Фата-моргана

                Фата-моргана.
                ( рассказ из  цикла "В песках  на  Соколе"  )

         В  те  дни  я  жил  на  Ново -  песчаной улице, в  большом   и    очень приметном  доме.     Если  двигаться  по  правой   стороне    к  Песчаной  площади,  то  сразу  за  «Ленинградом»,  но  уже  на  левой  стороне,   нельзя  не  заметить  разлапистое  семиэтажное строение,  углом  выходящее  на  2-ю  Песчаную.  Это  дом  17/7.  А по- старому   -  корпуса   девятнадцатый,  двадцатый  (центральный), двадцать первый.  В  центральном,    в мансарде,  которую    зачем-то   взгромоздили  над   седьмым  этажом, я   и  жил  тогда. И  сегодня   непременно  обратишь  внимание  на  размеры  окон  этой  мансарды.  А о  потолках  лучше  не говорить -  за  четыре  метра.   В громадной   квартире   мы  обитали  тогда  вдвоем  с моей  бабушкой.    Отец,  дождавшись,  когда  я защищу  диплом,  выписал  из  деревни  бабушку  и  дал,  наконец,  согласие  на  долгую  зарубежную  командировку.   Они  с матушкой  никак  не  хотели оставлять  меня,   студента, одного   без  их  присмотра, и  отец  категорически  отказывался  куда –либо  ехать.  Хотя  я,    если  разобраться, не  давал  никаких  поводов   для   такой  осторожности.   Но,  отец,   видимо,  знал  обо  мне   что-то  такое,  о  чем  я   пока  и  не  догадывался. 
     Отъезд  родителей  никак   не  повлиял  на  мой  образ   жизни.  С  работы   я  тащился  на  Кузнецкий  мост  в  библиотеку  -  готовился   к   аспирантуре,  занудливо  собирая  материал  для   вступительного  реферата.    И,  скорей  всего,  в истории, о  которой  пойдет  рассказ,    мое  место  занял  бы  кто-нибудь  другой.       Если  бы  меня   не  командировали  однажды...  в новосибирский   Академгородок...
    Но  эта  командировка    была лишь  вторым   событием    в длинной  цепи.  Первое  же,  как   потом    выяснилось,   случилось несколько  раньше,  когда  я  наткнулся  на    одну  пластинку  с  песнями под  гитару   и  купил ее.   Это   была   Новелла  Матвеева,  ее  первый небольшой  диск.  Она  пела  свои стихи, а   в  одном  из них  упоминалась  фата-моргана…

Право, уйду! Наймусь к фата-моргане:
Стану шутом в волшебном балагане,
И никогда меня вы не найдете:
Ведь от колес волшебных нет следа…



     Итак,  мне  нужно  было  лететь  в  Новосибирск,  разыскать там  какого-то Юрия  Андреевича  и  взять  у  него колоду  перфокарт  с  программой, нужной  моему   шефу.   Послали   же   именно  меня    потому,  что  никому  не  хотелось садиться  в  тот   страшный  самолет, ТУ -114, который     курсировал  в то  время  между   Москвой  и Новосибирском.  Я  понял  это  лишь  тогда,  когда  взревели     турбины  и  завертелись    четыре     гигантских  пропеллера   ….    Пять   часов  в  замкнутом  пространстве,  где одновременно работало 100-  150 отбойных  молотков   -  вот,  что  значил  тогда  перелет  из  Москвы  в  Новосибирск.
      Я  приехал  в  авиавокзал    заранее  и  в  ожидании  регистрации  поднялся  на  второй  этаж   в  буфет,  взял  стакан   сухого  красного  вина  (  тогда  в  Москве  всюду  поили  исключительно    «Маврудом» ),  пару  бутербродов   с   сыром   и примостился  со  всем  этим  в  правом  дальнем  углу  просторнейшего   буфета.
         Я  и  одного  глотка   не  успел     сделать,  как   в  буфет ввалилась   живописная  компания  - веселая,  навеселе,  но  не  шумная   и  выглядевшая  вполне  интеллигентно.  Первым   шел  здоровый  русоголовый   парень.  Левой  рукой  он поддерживал     пожилую   даму,  в  правой  же   держал  огромное,  литров  на  тридцать  ведро, выкрашенное  в темно-зеленый    цвет.  Я    сразу   узнал   это  ведро. У нас  в  подъезде  на  каждом  этаже    такое  стояло -  для  пищевых  отходов.  Далее  шла      группа  молодых  людей    в  несколько  необычных  одеждах   -  с  явными   преобладанием     брюк, рубашек, курток   неотечественного производства.  Среди  них  выделялся  еще  один  гигант  -  худощавый,   широкоплечий,  в  очках  и  с  гитарой  за  спиной.    Только   один  из  них  был  в   строгом отечественном  одеянии.  Его,  наверное,  и  провожают,   еще  подумал  я.   
       Компания  двинулась  к  стойке. Они взяли    пятилитровую  плетенку  «Мавруда»,  стаканы,  и  направилась  в  мой  угол,  расположившись  за  столиком  рядом.  Ведро  с  отходами  было  поставлено   прямо на  стол.     Парни  сходу  занялась  плетенкой  -  стаканы   замелькали  в    руках.  Тостов  они  не  произносили  - по  кругу летали   лишь имена и,видимо,  клички – Сашка,   Серега, Паря, Жорка, Юрка, Варвар…  И  по тому,  с  каким   особым чувством  и  удалыми  взмахами   все  лупили своими  стаканами  по    Юркиному,  было  ясно,  что      именно   он    и  улетает.
    Я   расправился  с  бутербродами и  спустился   вниз    на  регистрацию.  В  те  далекие  времена,  а  это  все   случилось  еще  до  того,  как  два  литовца убили   стюардессу  и  угнали в  Турцию самолет  с  маршрута  Батуми  -  Сухуми,   порядки  в  Аэрофлоте  были  вольные.  Никакого досмотра, никаких  миноискателей - провожающие      свободно  выходили  на  перрон  к  автобусу.  Я  еще  не закончил   регистрации,  как  к  той  же  стойке   подвалили  мои   новые  знакомые  из  буфета. Гитара  была  уже не  за  спиной,  а  на  груди    у Сереги,  а ведро  по-прежнему    болталось  в  руках  русоволосого Пари.  Один  из  парней(Варвар) нес    опустевшую  на  две  трети   плетенку.  И  все  они,  кроме  пожилой  дамы,   пели. Что-то  очень  лирическое  и  мне  совершенно  незнакомое    - про какую-то   лампу,  которая  свисала   с  потолка,  про какую-то  Ланку,  которая  дремала  на  руках,  про   фонари-фары  на  Маяковке  и   два  коктейля  на  столе.


    Получалось,  что Юрка, как  и  я,      летел,  в Новосибирск.  Из  поклажи  у  него был  лишь потрепанный портфельчик,  но  багаж  они все-таки  начали  оформлять  -  на  весы было  поставлено  то  самое  ведро с отходами.
-  Что  в  ведре, - равнодушно  спросила   регистраторша.
-  Варенье, -    мгновенно  выкрикнул  Паря. И тут  же,  видимо,  для  убедительности, добавил – Сливовое.
- Надо  упаковать,  или  берите, как  ручную  кладь  в  салон -  буркнула  в  ответ  девушка  за  стойкой. 
     Паря  снял  ведро с  весов,  вариант  ручной  клади  его,  видимо,  вполне устроил,   и  компания,  прямо  следом  за  мной   выкатила на  перрон  к   автобусу.  И  сразу же  зазвучала  гитара. Плетенка заходила  по  рукам -  одна  песня  следовала  за  другой, и  неизвестно, сколько   времени  все  это  продолжалось бы,  но  водитель   начал сигналить. Тогда  они  окружили  уезжавшего и очень  громко,    с  вызовом,    исполнили  прощальную:

