все чаще и чаще посещающая меня. Мишаня и Лолита давно скрылись из вида, они, кажется, и не заметили, что я отстал от них. Я уже чувствовал запах воды, но тут появились вы на машинах. Умереть, даже от руки фараона, не входило в мой планы, я изобразил свою смерть, рассказав вам анекдот.
- Знаешь, - Гена вспомнил, как у него тогда оборвалось все внутри, впервые кто-то умирал на его глазах. – Ты великий актер, я поверил в твою смерть,  потом ты все время  снился мне и рассказывал свой «последний» анекдот.
- Для меня главное, что поверил фараон и его охрана. Они в отличие от тебя не раз видели смерть, и отличить покойника от симулянта могут. Может быть, алмазы в моем желудке, должны были доделать, все, что я изобразил, поэтому они меня бросили без контрольного выстрела. Вы уехали, я лежал до темноты, подозревая, что люди фараона могут наблюдать за мной. Благо, через сорок две минуты наступила ночь, скрипя зубами от боли,  в один прием я доскочил до оазиса. Вода, которая казалась мне спасением, вызвала неожиданную реакцию – меня рвало, выворачивая наизнанку не только желудок, но и кишки. Алмазы разлетелись в разные стороны, я орал и катался по земле от боли.
Знаешь, Гена, меня, чуть как того фраера жадность не сгубила. Ночью я сидел у воды, а днем маскировался, зарываясь в песок. У меня была вода, немного еды, но мой пенсионный фонд смешался с песком,  я нашел при свете луны только пять бриллиантиков. Меня мучило несколько вопросов, но самый главный – как вернуться в цивилизацию. Несколько суток я жил, как сыч, но однажды днем я услышал звук двигателя и, выглянув из укрытия, увидел Нахума. Не знаю, какого черта его принесло в оазис, если он так панически боялся фараона.
- Он искал сокровища, которые мы не донесли, сгинув в пустыне. Скорее всего, к этому времени, он уже обчистил до нитки Лолиту, - Гена сопоставил, увиденное им, два года назад.
- Да, меня он воспринял, как живого мертвеца. Молился своему богу, кричал, убегал от меня, пока я не сунул ему под нос один из бриллиантов. С ним я и вернулся в Э., а через пару дней тебя доставили с комфортом, живого и невредимого. Я сообразил, что ты должен что-то везти Федору, и пробрался ночью к тебе, но Нахум оказался такой же догадливый. Я уже вытащил у тебя футляр, но тут явился этот гад, и разбудил тебя, извини, друг, но  я стукнул тебя по голове, в результате ты не видел, как мы дрались за перстень.
- Я думал, что это Нахум, оглушил меня. Шишка была громадная, опухоль спала только через неделю.
- Наивный ты, Гена, он бы тебе горло перерезал и все дела, нужен ты ему больно живой. Нахум, хоть и щуплый, но изворотливый и ловкий, гад. Он меня так уделал, что я дня три в соседнем с тобой номере отлеживался, с лестницы меня, собака, спустил. Когда очухался, тебя уже не было - уехал.
- Да, мне вернули перстень, через сутки, в городе был траур, когда я уезжал.
- Там все такие умные, как Нахум, сидят, как грифы, и ждут жертв фараона, он никого без «подарка» не отпускает. Вот они и передрались друг с другом, но  кто-то знающий нашелся, сказал, что перстень этот несчастье приносит – проклят он. Вот тебе его и отдали. Я, конечно, не верю в проклятие, но думал, что больше не увижу тебя. Знаешь анекдот? «Подсудимый ваше последнее слово! Тот: Апчхи… Суд: Будьте здоровы. Оглашаем смертельный приговор».

