Садовник

«Описанное ниже является истинной правдой,
 а что не является  правдой, то ложь».


Аня ждала этот выходной. Она болела им, он ей снился. Чего она хотела от него? Да ничего. Элементарно выспаться и отдохнуть со своим молодым человеком - вот и всё. Каждое утро, вставая на работу, она пришпоривала себя мыслью: "Ну ничего, потерпи, родная, - еще пять (4, 3, 2, 1) дней осталось".
Надевая на ходу халатик и напяливая шлепанцы, Аня на автопилоте направлялась в ванну и, подставляя лицо холодным, неприветливым струям воды, внутренне причитала: "Глазоньки мои - опухшие, щечки мои - неотскрабленные, губки мои - ненапомаженные – бедные вы мои! Ну, потерпите чуток, и я дам вам отдых".
По утрам она скупо завтракала, съедая овсянку на воде, два-три взмаха косметической кисточкой  и бегом на работу.
Работа ее состояла в постоянной беготне за сенсациями (как она сама выражалась). Аня работала журналисткой в местной городской газете. Редактор вечно шпыняла ее по поводу и без, так как Аня была молодая и довольно симпатичная особа, а редактор - нет. Нет, это не значит немолодая, нет - это значит несимпатичная.    
Так вот, эта вот несимпатичный редактор не давала ей освещать интересные новости. Преимущественно Ане доставались  рубрики по типу: "Вести с полей", "Наши спортивные достижения" и "Кулинарная рубрика".
Ане хотелось написать что-то такое, что до нее никто не писал, хотелось перевернуть этот серый город.
Но редактор, злобная Ангелина Петровна («хотя всего-то на 3 года старше!»), не давала осуществиться Аниной мечте.
И вот один раз…

Один раз.