Спокойно,  дружище,  спокойно
У  нас  еще    все  впереди…

     Нужно  сказать,  что  и публика  в  автобусе,   и  водитель   были  настроены   очень  доброжелательно  и  воспринимали  представление  с явной  симпатией  и  сочувствием  к  компании.   Это особенно  стало  ясно,  когда  началась   процедура  прощания.  Юрка  ввалился  в  автобус  и  плюхнулся  рядом  со  мной   - на единственное  свободное  место,  и  тут же его  друзья начали вбегать в  салон  и  горячо  его расцеловывать. Они  так  и  стояли  у  входа, а  очередной   выходящий   вставал  в хвост  этой   очереди.  И только  когда   Серега (  гитара  за  спиной )   встал  в  очередь  третий  раз,  водитель  снова   просигналил, поднял свою  левую  руку,  постучал  по    часам и закрыл  дверь.  Автобус  дернулся  и поплыл. Но  тут  же  резко  затормозил:   перед    автобусом  стоял  Паря  с   ведром в вытянутой  вперед  и вверх руке  и  громовым  голосом  кричал  -  «Варенье»...
Дверь  была  открыта,  ведро    поставлено в  угол  салона.   Уже  в Домодедово,  перед  выходом  из  автобуса, я  подошел  и  заглянул в  него. Это  было  оно  -   наполовину заполненное ведро  для  пищевых отходов. 
  Потом  мне  расскажут,  что  они  прощались  с  Юркой  у   Жорки,  а  тот,  оказывается,  был  мне  почти  соседом.  Дом   с  аптекой   на  Ленинградском  недалеко от « Аэропорта».  Остановка  троллейбуса  и  трамвая  тогда  еще  называлась « Инвалидный  рынок».  Ленинградским он  стал позже.  В  этом  доме мальчики  по дороге  на  авиавокзал  и  прихватили  ведро.
        В самолете  мы  с  Юркой  разминулись,  и  я  в общем-то  забыл про  него.  В  Новосибирске     не  спешил  и  лишь  где-то  к  местному  полудню  добрался  до  Академгородка,  нашел   Институт  Катализа  и  даже  лабораторию,  где  должен  был  работать  Юрий  Андреевич.  Лаборатория  оказалась  теоретической,  она   умещалась в  одной  комнате,  где  стояли  пять   письменных столов,  за  одним  из  которых  сидела  совсем  юная барышня и напряженно  что-то  считала  на ручном  арифмометре  системы  «Феликс».   От  нее я  узнал,  что   Юрий  Андреевич  бывает  в  институтке   два раза в  месяц(  десятого  и  двадцать  пятого )  и работает  обычно  дома.     Я поинтересовался   адресом.  Барышня  начала  звонить,   с  третьего  захода  выдала  мне:
    - Дом  1  по  улице  Ильича,  а  там  спросите  -  здесь  все  друг  друга  знают.
     Я  довольно-таки  быстро  нашел  эту  улицу  и  направился   в первую же квартиру.   Там, к  счастью,  были  люди  и  мне тут  же  дали номер нужной  квартиры.  Поднявшись на  5 этаж, я  позвонил.  Открылась  дверь.  Перед  мной  стоял  мой  вчерашний  знакомый  Юрка.
     Он  зыркнул  на  меня,   очень  внимательно  обвел  меня  взглядом и с легким таким   приглашающим движением  не  столько головы, сколько  глаз  сказал: « Заходи».
   Через  несколько  лет  на  экраны  выйдет    «  Белое  солнце  пустыни».  Этот  Юркин  жест,  его  фразу  и  интонацию    один  к  одному воспроизведет Верещагин.  Помните  тот  момент,  когда  Сухов  прикуривает  от бикфордова  шнура,  Верещагин  выбрасывает    ему  ключи и  говорит: « Заходи»…
  Юрка  провел  меня  на  кухню  На  столе  стоял  ящик с  жигулевским. Лишь  две  ячейки его  были  пусты..   
-    Пиво  пьешь?  -  спросил  Юрка.
 -   Да  пью,  наверное…
    Ничего  лучшего   в   ответ   я   тогда,  увы, не  нашел  и потому  стал  свидетелем  глубочайшего  изумления. Знаете,    такая волна  судорогой  прошла по  Юркиному  лицу.  По  диагонали    в  направлении  от   левого  уха  к  правой   ключице.  Но  он  быстро  овладел  собой  и  сказал, откупоривая  обручальным  кольцом  бутылку  пива -  лихо  это  у  него  получилось:
  -  В  твоем  возрасте  по  этому  поводу  можно  было  бы   иметь  и  более  определенную  позицию.  Ну,  ладно,  раз  на  мое пиво  не    претендуешь,  говори  тогда,  чего  следишь  за  мной.  Из  Комитета что ли   -  так  и скажи.
     Только  теперь мне  стало  ясно, в какую  дурацкую   ситуацию  я   попал.     Возвращаться   придется,  видимо,    с  пустыми  руками,  и  значит,  мой  карьерный рост   закончится  так и не начавшись  - шеф  меня  без  программы  и  на  порог  не  пустит.  Я  понял,    что  все  кончилось:   и детство и отрочество  и  юность  и  все,  что после  нее,  что   нырять теперь надо  в  жизнь  с полным погружением.  Но    как  нырять-то…  Даже  если,  положим,  я возьму  на  себя  треть оставшегося  в ящике…   За этой   полудюжиной    для  меня в  то  время  отчетливо  просматривался  гамлетовский  вопрос, и  у  меня  не  было  никакой  уверенности,  что  мой  организм    выберет  «быть»…
    Вот  тогда  я  и   протянул Юрке  сопроводительное  письмо.
   Он  прочитал и тут же открыл еще  одну  бутылку, но  не  влил ее  в себя единым махом,  как предыдущую, а,  продолжая    вчитываться  в  текст записки, протянул   бутылку   мне.

      - Ты    знаешь,  что  здесь  написано?   Вот слушай.    Пишет Паря. Парю  помнишь -  тот,  который  с ведром.  Почему- то    через  тебя    пишет.  Ничего  не  понимаю. Ты точно  не  комитетчик?    Откуда  у  тебя  эта     записка?
     - Мой шеф   мне   ее дал.
     - Давно?
     - Позавчера
     - Не  может  этого  быть… Позавчера  мы   как  раз    у    Пари  сидели.   Значит, записка уже   была   написана,  и  мне ни слова ?..
     - Может  быть,  он  опасался,  что  Вы  откажете?.. А   заочно близкому  человеку     отказать  очень  сложно, -  робко  промямлил    я…
           Юрка   аж  замер на какое-то  время от  этой  моей  реплики  и  долго  с  любопытством на  меня смотрел.  Потом открыл   очередную  бутылку,  чокнулся об  мою  и  сказал:
      - Во- первых,  ты  мне  не выкай -  я  этого  с  детства  не  люблю.   И  вообще  у нас  в Академгородке,  на   вы  только    - к  академикам  и  к  майору Пыткину   Ерофею Павловичу,  начальнику   местной  милиции. Даже  членкорам  и  тем      тыкаем.  А  во-  вторых… -  я  тебя  больше  не  подозреваю.  Нет,  ты  не  комитетчик.  Там  таких  тонкостей,  как   «заочно  близкому   человеку», не  понимают,  там  таких,  как  ты, выбраковывают  на  самых  ранних стадиях.
  Затем он  встал  из-за  стола,  подошел  ко  мне,  протянул  руку  и  сказал:  «Юра»…
   Часам  к   шести   вечера   мы  этот  ящик  расчихвостили.   И  самое  удивительное   было в том,  что я  от  Юрки  почти  не  отставал. Много  интересного  я  узнал  за  это  время. И   то,  что  Юрка,  действительно,  мог программу   зажать,  поскольку  она  ему  очень  тяжело  досталась  и  половина  его  незащищенного  диссера  держалось  на  ней.  И  про то,  что  они с Парей  друзья  со  школы….  И про  то, что  это  Паря  обучил его  открывать  пиво  обручальным  кольцо,  а  Парю,  в  свою  очередь,  обучил  Варвар.
    -  Сам Варвар  неженат,  но как  только  Паря  женился  и нацепил  кольцо, Варвар  тут  же  начал  его  учить  всяким  своим  приемам»,  -  добавил  сумрачно  Юрка.
   Узнал  я  и  о  том, что  плохими  комитетчиками  являются    лишь  тайные,  а  те  которые  работают  явно   и   зарплату  получают  по  ведомости,  а  не  в  конвертах,  как  правило,  нормальные  мужики.    Юрка рассказал,  как   познакомился  с  одним  из  таких. Зимой  ходили  на   Белуху,  на  северную   вершину ее.  При спуске  вся  связка  сорвалась  и  пролетела  метров пятьсот  до  седловины. Ободрались  и  поцарапались  все,  а  один  поломал  ногу.  Вот  его    до  высоты  3000  метров  и  спускали  на  носилках.     В  основном Юрка  и  еще  один кряжистый  мужик, который,как  потом  выяснилось, оказался   комитетчиком.
   Когда  двадцатая  бутылка  пива  разделила  судьбу    остальных,  Юрка  встал  и  сказал:
 -Все, пошли,  покажу  тебя  своим  друзьям.  Не  пожалеешь  -  цвет  сибирской  науки. Нобелевка по  половине  из  них  горькими  слезами плачет…
  Цвет  оказался  обильным  и  весьма.  Я так  думаю,  что  количество  нанесенных нами  визитов  было   не  намного  меньше  числа  выпитых  на первой  стадии   бутылок  пива…  Успокоились же  мы  в коттедже  член-кора   со странным  именем  Лека.  Там  и  проснулись  на  следующий  день.  Лека оказался  очень  молодым    членкором.  Как  выяснилось,  это  именно  он  сломал  ногу  на  Белухе,  это его Юрка    с  комитетчиком  перли на  горбу  с высшей  горы  Алтая.
  После   Белухи  они  и     сдружились.  И    даже ходили  вдвоем  зимой  на    приполярный  Урал(   пари  - ящик  шампанского).  Сначала все  отнеслись к  этой  затее    как к хохме,   но  потом,  когда  началась подготовка,  их   начали отговаривать  все  -  друзья,  жены,  академики- директора  институтов.  Их  отговаривал  даже  сам  Пыткин  Ерофей  Павлович.  Но   мужики  уперлись  и  пошли.  Провожало  полгородка. Будто  на  войну,  со  слезами.   И  они  ушли   -   как   в  заметь. У  каждого    рюкзак  под  80  кэгэ  и  сзади еще  санки  на  двух  лыжинах,  с  печкой  и  палаткой. И    не  только  вернулись,  но даже не поморозились.
         Днем  я  улетал  домой.  Юрка передавал   со  мной  огромную   колоду  перфокарт   и  еще сверточек.
 -  Передашь,  кому  дозвонишься -  Паре, Жорке,  Сереге,  Варвару,  вот  телефоны
-  А  что  там? -  Я  уже  освоился  и вел  себя  бесцеремонно.
-  Да  книжка одна, обещал… - Он на  мгновенье  задумался  -     «Доктор Живаго».
 - А мне-то  почитать   можно?
-  Читай, конечно…  Только  не  в  транспорте  -  заметут  и  не  заметишь как …
 