Геннадий лежал до рассвета, пытаясь понять, когда он видел настоящего Димыча. Когда тот балагурил, или рассказывал о себе? Еще все спали, когда Гена вслед за Димычем пошел осматривать оазис. Маленькая лужа, с заболоченными берегами, несколько групп пальм, небольшой кустарник, с клочками травы среди влажного песка.
- И никакого намека на дворец фараона и его сокровища, - Димыч хрипло рассмеялся. – Я ведь еще в тот раз понять не мог, куда делся фонтан в чудесном саду фараона, если эта вода затхлая и гнилая.
- Может это другой оазис? – предположил Ковалев.
- Все может быть, - Димыч с сомнением оглянулся. – Хотя, если бы пустыня изобиловала оазисами, это была бы уже не пустыня. И потом, - они уже вышли на ближайший бархан: - Где здесь может спрятаться многоярусный дворец фараона?
Геннадий озадаченно огляделся. Барханы, барханы; маленькие и большие барханы. Дворец был, он был реальностью два года назад. Если даже предположить землетрясение, то где развалины?
- Что, Гена, теперь ты понимаешь, зачем ты мне был нужен? Ты можешь подтвердить, что дворец был, и было хранилище сокровищ. Знаешь, хотел тебя спросить. Зачем ты вернулся? Тебя случайно не фараон пригласил?
- Если я отвечу, что приглашение было. Ты поверишь? – Гена, понимал, что врать не имеет смысла, но иной раз правда выглядит, как ложь.
- Молодец, шутить у меня учишься, - Димыч возвращался в оазис. Геннадий последовал за ним, пытаясь понять каким образом, они в тот раз попали к фараону.

Идей и предположений было много, но реально здравых практически нет. Дворец, сад, прохладный источник кристальной чистоты, - это не было декорациями дорого фильма. Димыч, как всегда шутил и издевался над компанией неудачников, желавших разбогатеть. «Ничего, - говорил он, - В песке кварца много, можно его привезти».
- Если не заткнешься, - Купидон схватил Димыча за грудки, легко поднял в воздух: - Я тебя, как прокисший помидор выброшу.
- Лучше меня, - подскочил к негру Чук, а за ним и Гек: - Так полетать хочется.
- Полеты объявляю открытыми, - Димыч вывернулся из рук Купидона, в мгновение ока оказался у прицепа. – Воздушный шар устроит?

Началась маленькая свалка. Чук и Гек, пытались оттеснить Димыча, Купидона и сына Калиостро, но те упорно цеплялись за прицеп, чтобы быть первыми, кто увидит дворец фараона. Ковалев порадовался, что Тоня не лезет в эту мешанину, но видно это дело заразное. Она оказалась в центре пихающихся и лупящих друг друга мужчин. «Я самая легкая, мне и лететь» - звонко заявила она. Потасовка на мгновение приостановилась, мужчины уставились на девушку, и не известно, что бы было дальше, если бы Гена в полной тишине, царящей перед схваткой, не сказал.
- Прежде чем лететь, шар накачать надо, и корзину из чего-нибудь соорудить.
В мгновение, около прицепа остались Димыч и Гена, все «летчики» пошли отдыхать, перед предстоящим полетом.
 
Обзор местности ничего не дал. Менялись наблюдатели, заменяли бинокли, но обнаружить оазис фараона никто не смог.
- Чертовщина какая-то, - ругался Димыч, располагаясь на ночлег. Купидон яростно наматывал круги вокруг палаток. Бальсамо нюхал флакон – он так успокаивается. Тоня жаловалась Гене, что сгорела и просила помазать обгоревшие места кремом. Он, конечно, согласился, но поздно понял, что ему трудно будет унять зов природы.
- Да, не парьтесь вы, - Чук и Гек, предложили всем выкурить трубку мира, и забыть  неприятности первых дней. Все с удовольствием приняли их предложение, кроме Геннадия, он никогда раньше не употреблял наркотики, и начинать не собирался.

-  Триста километров на юг, там развалины. - Геннадий подскочил, как ужаленный, рядом стоял фараон. Даже ночью Гена ни с кем не смог бы спутать его царственную осанку, и все-таки он засомневался в реальности этого голоса в ночи. – Гена, завтра вы должны быть там, - как всегда его имя в устах фараона звучало, как свис кнута над головой, из-за ударения на первый слог и жесткого «Э» вместо «Е».
- Что ты затеял на этот раз? – Ковалев не удержался от вопроса.
- Посмотрим, - услышал он любимое выражение фараона.
Димыч соскочил с места и бросился вслед за фараоном, Гена же не сомневался, что он вернется ни с чем. Ловить тигра на его территории, не зная его повадок,  занятие бесполезное.

Димыч тоже слышал слова фараона, но возмущался и утверждал, что  триста километров – это уловка. Там либо ловушка, либо их хотят отвлечь. Ведь он своими глазами видел, как фараон растворился в бархане. На что категоричный Купидон заключил, что наркоманов надо убивать, чтобы люди рассуждали здраво,  а не бредили наяву, от отравы, которую курят Чук и Гек, и еще другим предлагают. Но, не смотря на общее неверие, они поехали на юг.