Да, случилось! Ура. Ей подвернулась тема, вместо заболевшего Пашки, журналиста из их отдела городских новостей, описать уровень падения рождаемости в их городе.
С утра, получив задание от злобной редакторши, Аня, напялив берет и прихватив старый, видавший виды диктофон, потрусила пешком в сторону городского роддома. Городок был маленький, и поэтому передвигаться до места назначения молодая журналистка предпочла пешком. Тем более, ей так хотелось пошуршать осенними листьями, прогуляться по старым улочкам, ведущим к зданию родильного дома.
Небольшое двухэтажное здание роддома было покрашено известкой. Краска, нанесенная на рамы окон, из-за многочисленных покрасок превратилась в сталактиты, ощетинившиеся тяжелыми гребнями застывшей нитроэмали.
  "Веселенькое зданьице наш роддом, так бы без конца рожала и рожала здесь", - с иронией подумала Анна.    
Зайдя внутрь, она увидела длинный коридор с блестящим, покрытым мраморной крошкой, полом. В конце коридора было здоровенное окно, которое тусклым светом освещало все помещение роддома.  Данная картина помещения как бы говорила: "Видишь свет в конце тоннеля - иди к свету".
Постояв немного для приличия, Аня двинулась вперед на свет. Каждый шаг ее отражался гулким звонким эхом. Только звук ее шагов нарушал тишину этого негостеприимного заведения.
Впереди скрипнула дверь, и кто-то вышел навстречу ей, но так как свет находился за вышедшим, Анна увидела только силуэт. Силуэт вопросительно уставился на девушку.
- Здравствуйте, я из городской газеты, извините, я хотела бы задать пару вопросов, - скороговоркой почти прокричала Анна, так как расстояние до силуэта было еще достаточно велико. Щурясь и прикрывая ладонью глаза, Аня пыталась рассмотреть лицо вышедшего навстречу человека и еще раз повторила свою фразу.
В ответ силуэт приложил палец к губам и скрылся за дверью. Дойдя до двери, Анна тихонько постучала и, приоткрыв двери, снова сказала: "Извините, я журналист, нам звонили в газету, обещали рассказать о падении рождаемости".
- Проходите, это я вам звонил, - откуда-то прозвучал тихий сиплый мужской голос. 
Зайдя в помещение, Анна увидела стандартный набор медицинского кабинета – шкаф, письменный стол, два стула, кушетка, покрытая прозрачной клеенкой, и гинекологическое кресло, покрытое когда-то белой и уже потрескавшейся краской. Слева от окна стояла ширма, оттуда и звучал голос.
- Проходите, проходите, присаживайтесь, - повторил голос.
Аня села на стул. Из-за ширмы, покашливая, показался мужчина средних лет, седоватый, с перемотанным шарфом горлом. Надевая на ходу белый халат и воткнув стетоскоп в карман, он сел за стол и изобразил на лице улыбку. Улыбка была похожа больше на гримасу боли,  покашляв еще немного и сложив руки на столе, он виновато и смущенно посмотрел на Анну.
- Моя фамилия – Стрепетов Анатолий Павлович, я заведующий акушерским отделением, - представился мужчина. – А позвонил я в редакцию вот по какому поводу…
Тут он вдруг замешкался, как бы проглотил последние слова и покашлял.
- А хотите чаю? – вдруг неожиданно предложил Анатолий Павлович.
- А давайте! – широко улыбаясь, Анна продемонстрировала совершенно очаровательные ямочки и зубы. Так она всегда улыбалась, когда хотела расположить к себе собеседника. Еще в школьные годы, в старших классах, начитавшись Дейла Карнеги, она тщательно отрепетировала свою улыбку перед зеркалом, ну еще много всяческих гримас отрепетировала, но пригодилось пока только выражение лица под номером 3 «Очаровательная улыбка».
Доктор, покряхтывая, достал из шкафа электрический чайник. Похоже, его не заинтересовала улыбка молодой репортерши, со стороны казалось, что он чем-то озабочен. Поставив чайник, он снова присел за стол и, не смотря на Анну, стал потирать двумя руками свой лоб с широкими залысинами.
- Кстати, меня зовут Анна, - пытаясь исправить ситуацию возникшей паузы, вставила Анна.
- Да, да, конечно… непременно, – поспешно куда-то в сторону ответил врач, не отрываясь от своего лба.
У доктора были длинные тонкие и жилистые пальцы, в некоторых местах они были заклеены пластырем.
- Так что у вас все-таки произошло, Анатолий Павлович? – официальным тоном спросила молодая журналистка. Вся эта непонятная ситуация стала ее уже понемногу раздражать.
