Ребёнок не любит есть...

В 10 утра в кабинет заходит мамаша с ребёнком. Мальчику на вид лет шесть, а вес, наверняка, не больше пятнадцати кило.
Дитяти, дословно, бледное и прозрачное. Носик красный от "вечного" катара, тоненькие косточки обтянула желтоватая кожица, больше похожая на пергаментную, глазищи огромные, блестящие, перепуганные. Зато одежда на загляденье, модная, дорогая: кожаная курточка, лайкровый свитерочек, брючки из тоненькой шерсти, лакированные туфельки на тоненькой подошве. А на улице мороз и снег.
Смотрю и не верю своим глазам, то ли я ненормальная, сижу в кабинете в шерстяных носках и меховых тапках, то ли у мамаши не все дома, но стараюсь делать вид, что совсем ослепла. Диагноз ставить даже не надо и так всё понятно.
При всем при этом мамаша в элегантном меховом полушубке с капюшоном, тёплых, на толстой подошве, сапогах, мохеровом свитере и длинной юбке из плотной шерсти. О бриллиантах не говорю, они даже в ноздрях.
Молчу. Жду, пока усядется на стул и что-нибудь умное изречёт.
- Мы всё время болеем, - объявляет она, - у нас аллергия на всё, круглый год на антибиотиках, только время от времени их меняем. Вот пришли к Вам. Может Вы чем-то поможете.
- Сколько ребёнку лет?
- Девять.
Упс!
- А сколько весит ребёнок?
- Вот в том-то и дело, доктор! Мой ребёнок не любит есть! Это с самого рождения!
- Простите?!
Смотрит на меня, как на дурочку, а я действительно не понимаю, как это ребёнок может не любить есть.
Лицо мамаши становится скучным, разочарованным. Она готова встать и уйти, но упрямство не пускает. Решила выяснить, что я вообще тут делаю.
- Вы понимаете, о чём я говорю? - спрашивает она.
- Нет, - честно мотаю из стороны в сторону головой. - Объясните?
Она раздражённо поджимает красиво татуированные губы, но успевает взять себя в руки, чтобы не повысить голос.
- Мой ребёнок постоянно болеет. Он...
- Это я поняла, - нахально перебиваю её. - Я не поняла про еду. Что значит, "ребёнок не любит есть"?
Мамаша поглядывает на сына, ерошит ему волосы, а у меня в голове крутится старая песня советских времён: "детский лагерь Саласпилс, кто увидит, не забудет, в мире нет страшней могил, здесь когда-то лагерь был, лагерь смерти Саласпилс...".
- Ну, как Вам сказать?
- Как есть. Что сегодня ел ребёнок?
- Кусочек чёрного хлеба с маслом и ветчиной, чай из розовых лепестков и батончик "Сникерса".
- И всё?
- Да - уверенно кивает мамаша.
- А вчера? - стараюсь оставаться равнодушной.
- О! Вчера мы много съели, да, сынок? - мамаша снова ерошит сыну волосы, тот выворачивается из-под руки. - С утра он съел полтора кусочка хлеба, ломтик ветчины и ломтик сыра, а на обед овощной суп, две варёные картошки с растительным маслом и половинку сосиски.
- А овощной суп, это что? - спрашиваю.
- То есть? - не понимает она.
- Как Вы его готовите? Может и я такой бы сварила, - улыбаюсь ей, едва сдерживая заклокотавшие эмоции.
- Ну, вода, морковка и цветная капуста. Без соли. Говорят, что соль это белая смерть, - назидательно кивает мне мамаша.
- Извините, - уточняю, - морковка и капуста, сваренные в воде без соли и прочего, это суп?
- Да, - раздражённо кивает она - А что это по-вашему?!
Медленно выдыхаю, опустив глаза.
- Скажите, а в ресторане Вы с ребёнком бываете?
- Очень редко, - отвечает откровенно зло. - Я вообще не понимаю, что за вопросы Вы задаёте?! К чему всё это? Не можете нам помочь, так сразу и скажите! Нечего мне голову морочить чёрт знает чем! У меня нет времени выслушивать подобные глупости!
На крик жены заходит папаша: крепкий мужик лет тридцати.
- Можно? - спрашивает, киваю в ответ, показываю на стул. - Я отец ребёнка. Что случилось, дорогая? Почему ты повышаешь голос?
- Да тут какие-то дурные вопросы задают! Я и возмущаюсь!
Мужчина вопросительно смотрит на меня.
- Я пытаюсь выяснить у мамы мальчика о его питании. Спросила об овощном супе, который ел вчера сын.
Брови мужчины прыгают выше и тут же хмурятся. Выжидающе смотрит на меня, молчит.
- Скажите, а Вы ели этот суп сами? - смотрю на мамашу.
- Нет, конечно, - пожимает она плечами. - Сын находится под наблюдением диетолога и питается так, как предписывает ему врач. А что?
- Ничего, - пожимаю плечами. - Скажите, а у Вашего диетолога есть дети?
- А какое это имеет значение? - вспыхивает снова женщина.
- Мне интересно, если у диетолога есть свои дети, кормит ли она или он своих детей тем же самым, что предлагает Вашему сыну? И ещё, уважаемые родители, если Вы хотите, чтобы я помогла Вашему сыну, давайте сделаем так. В течении ближайшего месяца вы будете есть только то, что ест Ваш сын, и ровно столько, сколько ест он, а он будет есть то, что едите обычно вы. Через месяц приходите, тогда поговорим. Всего доброго, - красноречиво смотрю на них.
Мамаша яростно зыркает на мужа, раздражённо встает и выходит, утаскивая за руку бледное дитяти. Мужчина остается сидеть. Вопросительно смотрю на него.
- Сколько я Вам должен?
- Нисколько.
- Почему? Я столько о Вас слышал и полностью уверен, что Вы не просто так всё это сказали. Скажите мне правду, дело настолько плохо, что Вы не хотите браться за малыша?
Внимательно на него смотрю, думаю, потом спрашиваю:
- Вам правду или красиво?
В глазах растерянность и следом решимость.
- Правду! - уверенно говорит он вдруг охрипшим голосом.
- Вам она не понравится, - предупреждаю.
- Я хочу знать, что происходит с моим единственным сыном, - хмуро говорит он.
- Хорошо, - киваю. - Вы заморили ребёнка голодом всеми этими диетами и прочей ерундой. У мальчика полное истощение организма, почти на нуле иммунитет. У организма нет сил бороться с самой простой простудой. Это раз. Второе, организм ребёнка хронически глубоко переохлаждён. Обратите внимание, как он у Вас одет. Вам что, денег жаль купить ему качественные тёплые вещи? И третье, он серьёзно отравлен лекарственными препаратами, которые Вы в него "пакуете" на радость фармакологии. Радует только то, что генетика у ребёнка настолько сильная, что до сих пор ещё борется за существование. Пока Вы с супругой не поймёте, что Вы даёте молодому растущему организму своими диетами от диетолога и как он должен питаться на самом деле, толку от моей помощи не будет. У мальчика уже прогрессивная стадия рахитизма и боюсь, что восстановить его организм будет чрезвычайно трудно.
- Это всё жена. Это она с самого первого дня беременности на диетах, пока не родила. Сын тоже с рождения на диете.
- Не валите всё на жену. Вы мужчина, в конце концов. Подпрыгните на месте, что ли, чтобы спасти своего сына.
- Спасибо. Вы мне очень помогли.
Встаёт и уходит, оставив на столе деньги.

