Была любовь..

Обычно я стараюсь избегать такого рода мероприятия, когда собираются все многочисленные родственники, некоторые так изменились с предыдущей свадьбы либо другого «печального»  мероприятия, что приходиться напрягать память, прежде чем спросить: « Ну, а как там ваш Славик(или Юрик), поступил ли в институт? Как, уже закончил? Ну надо же, как летит время!
Помимо любимых родственников обязательно присутствуют почетные гости. Хозяева торжества непременно окружают их вселенской заботой и вниманием. После короткого разъяснения, по какому поводу собственно мы здесь собрались,   начинают долго и однообразно чествовать юбиляра. Обычно вспоминают его или её заслуги перед обществом, семьей и далее по списку. Слово предоставляется родителям, детям, братьям, сестрам. Коллег по работе уже никто не слушает, так как наслушались за долгие годы совместной трудовой деятельности. И даже очередной чайный сервиз не может исправить положение.
 После пятого или шестого поздравления, читай рюмки, начинают петь, декламировать стихи, которые кочуют от юбилея к юбилею, но непременно посвящены юбиляру и написаны в ночь перед торжеством на голодный желудок.
Танцы достойны отдельного упоминания. Создается впечатление, что спиртное способствует пробуждению чувств и африканских страстей, ибо отдельные телодвижения разгоряченных танцоров небезопасны для окружающих.
Всему есть предел. После танцев и ответной, благодарственной речи юбиляра, который торжественно клялся жить дальше как то по – другому. Правда, как? Так внятно и не прозвучало. Да все равно, никто уже  ничего и не слышал. Юбиляр то и дело говорил «пистилетие» вместо пятидесятилетия. Видимо так короче.  Я заскучал и уже мысленно разрабатывал план, как незаметно уйти не прощаясь, но к сожалению, мое местоположение за столом не позволяло  беспрепятственно покинуть дорогих родственников и прочих официальных и полуофициальных лиц. 
 Вечеринка достигла своего апогея, перевалив ту часть, когда уже никто не следит за общей нитью разговора. Мое внимание привлекала пара средних лет. Это и были те самые, что ни наесть официальные лица. Бывшие коллеги по цеху, которым повезло вырваться из маленького уютного города и попробовать свои силы в столице.  Он подтянутый, с посеребренными висками и волевым точеным подбородком, нервно курил. Изредка посматривал  на свою супругу, женщину неопределенных лет с потухшими, уставшими от жизненных невзгод и немного разгоряченными,  вином глазами. Чувствовалась некоторая напряженность отношений, отстраненность. А мажет равнодушие? Хотя…
 Он по-прежнему красив той привлекательной мужской красотой, которая не исчезает с годами, притягивает женщин своей силой и умом. Чиновник средней руки, отточивший  мозг в аппаратных играх, знающий что сказать и когда сказать, он бросал короткие фразы, смешно шутил. Даже в этой разношерстной компании незаметно вел свою партию, руководил, скорее по привычке. В ней чувствовалась былая, увядающая красота. Стать. Поворот головы, жест. Наверняка - одна карьера на двоих, жертвы, ущемленное самолюбие.   Разные люди.
В этот момент гости заговорили о любви, о сердечных переживаниях. И наша грустная дама вдруг оживила.  Глаза загорелись и просветлели. Она устремила взгляд куда-то вдаль и без вступления начала свой монолог. Люди, не обращающие на нее никакого внимания, вдруг замолчали.  Перестали жевать и смеяться. Словно  поняли, что это есть что-то важное, идущее из глубины - от сердца. Она говорила осторожно, долго подбирая слова, будто  боялась вспугнуть нахлынувшие воспоминание. Фразы -  капли отдавались эхом в притихшем зале.
- Любовь, да была ли она? Что это? Не знаю. Я помню себя бедной студенткой, живущей в убогом общежитии. Белое ситцевое платьице, лайковые туфли. Полуголодное существование. Но вечная радость ожидание встречи с любимым. Ночь. Я спала. Стук в дверь и крик:
- К телефону!
Сердце пронзила боль. Это он! Босая, бросилась на первый этаж. Сердце колотилось, готовое вырваться из груди. Услышать его голос, только голос, какое счастье! Глухие звуки из трубки и лишь слова:
- Мой эшелон на станции, приходи.
Гудки. Трубка в руках. Оцепенение. Что делать? Бежать переодеваться. Одеваю туфли, накидываю кофту и бегу на станцию. Ночь отступает, брезжит рассвет.  Свежий ветер треплет волосы. На губах солоноватых вкус слез. Они непрерывно катятся, их нельзя остановить. Смахиваю платком, но они проступают вновь. Глупая, я ведь увижу его, прижмусь к нему, подержу его за руку. Рука большая, горячая. Моя ладонь полностью прячется в ней.
Вот показалась станция. Мост. Серое предутреннее небо.
- Помнишь наш  мост, спросила она, обращаясь в пустоту.