Свист чайника прервал раздумья доктора. Подскочив с места, он выключил чайник и, кинув в чашки по пакетику, налил в них кипяток.
- Видите ли… Извините, я не расслышал Вашего имени?
- Анна, можно просто Аня.
- Да, да, так вот, Анечка, у нас в больнице происходят непонятные вещи. В нашем городе я - заведующий этим отделением уже давно, почти двадцать пять лет. Принял в свои руки немало рожениц. Вот вы сами родились где?
- Здесь и родилась.
- Вот, вот, может и у вашей матушки роды принимал. Всякое, конечно, бывало. Рождаемость когда поднималась, когда падала, но беременные к нам поступали с завидной четкостью, вообще, по моим наблюдениям, нашему южному городу никогда не грозил демографический кризис. Я всегда так думал, всегда, пока примерно две недели назад не случилась эта история.
Тут доктор покраснел и, закашлявшись, стал пить свой чай.
Аня напряженно слушала, тихонько жужжал диктофон.
«Две недели назад, это было, кажется, двенадцатое сентября, я был на ночном дежурстве. Вообще, я как заведующий, мог и не выходить на это дежурство, но Мария Александровна, наш старый акушер, приболела, а оставлять роддом на молодого врача, только что окончившего институт я не хотел, все-таки это моя вотчина и здесь в родильном, все должно быть в порядке. Так вот, ночью к нам поступили две роженицы, обе примерно с одинаковым сроком. Я распорядился готовить отделение к операции. Осмотрев обеих, я определил, что первой будет – Синявина, молодая студентка заочница, первородка.
Мне ассистировали фельдшер и медсестра. Схватки у Синявиной были слабые, матка никак не хотела раскрываться, не помогли и препараты. Ситуация стандартная и мы предложили Синявиной провести кесарево сечение, с проведением лапаротомии по методу  Джоэл-Кохена, с последующим  разрезом матки, извлечением плода и последа.
Готовясь к данной операции, мы решили сразу же, не теряя времени, осмотреть  вторую пациентку – Арумян. На первый взгляд, с ней все было гораздо проще, для нее это были уже третьи роды, первые и вторые довольно удачные, но и здесь симптомы были на удивление схожи. Ее мы тоже стали готовить к кесареву.
Здание роддома очень старое, операционные комнаты маленькие и располагаются,  ну не так чтоб уж совсем рядом, но спасибо, что хоть на одном этаже. Да-а-а…»
Он на секунду замолчал, рассматривая свои заклеенные пластырем пальцы.
«Когда мы вернулись в первую операционную, Синявиной не было на месте. Мы немного опешили, так как после дозы наркоза она должна была спать, как убитая. Я послал фельдшера разыскать ее. Выскочив, фельдшер-акушер сразу побежала в уборную. Но, видно, не обнаружив там никого, она побежала на первый этаж. Услышав ее вскрик, мы с медсестрой тоже поспешили вниз. Синявину мы нашли прямо возле вот этого здорового коридорного окна, прямо напротив моего кабинета.
Доктор впервые посмотрел на Анну глазами не спавшего несколько дней человека.
 «Подбежав к ней, мы с фельдшером и медсестрой попытались повести ее наверх, но… Вы не поверите, плода не было! Живот исчез, будто и не было его совсем. Осмотрев ее уже позже в операционной, я не обнаружил даже признаков бывшей беременности. Но это было уже потом. Поднявшись к другой пациентке, мы обнаружили, что ее плод так же по непонятным нам причинам исчез».
Доктор замолчал и внимательно, как бы всматриваясь, не видят ли в нем сумасшедшего, посмотрел на Аню.
- А она, эта вторая пациентка, не исчезала никуда? Вы ее там же, в операционной, обнаружили?
- Да, она осталась на месте, но что это меняет? Плод у нее тоже пропал! Понимаете, исчез, рассосался, черт его побери!
- А почему вы не заявили в милицию?
- Мы заявили, милиция завела уголовное дело на меня и моих сотрудников. Но из-за недостатка улик не могут ничего пока вылепить. От работы меня отстранили только сегодня  утром, после того как пропал уже одиннадцатый плод.
- Как?! Уже одиннадцать пропало?!
- Да, и представьте, с теми же симптомами.
Аня не могла поверить в случившееся и, совершенно забыв о выразительных гримасах, приоткрыв рот, тупо смотрела на доктора.
- А есть ли… какие-то предположения, были ли…
- Подобные случаи в медицине? – продолжил за нее доктор, - нет, нигде ничего такого я не слышал и не читал, а так все просто - привозят беременную, увозят – небеременную, а ребенка нет. Мистика… Такое и в страшном сне не приснится.

