***

Хуже смерти


Тонкий, едва зарождающийся луч света, неуверенно и робко прорезал сырую мглу тюремной камеры… Даже нет, не прорезал, а скорее, попробовал это сделать. Он то погасал, то снова появлялся, как будто играя в прятки с двумя заключёнными, что находились в камере. И, если одному из них не было никакого дела до этой игры, то второй следил за ней с жадностью голодного человека. Первого звали Венд, второго – Колу.
- Боже мой, уже рассветает. Смотри, смотри же… - Колу указывал своему сокамернику на луч света, пробивающийся через узкое зарешёченное окошко. – Как быстро… как быстро прошла ночь. Невероятно быстро! Ты слышишь? Уже рассветает!
В голосе Колу, однако, не было радостного восторга – в его голосе звучало отчаяние.
Венд медленно повернул голову и посмотрел на окошко с равнодушной тоской. Мохнатые брови нахмурились.
- Заткнись, - пробурчал он, принимая прежнюю позу.
Он сидел на деревянных нарах, сгорбившись, словно усталый старик, и уставившись в тёмный дальний угол.
- Ну, уж нет! – Колу аж взвизгнул от истерического возмущения. – Примерно через час я буду казнён, а потому хочу говорить и делать, что мне заблагорассудится.
Желваки на скулах Венда вздулись, а затем медленно опали. Он заговорил всё тем же равнодушным голосом, каким иногда ворчат старики:
- Как знаешь.
Подобное равнодушие ещё больше разозлило Колу. Его молодые влажные глаза вспыхнули огнём.
- Да, не хрена я не знаю, и знать не хочу! Я умру!.. Боже мой, я умру! Даже страшно подумать об этом.
Громкий крик юноши перешёл на жалкие всхлипывания.
Венд медленно повернул голову и уставился своим цепким колючим взглядом на Колу.
- Ты умираешь за правду – это должно тебя утешить. – В его голосе послышались нотки презрения.
- Да какая разница, - Колу заорал во всю силу своих лёгких. Его крик, словно перепуганная птица, затрепетал, отражаясь от сырых, мрачных стен тюремной камеры. – Какая разница умру я за правду или за ложь, смерть от этого не перестанет быть смертью. Смертью! Ты понимаешь?
Губы Венда тронула едва заметная презрительная усмешка.
- По-твоему, лучше умереть как собака? – Его голос всё так же равнодушно-ворчлив.
Колу стремительно подскочил к своему старшему сокамернику и крикнул ему в лицо:
- По-моему, лучше совсем не умирать!
Желваки снова напряглись  на скулах Венда, однако, голос его не изменился. Лишь по-новому зазвучали в нём насмешливые нотки.
- Уж не собирался ли ты жить вечно?
Вопрос был риторическим, тем не менее, Колу не мог не ответить на него.
- А почему бы и нет?! Я, что, не достоин вечности?
С минуту они смотрели друг на друга, словно вели поединок глазами. Один молодой, нервный, полный безнадёжного отчаянья, другой зрелый, сдержанный, с равнодушно-презрительным взглядом.
- Заткнись. – Наконец произнёс Венд, отворачиваясь.
Колу возмутило подобное, демонстративное неуважение к его словам и, главное, к его чувствам. Он так же стремительно выскочил на середину камеры и заговорил быстро и громко, при этом нелепо и театрально размахивая руками.
- Я не могу! Не могу! Если я замолчу – я оглохну, сойду с ума от этой тишины… Я сойду с ума от твоего молчания. Тебе, что, всё равно умрёшь ты или нет?
Венд вдруг вздрогнул, резко поднял тяжёлый пронзительный взгляд на Колу. Желваки заиграли на его скулах, сильное тело напряглось.
- Теперь-то какая разница, всё равно мне или не всё равно? – Венд старался говорить спокойно, но в его голосе чувствовалась злость. –  Самое меньшее -  через час я буду казнён. Моё мнение здесь ничего не изменит.
Почувствовав внимание со стороны сокамерника, Колу ещё оживлённее стал говорить, ещё отчаяние стал жестикулировать.
- И ты так спокоен? Уж не смирился ли ты? Я не понимаю, почему мы не можем бежать или сделать что-то ещё? Я не хочу умирать по глупости…
- Раньше ты говорил по-другому, - резко перебил его Венд.
Эти слова возмутили юношу.
- Раньше? Раньше ты уверял меня, что у нас всё получится, что это благое дело, что нас не поймают… И, что? Я должен умереть! Из-за тебя!!! Ты виноват…
Он не успел договорить. Холодный и резкий голос Венда накрыл его, заставляя замереть сердце от страха.
- Заткнись! Иначе, ты умрёшь на много раньше, чем предполагают судьи.
Колу сразу стих, сгорбился. Мгновение растеряно и виновато стоял на середине комнаты, а затем неуклюже, шаркающей походкой снова подошёл к окну. Он долго смотрел на него снизу вверх, потом пододвинул стол, забрался на него  и, вцепившись в прутья решётки, выглянул наружу.
- Боже мой, какой рассвет! – После продолжительного молчания заговорил Колу. – Какой рассвет! Никогда не видел такой красоты.
На его глазах навернулись слёзы.
- Рассвет такой же, как и всегда. – Устало проворчал Венд. – Не дрых бы по утрам – заметил бы раньше.