     Состояние,    в  котором    я  возвращался  в  Москву,  описать  не просто.   То,  что обрушилось    на  меня   за эти  два  дня,  было  необычно,     странно,  непонятно,        нереально.  Воспринималось,   как откровение, как наваждение  -  как  мираж.  В  голову  лезли    одни   и  те  же   слова:


Из-под руки смотрю туда, моргая:
Это она! Опять - Фата-моргана!
Это ее цветные сновиденья
Это ее театр передвижной!..

   Но  крутясь    в кресле летящего  в  Москву  самолета  в безнадежной  попытке  найти  положение, где  грохот   турбин был  хотя  бы  чуть-чуть тише,  я  и  подумать  не  мог,  что  этот  сумасшедший  коктейль  из жигулевского  пива, лазящих  по  горам  кагэбистов  и падающих  с  Белухи  членкоров,  варваров  и  гуннов, открывающих  пивные  бутылки  обручальными  кольцами,  дремлющей  на  руках  Ланки,разлитого по  тридцатилитровым  ведрам  сливового варенья,  пастернаковской  Лары и  теоретической  лаборатории,  в которой  прелестная  барышня  непрерывно  что-то  умножает  и умножает  на  «Феликсе» -  что  все это  лишь  прелюдия,  интродукция  к  чему-то, что  и представить  пока   было  невозможно… 



                2

    На  третий    день  после  возвращения  в  Москву  я позвонил Варвару  - выбрал  почему-то  его.  И  сообщил,  что   вернулся  из  Новосибирска  и  имею  при  себе   небольшой подарок  от  Юрки -  для  всей   честной  компании.
   - У- У- о –о - произнес  в  ответ  Варвар. -  Будем! Когда и  куда  приходить?
     Ему,  видимо,  было  ясно,  о каком  подарке  идет  речь.   А  авторитет  Юрки  был  настолько  велик,   что  Варвар  даже  не  поинтересовался,  кто  ему  звонит. « Когда  и  куда»  -   больше  его  ничего  не  интересовало.
            Я   назвал  свой  адрес.  В  ответ  тут  же услышал этот одновременно  восторженный  и  изумленный  звук  из  двух « у»  и  двух  «о». На самом  деле  звук  был  значительно  богаче,  там  был  колоссальный  набор обертонов,   который,  и это  не  являлось  большим  преувеличением,   воспроизводил практически  всю  гамму  положительных  человеческих эмоций.  Это  был,  как  потом  мне  станет  ясно,  звуковой   бренд  Варвара.  В  этом  звуке,  действительно,  было что-то  до-цивилизационное,  до-речевое  даже. За   него    он   и  получил  свою  кличку.
  -  Напротив  «Ленинграда»  что ли?.  Знаем,  бывали. Жорка  там  недалеко  живет.  Будем. Жди.
     Придти    гости должны  были  завтра,  и  я  решил  произвести  небольшую  уборку  квартиры. Так,  слегка. Пыль  стер с  мест,  до  которых  бабушка  не  доставала.  Разбросанные  по  всей  квартире  книги  вернул на  стеллажи.  Бокалы промыл. Обнаружил,  что  в  гостиной  у  люстры лишь одна  из  пяти  ламп  исправна. Но  запасных  не  нашел  и ввернул  четыре  двухсотватовых (отец  любил   фотографировать и использовал   их обычно  для  съемок).  Раздвинул  вечно сомкнутые шторы на  гигантских  окнах…
     Они  прибыли  ровно  в  семь,  как договаривались. Я открыл  дверь. Передо мной  стояли Варвар, Жорка  и Паря.  Левая  рука у Пари  была  согнута  в  локте  и  на ней  болталась   связка  из  двух  пятилитровых  плетенок  « Мавруда.»
    Мужики очень  внимательно  осматривали  меня.
  -  У  меня  впечатление, -  нарушил  молчание Паря, что  мы  виделись  где-то.
   -  Не  где-то,  а в  Аэровокзале,  когда  Юрку  провожали. Он  за  соседним  столом  стоял. Два  бутерброда  с сыром  и  стакан  вина,  - тут  же   добавил  Жорка.
    -  Да   это был  я,  -  только  и  осталось    сказать мне.
     Какая-то озабоченность  скользнула  по  лицу Пари,  он  даже  правую  рук  положил  на  ремешок, связывающий  двух  «Маврудов».    Будто  хотел  взять  связку  в  правую руку,  развернуться  и  двинуть  вниз…
      Но  тут  вмешался  Варвар:
- Ну  так  что,  человеку  стакан  вина  перед  полетом  нельзя   что  ли  выпить…И  сыром  закусить…. Пошли  входить,  мужики.  Юрка    знает,   кого  посылать. 
     Они  вошли,  скинули свои  мокрые  плащи и  направились  в  гостиную.
  -  У –у-о –о, - воскликнул  Варвар,  едва  переступив  порог. -  Так  это  от  тебя  исходит этот  свет ?…  Мы  от  Сокола  через  сквер  таракановский  шли.  Изморось,  ничего не  видно  и  вдруг,  едва осокори  около  больницы летчиков миновали, в небе  сноп яркого  света,  как  будто  из ничего, из-за горизонта.  Ну,  чистое  дело мираж,  фата-моргана  какая-то…Офигеть  можно.
      Понятно,  что   я  немедленно поставил  пластинку  Матвеевой.  Песен  таких  они   не  слышали  и  не знали.    И  впечатление они  произвели.  Во  всяком  случае,  напряженность  как  рукой  сняло.  И  мы, усевшись за  стол,  навалились на   бабушкины   котлеты и  ее  фирменный -  мотовиловский  -   винегрет…
     Нахохотались  мы   в  тот  вечер   вдоволь.  Наши   с  Юркой встречи-бдения  -  расставания  я  расписал  подробно  и со  смаком.
    -  А  где  родители  твои.  В театре  или,  может  быть,  на  курорте  даже, -  спросил, нахохотавшись,  Жорка.  Ему  явно  нравилось  здесь.
    -  У- у –о- о -  выкрикнул  Варвар,  узнав,  что  родители  в  дальних  странах  и  будут  теперь  лишь  следующим  летом.  Ему  тоже  здесь стало  нравиться. 
     А  вот  Паря   хмурился.  А  когда  поднял вторую бутылку  и  поболтал  оставшимся  в  ней(  стакана  два ),  стало  ясно,  почему.
-  Экая  незадача  -  прыснул  Жорка.  А  аэровокзал?
-  Шлепать  больно  далеко, а трамвая  сейчас  не  дождешься.
  - А  мы   напрямки,  через  Ходынку. Я   тропу  знаю,  -  поставил  точку  Жорка.   - От  конюшни  там  всего  метров  восемьсот…
     Я  не  очень  понимал,  о  чем  шла  речь.  Но  мне  быстренько  объяснили,  что Аэровокзал-  это  единственное  место  в  Москве,  где в  буфете  продают  вино  круглосуточно.  И  что  мы  пойдем   сейчас  туда   пешком.   Срежем    от    стадиона  ЦСКА,  который,  оказывается,  построен на  месте  армейской  конюшни  - оттого  и  пошла  хорошо  известная  кличка  этого  клуба….