Сон.

Ветер гнал листья вдоль тротуарных дорожек шуршащим трепетным крылом. Ане вдруг стало холодно, подняв воротник пальто и опустив голову, она пошла в редакцию.
Еще в университете, готовясь к курсовой по истории инквизиции, она вычитала странную историю, произошедшую в середине тринадцатого века в одной горной немецкой деревушке под названием то ли Бюленг, то ли Бюленх. В ту пору данную местность на своем неизменном муле посетил немецкий инквизитор Конрад Марбургский со своими спутниками.
Принимая доносы от охотников за чужим имуществом, инквизиторы собирали свою кровавую жатву. Прибыв на место, они собрали народ возле ратуши и потребовали выдать еретиков. В одном из доносов, поступивших инквизиторам, сообщалось, что в сговоре с нечистым находится некая Анна Клюнц, дочь местного садовника. По слухам, донес на нее ее же отец, который был фанатично набожным и опасался гнева Господнего за дьявольскую красоту дочери. Обвинения были типичными для того времени  - травля скота, ведовство, ересь.
 Схватив несчастную девушку, инквизиторы подвергли ее по протоколу трем различным пыткам. Последнюю пытку раскаленным железом девушка не выдержала и умерла. Объявив ее виновной, представители церкви поспешно засобирались в дорогу. Их поспешность была хорошо объяснима, так как допрос не доказал причастность бедной девушки к ереси.
Смерть Анны Клюнц всколыхнула местное население, и тела Конрада Марбургского и его приспешников были найдены изрубленными в близлежащем лесу.
Но, как показывает история, впоследствии эту деревушку постигла ужасная напасть, дети там перестали рождаться, женщины беременели, а к назначенному сроку животы у рожениц спадали. Так и исчезла та деревушка, то ли люд местный, опасаясь проклятия или гнева властей, подался в другие края, то ли просто вымер.
Именно эта история из множества подобных историй инквизиции, заинтересовала и запомнилась тогда Анне, по той причине, что девичья фамилия ее матери была – Клюнц.

Редактор торопила ее, нужен был материал в номер, но у Анны совершенно не вязались ниточки статьи, ей хотелось разобраться во всем, а не писать очередную желтую газетную дурь.
Вечером за ужином, погоняв вилкой котлету по тарелке под традиционное ворчание матери, Анна спросила у нее о происхождении фамилии.
Мать рассказала ей все, что она слышала от деда об истории семьи Клюнц.
«Как рассказывал мне отец, фамилия наша ведет свое начало в Северной Германии. В Россию наши предки переехали в 18-ом веке, тогда многих мастеровых царь Петр приглашал на работу.
По легенде нашей семьи, рождение девочки всегда считалось несчастьем. Почему, лично мне неизвестно, да и спросить уже не у кого. Мое рождение в послевоенные годы было жутким, мама моя, твоя бабушка, умерла при родах. Отец, спустя некоторое время, умер от ранений, полученных на фронте. На воспитание меня взял дед. Нельзя сказать, что дед не любил меня, но держал меня в строгости и бил за малейшее нарушение дисциплины. После школы я работала на фабрике, работа была тяжелой, там же я познакомилась с твоим отцом, который увез нас в этот город. Твой отец часто, смеясь, рассказывал мне, как мой дедушка отговаривал его жениться на мне.
И когда у меня родилась ты, мое золотце, дед насупился и долго не разговаривал со мной. И потом, уже когда скоропостижно скончался твой папа, дед не раз говорил мне, что все несчастия, валящиеся на нашу семью, - от девок, и надо было избавиться от тебя еще тогда, когда я была беременна тобой».

Ночью Анне снились орущие и плачущие дети. Рев их, нарастающий все громче и громче приближающимся водопадом, прервался сухими пощелкиваниями металла. Аня проснулась и встала с кровати, пощелкивание продолжалось. Подойдя к окну, она увидела седую сгорбленную человеческую фигуру в белом халате. Человек подстригал кусты во дворе ее дома, а так как Аня с родителями жила на втором этаже, звук металлических ножей секатора был слышен очень хорошо.
- Послушайте, а не могли бы вы делать это днем! - высунувшись в форточку, гневно проговорила Аня.
Человек в белом халате посмотрел на нее, и Аня узнала доктора из роддома. Протянув к ней свои длинные ножницы, он демонстративно стал щелкать ими в воздухе, при этом руки с длинными жилистыми пальцами стали удлиняться и тянуться к окну ее комнаты. Аня резко отскочила и, закрыв форточку, задернула штору.
- Щелк-щелк, щелк-щелк, - все ближе и ближе. Металлический лязг клацающих садовых ножниц был невыносим. Вдруг по стеклу что-то ударило и посыпались стекла, с сухим треском, разрезая штору, показались длинные лезвия ножниц.
 Ане хотелось кричать, но крик затерялся в ее горле сухим комком, она попыталась сдвинуться с места, но не смогла, все тело налилось тяжестью, в тот же миг она почувствовала, как холодные струйки пота стекают по ее спине.
Резко дернувшись, девушка вскочила с кровати. Смятая простынь на постели привела в покой ее мысли. «Значит это сон, я спала, слава Богу, Господи!»
Тяжело вздохнув и поправив простынь, Аня подошла к окну. За окном, качаясь от ветра, кидая желтые блики на двор, мерцал одинокий фонарь. Было тихо, где-то лаяла собака.
Только сейчас Аня почувствовала на себе мокрый холодный пот, и это было единственной неприятностью, которая ей не приснилась.