Развалины оказались на месте. Были они старинные или современные, понять сложно. Несколько дней компания их изучала, осматривала, даже пытались копать.
 Гена никак не мог понять, какую роль отводит ему фараон в этой истории. Убедить, уехать всех обратно? Практически бесполезно. Потому что оказалось, что драгоценности нужны только Димычу. Чук и Гек искали приключений, и новых впечатлений, и если бы им перепало еще немного деньжат, то было бы совсем не плохо – дурь лишней не бывает. Купидон искал фараона, что бы уничтожить его, как тень прошлого, которая мешает прийти на землю светлому будущему. Джузеппе хотел наполнить свой флакон бальзамом бессмертия, которым наверняка пользуется фараон. Тоня ничего не рассказала о посылке, но заявила, что о таком приключении мечтала всю жизнь. Гена? Если не считать принудительного приглашения фараона, хотел проверить действие Кольца Фортуны, но случая пока не представилось.

Решили вернуться обратно в оазис, воды мало, а там хоть и заболоченная, но после специальной обработки, пить можно.
Оазис был на месте. Дворец фараона не появился. Усталость от жары притупила все чувства. Все вяло ходили туда сюда,  лениво перекидывались короткими замечаниями, даже выругаться на постигшую их неудачу, сил не было. Решение вернуться пришло само.
Димыч сожалел, что потратил свой последний бриллиант на организацию этой  экспедиции, но возможность выручить деньги за оружие, его как-то приободрила. Никто не заметил, как встрепенулись Чук и Гек, при словах об оружии, как они пошли к прицепам и стали в них рыться.

- Тьфу, бля…
Ругань по-русски иностранцев, не вызывала в Геннадии гордость за свой великий и могучий язык. - Что случилось? – лениво осведомился Гена, больше для вида, чем из интереса.
- Тьфу, бля и случилось, - парировал Димыч. Даже у него от этой жары не было сил шутить.
Но должна быть веская причина, чтобы иностранцы применили свое знание русского фольклора. Геннадий медленно повернул голову в сторону прицепов,  мгновенно дремота спала от холодной дрожи пробежавшей по телу. Чук и Гек на корточках сидели рядом с прицепом. Финн держал в своей руке гранату и удивленно ее разглядывал, а шустрый француз быстро процеживал песок через пальцы. Ковалев, сам не успел понять, почему он соскочил, схватил гранату и швырнул ее в пустыню.
То ли метнул он ее не достаточно далеко, потому, что в момент броска споткнулся, то ли граната взорвалась в воздухе, зацепившись за листья пальмы, но взрыв прогремел  в лагере, всех отбросило и осыпало песком. Купидон, ближе остальных оказавшийся к взрыву, оглушенный и разъяренный, с выпученными глазами, бегал по лагерю и искал, кому перегрызть глотку за покушение на его жизнь.
Димыч же, вовсю наседал на Чука и Гека: «Совсем обкурились, сволочи. Вам что жить надоело? Так я вам помогу». Причем Димыч орал по-русски, а финн и француз в состоянии шока прекрасно его понимали, и клялись, что все случайность, и они ни в чем не виноваты. Но Димыч и тут ввернул, поучительно возведя указательный палец к небу: «Жизнь – это очередь за смертью, тот дурак, кто лезет без очереди». На что благодарным ученикам осталось только кивать, потупив глаза, и смиренно прижимать свои шаловливые руки к груди.

История с гранатой, была до смешного простой, особенно в исполнении двух заторможенных наркоманов. Они нашли оружие, и решили поиграть в супер героев. Пока француз искал себе ствол побольше и поконкретнее, финну понравилась граната. Он присел на корточки, углубившись в ее изучение. «Кольцо» - зажим на детонаторе, особенно возбудил его интерес, он осторожно снял его, чтобы посмотреть, как граната выглядит на боевом взводе. Так как граната своей округлой формой, уже перестала выглядеть опасной, он отвел руку с кольцом в сторону, залюбовавшись гармонией металла. В это время француз нашел себе игрушку – переносную ракетную установку, повернулся к другу - похвалиться выбором, но пошатнулся и выбил из руки финна кольцо. Именно француз выругался, когда увидел приятеля, удивленно разглядывающего две ладони: одну, с гранатой; другую пустую. Сколько бы еще, его дружок соображал не известно, француз же не придумал ничего лучше, чем найти в песке пустыни кольцо от гранаты. Чем бы все закончилось, если бы не Геннадий не известно, но ехать обратно им бы точно было не на чем.