- Раньше… - Колу грустно усмехнулся. – Раньше я не замечал этого. Не понимал, что жизнь так прекрасна. Мне это и в голову не приходило. Я просто жил.
Венд повернул голову и уставился в спину юноше.
- И вовсе ты не жил, а так… существовал. Скажи спасибо, что хоть сейчас понял. Многим и этого не дано. Что жили, что умерли – никакой разницы.
Колу резко обернулся. Глаза сокамерников встретились.
- Да ты у нас ещё и философ. – Колу попытался уязвить Венда – Вот уж никогда бы не подумал.
- А ты умеешь думать? – Ответ был дан с равнодушным презрением. – Ты просуществовал безликим, как растение. Радуйся,  что хотя бы умрёшь, как человек!
Колу стремительно соскочил со стола.
- А я согласен жить как растение, лишь бы жить. Плевал я на человека! Мне нравилась моя жизнь!!!
Венд медленно и тяжело поднялся. Роста они были одинакового, но Венд был намного крупнее своего юного собрата по несчастью.
- Какого чёрта ты тогда увязался за нами? Чем тебе помешал герцог? У нас, чтобы убить его, были основания, а у тебя, богатенького и изнеженного, они были? Вряд ли. Просто хотелось поиграть в героя.
- Я хотел правды! – Закричал Колу.
- Заткнись! В твоих устах это звучит кощунством!
Колу медленно попятился назад и наткнулся на стол.
- А-а! Так значит ты у нас святой, мученик, а я так – мошка надоедливая! Да, чёрта с два!!! Никакой ты не святой! Ты убийца, наёмник! И нечего разыгрывать из себя борца за справедливость. Ты хотел убить герцога, потому что тебе за это заплатили.
Колу ждал удара, мысленно готовился к нему, и всё равно пропустил. Он тяжело тряс головой, пытаясь унять гул в ушах, и потирал ушибленную челюсть. Слова Венда донеслись до него, словно из далека.
- Если тебя это утешит, пусть будет так. Но только заткнись. Последние минуты своей жизни я хочу провести в тишине. Мне не по душе твоё общество.
А солнечный луч всё ярче и смелее проникал в камеру, разгоняя затхлую, сырую мглу. Он призывал к жизни и счастью, словно не понимая, куда попал.
Колу сидел под этим лучом, ухватившись за голову и раскачиваясь из стороны в сторону. Его жалкие причитания прерывались судорожными всхлипами.
- Это не правильно, не правильно… Так не должно быть… Венд, ты обещал мне…
Венд снова сидел на нарах, старчески сгорбившись, уткнувшись взглядом в тёмный дальний угол. Когда он заговорил, его голос был таким же равнодушно-ворчливым, как и раньше.
- Прекрати ныть.
Но Колу, словно не слышал его.
- Ты уже прожил жизнь, а я только начинаю… Я ещё ничего не успел сделать… А ведь мог бы очень многое…
Внезапно Венд вздрогнул от пришедшей ему в голову мысли.
- А знаешь, иногда жизнь может быть хуже смерти.
Взгляд Колу прояснился. Он удивлённо уставился на сокамерника.
- Что?
Венд тоскливо усмехнулся.
- Да, да, так оно и есть. Жизнь может быть хуже смерти, если она прожита в Лаки Локке.
Колу побледнел. Он знал, что такое Лаки Локке, и само это знание пугало его. Но Венд, словно насмехаясь над ним, продолжил.
- Лаки Локке – это рудник. Глубоко-глубоко под землёй, где вместо дневного света – тусклый свет факелов; где воздух такой спёртый, что лёгкие съёживаются, будто винные меха, из которых выкачали всё до капли; где вода на вес золота, а вместо награды – удары хлыста. Там год равен целой жизни… Лаки Локке – это адская работа, без права на отдых и еду. Это жизнь без жизни.
Колу стремительно вскочил. Солнечный луч врезался в его затылок и рассыпался, создавая вокруг головы некое подобие ореола.
- Всё равно, это лучше, чем смерть. Пока живёшь – можешь надеяться на лучшее. А когда ты мёртв – надеяться не на что.
Венд заговорил как раз в тот момент, когда за их дверью послышался гул шагов и металлический лязг ключей.
- Надеюсь, ты получишь то, что хочешь!
Его глаза сверкнули из-под мохнатых бровей.

Голос судьи, хриплый и сильный, врезался в волнующуюся городскую толпу. Каждое слово, будто удар кнута, щёлкало в мозгу приговорённых, и заставляло трепетать от волнения зрителей:
- … обвиняются в покушении на жизнь его высочества герцога и приговариваются: Венд из Боргейма по прозвищу Хмурый – казнь через повешение; Колу Госта из семьи Минисов – в виду особой милости герцога и заступничества семьи – казнь через повешенье заменяется пожизненными работами в Лаке Локке. Да свершится правосудие с милостью Божьей.
Ни герцог, ни судьи и ни тем более толпа, так и не поняли, почему засмеялся Венд из Боргейма по прозвищу Хмурый, и почему побледнел и задрожал Колу Госта из семьи Минисов. Не поняли они и последних слов, которые Венд крикнул своему товарищу:
- Вот ты и получил то, что хочешь. Надеюсь, тебе понравится жизнь растения…
Он продолжал смеяться, глядя, как уводят Колу и, чувствуя, как на его шее затягивается петля…