Неприятность.

- Если ты не сдашь статью в срок, я буду вынуждена поставить вопрос о твоем увольнении. Нам нужна третья полоса! Кровь из носу, но статья должна быть! – орала на нее редактор, сверкая кривым зубом.
- Я все понимаю, Ангелина Петровна, но история очень запутанная и непростая, с точки зрения науки и медицины - вообще необъяснимая, - пыталась безуспешно оправдаться Аня.
- Что такого в этом роддоме может быть необъяснимого?! Докторам там меньше пить надо, вот и не будут черти мерещиться! Привыкли там, понимаешь, магарычи принимать ящиками, вот теперь их белая горячка мучает!  - не унималась Ангелина.
Уже третий день пошел, а статья не идет. Аня побывала в следственном отделе, ей и там ничего интересного не пояснили. Как всегда, ведется следствие, гражданин Стрепетов А.П. и еще ряд врачей, подозреваются непонятно в чем. Опросив несколько бывших рожениц, кроме соплей, рыданий и невнятных сбивчивых рассказов, Аня ничего путного не услышала.
Приближался спасительный выходной, но Аня забыла об отдыхе, мысли ворохом кружились в ее голове. Она каким-то внутренним чутьем понимала, что история ее семьи как-то связана с произошедшими событиями в роддоме.
В пятницу вечером позвонил Герман, ее молодой человек, и предложил на уик-энд поехать за город на дачу к его родителям.
- Герочка, милый, я устала, да и статью надо писать, - вздыхала в трубку Аня.
- Вот и развеешься, Анюта, родителей не будет, будем только ты и я. Представь, разожжем камин и будем пить твой любимый вермут.
- Здорово, конечно, но Герочка…
- Все, дорогая, никаких отговорок, я заеду за тобой в 9.00.
«Вот всегда так, несгибаем и непреклонен, впрочем, за это мне он и нравится» - подумала Аня и улыбнулась.
В субботу ровно в 9.00 в квартире раздался звонок.
- Уж полдень близится, а Герман тут как тут! – громыхая басом, в квартиру зашел Герман.
- Тише, Гера, мама еще спит, - зашикала на него Аня.
Схватив ее за талию и притянув к себе, Герман громко чмокнул Анюту в щеку.
Это был Герман. Всегда весел, жизнерадостен. Познакомилась с ним Аня, как это часто бывает, у подружки на дне рождения. Позже выяснилось, что, как это часто бывает, пригласили его туда не случайно, а по просьбе друга подружки, ну а попросил друга подружки, как это часто бывает, сам Герман.
Герман очаровал ее своим юмором, живостью ума и огромными ручищами. При всем при этом, Герман умудрялся работать дизайнером, но не простым, а ландшафтным.
- С такими ручищами и пальчищами, тебе, милый мой, следует работать в народном хозяйстве, а не розочки сажать, - часто подкалывала его Аня.
- А я, душа моя, в народном хозяйстве и работаю. Кусты, сады, цветы я для народа сажаю, а народ за это радувается и еще денежки платит, - громыхал басом Герман. 

