Новое испытание...

      (Отрывок шестой из романа «Дым отечества»)

Аркадий заглядывал к ним нечасто – понимал, что Марии нужно время, чтобы остыть. В это воскресенье он пришел под вечер и, как всегда, с цветами. Пригласив его в гостиную, Мария ушла на кухню, а Галя тут же пошепталась с гостем. Затем она быстро собралась и, пожелав ему удачи, сбежала из дому.
– О чем вы тут шептались? – поинтересовалась Мария, появившись в гостиной с подносом, на котором дымились чашки с ароматным цейлонским чаем.
– Машенька, Галя сказала, что ты согласна выслушать мою исповедь, – виновато улыбаясь, сказал Аркадий.
– Вот противная девчонка, ну, я ей покажу, – погрозилась Мария и продолжала: – Да только зачем это? Мне Варвара Николаевна все рассказала. Сын испугался материнского проклятья и позорно сбежал от любимой женщины…
– В том-то и дело, что все было напротив!
– Что-то не очень верится, но хочется поверить, как тогда в Чжалантуне.
– Тогда приготовься слушать… Машенька, я знаю почему ты во мне разуверилась и кто в этом повинен, но об этом позже…
Аркадий начал с того, как он, оставив Марию, вернулся в Харбин и сразился с матерью.
– Нет, я не испугался материнского проклятья, хотя это дело мало кому понравится. Я твердо сказал матери, что уже выбрал свою судьбу, и если она не примет невестку, то покину родительский дом.
Радецкий продолжал свой рассказ, а Мария ломала руки и время от времени промокала платочком уголки глаз.
…Его мать, Олимпиада Ефремовна, то выходила из себя, то умоляла сына посмотреть на Ангелину хотя бы в церкви, но он с возмущением отвергнул избранницу матери и по совету отца уехал в Мукден к своему дяде, Радецкому Олегу Владимировичу. Оттуда он немедленно отправил Марии телеграмму, в которой было отписано следующее: «Порвал с матерью, ищу работу и квартиру в Мукдене. Никуда не девайся, скоро приеду за тобой. Аркадий».
Его дядя, Олег Владимирович, помог племяннику довольно скоро устроиться на работу и снять квартиру, и уже через две недели Аркадий вернулся в Чжалантунь. Тетка, тут же сообразив, что ее обман вот-вот раскроется, призналась племяннику, что скрыла от Марии его телеграмму, зато показала ей письмо от его матери.
Узнав о том, что Мария будто бы вернулась у мужу, Радецкий в этот же день разыскал квартиру Ли Чжусена, и ему открыла пожилая китаянка. Узнав о том, кого разыскивает русский мужчина, китаянка возмущенно залопотала: «Малия ходи русска люди! Малия нету!»
В этом месте рассказа Мария не выдержала и расплакалась…
– Эта гад-дина Лу теб-бя обман-нула, – давясь слезами, сказала Мария и продолжала: – Я вернулась к Ли Чжусену и жила с этим стариком еще два года! А потом, когда он запродал собственную дочь, сбежала от него в этот город.
Мария долго плакала, а Аркадий ее успокаивал. Когда ее лицо опухло от слез, она встала из-за стола и ушла умываться. Он ждал ее очень долго и даже забеспокоился, что с нею. Но она пришла и ровным голосом попросила его рассказывать дальше.
…То, что сообщила ему китаянка, не вызвало у него никаких подозрений, и когда он вернулся к тетке, они стали гадать, куда могла подеваться Мария. Теперь Варвара Николаевна сама расстроилась не на шутку и со слезами на глазах просила прощения у племянника. Наконец им пришло в голову, что Мария могла уехать туда, где прошли ее детство и девические годы, и Аркадий побывал как в Лундогоу, так и на станции Яблоня. Не найдя ее следов и там, он вспомнил о том,  что она рассказывала о своих подружках-конвентках, и, вернувшись в Харбин, повстречался с Наденькой Соловьевой. Но Мария будто провалилась сквозь землю…
Аркадий наговорил матери кучу дерзостей и, вернувшись в Мукден, приступил к работе. Он продолжал разыскивать Марию целый год, обращался  в японскую военную миссию, но ее искали не там, где нужно. А если бы искали, где нужно, то все равно бы не нашли среди неисчислимых китайцев.
Через два года Радецкий женился на Ольге, работавшей в ресторане в качестве «дансинг-гёрл». Женился просто так – не по любви и не по расчету, а назло всем и себе. Они прожили всего полгода и без скандала разошлись.
В 1944 году Аркадий получил письмо от матери, в котором она сообщала о том, что японцы арестовали отца. Он немедленно вернулся домой и обивал пороги японских учреждений до тех пор, пока им не прислали то, что осталось от отца – урну с его прахом…
Японцы расправились с отцом за симпатии к большевикам, хотя тот не любил большевиков. Он просто был русским патриотом и, не скрывая своих чувств, радовался победам русского народа во второй мировой войне…
Мать не вынесла горя. Первый приступ инфаркта миокарда случился после Рождества 1945 года. Последний пришел в феврале года текущего. После смерти матери единственным родным человеком осталась сестра Зинаида, и Аркадий переехал в этот город. Он закончил свой рассказ, но прошло еще немало времени, пока Мария отрешилась от тяжких дум и начала говорить…
– Аркаша, и все-таки это ты виноват в том, что мы потеряли друг друга. Ты не должен был оставлять меня у своей ненадежной тетки, которая вскоре же выгнала меня из дому. Сам посуди, куда могла пойти с ребенком на руках растерявшаяся молодая женщина? Мне было всего двадцать два года, по существу, еще глупая девчонка. Раз ты думал о нашем будущем, ты должен был вырвать меня из рук китайцев и увезти с собой. Нет, не к своей матери, а куда угодно, и помочь зацепиться за новую жизнь. Я так тебя просила не оставлять меня одну; я плакала, словно предчувствовала беду. Но ты не внял моим мольбам…
Радецкий слушал и не пытался хоть как-то возразить. Он хорошо понимал Марию и тоже винил себя за то, что положился на тетку, которая явно не одобряла их отношения.
– Машенька, но ты согласна с тем, что я тебя не предавал?
– Да, Аркашенька, я с этим согласна. Кстати, скажи мне, твоя мама не прокляла тебя за ослушание?
– Нет…
– А вот меня кто-то проклял… Только не знаю, за какие грехи. Меня все время преследуют несчастья – они идут за мной по пятам, и я уже не в ладах с Господом Богом. Порою мне кажется, что он очень жестокий или его нет совсем…
– Машенька, так ты не держишь на меня зла?
– Нет, не держу, я верю всему, что ты рассказал. Но мне кажется, что мы уже не сможем вновь обрести то, что потеряли. И все же ты приходи, мне будет приятно тебя видеть.
Перед уходом Радецкий сказал, что Зинаида нашла для неё работу преподавателя русского языка в китайской школе, и Мария с радостью согласилась на нее пойти…