Постепенно все успокоились. Стали готовиться к ужину, поправлять палатки, в общем, дела житейские, неожиданно Тоня спросила: « Контузия после взрыва долго длится?»
- У кого как, - отозвался Димыч, - От мозгов все зависит. Вот, например, блондинки по жизни контуженные.
- Я серьезно, - обиделась девушка, - мне кажется, небо треснуло.
Все поглядели туда, куда она указывала, но кроме неба над пустыней там ничего не было. Тоне посочувствовали, надо же не блондинка, а такая глубокая контузия. Слезы выступили у нее на глазах: «Димыч, вы уже всех достали своими шуточками».  Лучше бы она это не говорила, Димыч тут же принялся рассказывать анекдот:
«- Доктор, я разговариваю сам с собой.
- Вы мешаете своим домашним?
- Нет, я живу один.
- Так в чем же дело?
- Доктор, я такой зануда».
Все засмеялись, оценивая намек, ведь без баек Димыча было бы действительно тоскливо. Тоня, пересиливая себя, чтобы не разреветься, обратилась к симпатизирующему ей Ковалеву: - Гена, вы мне тоже не верите? Посмотрите, вот же узкая полоска барханов на небе.
Ковалев, еще раз внимательно поглядел на горизонт, но ничего не увидел, подошел к девушке: - Тоня, да не расстраивайтесь вы так. Все-таки это пустыня, и миражи здесь часто бывают. – Он сделал еще один шаг вперед, она ткнулась в его грудь, и заплакала: «Ну, почему мне никто не верит?» Гена гладил ее по голове, по плечам, что бы успокоить, а сам смотрел на небо, разделенное не ровной трещиной барханов. Видимо лицо Ковалева отобразило его сомнения в своем ли он уме, потому что Джузеппе Бальсамо, который до сих пор был не заметен, тихо обошел пару, встал прямо за спиной Геннадия. Он несколько секунд смотрел в сторону взгляда Ковалева, потом молча сорвался с места, побежал в пустыню, и вдруг пропал с глаз, как будто его и не было.
- Подожди, - осторожно отстранил Гена девушку, - Ведь Димыч тогда тоже что-то говорил, что фараон исчез прямо в бархане. – Он пошел по следам Джузеппе, надеясь найти ответ этой загадки. Трещину было видно только с того места, где стояла Тоня, но видимо другие решили, что хватит Ковалеву быть на сегодня героем. Сначала Димыч, потом Тоня, Купидон,  Чук и Гек обогнали его и скрылись в песке.
Секрет оказался простым, от взрыва одна из голографических установок  сместилась и вид пустыни, скрывавший дворец, чудесный сад и фонтаны кристально чистой, прохладной воды, дал трещину. Иллюзия созданная голографией была настолько реальна, и так мастерски сделана, что ни с земли, ни с воздуха увидеть дворец фараона не представляло возможным.

 Купидон, расправив крылья, если так можно выразиться, носился по дворцу в поисках фараона и его свиты. Его зверский оскал в тридцать два зуба, жертвенный нож, который он обагрил своей же кровью, чтобы провести ритуальный обряд убийства, заставлял его же спутников не попадаться ему на пути. Не дай бог перепутает. Димыч, как настоящий разведчик с первого раза обнаруживший хранилище сокровищ, отбирал самое ценное. Чук и Гек блаженно зависли у кальянов, вдыхали аромат дури для фараона. Джузеппе Бальсамо, в поисках бальзама бессмертия, перебирал склянки в большой лаборатории, сравнивая запах из своего флакона с другими емкостями. Тоня, как и Лолита, два года назад, наряжалась в дорогие украшения. Как оказалось, только Геннадию тут делать нечего.
Дворец был пуст, ни фараона, ни его прислуги и охраны. Тишина и безжизненность наводили на странные мысли, о трагедии, которая тут была или будет. Гена бродил по дворцу, но, как и в предыдущий раз, остановился у фонтана в саду. Он вспомнил, как тогда уговаривал спутников все бросить, взять воду и уйти. Теперь у всех разные цели, теперь кольцо Фортуны у него, но для чего теперь ему нужна удача?