      Когда мы  миновали  стадион  и  погрузились  в   кромешную  тьму  центрального  аэродрома,  то  есть  бывшего  Ходынского поля,  впереди  и правду  засветились  какие –то  огоньки. Дождь  кончился,  видимость  стала  получше..  Огоньки  то  появлялись,  то  пропадали,  но  с каждым  шагом    среди  них   все  отчетливее   выделялось   одно  пятно.  Оно  все  нарастало  и, наверняка,  продолжало  бы  расти,  но  вдруг совершенно  внезапно     раздался   крик:
    -  Стой, кто  идет.
 И звук  передернутого   затвора. Мы  остановились.
     - А  ну,  на  землю  лицом  вниз  и руки  за спину. На землю, говорю!..
  И еще раз  передернутый  затвор… Мы  плюхнулись  на  землю.
  -  Ты  чего  патроны –то  транжиришь,  потрах,  -  прокричал   Жорка  тоном,  свидетельствовавшим,  что  он   не  теряется  ни  при каких обстоятельствах. -  Чего  затвор     без  толку  дергаешь?
- Не  твоего  ума  дела, -  ответили  из  темноты.  Сейчас    пальну,  разводящего  вызову  и  все:  «По  тундре,  по  широкой  дороге…»
     Но  Жорку, и  в  правду,  было  нелегко  смутить.
-  Парень, -   Жорка  еще  больше  увеличил  металлическую  составляющую  в  своем   голосе, -  ты  кончай    локоть  глодать.   За  вином  мы  идем    -   в  Аэровокзал.  Ни  тридцатый  завод,  ни    главштаб  ВВС  нам  не нужны.  Перестань  -   как  человека  прошу. Ты  учти, я здесь  с  нуля  лет обитаю, меня  здесь   знают  все,  и  мне  ничего  не стоит узнать всю твою, салажонок, подноготную.    И  потом  ты до  самого  дембеля  за  ворота  части  не   сможешь  выйти…  Это -  Москва…,  а  не какая-нибудь   тебе Малая  Жуковка…  Покрути  своими деревенскими  мозгами…
      Судя  по  всему,  спокойные  Жоркины  слова  произвели  впечатление.
 -  Да  шучу  я, раздалось  из  темноты.  Скучно,  мокро,  а  тут  вы идете -  дай, думаю,   пугану.  А  ты  сразу  грозить…
 ¬-  Тебя  бы,  лапоть,  мордой  в  грязь, сказал,  отряхиваясь,  но  вполне   добродушно  Жорка.-  Но  чего будет  делать  с  этим  кретином,  мужики. А? Обломать  бы надо об  его  голову  эту  берданку.  Да ладно,  живи.  Только  передай  своим,  чтобы  не  мешали  нам  тут  ходить  по  ночам.  Так  и  скажи  -  ходят  здесь  наши.  Пароль  - фата.  Отзыв -  моргана.  Запомнил? Ну  тогда  повтори,  если  выговоришь...
   Мы  уже  подходили  к  аэровокзалу,  когда  Жорка  сказал:
   -  Я    лежал  там  под  дулом этого  идиота,   а  потом вдруг голову    поднял, и от  земли  на  аэровокзал  поглядел -  ну  точно,  как  твое  окно  сегодня вечером.   Такая  же  фата-моргана…
    Вот так   в  тот  вечер  еще  одно  место  в  Москве  получило  название  «фата – моргана».   Но    за   моей  квартирой   оно  в общем-то  не  закрепилось.    А  вот  аэровокзал,  мы  последующие   три года  иначе,  как  фата-моргана,  не  называли. И    пароль  на  Ходынке   срабатывал.  Мы   даже  иногда часовых   « Маврудом»    угощали. 
       Домой мы  возвращались    в  отличном  настроении и, когда  вышли  от  стадиона на  2- ую  Песчаную,  совсем  недавно  переименованную  в  Георгuу-Дежа,  пробудившаяся  в  нас   энергия   нашла  неожиданный    выход.  Мы    остановились  тогда  на  углу  дома  номер  пять.
    -     Кто  за?   -  спросил  Паря,  показывая  глазами  на  табличку  с  названием  улицы… Все  единодушно  подняли  руки. Паря  подошел  к  дому,  мы   с  Жоркой  помогли  Варвару  взобраться  на  Парины  плечи,  и  Варвар   с  богатырским   кряком  и   со  своим  варвариным  криком   вырвал ненавистную  табличку  из  стены   пятого  дома.  Улица,  хотя  бы  локально,  вернулась  на  круги  своя  -    вновь стала Второй Песчаной. Мы  же, прихватив  с четырех  углов  еще и  длинную  лавочку, стоявшую  на  тротуаре,  поволокли   все  это  ко  мне  на  восьмой. 
  Так   у  меня  в  квартире  стала  складываться  уникальная  коллекция,  которая   за  три года прилично разрослась.   С  этого  дня   не  было  в  моей  квартире  ни одного гостя,  который    не приносил бы  какой-нибудь  трофей.  А  если    он почему-то  приходил  пустой  -  его  просто  выпроваживали на  охоту.
      Не  стал  исключением  и  Серега, с которого  собственно   и  началось   активное   коллекционирование.   Когда  в  следующий  раз    великолепная  четверка   заявилась   ко  мне   в полном  составе,  и Паря,   на  правах  завсегдатая, начал показывать   Сереге  добытые   в  первый  вечер  трофеи,  Варвар   возьми     да   скажи: 
-   А  Сереженька-то  наш в   захвате    этих   призов  не  участвовал – входной  внос   с  него  требуется … 
     Все  выразительно посмотрели на  Сергея.    А  тот  и  не  подумал  сопротивляться -   послушно  направился к  двери.   Верный  Жорка  вызвался    в ассистенты.   Они    вернулись    минут   через   двадцать. Серега  держал  в  руках  желтую  стрелку перехода,  из  которой   торчали  разноцветные  провода,  у   Жорки  же  под  мышкой  была  еще  одна табличка  - «ул.     Георгиу –Дежа  3».
      Так      в  нашей  компании   появилось    понятие,    «входной  взнос  в  фата-моргану».  И  правило    действовало  без  исключений    для  всех    «кандидатов».    Щадили  только      женщин,  в  том смысле,  что  их  не  гнали  на  охоту,   но сопровождающий женщину  был  обязан  продублировать   свой  взнос.  Причем,  если  он  второй раз  приводил  с  собой   ту же  женщину(  даже  свою  жену),    взнос  требовался   все  равно.
  Ясно,  что  при  таких строгостях,  кампания   наша  оставалась  преимущественно  мужской.
    Охота  довольно-таки  быстро  стала   очень   рискованным  делом,  хотя  бы  потому,  что     короткая улица  Георгиу- Дежа   практически  через  полгода    стала  безымянной  - таблички со всех  домов  оказались  в  моей  квартире.  Милицию   оголение  улицы, конечно  же,  не  могло  не  заинтересовать.  Да и   не  только милицию  -  облысение  улицы  Георгиу- Дежа  вполне  могли  воспринять  как  покушение  на  советско-румынскую  дружбу. Я,  во  всяком  случае, заметил,  что  на  лавочках  вокруг   знаменитого  фонтана   на  Георгиу- Дежа  наряду  с  бабулями   стали  появляться    молодые мужики, упорно читающие  газету  -    физиономии у  них  были  разные,  но одежда  одинаковая.    Вот  почему   мы  ввели  ограничения  на   размеры призов,  а  вокруг  моего  дома  установили километровую  нейтральную  зону.
    Нужно  сказать,  что  народу    разного ко мне   на  огонек  заходило  много. И  даже  по  кличкам  видно,  что   странного,   непростого  народа.  Бывал,  например,  Князь(  настоящий,  между  прочим,  с  двойной   фамилией  Сидоров-Трубецкой).  Заскакивал   Дима-Гений,  уником  говоривший  на  четырех  языках  и  еще   шесть  понимавший.  Приходил один  историк, сдвинувшийся  на   обожании     Византии  и  потому   постоянно,   еще  тогда,  утверждавший,  что,  если   народ    не  образумится,    нас ждет  такая же  судьба…  Захаживал  Хутор,  то же  гений,   физтеховский   студент, загонявший   на  экзаменах  в  угол  лучших институтских   профессоров  -  очевидцы  говорили,  что  порой было    не  понятно,  кто  у  кого    принимает   экзамены  -  профессора  у    Хутора, или  Хутор  у  профессоров.   Редко,  но    заглядывали     Два- Никиты -  один  маленький светленький, кругленький,  другой  худой  и   сосредоточенный.  Они не  пили  вина, и  не   принимали  участия     в  спорах.  Маленький    был ходячей  авиаэнциклопедией -  о  самолетах  он  знал    все.  Большой   же    обладал  редчайшей  по тем  временам   квалификаций.  Он знал  практически  наизусть    и  весь  Новый,  и  весь  Ветхий  Завет.  И    в  некоторых  спорах  наших был  даже  незаменим  -  его  иногда    специально  вызывали,  как   эксперта. Ему  даже  позволяли  приводить  с  собой  спутницу   - без  взноса. Но  он  ни  разу  этим  правилом  так  и  не  воспользовался,  насколько  я  помню.
    Хаживал   к  нам  и  Ксаныч. Но  не  прижился.  Его     приволок  Серега  -  прямо   с  Гоголевского  бульвар,  недалеко  от  которого    жил  и  куда  ходил  время  от  времени  перекинуться   в шахматишки.
-  Иду,  -  возбужденно рассказывал  Серега -  и  вижу  вокруг одной  лавочки  человек  пятьдесят.  Проталкиваюсь.  Гляжу,     мужик,  шахматные  часы  -  рубятся  в  блиц. Пять  минут. Он  ставит  червонец,  против  пятерки желающего сразиться  с  ним.  Плюс одна  фигура   фору.  Что  за  фигура  решает     сам.  Глянет  на  соперника  и  говорит,  например: «  Слон» -  и  снимает    своего  слона  с доски.  Условия  всем  кажутся очень  льготными,  но  мужик, уже  два  часа  играет,  и  -  ни одного  поражения.  Я  -_  продолжал  Серега -  постоял   с  полчаса,  он  пять  партий  за  это  время  выиграл, и  все  чисто -  переиграл    по  всем  статья.  Но  тут появился  Шестой.  Я  его, и  не только  я,  сразу,  признал.  Мужик  на него остренько  так  глянул  и    предложил    в  качестве форы   ферзя.  Я  даже  икнул  от  изумления.  Шестой  же  свою  пятерку    на  кон  поставил,  сделал  ход,  щелкнул  по  часам  и  уже  через  три  минуты  засовывал в  бумажник   выигранный   червонец.   « Реванш», -  рявкнул   было мужик.  «Виктор  Корчной» - _  ответил  Шестой  и  протянул  руку.   Реакция   мужика   была потрясающей. Он  встал, так  же  протянул  руку  и сказал:  «Ксаныч».      В жесте  его не  было  ни  изумления,   ни испуга,  ни подобострастия,  ни  растерянности… Наверное, почти  так  глянул  на  Мцыри  побежденный  им  барс.   Наш  человек,    решил  я  и  тут  же  предложил    Ксанычу направиться  со  мной  в  гости.    Он  очень  иронично  на  меня  глянул,  но,  когда  узнал,  что  ехать  надо  на  Песчаные,     мгновенно  согласился.
     Но    Ксаныч,   как   я  сказал,   так  не  прижился  у  нас.  Он  наотрез  отказался идти    срывать   вывески – я    с  милицией   наигрался,  мол,  вдоволь. Попил  винца,  здесь    был  очень  активен,  чувствовалась крепко  поставленная   рука. Послушал  наши  разговоры, зевнул  пару  раз  и …  предложил  перекинуться  в  покерок.    Но   эта идея  в  нашей компании    поддержки  не  нашла.
   Прощаясь,  Ксаныч  спросил   тогда  у  меня, давно ли  я здесь  живу  и  помню    ли  дом,  что  стоял  под  моими  окнами…
-  Очень смутно,  - ответил  я.
 - А  как  рояль  вынимали    через  крышу  тоже  не  помнишь ?..
 -  Вот это  помню  и  очень  хорошо.  Об  этом  рояле   здесь   до сих  пор   рассказывают    всяческие  небылицы…
  -  Это  был  мой    рояль,  жил  я  в  этом  доме   еще  с  довоенных  времен…