Добрались до дачи они довольно быстро. Герман, припарковав машину во дворе дома и помогая выйти Анне, начал, что-то напевая, выгружать сумки с продуктами из багажника машины.
То, что Герман называл дачей, на самом деле было домом его деда в близлежащем селе. Дед после смерти завещал дом единственному сыну – отцу Германа. Родители Германа решили не продавать дом, со временем отремонтировали его и превратили в неплохой, небольшой загородный домик.
Растопив камин, Герман, продолжая весело напевать, потащил свертки в кухню.
Аня бывала здесь и раньше, но гостили они здесь не одни, а, как правило, с родителями Германа.
За окном припустил дождь, и вот, набирая силу, вперемешку с дождем пошел первый мокрый снег. Анюта зачарованно смотрела в окно на падающие пушистые снежные хлопья.
- Гера, снег пошел! – радостно воскликнула Аня.
- Да, моя дорогая, все для тебя, - подойдя к ней сзади и обхватив ее талию своими ручищами, Герман стал целовать ее шею.
Потом они с нетерпением начали снимать друг с друга одежду, ее маленькие ножки тонули в его огромных ладонях, а он, согревая ее своим теплом и еще чем-то, горячим и трепетным, усадил ее голенькую к себе на колени.
А потом они вместе обедали, смеялись над шутками Германа из жизни дизайнеров, занимались любовью, пили вермут и снова, и снова любили друг друга…
Все беды и тревоги ушли, были только ласки и объятия.
В воскресенье вечером Герман привез ее обратно, обняв и поцеловав на прощание, поздравил с началом новой трудовой недели.

С началом недели на планерке редактор, сверкая кривым зубом, прошипела о нерадивости некоторых работников, при этом демонстративно посмотрела на Анну и сняла статью о рождаемости с номера.
Продолжая ворошить старые архивы в Интернете, Анна уже из профессионального интереса искала факты похожих случаев в истории. Но ничего подобного она не находила.
К концу второй недели она почувствовала себя неважно и, сдав раньше срока статью об открытии нового супермаркета, отпросилась домой, всю субботу ее тошнило, а в воскресенье она поняла, вернее, скорее почувствовала, что беременна.

Беременность.

- Гер, я беременна, - помешивая ложечкой чай с лимоном, тихо сказала Аня.
Позвонив Герману, она пригласила его на встречу в уютном, их любимом кафе.
Герман, замешкавшись на секунду, как будто он хотел что-то пошутить, но вовремя осекся, посмотрел на нее, и, скрестив руки на груди, спросил: «Ты серьезно?».
- Серьезней не бывает, - все так же тихо сказала она.
- Какой срок? – и он вопросительно посмотрел на нее.
- Две недели. Наш уик-энд на даче не прошел даром, - криво ухмыльнулась она.
- Да-а-а… дела-а-а… - протянул он, потирая ладонью подбородок.
- Ты была у врача?
- Нет, я купила тест в аптеке.
- Сходи к врачу, может, еще обойдется.
- Гер, я точно знаю.
- Что думаешь делать?
- А что ты предлагаешь?
- Мы собирались с тобой весной в Египет. И ты понимаешь, что мы сейчас не можем себе позволить иметь ребенка, и ты… и я живем с родителями. И потом работа моя…
- Ты хочешь, чтобы я сделала аборт? – тихо спросила она.
- А ты не хочешь?  - и он вопросительно с некоей тревогой взглянул на нее.
- Нет, Гер.
- Я дам тебе денег. Сделай это пожалуйста.
- Я хочу оставить ребенка, и мне страшно делать это.
- Я тоже, дорогая, я тоже, милая, но не время нам сейчас за все это цепляться, все эти пеленки, распашонки… не время сейчас, - повторял он, чеканя фразы и как бы заостряя их.
Аня молча смотрела на него, Герман сидел, скрестив руки на своей могучей груди, смотрел куда-то в стол и говорил, говорил, говорил… Таким его она никогда не видела, сейчас он показался ей смешным и похожим на маленького смешного медвежонка, у которого забрали мед.
- Винни-Пух, - неожиданно для себя вслух сказала она.
- Что? – переспросил он, оторвавшись от своего монолога.
- Да так, ничего. Мультик вспомнила один. Ладно, Гер, не переживай, пока, - и, встав из-за стола, она улыбнулась своей дежурной очаровательной улыбкой и пошла к выходу.
- Ань, ты куда? Ты обиделась? Ты сделаешь это? – услышала она вслед.
«Слишком много вопросов, милый», - подумала она про себя.
Было холодно, на улице шел снег. Второй снегопад за эту осень.
Аня шла по улице, ей было страшно и больно.