На исходе вторых суток, Димыч работая, как каторжный без сна и отдыха, полностью укомплектовал первый джип с прицепом сокровищами из хранилища фараона. Теперь он стоял перед вопросом так же под завязку загрузить вторую машину с прицепом, или все-таки оставить в ней место для оружия, ведь в Э. их ждут с нетерпением, сокровища придется защищать. Нет, на счет воды сомнений не было, Димыча два раза одному и тому же учить не надо.
- Димыч, скажи, пожалуйста, почему в этом джипе ты оставил только два места? – Ковалев заглядывал через окно, в глубь машины.
- Гена, ты же  умный, вот и придумай что-нибудь сам, - отмахнулся Димыч, но вдруг застыл пораженный идеей. – Гена, ну что бы я без тебя делал? Так как в мою экспедицию входят еще три человека, то двух передних мест, в двух машинах нам хватит.
- Димыч, а как же Тоня и я? – циничность Димыча потрясала.
- Фараон о вас позаботиться. А мне, чем быстрее я отсюда уберусь, тем сохраннее буду. – Димыч стал переносить оружие и воду из прицепа на вторые сидения джипа, и как бы оправдываясь, добавил: - Ты ведь сам видишь, Купидон уже разъярился донельзя из-за отсутствия фараона, его так и тянет кого-нибудь прирезать. Итальяшка скоро совсем свихнется в поисках своего бальзама бессмертия, а нарики, уже так обкурились, что вообще не понимают, где находятся.

- Хорошо, - блаженно произнес француз, минут пять пробалдев после очередной глубокой затяжки. – Слушай, давно хотел тебя спросить. Почему тебя Гек Чук зовут, ты что китаец?
- Нет, по-моему, - задумчиво произнес финн. Они еще с пол часика помолчали, глубоко затягиваясь, и грызя от удовольствия мундштук слоновьей кости. Наконец, финский парень договорил свою мысль. - Нет, по-моему, зовут тебя Чукигек, но я не знал, что ты китаец, извини, брат. Когда меня так пробирает, я свое-то имя забываю не то, что чужое, еще такое сложное.
- Вот и я думаю, что кто-то из нас на китайца похож. – Француз ткнул пальцем в свое отражение на круглой золоченой основе кальяна. – Вот ты смотри, глаза такие узкие, раскосые,  рожа круглая и желтая. Еще и говорит что-то…
- Хорошо, глючит, эта фараоновская дурь. Давай за фараона дыхнем. Он верно, классный мужик, знающий. Да здравствует фараон!
- Ага, пусть и его так вставит, как меня торкнуло, - француз засмеялся, тыча пальцем на дверь, в которой стоял  Купидон. – Гек Чук, ты смотри, какие две классные девчонки, как по заказу. Нас двое и их двое, или две?
- Не,  одна, - долго пялясь невидящим взглядом на негра, заключил финн, - она сиамский близнец.  – Он как-то глупо засмеялся, и стал расстегивать ширинку, - Самого главного у них, у сиамских, тоже две…
 - Правильно, - согласился француз, - Давай за фараона, его дурь, его девчонок. Только почему у меня рук четыре? – он стал удивленно размахивать руками, пытаясь свести их в единое целое. Нет, Гек Чук, если у меня четыре руки, то значит и стволов два, и нам их две не хватит.

Пока медленно и детально наркоманы выясняли численность и пол присутствующих, Купидон накалился до белого кипения: « Его посмели сравнить с женщиной!» Кожу покрыла испарина, мышцы на голом торсе вздулись и, заорав какой-то боевой клич, он кинулся с кинжалами на двух обкуренных друганов.
Заторможенные, заторможенные, только откуда скорость и реакция взялась. Обойдя наседающего Купидона в самых неожиданных местах, француз, как более легкий, совершил двойной прыжок: стена, Купидон, и кувырок с приземлением в коридор. Финн менее горячий и подвижный, пока нападающий провожал взглядом улетающего француза, протиснулся между ног, при этом неосторожно боднув драгоценное наследство негра. Купидон, мотая головой от боли, нянчил свои яйца; Чук и Гек неслись по залам и коридорам дворца, наслаждаясь легкостью и удивительным ощущением скорости. Все-таки чувство самосохранения взяло вверх,  увидев джип у выхода, они влетели в него, и рванули с места.
Димыч, услышал рев двигателя за своей спиной, ринулся к джипу, чтобы вернуть свои сокровища, и как следует встряхнуть нариков, чтобы поняли, кто в доме хозяин.
- Стойте, сволочи! Это мое!
Но Чук и Гек, заклинив на ярости Купидона, который почему-то хотел их убить, отпустили тормоза, выжали газ: на всей скорости, груженый джип чуть качнулся, отбросив в сторону тело Димыча. Они вылетели в пустыню и понеслись к горизонту, так и не поняв, что задавили другого, хотя он тоже был бы к ним не очень добр, выполни они его приказ: «остановиться».