         Но  костяк      нашей  компании   составляли  всего   пять  человек:   я  и  великолепная  четверка. Естественно,   к  ней  присоединялся  Юрка,  когда прилетал   в  Москву.  Конечно,  на  всех  заседаниях  присутствовала Анастасия Алексеевна,  моя бабушка.  Ей  вообще  все  это очень  нравилось, она  любила  сидеть  на    лавочке   и  вязать,  прислушиваясь  к  нашим  спорам  и  иногда  таинственно  усмехалась  -  чему-то,  похоже,  своему.
 Мы  собирались  приблизительно  раз  в  неделю, иногда  чаще.  Поход  в  фата-моргану  был  обязательным  номером  программы.
   Когда  в  отпуск   приезжали  мои  родители,  сборы,  естественно,  прекращались,  а  коллекцию  мы  ночью  вывозили к Варвару  на  дачу - в   «Тарасовску». Лавочку  оставляли.  Моего отца   почему-то  вполне устроило    объяснение:  на  сквер  бабушке  ходить   порой  тяжело,  а  сидеть на  лавочке   она  любит….

                3

        Я  перехожу  к  самой   интересной  и  можно  сказать   драматической  части  этой  истории -  к  тому ее этапу,  когда  в  нашей  компании,  причем на  постоянной  основе, появилась  женщина.   Нас,  как  я  сейчас    понимаю, спасло  то,  что  все  это  произошло не  в  19-м,   а  в  20   веке.   Будь  это     в  19-м  -  мы  непременно   перестреляли  бы  друг  друга  на  дуэлях.  Таков  был  накал  страстей.
   -  Кто ее   первый  сюда  привел -  рычал     Серега,  спустя  месяца  три  после  того,  как  она  появилась.
  Но  никто  из  постоянных   членов   не  сознавался.
 -  Да  сама  она  пришла.  Я  дверь открыл,  смотрю,  стоит – глазищи,  как  две  грозди  винограда  Чауш, -  поделился  своими  впечатлениями   Паря.  Я  помог  ей  еще плащ  снять.  Она  прошла  в  комнату,  села.  Тут  Жорка  входит, и  сразу:
-   Чья   женщина -  сознавайтесь  кому  бежать.
   Все  молчат.
 - Ну,  хорошо,  я  сам  тогда  схожу.
      И  через  четверть  часа  явился с вывеской  под  мышкой - «Заправка  шариковых  ручек»  -  из   ближайшего   комбината  бытового  обслуживания.  Даже   из  километровой  зоны  не  вышел,  паразит…
    -  Но,  кто-нибудь  хоть  знает,  как ее по-настоящему  зовут    -  продолжал    Серега. -  Насколько  я  понял,  она  откликается, по крайней  мере,  на  пять  имен,  -   Рита, Оленька, Натали,  Лида  и  даже  Вилена. 
     И  это на самом    деле   было   так. Было  совершенно  непонятно,  на  какое  имя   она будет отзываться  сегодня  -   в  любой  из  дней,  когда  соизволит   явиться…
    Приходила  же  она всегда  сама,  одна -  откуда-то   узнавала,  что  у  нас  именно   сегодня  сборище.
    Хороша  ли  она  была  собой?…  На  этот  счет  могу  сказать  две  вещи. Во-первых, у нее были   огромные зеленые  глаза.  Во – вторых,  каждый  раз, когда  она  внезапно   появлялась,  в  нашей   компании  возникало   определенное  напряжение.   И  только  с  помощью  жребия  мы  его  снимали  -  решали,  кому   бежать    за  входным  призом  для  посетившей  нас  дамы. Поначалу  кто-то  предлагал  свои  услуги  -  как  Жорка в  первый  раз. Но  эта  вольница  длилась  недолго.  И  уже  через  пару  месяцев пришлось  (Варвар  предложил )   кидать  жребий.  Потому  что  столкновения  бывали  нешуточные,    и только  братство   наше, скрепленное годами  и хорошо   вымоченное  в  «Мавруде»,  уберегало  нас  от  кулачных  поединков. 
    Женщина  эта,  не  сказав  практически  ни  слова,   сумела  подчинить   всю  компанию  и,  можно  сказать,  овладела  ею.     Мы   все   ясно  чувствовали,  что  если  не  случиться   чуда,  и  кто-нибудь  из  нас,  неженатых,  не отведет ее  в  Загс,  наша  компания  не  выживет.  Никому  не принадлежавшая  женщина    правила нами.  И  избавиться  от этого   наваждения    было  невозможно.  Не  могли  же  мы  отказать  ей  в  визитах...  Не  могли,  точно  не  могли  -  она  была смертельно  хороша.
     Первым  сдали  нервы  у  Жорки  -   он  ринулся  в  атаку.  Но  в  ответ  на  предложение  руки  и  сердца  получил легонькую   улыбку  в  уголках  губ.  И  ни  слова.    Для   Жорки  это  была  катастрофа.   Не   существовало  на  всем  пространстве  от  метро  «Аэропорт»    до  Хорошовки   -  в принципе  не  могло   существовать   -    человека,  который    устоял  бы  перед  Жоркиным    нахрапистым  обаянием.   Жорка  это  знал. И  вдруг  такой  пассаж.    Он  воспринял это,  как   потерю  идентичности  -  он  переставал    считать  себя  Жоркой.  И….   пропал на  полгода.
     Потом  он нам  расскажет,  что пропал   бы,  может  быть,  и     навсегда.  Да  вот  судьба  не  подверсталась  под  обстоятельства.
 А  обстоятельства  у  него  были   неслабыми…
     В  одно  мгновение  растеряв    в  уголках губ   ее  то,  что годами  наживал  и   налаживал,    Жорка  круто  изменил  свою  судьбу  -  он  нанялся  на  китобойную  флотилию  «Слава».  Причем,  на  флагман. И  после  встречи  с   первым   же китом(  в  южном полушарии,  совсем  недалеко  от  Антарктиды )  стал главным  гарпунером.
  – Я  никак   тогда  не  мог  успокоиться,  готов  был  крушить  все.  И  такую ненависть  к  китам   показывал,  что  капитан  сказал:
  -  О таком  свирепом  гарпунере  я  мечтал   всю  жизнь.
    Понятно,  что   не  в китах  было  дело.  Попадись  в  этот момент  Жорке  на  глаза,  скажем, уссурийские  тигры  или     африканские  носороги,  Жорка  и  их  бы  крушил  с  тем же    остервенением.   Более  того,  он  с той же ненавистью  бил  бы    хазаров  и  половцев,  печенегов  и     татар с  монголами,     поляков -  литовцев  и  шведов,  французов и  германцев  -  любых,  кто  попался  бы  ему    тогда на глаза   и  на  кого он  мог  бы  свалить  вину за   потерю  своей  идентичности…
 - Мы  тьму  этих  китов    набили -  все  корабли  флотилии сидели  ниже  ватерлинии.   Потому  и  пришлось   на  обратном  пути  чалиться    у  первой  же попавшейся  земли  в надежде  толкнуть  там часть  груза.    А  бросили якоря    у Цейлона,   столица  у  них  там  есть  такая -  Коломбо.   Отпустили нас  на  берег  -  полгода  на  земле  не  стояли, аж  покачивало.  Двинули,   в    их главный  кабак.  Чистота,  в  центре  зала  бассейн.    Заказываешь,  скажем,  рыбу,  приходит человек,  сачком ее   из   бассейна вылавливает  и   тут  же   жарит.    Мы заказали    рыбу.  Пока  ее  ловили  да  жарили,    по стакану   нашей  особой   из-под  скатерки  приняли.  Принесли    рыбу.  Я  официанту: 