- Помнишь?
Он вздрогнул, сигарета дымила. Поднял тяжелую голову. Молчал и смотрел на нее. Пауза.  Они были в своих воспоминаниях. Отступили годы, ссоры, усталость и тупая боль. Все ушло. Глаза вновь ожили, потеплели, сердце застучало чаще.   Что-то изменилось.  Быть может, мне это только показалось? Гости молчали, слушали, ждали продолжения.
И она заговорила вновь, улыбаясь своему видению, своему звенящему мигу красоты человеческих отношений.  Всякое было в жизни, но такое забыть нельзя, как нельзя забыть той щемящей душу радости единения душ и сердец.
- Навстречу шли люди. Они растерянно спрашивали что-то у меня, но я проходила мимо, ничего не видя. Я шла к нашему мосту. Сколько раз я позже приходила сюда, чтобы испытать вновь то, что испытала в то раннее утро. Но тщетно. Лишь пустота.
- Огромный железнодорожный мост на фоне серого утреннего неба, ветер и солоноватый вкус слез на губах. Я бы отдала много, чтобы вернуться туда хоть на миг.
На путях стоял воинский эшелон. Спускаюсь по лестнице. Бесчисленное количество ступенек, каждая из них отпечаталась в моей памяти. Их тридцать шесть. Бегу не чувствую усталости, лишь надежда увидеть его, прикоснуться. Я почти на земле, и в этот момент, грохоча сотнями колес, из-за поворота  выкатывается гигантская змея состава.
- Ты помнишь, сколько в нем было вагонов? Ты помнишь?
- Шестьдесят! 
Глухо ответил он. Он ведь тоже помнил этот грохочущий поезд, который отделил его от самой любимой и желанной женщины на свете, ради встречи с которой он преодолел тысячи километров. Судьба подарила ему радость короткой встречи. И  этот поезд разделил их. Он ловил ее взглядом. Она ловила его. Он что-то кричал. Она отвечала ему, размахивая руками. Шестьдесят грохочущих чудовищ пронеслось между ними. И когда последний вагон  отгрохотал, ей овладело оцепенение. Слишком много сил и чувств  отдала за эти несколько часов. Он стоял и смотрел. Из больших серых глаз текли слезы. Он не стыдился их, пожалуй, единственный раз в жизни. На мосту собрались люди. Они смотрели и понимали, что видят любовь на земле. Вот оно самое прекрасное и чистое чувство. Все замерли. Солдаты высыпали из вагонов.  Каждый переживал эту встречу по-своему. Тишина оглушила, заполнила все вокруг.
- Я побежала, ноги не слушались. Они словно стали ватными. Мы встретились и обнялись. И вместо того, чтобы радоваться и смеяться я плакала в объятиях самого дорогого человека. Плакала и чувствовала, что он разжимает мою руку, пытается что-то вложить в нее. И в этот момент прозвучала команда:
- По вагонам!
Состав вздрогнул. Солдаты начали запрыгивать в вагоны. Он что-то говорил. Я ничего не слышала и не понимала. Он целовал мои мокрые глаза и оглядывался на эшелон, который проходил мимо. И в этот момент я поняла, что сейчас он уедет, и я его не увижу больше никогда. Он оторвался от меня и побежал к  вагону. Он бежал и оглядывался, вскочил на подножку вагона и что-то прокричал. И лишь когда состав прогрохотал, я разжала руку. В ней была маленькая, сделанная из капельницы ручка. «Пиши!»  Вот, что он кричал. И только тогда я пришла  в себя, будто стряхнула сон. Люди стояли и смотрели на меня.
Голос ее осекся. Она взяла стакан и сделала несколько больших глотков. Она замолчала также внезапно, как и начала говорить. У меня перед глазами пронеслась эта маленькая картина из чужой жизни. Я увидел мост, воинский эшелон, грохочущие вагоны, отделяющие двух влюбленных, взоры прохожих, которые в этот момент забыли обо всех земных проблемах. Они смотрели и ощущали близость и душевное волнение, которое дает человеку лишь такое сильное чувство как любовь. Быть может, им оно было не ведомо, и они просто смотрели  и завидовали тем, кто заболел этой самой болезнью, которая делает человека лучше и чище.  Какой рассудок, если сердце рвется из груди. Это и есть счастье.
Она замолчала. И снова стала той отстраненной, грустной дамой. Огонь потух в глазах. Он снова закурил.
Странная штука жизнь. Человек влюбляется, чтобы разлюбить, чтобы устать друг от друга. И лишь единицы способны пронести это чувство через годы и трудности. Все приходят к своему  концу. Пусть будет пустота и боль, но в их жизни была искра, она и по сей день способна зажечь глаза, заставить сердце биться. Пусть это просто память, а может это еще не остывшее в глубине души чувство.
Гости покивали,  выпили за здоровье юбиляра и откланялись. Пошел и я, унося с собой чужую историю любви.