Обозленный Купидон, от которого улизнула легкая добыча, бросился вслед за убегающими. Теперь ему было без разницы, кто попадется первым, он так долго ждал крови: «и кровь должна пролиться, как роса на жертвенный камень». Он уже предчувствовал эту горячую, чуть липкую жидкость стекающую с его клинка на руки, брызгающую из раны на грудь и плечи. «Жертва!» ему была нужна жертва, и пусть это будет не фараон или кто-то из его свиты, пусть это будет любой еще живой, но обреченный его жертвенным ножом на смерть, человек.

Бальсамо удивленно смотрел вслед убегающим наркоманам, что-то было в их беге не естественное, почти магическое, что он засомневался, а не нашли ли они раньше него бальзам бессмертия. Нарастающий топот с противоположной стороны, привлек внимание итальянца не сразу, и если бы не его реакция, это могло стоить ему жизни. Мелькнувший перед носом кинжал, откинул Джузеппе в глубь лаборатории, Купидон увидел новую жертву и странно скалясь, пошел на нее. Отступая назад, Бальсамо успевал скидывать со столов и стеллажей все, что попадалось под руки, при этом принюхиваясь к запаху разбитых склянок: «Но, ведь должен быть где-то бальзам бессмертия!»
Купидон уже почувствовал вкус крови, он прикрыл глаза, почти физически ощущая, как дрожит нож, под толчками чужой крови, бьющей из смертельной раны его жертвы. Хруст стекла под башмаками, словно аккомпанемент неизбежной трагедии, как ритуальные звуки барабанов. Негр, с детства привыкший к ритмичной музыке, стал пришаркивать и притоптывать, создавая хрустом раздавленного стекла только им уловимую мелодию.
Джузеппе Бальсамо, уперся спиной в стену, и как он не давил на нее, она не поддавалась, став препятствием к возможности жить. Он вдруг понял, что можно было обманывать окружающих, самому поверить в свое бессмертие, но  жизнь простого итальянского мальчишки, работавшего в музее последнего заключения графа Калиостро, закончится под острым кинжалом обезумевшего маньяка. Он взвизгнул, скользнул спиной по стене, прячась от летящего на него острия, и рухнув на пол, вдруг увидел щель, в которую протиснулся с невероятной скоростью.
Бальсамо быстро перебирая руками и ногами, где ползком на животе, где на четвереньках, все дальше и дальше удалялся по извилистой, темной норе. Где-то сзади орал Купидон, потеряв еще один живой труп, но итальянца это уже не волновало, он вдруг явственно ощутил запах бальзама бессмертия. Он очень хорошо знал этот запах, изучил его  до мельчайших нюансов. Рука не нащупала опору, второй он на мгновение зацепился за выступ в стене, но зачем ждать, там внизу озера бальзама бессмертия: «Вперед!» и Джузеппе Бальсамо полетел в темноту подземелья.

Ярость Купидона проходила, по мере того, как ломались его ножи. Щель в которую исчез итальяшка, не расширялась. Разочарование, даже слезы полились по его щекам: «Ну, почему? За что? Зачем они убегают? Ведь он оказывает им такую честь. Умереть за идею!»