            *  *  *

Сердечко Марии постепенно оттаивало, и Аркадий это замечал. Однажды он особенно порадовался тому, что она к его приходу подчернила брови и накрасила губы.
– Машенька, ты ждешь гостей? – поинтересовался он.
– Нет, Аркаша, я никого не жду. А тебе не кажется, что я могла это сделать ради тебя?
– Значит, у меня есть надежда?
– Люди говорят, что все в руках Господа, хотя я не очень-то этому верю.
– Машенька, ты все еще сердишься на Бога?
– В последнее время сержусь меньше, – заметила, улыбаясь, Мария.
– А когда сердишься, считаешь, что он есть?
– А ты сможешь это доказать? – запальчиво спросила она, давая понять, что хочет поговорить на эту тему.
– Доказать трудно, но сама посуди… Вот человек живет, а потом умирает, несмотря на то, что он этого не хочет. Разве это не означает, что над ним кто-то властен?
– Может быть, что-то?
– Что-то – это мертвый камень или кусок железа. Неживое не может что-то сотворить, а живое может. Даже муравей может. Тем более, может человек, и, тем более, может Бог… Между этими субъектами разница в степени разумности, поэтому у них различные степени возможностей. Бог может все, потому что это разумность в степени бесконечность.
– Аркашенька, твоя логика неумолима, но ты зря старался. Не так давно я говела и покаялась в своих грехах. Так что не принимай всерьез сказанное мною о Боге.
– Мне остается только порадоваться этому!
…Вскоре же после того Мария пригласила Радецкого на свой день рождения и позволила ему поцеловать свою щечку.
Но Аркадию показалось этого мало, и он сказал:
– Я буду самым счастливым человеком, когда ты позволишь мне прикоснуться к своим устам.
– Вы только подумайте, какой он хитренький! – кокетничая, заметила Мария и погрозила ему пальцем.
– Ничего, дядя Аркадий, у вас с мамой все еще впереди. Как говорят, какие ваши годы! – тут же влезла Галя, стремившаяся во что бы то ни стало примирить между собой маму и дядю Аркадия, – она использовала для этого каждый удобный случай.
– Прочь, негодница! Вот я тебе задам! – сердилась Мария, ничуть не сердясь.
Они замечательно провели время, и в этот день Радецкий возвращался домой, как на крыльях. В последнее время Мария стала неузнаваемой; она помолодела и похорошела. Она ожила и увлеченно рассказывала ему о своей работе в школе; о том, с каким уважением относятся к ней китайцы, как учителя, так и ученики; и ее глаза радостно блестели, как тогда – в Чжалантуне…

      * *  *

На дворе стоял октябрь, но было солнечно и тепло, как летом. В этот день Мария вернулась из школы раньше, чем обычно, и убиралась по дому. Вдруг громко звякнула железная щеколда на калитке, и она услышала, как кто-то бежит во дворе. Бросив веник на пол, Мария вышла на веранду, и ей бросилось в глаза бледное, как полотно, лицо Саши Минкина…
– Тетя Маша… Мы шли из школы, как вдруг остановилась черная машина… и из нее выскочили  китайцы, – голос у мальчика срывался, и его глаза готовы были выскочить из «орбит».
– Сашенька, да что же ты замолчал? Где Галя? – закричала Мария и схватила его за плечи.
– Они… они увезли ее!
– О, Боже, за  что ты меня не любишь? – заплакала Мария. Забыв поправить волосы, в чем была, она выскочила из дому и помчалась стремглав на Пушкинскую улицу…
Радецкий еще спал после ночной смены, но когда Зинаида сказала ему, что прибежала Мария, он сразу же вышел к ней.
– Аркашенька, только что похитили Галю! Родной ты мой, сделай что-нибудь! – захлебываясь слезами, провыла Мария и тут же рухнула на пол…

                Продолжение в книге, которая ждёт своего издателя…