Боль.


Июнь выдался жарким. Белый шар солнца как бы хотел реабилитироваться за долгую холодную весну и доказать всем, что он способен на многое.
Днем город пустовал, лишь к часам пяти горожане робко высовывали свои носы из своих кондиционированных офисов и плелись домой, проклиная жару.
Анюта, направив вентилятор прямо себе в лицо, дописывала статью. Она ушла из редакции местной газеты и теперь работала в одном столичном модном журнале.
Счастливый случай помог. Просто этот журнал объявил конкурс на своем сайте на лучшую статью о женском счастье. Аня то ли в шутку, то ли всерьез забомбила на одном дыхании эту статью и отправила в этот же день на адрес сайта.  По результатам конкурса ее статья была признана лучшей и получила много положительных откликов, журнал предложил ей работу.
Теперь заказы, темы и сроки сдачи статей ей присылались на электронный адрес. Это была интересная работа, за которую неплохо платили, и особенно удобная в ее теперешнем положении.
Беременность проходила спокойно, ребенок периодически давал о себе знать, выпячивая ручку или ножку, разминаясь перед путешествием в новую жизнь.
Неожиданно позвонил Герман и пригласил ее встретиться. Это был первый звонок со дня той злополучной встречи в кафе.
Аня, к своему удивлению, не отказалась.
Герман подъехал в назначенный час к подъезду ее дома, сумерки на улице потихоньку сгущались. Герман пригласил ее сесть в машину.
- Аня, мне надо серьезно с тобой поговорить, - пытаясь не смотреть на ее круглый живот, сказал Герман.
- Давай, Гер, говори, - спокойно сказала она.
- Давай поедем к нам на дачу, посидим, как раньше, там хорошо, прохладно.
- Я не хочу, Гер.
- Анюта, это очень важно, прошу тебя, поехали, - повторил он.
- Я понимаю, но я тебе, кажется, сказала, что не поеду, - сказала Анна и открыла дверь, собираясь выходить.
Герман сделался пунцовым, вся эта история начинала его раздражать, он, по-видимому, не привык, чтобы его решения не выполнялись. Схватив Аню грубо за руку, он запихнул ее обратно в машину, Анюта не сразу осознала, что случилось, и немного растерялась.
- Герман, что ты делаешь?! Отпусти меня, мне больно! – закричала она.
- Заткнись, дура! Или я придушу тебя!
Связав в машине ей руки за спинку сиденья и заткнув ей рот, Герман прыгнул в машину.
Всю дорогу он говорил ей, как он ее любил и любит, а она со своим чертовым ребенком все испортила, нарушила все его планы.
Приехав на дачу, Герман вначале обошел дом, потом заглянул к соседям, убедившись, что никого нет, и лишь только потом вытащил ее из машины.
Опустив ее на кровать, он вытащил кляп из ее рта.
- Анюта, я прошу тебя! Давай избавимся от ребенка! Пускай все будет по-прежнему, Аня! Ты слышишь меня? Я не понимаю, что со мной происходит, но я чувствую, что нам надо избавиться от этого ребенка! - рыдал Герман, размазывая грязными от земли руками слезы на лице.
Герман сел на краешек кровати, вздрагивая всем телом, и продолжал:
«Мне сняться странные сны, Аня. Я хотел забыть тебя, но они приходят ко мне и говорят, говорят, говорят… Эти черные люди, я не знаю, кто они. Я стал пить. Бухаю каждый день. Думал, пройдет, как же! Еще хуже стало. Они не уходят. Приходят, суки, и требуют, требуют! Требуют, чтобы я убил нашего ребенка! Говорят, он проклят. Я ходил в церковь, но эти попы не помогли мне. Читай «Отче наш» перед сном и все.