  - Ты где  такую  лахудру   выловил.    Покрупнее  что ли  не  было…
  Он  не  бельмеса,  конечно,  не  понимает,  только  улыбается,  хотя  я  почти  по-английски  с  ним  говорю.  Зовет  метра.  Приходит полунегра такая -  длинная  и  верткая,  как  змея,  и   сразу почему-то   в атаку:     проверещала    что-то по  англо-французски  и  в  конце  сплюнула  -  «пся кровь»…
 - Вот,  думаю,  дожили,  и     здесь братья- поляки. Но  сам  себя    держу  изо  всех  сил в  руках    -  помню,  кого  я  представляю  здесь,   в  этом  забытом  Богом  кабаке.  И  мирно,  очень  мирно,  ей отвечаю:
  - Ну    чего    зря бранишься -   рыбу  лучше   замени. 
  - Нэт,  -   отвечает  она мне,  теперь  уж с  явным  хохляцким  акцентом.  –  Треба  эту  сначала съисть.
  -  Вот тут–то  я    сорвался. - Ах  так, - кричу,- вы  советского  китобоя,  плюгавыми  эстонскими  шпротами кормить  вздумали…  А  ну, где  тут они   у  Вас   плавают?...   И  -  к   бассейну. Сапоги  скинул и  бултых  в  него.  Присмотрел  самую крупную  рыбину  и  давай  за ней   гоняться -  то  кролем,  то    баттерфляем …
      Спецназ    они  свой,  в  конце концов,  вызвали….  Сетями  меня  оттуда  извлекли  вместе  с  рыбиной -  в  сети    только  я  и  ухватил  ее  за  жабры.  Ну,  в   каталажку, понятно...  Не  знаю, чем  бы  все это  кончилось,  но  капитан  спас.  Когда  ему  доложили,  что  его  любимый  гарпунер  в  узилище,  он    приоделся,  кокарду,  пуговицы    помарином   почистил  и   -   к   главному  правителю  этого  острова.
- Сутки, - говорит, -  вам   даю. Если  Жорку  не  отдадите,  подцепим  ваш  остров   и    отволочем    в  Мурманск -  будете  среди  белых  медведей   жить.
    Через  два  часа  меня   и отпустили….  А  пришли в  Мурманск -  сообщают:  принято  решение    флотилию  расформировать  и  китов  больше  не  бить.  Кто мог   знать,  что  у  того  метрдотеля  такие  связи….  Но  зато  я  снова  с  вами.   И,  кажется,  успокоился…   Кстати,  как    поживает  наша  общая  знакомая.  Замуж  не  вышла?..
       Все  это  Жорка  рассказывал    мне  и   Паре  -    мы  сидели  у  меня, поджидая  прихода  остальных.
    -  Какой  замуж,  -  нервно  ответил  Паря. -  Юрка тут    приезжал.  Глянул  на нее,  и     всей  компанией  полчаса  его  челюсть  на полу  искали.   А   на  следующий день  говорит,  показывая на  свое  обручальное,  что  если бы  не эти  кандалы,  выкрал  бы  ее - и  делу  конец.  Есть,  мол, места  еще в  России  -  хрен  найдешь….
 - А  сам -то  ты,  как  держишься,  -  поинтересовался  Жорка
-  А  что   мне   держаться,   я  с восьмого  класса  зеленоглазых   не  переношу -  в  упор  их не  вижу…
 -  А  другие ?   как   наш Комитетчик?.. -  так  они    меня   иногда  называли…
-  Что  Комитетчик? -    Паря  был явно  взволнован  и,  видимо,  поэтому,  мое присутствие  его  нисколько  не  смущало, -    тоже влюблен,   как   видишь.  Но  осторожен.  И поперед  батек  в  огонь  не  лезет.  Ждет, возможно,  когда  мы  передушим   друг  друга.   Таким  вот осторожным,   -  он   сделал,почтительный  жест   в  мою  сторону,  -  и  достается, как  правило,  главный  приз…  Серега,  казалось бы,  скала,  кремень,  ан нет  тоже  поплыл -     песни свои  сочинять  начал.  И  бешенные  какие-то…  Услышишь  сегодня  одну,  вроде  бы  про  хоккей  -   « Вперед  на Братиславу -  задушим  «Руде  Право»» ….    В  общем  -  сумасшедший  дом.  Кампания  сыпется.  И  через  Ходынку  ходим  уже  без  прежнего  вдохновения  -  почти  по обязанности. Влетели,  похоже,  уже   в  настоящую      фата-моргану…
-  Ну  а  Варвар-то,    о нем  почему  ничего  не  сказал.
¬ -  Варвар, варвар…  У  всех  у  нас     одна   судьба,  пока  всплывает   над горизонтом  время  от времени   эта  фата-моргана.    Варвар  вообще  перестал  сюда  ходить. Нанялся  на  Герцена  -  в  Большой  Зал.   Рабочий  сцены  - рояль  двигает.  В  выглаженных  брюках  и   в  чистой  рубашке  ходит.  У него  друзья  теперь Рихтер  и  Нейгауз.  С  самим Олегом  Табаковым  пиво  пьет,  гад.  За спинами народных  артистов,  одним  словом,  отсиживается… …
         Я     слушал    Парю  и  молчал.  Эта    тема,   и  уже  неоднократно, звучала  и    раньше.    И  я  никогда  не  комментировал ее,  потому   что  с  некоторых  пор   загадка  этой  женщины  была   для   меня   ясна  -  я    точно знал,  кто ее  сюда  водит….  Тот,  кто  водит -  сам  себя  совсем  недавно   и обнаружил…   
    В  тот     день, когда  к  нам  на  огонек  заскочил     Ксаныч.
 Вошел   и   развернул  большой  сверток.  В  нем    был  громадный  стеклянный  конус  с крантиком на  вершине  -  из  таких  на  некоторых  станциях  метро  в  то  время(   «Аэропорт,  северный  выход, например)  продавали   томатный  сок. 
  -  Мой    взнос   в  коллекцию  за  прошлые   визиты,   в  нашем  продовольственном на  «Новокузнецкой»  снял, -   сказал   Ксаныч. И  тут  же  вытащил  из  своих  карманов  одну  за  другой   пять  бутылок   марочного крымского хереса
    -    Банк  я    взял    сегодня в  покер.  Тут  недалеко.  Всех  раздел.  Один  на  кон  даже вот  эти   бутылки    выставил  - по  100  рублей  за  штуку.  Привез  их  чуть  ли  не  из  голицынских  подвалов  из-под  Судака...  Смотрю у  вас  свет во всю   пылает  -  дай,  думаю,  зайду  потешу классным  вином   молодежь.
      Все  тут  же,  естественно,  повскакали   с  мест.  Варвар  же просто сиял, расставляя   фужеры   и    вытаскивая   пробки:
   -  Редчайшее  из   крепких  вин…  сахар  всего  три  процента…  и особые  хересные  дрожи  - сыпал  он.
     А ведь  два  месяца    назад,  пока  не начал  двигать  рояль  на  Герцена,  ни одной  марки  вина, кроме  «Мавруда»   и    портвейна  «Кавказ»,     не  знал...
      Разливать Варвар  начал    сразу по  полной   с  ближайшего      от  себя  фужера.  Налил   первый,  второй, а перед третьим    вдруг  поднял  глаза.  Это  был  её   фужер.
     Все,  что  произошло дальше   заняло  от  силы  пять  секунд.  Это  была, несомненно,  гениальная  импровизация    Варвара  -  перед  таким  знаком  внимания  не  каждая  королева  устоит. Варвар,  не выпуская  бутылки из правой руки, левой выплескивает  прямо  на  пол   один  за  другим   уже  наполненные фужеры,  говорит «Прости… те,  сударыня»  и  начинает разливать  заново  -    уже с  ее  бокала. 