Геннадий сидел в библиотеке фараона, многие книги, которые он тут нашел, были редкостью не только исторического, но и научного плана. Удобно устроившись на одном из больших диванов, он пересматривал отобранные реликвии. Когда вошла Тоня, он не стал выказывать свое присутствие, потому что не знал, что ей сказать. Наставлять на путь истинный? Говорить, что драгоценности не принесут ей добра? Да кто в это поверит, пока сам не расшибет лоб.
Тоня же разглядывала какой-то маленький сверток,  Гена был уверен, что в нем перстень Рока. Наконец девушка решилась, и начала вскрывать пакет.
- Не делай этого, или лучше сейчас, не глядя, отдай мне, - он подскочил к ней, пытаясь остановить, но от неожиданности, она выронила надорванный сверток,  на стол выкатился сверкающий бриллиантами роковой перстень. Она замерла, заворожено любуясь переливами камней и сияющей буквой «F» на центральном зеленом камне. Геннадий схватил перстень, чтобы скрыть его красоту, чтобы самому не попасть под власть дорогостоящего удовольствия, цена его обладания жизнь.
– Зачем ты вообще ввязалась в это дело? – Горечь, с какой он это сказал, повергла девушку в еще больший шок, чем возмущение, что он забрал ее перстень. – Антонина, Тоня, зачем ты приехала сюда? Зачем тебе эти деньги?
- Я куклу хочу, - искренне призналась она.
- Чего? – не понял Геннадий, рассеянно прислушиваясь к шуму дворца, кажется, кто-то бегает.
 - Куклу на шарнирах, они у нас безумно дорогие, их надо заказывать из Японии, или Кореи по Интернету. Она, как живая, ей можно шить одежду, менять образы, парики.– Тоня вдруг осознала, что призналась в своей сокровенной мечте, за которую ее,  обсмеял уже ни один человек. Она решила защищаться сразу, хотя Геннадий молчал, недоуменно глядя на нее. - Ты еще скажи, что я в куклы не наигралась, что есть более необходимые вещи. Можешь считать меня чокнутой, но я хочу куклу!
Ковалев удивленно смотрел на девушку, которая когда-то казалась ему решительной, немного нагловатой, но милой особой. А сейчас это была маленькая девочка, которую так хотелось обнять, чтобы защитить. Куклу она хочет, а вот закрутил ее этот водоворот и еще не известно чем все закончится. Маленькая, наивная девочка.
- Я только одного не понимаю, Тоня, ты можешь иметь любую мечту, но зачем браться за сомнительную работу. Ведь чистая и светлая мечта, может угаснуть в грязи способов ее достижения.
- Гена, какой ты странный. Все хорошо, ты только мне перстень верни, я его адресату должна отдать.
Ковалев сел обратно на диван, пытаясь понять, что его больше беспокоит: роковой перстень в руках, или странный шум до сих пор тихого дворца.

Антонина не соврала Геннадию про свою мечту, может, слукавила чуть-чуть, потому что, увидев перстень, поняла, что только его одного достаточно, чтобы  купить коллекцию кукол, и еще останется. Гена, конечно, хороший и очень умный, но зачем ему знать о том, что она решила не отдавать перстень. Такой большой, такой красивый и такой дорогой перстень.
- Геночка, верни мне обратно эту штучку, -  она села на диван и, как хитрая лисичка стала подбираться к нему. – А то, что я адресату вручу? Ты такой хороший, и очень мне нравишься. Ну, Гена, хочешь, я тебя поцелую..., - Ковалев как-то странно смотрел на нее. Тоня потянулась к нему, он неожиданно сильно прижал ее к себе, держа рукой ее голову, так чтобы она не смогла оглянуться. В этот момент Геннадий был готов заплатить любые деньги, лишь бы Тони сейчас не было рядом. Где угодно: в другом государстве, в другом измерении или времени, только не здесь и не сейчас.

Купидон, лишившись своих жертвенных ножей, теперь был готов принести жертву собственными руками. Он оскалил зубы в страшной улыбке, понимая, что эти двое никуда не дернуться от него.
Тоня, сначала приняла действия Геннадия за страсть,  хотела отпихнуть его, ведь она не интим предлагает, а только поцелуй.  Вдруг интуитивно почувствовала опасность за спиной, затихла, прижавшись всем своим существом к Ковалеву. Теперь ему не надо было удерживать ее силой, она вцепилась в него, и мурашки побежали по всему ее хрупкому телу. Геннадий лихорадочно искал выход, внезапно он разжал кулак, в котором до сих пор крепко сжимал роковой перстень, и протянул его Купидону: - Символ власти фараона!
Казалось, ничто не может остановить эту машину для убийств, но магическое слово «фараон», подействовало как пароль. В глазах Купидона отразилась мысль, он осторожно взял перстень с заглавной буквой «F», и воззрился на него. При этом менялась его осанка, становясь царственной, лицо приобрело выражение пренебрежения к этим простым смертным, а взгляд повелителя заставил Геннадия склонить голову: - Фараон, живой бог на земле.
Купидон, торжественно будто короновал себя, одел перстень на палец, теперь он фараон, теперь пусть кто-то посмеет встать на его пути к власти над миром. В этом его предназначенье!

Тоня пришла в себя раньше, чем Ковалев. Она уже успела выглянуть в коридор, и убедиться, что Купидон ушел, оставив их в покое. Геннадия же бил озноб, он никак не мог справиться с собой, чтобы встать и уйти, а уйти было необходимо, неизвестно, что придет в голову новоявленному фараону.
- Гена, Гена, он уезжает, - выглядывая в узкое окно, комментировала Тоня. – Гена, все он уехал.  Гена тебе лучше? Гена, а там кто-то лежит, и совсем не двигается.
Пока девушка комментировала события, происходящие во дворе, Геннадий пытался прийти в себя. Казалось, конечности одеревенели, стресс для его организма просто так не прошел, но нужно было идти, найти остальных. Нужно было что-то делать.