Через три месяца в 10 утра в кабинет заходят опять они же: цветущий муж, весёлый мальчишка с огромным букетом роз, поправившийся на несколько килограммов, и бледно-зелёная мама, с огромными, блестящими голодом глазами.
Закусываю губу, опускаю глаза, чтобы не расхохотаться.
- Здравствуйте, Вы нас помните? - улыбается он. - Мы пришли Вас поблагодарить. Вы нам очень помогли.
- Спасибо, тётя доктор! - весело скачет ко мне мальчишка. - Мы с папой купили Вам розы! Вы с ними похожи!
И осторожно кладёт букет на стол.
- Мы с нашей мамой поменялись диетами, - объясняет мужчина. - Она три месяца ест только то, что должен был есть наш сын, а мы с сыном питаемся, как мужчины. Так, сынок?!
- Да! - скачет мальчишка. - Мужчины едят мясо и рыбу! А женщины варёную морковку с капустой. Это они должны быть худыми и бледными, как больные аристократки! Это папа так сказал!
Удивлённо смотрю на них.
- Мы хотели бы спросить Вас, доктор, как Вы думаете, может быть продлить диету нашей мамы на девять лет, как она это сделала с сыном? - делает серьёзный вид мужчина, поглядывая на жену.
Качаю головой:
- Нет, господа. Не будьте так жестоки к вашей любимой женщине. Она ведь хотела, как лучше.
- А получилось, как всегда, - тихо добавила мамаша. - Извините, доктор, я была не права. Я всё поняла. Спасибо Вам. Вы меня вылечили от моей дурости. Я чуть не убила собственного сына...

Они уезжают, а я смотрю вслед машине и тихо улыбаюсь, нюхая алые розы. Хорошо, что хорошо заканчивается и мужчина у неё, действительно, мудрый и по-настоящему любит свою семью. Теперь они будут счастливы. В этом я уверена.