   - Ты что  творишь, Варварашвили,  - закричал  Серега. Схватил  свою  гитару  и занес  ее  над   головой.   Возможно, только присутствие   бабушки  и удержало  Серегу.  Как  пить  дать,  если  бы   не она,   пустил  бы  он  свою    любимицу   на  «козырек»  для  Варвара.
   Паря   рванул на  себе  рубаху – пуговицы  забарабанили  по  столу -  и  швырнул   ее  в  лужу  вина.
  - Звереет,    звереет  по  полям  варварье»,  -  борматал   Паря,  ползая  вокруг  лужи,  промакивая   рубахой  вино  и отжимая собранное  в  тарелку.
    И царское спокойствие       сохранял  Ксаныч,  цепко  вглядывавшийся  в Варвара  -  словно  вымереть  хотел  ту  силу,  что  взметнула  на  подвиг  его   левую  руку.  Он   тоже  все  понял,  я  даже  слышал тихо  пробормотанные    слова:
   - Все,  сгорел  парень…  Кабак  под свадьбу   заказывать  надо…
     Но    не   эта, потонувшая   в шуме  возмущения,      реплика   вразумила меня. Я,  стоявший     рядом с     Варваром,  ясно  слышал  ту  паузу,  которая  была  в его  словах.    Он  явно   сказал «  Прости»    И  спохватившись,  добавил: «…  те,  сударыня».  И  я  видел   взгляд,  которым   она  ему  ответила на  это « прости».  Таким   взглядом   можно  увести  куда  угодно,  а  не только  под   венец…
    Мы  отлично  провели  тот  вечер.   Он,  несомненно,     был  одним   из лучших.  Мы допили  весь  херес,  даже тот,    который  удалось  собрать   Паре. Бабушка  и  та  пригубила.  А  как  прокомментировала:
   -  Хорош,  но чем-то  отдает. 
Эта   великая  фраза,  между  прочим,  быстро  приобрела  у  нас  статус   универсального  комментария.  В  общении   друг  с  другом   мы   элементарно  загоняли    в нее  всю  гамму  наших  впечатлений   и эмоций…
    В  то  вечер,  ночь  мы  впервые    не   пошли  в  Аэровокзал,  мы  впервые   нарушили  традицию. И  именно  с  такого  дня   следует   отсчитывать  последние  дни  нашей  компании.
    Не знаю, что  было  истинной  причиной.  Возможно,    мы   были  слишком  молоды  и  даже  не  задумывались  о  том,  что только  прожитым,   только упрямым   повторением   свершившегося      и   удается  удержать,  порой,  в  своей  власти  все,  что  предстоит.   То    ли   просто все  имеет  свой  срок  жизни    -  приходит,  чтобы   расцвесть  и умереть,  и    наша  компания  в  этом  смысле  не  стала   исключением.  То  ли,  совсем  уж  просто  -  так  сложились  обстоятельства...
   Через  два  месяца после  того  памятного  вечера  вернется  умиротворенный  битвой  с   китами Жорка,  не  тот,  рядом  с  которым  прежде  за   пять минут  само  собой  вскипало  молоко,  а  другой, новый,  полусумеречный  Жорка, галантный  и по-голандски  уравновешенный.
     Затем    через  месяц   вернуться  из  командировки  мои  родители  и  наше  товарищество   сразу  же   осиротеет -   бабушка,  этот  единственный  из  допустимых  старейшин  нашего  сообщества   вынуждена  будет    подать  в  отставку.    А  спустя еще  месяц   Варвар  пригласит  нас  на  свою  свадьбу.
   Круг  замкнется.    И  теперь  не только  для   меня.  Варвар  вырывал  стержень  из  нашей  компании  -  она, его  зеленоглазая  подруга, им    последнее  время   и  была.   В  единственном  числе.  Ни  мои  окна,  ни  Аэровокзал  уже  в  такой  степени,  как она,   нас  не  обманывали  -  не  удерживали  нас вместе.
    Мы    не сердились  на  Варвара.  В  конце  концов,  это  был  ее   выбор. 
    Свадьба  праздновалась  в  ресторане  «Украина»,    на  антресолях    основного  зала,    и  главная   ресторанная люстра   покачивалась прямо  на  уровне     нашего  стола. Свадьбу дважды  откладывали.  Юрка    по  метеоусловиям  никак    не  мог  выбраться  с  Индигирки,  на которой  он  почему-то  вдруг  оказался.   Прямо   из  Домодедова на  моторе он   и подкатил к  «Украине».     Из  машины   их  вышло  четверо.
 -   Это  мои  аспиранты,  сказал   Юрка  встречавшим  его   у  входа  в гостиницу  молодым  - Сашка,  Вадик и  Вовка-  Гусак.   Аспиранты  скромно  раскланивались,  смущенно  улыбались  и прятали  свои  кирзовые  сапоги.  У  каждого  за  спиной  был  увесистый   рюкзак,  через  плечо,  у  каждого   стволом  вниз   висел  карабин. Хотите  верьте,  хотите  нет,  но времена  тогда  были  еще очень  простые  и    с  неупакованным  карабином  можно  было  лететь  в самолете.  Затвор  только  должно  было держать  отдельно.  Ну  и разрешение на  оружие,  естественно..  Так  они  и пошли  к  свадебному  столу.  Варвар  со  своей  зеленоглазой, Юрка     и  следом  три  его  аспиранта  с   расчехленными карабинами.
     Гуляли  с  размахом.   Наша  компания  за  столом  сгруппировалась,  естественно,  в  одном  месте  и  тон  веселью,  понятно,  задавали  мы.  В  ударе  был  Юрка.  На  пальце  у  него  красовалось новое  кольцо  неимоверной   ширины. 
  -  Сам  намыл  золотишко-то,  -  сказал  он,  перехватив  мой  удивленный  взгляд. Я  когда от  вас вернулся последний  раз -  мое  обручальное возьми  и да лопни.  Пиво открывал,  жена сидела   рядом,  а  кольцо дзинь  и  готово.  Она хоть  и  решила,  что  от  пива,   все ровно рассердилась  зверски.
- Вали,  -  говорит,  - без  кольца  ты  мне не  нужен…  А  у  нас в городке  постоянно  в  то время   велись  разговоры  -  вот-вот  и появится  Северо -восточное отделение  АН СССР  - прямо  в устье  Индигирки.  И  получалось,  что надо  быть  там  в  момент  постановления  правительства  - мол,  места  глухие  и   в  членкоры  будут  зачислять  чуть  ли не  из кандидатов.  Я  подумал, подумал,  и  решил  -  рискну,  рвану  на  Индигирку.   В  крайнем  случае,  хотя  бы  кольцо новое  намою.   Нас     там  много  собралось  таких,  жаждущих,  но  власть  струсила  - ограничилась  строительством   двух   бараков  в  поселке Юкта  и  нам, намылившимся  в  членкоры,   ничего  не  оставалось,    как   создать артель  и  заняться   золотодобычей.  Там   и  познакомился    со   своими аспирантами.  Мужики  -  страх. Сашка  белке  в глаз  из  мелкашки  попадает  на  50-ти метрах.  Вадик  один   на  медведя  ходит.Гусак -  вся  рыба  Индигирки   его.    И  толковые  ребята -    все    схватывают   на  лету.  Хочу  забрать  их  с  собой  в  Новосибирск и натаскать в  квантовой  химии. Разницу  между натуральным  и десятичным   логарифмом  они  уже  чувствуют.    А то  Академгородок     совсем  захирел   в  последнее время.    Без  порции     пенящейся  крови все  будет скоро   как  в  Москве,на  Вавилова.