Димыч был жив, и когда подбежавшая к нему Тоня опустились на колени, с вопросом: «Что с вами? Что случилось? Что произошло?» Он доказал, что в сознании:
«- Он: После того, что произошло, я просто обязан на тебе жениться.
-Она: одеваясь, испуганно: А что произошло-то?»
У Димыча оказались сломано несколько ребер, нога и легкое сотрясение мозга.

Через четверо суток в лучший госпиталь Каира доставили Димыча в заранее заказанную и оплаченную палату. Димычу уже оказали первую помощь где-то в провинции, теперь ему осталось поправлять свое здоровье и наслаждаться услугами бесплатной для него медицины.

В это время Ковалев прощался в аэропорту с Тоней.
- Гена, спасибо тебе за все. Ты такой, ты настоящий, – девушка не лукавила. Она бы могла ему сказать о своем желании быть с ним. Но он молчал, он вообще не любил расставаний, никогда не знал, что надо при этом сказать, поэтому просто протянул девушке большой пакет:
- Может, это на время заменит  твою куклу.
Антонина открыла пакет, достала большую мягкую игрушку: белого, пушистого зайца. Она почувствовала, что Гена для нее самый родной, самый добрый, отзывчивый и такой понимающий. Переполненная нежностью, в порыве  хотела поцеловать его в щеку, но соскользнула, и чмокнула в шею. – Гена, когда вернешься, найди меня, пожалуйста. – Она уже уходила, когда вспомнила, что он не знает ее фамилии: - Меня зовут Антонина Камнева. Я буду ждать тебя Гена!
Для него это прозвучало, как ее признание в любви. Ковалев  успел крикнуть: «Я тоже!», но услышала ли она его, он не знал.
 
- Знаешь, Гена, а ведь действительно, ты оказался моим единственным  другом, – Димыч понимал, что эта их встреча последняя. Еще он понимал, что именно Ковалеву обязан своею жизнью. Как подобрать слова, чтобы сказать это, когда в голове одни байки да анекдоты.
- Твой пенсионный фонд, - Геннадий положил на грудь своего бывшего киллера белый платок. Димыч хотел возмутиться, что на сопливчик сумеет и сам заработать, но из складок платка выкатились пять бриллиантов.
- Как тогда, - Димыч всхлипнул, и утер слезу, - спасибо Гена. Я ведь все понимаю, я больше не буду искать сокровища фараона. Мне действительно пора на покой.
Ковалев молчал, что он мог сказать Димычу? Тоня, девушка, которую он полюбил, уже улетела. Чук и Гек, где-то в порту Гонконга пробуют очередную дурь, забыв, что чуть не погибли в пустыне. Бальсамо, пришлось устраивать в лечебницу для душевнобольных, родственников его не нашли.  Купидон объявил себя фараонам и пока ему дико везет, он собирается устроить переворот и забрать  власть над Египтом, а потом обязательно построить в свою честь пирамиду. А он, Геннадий Ковалев, под свою ответственность,  сохранил жизнь всем остальным, и обещал вернуть роковой перстень маленькому фараону. На что тот опять сказал свое любимое: «Посмотрим».
Димыч какое-то время изучал сосредоточенное лицо собеседника, и вдруг сказал:
- Гена, представь себе, что у тебя нос в моей заднице. У тебя нос в заднице и у меня нос в заднице. Но какая разница.
- Ты это к чему? – не понял Ковалев.
- Я инвалид - хромой, и с минимальным пенсионным фондом, но я свободен. А ты, похоже, стал любимой игрушкой фараона.

Ковалев вышел из госпиталя, недоумевая, как точно все понял Димыч, как будто мысли прочел. Геннадий потрогал кольцо Фортуны, висящее на груди, оно должно помочь найти роковой перстень, а там можно и домой, может и Тоня еще будет его ждать. Нет, Димыч, я не игрушка, я знаю чего я хочу, и фараону придется очень постараться, что бы заставить меня играть по его правилам. У меня есть цель, есть надежда и уверенность в своих силах. Он усмехнулся, вспомнив фараона: - Ладно, посмотрим…