- Отпусти меня Гера, мне страшно, - прошептала Анна, еще не до конца осознавая, что случилось с ней.
- Послушай, если ты не согласишься, я убью тебя, у меня нет другого выхода, - просипел Герман,  навалившись на нее всем телом.
- Герман, не надо! – закричала Аня.
Неожиданно зазвонил мобильный телефон, Герман снова заткнул ей рот и вышел из дома.
Аня немного приподнялась на кровати, хотя руки и ноги были связаны, ей удалось подтянуться и выглянуть через окно на улицу.
Во дворе дома был виден темный силуэт Германа, он с кем-то разговаривал по мобильному телефону.
Аня осмотрелась, отчаяние душило ее, ребенок сильно шевелился внутри, и от этого было еще больнее. На подоконнике окна, находящегося напротив кровати, она заметила садовые ножницы, какими обычно подстригают кусты, извиваясь всем телом, она скатилась с кровати. Упав на живот и зажмурившись от боли и страха за ребенка, она повернулась на спину и потихоньку, сгибая ноги в коленях, поползла к окну.
Доползя до стены, на которой находилось окно, Анна попыталась отдышаться, это было сделать очень трудно, так как кляп сильно душил ее, а время уходило.
Повернувшись к окну ногами, Анна подняла вверх ноги, чтобы дотянуться до ножниц. Сбив ножницы на пол со второй попытки, Анна подтянулась и легла на них спиной, нужно было перерезать веревку, связывавшую ее руки за спиной. Порезав ладони острой кромкой ножниц, она все-таки смогла разрезать веревку. Освободившись от пут и на ногах, она попыталась встать, но резкая боль в области живота не дала ей этого сделать, она почувствовала, как по ногам полилась вода, и поняла, что начали отходить воды.
В этот момент в комнату зашел Герман. Увидев ее скрюченную, в луже воды, он все понял. Выхватив садовые ножницы из ее рук, он закричал, занеся ножницы над головой.
В ту же секунду Анна почувствовала, что в комнате есть еще кто-то, повернувшись, она увидела свечение и девушку, стоящую в длинном одеянии прямо за спиной Германа. Грубая рубаха на ней была порвана, в некоторых местах открывая глубокие обожженные раны на теле девушки, волосы ее были мокры от крови, а глаз, вывалившийся из глазницы, болтался безжизненным красно-белым комком. Протянув руки к Герману, она положила их ему на плечи. Вздрогнув от неожиданности, Герман резко развернулся и увидел ее. Выхватив ножницы из его трясущихся рук, обожженная девушка вонзила их ему в шею.
- Познакомься, Герман, это Анна Клюнц, она пришла за тобой, - прошептала Анна и упала в обморок, потеряв сознание.

Сознание.

Первое, что увидела Анна, это было лицо врача Стрепетова.
- Девочка моя, ты очнулась! Вот и хорошо! Вот и славно! – заговорил доктор, поглаживая ее по голове.
- Где я? – прошептала она.
- В роддоме, милая, все хорошо, - продолжая поглаживать ее по голове, говорил доктор.
Ощупав живот и увидев, что плода нет, Анна схватила доктора за руку и громко закричала: «Где мой ребенок?!»
- Успокойся, все хорошо. У тебя девочка! Ты не представляешь, первый ребенок за столько времени! И такая хорошенькая! Четыре кило! Это чудо! Господь услышал наши молитвы!
- Как я сюда попала?
- Кто-то позвонил в милицию и в скорую помощь и назвал адрес, где ты находилась. Я до сих пор не понимаю, как ты справилась с этим бугаем!
- Кстати, а как назовешь малышку? – спросил ее доктор.
- Анна, - прошептала Анюта и улыбнулась своей фирменной улыбкой.



Конец.



23.11.2008 год.