      Мы  слушали  эти  Юркины   откровения  и     еще  не   знали,  что  свои опыты  по   вливанию   здоровой     крови  Юрка  решил   начать   немедленно, не  откладывая  -  прямо  на  этой   свадьбе.  И,    как   только  тамада    дал ему   слово   для  поздравления,   Юрка подал  знак  аспирантам  -  те мигом  исчезли   из- за  стола    вместе  со  своим   рюкзачками  и   карабинами.     Сам  же Юрка,  видимо,  специально  тянул   время  и,  обращаясь  к  молодоженам,   нес какую-то  ахинею  про  преимущества  семейной  жизни  перед  холостяцкой.  Тем  временем  на  люстре повис    сначала  один  крюк  с  веревкой,  потом  другой,  затем  третий.     Как  только  появился третий  крюк, Юрка  резко  сменил  тональность  своей  речи  и заявил:
  - И  все-таки, несмотря  не на  что,   мы  поздравляем     вас.  И примите  наши  подарки.
     Одновременно  с этими  словами  на люстре  и  появились      улыбающиеся     рожи     трех   его аспирантов (  напомню,  что    мы  гуляли  на  антресоли  и   люстра  была  как  раз  вровень  с  нашим  столом. ).Эффект   был  потрясающим  -  аспираты,     все     в   сиянии   света,   парили  в пространстве.    Зеленоглазая  невеста   даже  а  ладоши  захлопала.  Аспиранты  учтиво  преклонили  головы  пред  ней   и  тут же  начали  потрошить  свои   рюкзаки -  на  молодых  обрушился     дождь выделенных  беличьих   шкурок. Варвар  сначала пытался ловить  их  и складывать  у  ног  невесты, но  потом    махнул  рукой…
   Удивительная  шубка  будет  сшита  из  этих  шкурок.   Те, кому  в  середине  семидесятых  приходилось  утром,  в  районе  девяти  тридцати бывать  у  станции метро  «Бауманской»  может  быть  и  встречали  стремительно  вылетающую  из  метро   молодую  зеленоглазую  даму в    беличьем  манто   серебристо -голубого  цвета…
     Я  не  буду    рассказывать о  всех  выходках  аспирантской  команды    только  потому,  что     мне  все  равно  откажутся  верить.  Сообщу   только  одно,  что  к   девяти  часам  вечера  к  нам  на  антресоль   уже   трижды   подымался  метрдотель   и просил нас (  в  третий  раз   умолял  )   соразмерить   запасы  нашей   энергии  с   запасом   прочности    здания.   Каждый  раз аспиранты  кидались  к  метру,   и      через    пять  минут  он уходил     вниз,  умиротворенный    и    с  обещанием  непременно,   не  откладывая, посетить  их  славный   поселок  Юкта.
    Но   был  еще  и  четвертый   визит.   Аспирантура   Юркина   видимо,  впервые  гуляла   в  большом   ресторане  большого     города   и,  кажется,  особой  разницы   между    столичным  кабаком  и  индигирской   тайгой   не  находила.  Кто    это  придумал  (  Юрка  утверждал,    что  такой   аттракцион  не  планировался) -   неизвестно,  но   дымный  порох  у  них  откуда-то  был..  Идея  была,  как  потом  рассказывал  Сашка,  в  следующем.  Заложить  под  пустым  стулом  кучку  дымного  пороха,  проложить  к  нему  тоненькую   дорожку  и  поджечь ее.  Пламя  пробежит,    кучка  пыхнет,  гости  встрепенуться,    свадьба  взвинтит  обороты.
    Возможно,  так  бы  и  случилось.  Но   кучка  была  чрезмерной,  да  и  Гусак  как-то неудачно   встал. Порох  полыхнул,  вся  антресоль   погрузилась  в  дым,  а Гусака слегка  подпалили.      Несильно, несмертельно, но  подпалили.  Вот  тут  и  примчался  четвертый  раз  метр   с  двумя огнетушителями.    И  он   был  на  этот  раз  неумолим:
    - Вам сейчас  принесут  с  кухни   кастрюли, сумки  -  забирайте  свои    манатки  - закуску,  выпивку-   и    уматывайте.   Как  друг   прошу.  Там  внизу  какой-то  козел  уже в КГБ   звонить  побежал….
    Все  глянули   на  Варвара.
   -  К    Яру,  -  закричал  молодой   муж.
   - Конечно,  -  улыбнулась  молодая  жена  и  взяла мужа  под  руку…
      И свадьба,  почти  в  полном  составе, успешно  погрузившись  в  подвернувшийся  автобус  (  аспираты  буквально  на  ходу   осадили     его),  двинулась  к  Яру...
     Поначалу,  мы   хотели   осесть  в    «Антисоветской»  - в  шашлычной,  что    по ту  сторону  Ленинградки -  прямехонько  напротив  гостиницы   «Советская»..  Но  там  было  дымно,  людно,  непразднично.  И   Юрка,  обращаясь к  аспирантам  приказал   расчехлить  …  резервного  соболя.
     Переговоры  с  администрацией  «Советской»   были  недолгими.  Нам  выделили   отдельный  зал  до  утра.   Под два  условия:  карабины  и  прочее  оружие сдать  администратору,  посуду  не   бить….


    Мы,  то  есть я,  Паря, Юрка,  три  его аспиранта,  Серега   и Жорка,  возвращались со  свадьбы   под утро.  Сели  на  12-ый   троллейбус   и по  Ленинградке  ехали к  Жорке. 
- О,   наша, крикнул  Серега, когда   троллейбус остановился  напротив  Аэровокзала. И  мы, не  договариваясь,  пробками  повыскакивали  наружу. Перебежали  проспект  и   -  рысью  на  второй  этаж…
   Но -   кончилась    наша  малина.  Пришли  другие  времена.  Страна  перевела  свои  хронометры   на  Час  Волка  -  выпивку  теперь  повсюду  продавали с одиннадцати.  В  буфетах  же  всех  вокзалов   продажа ее была    вообще прикрыта.
 - Эх, Варвар.  И  эту фата-моргану  своей   свадьбой  прикрыл -  сказал  Жорка.
    И в общем-то  все  с ним  согласились.  Только  аспиранты  недоуменно  переглядывались….