С гармонью по жизни

Сколько себя помню, в этот день всегда солнечная погода. Природа одаривает людей теплом, робкой весенней листвой и разноголосым пеньем птиц. В городских парках многолюдно, как-то торжественно и радостно. Пожалуй, от всего советского наследия остался лишь этот день, по-настоящему искренний и душевный. День, когда разобщенные бытом люди, наконец-то вспоминают, что они - есть единое целое. И эта Великая Победа с одинаковой силой трогает души седых ветеранов и безусых юнцов.
Гул толпы разрезала мелодия «Землянки». «Вьется в тесной печурке огонь \ На поленьях смола, как слеза…», играл седой ветеран. Пальцы виртуозно находили нужные аккорды, а сам музыкант где-то далеко, вероятно на пороге своей юности, опаленной войной. Златовласая девочка лет пяти, с букетом алых тюльпанов кружиться под звуки баяна «Полтава». «И поет мне в землянке гармонь \ Про улыбку твою и глаза..».
Закапал дождик. Публика постепенно стала расходиться, а баянист все играл и играл, не замечая теплого весеннего дождя. Мне захотелось расспросить этого человека о прошлом, об увлечении  музыкой, просто поговорить по душам.  Полковник в отставке Николай Александрович Мазаник, представился музыкант.
 Мы  проговорили несколько часов к ряду. Время пролетело, словно одно мгновение. Николай Александрович идет по жизни с песней и рядом с ним вот уже боле полувека верный товарищ – баян «Полтава». И в горести и в радости выручал старый друг.
- Родился я в 1922 году в деревне Равнополье бывшей Минской губернии, ныне Пуховичский  район. Относительно дня и месяца рождения сказать что-то определенное сложно. От матери узнал, что родился, когда на «болоте зацвели краски», так тогда говорили, привязывая день рождения к сельскохозяйственным работам или природным явлениям. Где-то в конце апреля - начале мая, болото за деревней покрывалось разноцветным ковром цветов.  Дни рождения в многодетной семье, а было нас девять детей, не праздновали. Не было такой моды. Детская память накрепко запечатлела один солнечный весенний день, когда к нам в хату пришел мой крестный отец, так сказала мама, и подарил мне несколько мелких монет на конфеты. Мне было вероятно 3 или 4 года. Бегал  босиком, без «порток» в одной рубахе. Я схватил в кулачек два серебряных кругляша и помчался в лавку Шепселя. Конфеты были тогда недосягаемой мечтой деревенской детворы. В лавке они лежали в деревянных ларях. Я робко подошел к высокому прилавку, и, встав на носочки, протянул деньги.   
- Куда же тебе насыпать конфет, спросил продавец. Я поднял подол рубахи, и заветные леденцы упали в объятья. Прижав конфеты к телу, припустил домой, не веря своему счастью.
С детства любил музыку. Где-то в пять лет стал играть на дедовских цимбалах. Но больше всего нравилась гармонь. С замиранием сердца следил за деревенскими гармонистами, старался сидеть рядом, запоминая мелодии. А первую гармонь немецкого строя прислал мне мой дядька из Ростова на Дону, когда мне было девять лет. Позже появилась хромка. Мелодии я подбирал на слух.
В Равнополье взрослые «вечеринки» проходили таким образом. Всегда был организатор, который уже имел определенную сумму денег. Гармонист играл, как правило, за денежное вознаграждение. Организатор вел гармониста домой, где они уговаривались на время и место «вечеринки», обговаривали сумму. Соглашение закреплялось стаканом водки или самогона.
Помню, что уже в 12 лет я стал деревенским гармонистом и ко мне пришел договариваться мужик по имени Михаил. Привел меня к себе домой. Выставил на стол бутылку мутного самогона, головку капусты и «краюху» хлеба. Михаил налил стакан самогона и протянул мне. Приятно почувствовать себя взрослым. Кураж. Лихо опрокинул стакан, закашлялся, закусывая капустным листом. Когда шли по деревне за гармонью, то водило из стороны в сторону. Мать увидела и со страхом в голосе сказала, чтобы шел домой.
- Мама, я не пьяный, только и смог сказать. Взял гармонь. Танцы были во дворе соседского дома. Лаяла собака. Деревенские девушки скромно стояли возле забора. Думаю, что играл я плохо. Танцоров было мало. Одним словом, вечер не удался. Раздосадованный я пошел домой. Положил гармонь и хотел идти на улицу. Но отец не позволил. Я стал перечить, тогда он схватил вожжи и изрядно мене поколотил. Я не чувствовал боли, пытался вывернуться из крепких отцовских рук.
 - Не пей боле, бил и приговаривал отец. А урок этот я усвоил на всю жизнь. Так с тех пор практически и не пил, разве что по большим праздникам бокал хорошего вина.
Помню, что жили бедно, хотя считались середняками. Дед всю жизнь работал поваром у помещика, а отец - помощником повара. В 20-30 годы отец обрабатывал небольшой земельный участок в 1.5 га и постоянно подрабатывал поваром в Руденской столовой. На лето его приглашали работать в пионерский лагерь, где и я играл на гармони. Мне ничего не платили, зато я мог проживать и питаться бесплатно. На лето в лагерь приезжали дети из 32 минской школы. К тому времени я окончил 7 классов Анятовской школы. Был достаточно развитым и любознательным подростком. Перечитал всю школьную библиотеку. Увлекался фотографией и имел фотоаппарат собственного изготовления. Фотографировал отца, братьев, односельчан. По рисункам в журнале собрал детекторный приемник. Мне было все интересно. Отец видел мой наклонности, мне казалось, даже поощрял детские «несерьезные забавы». На всю жизнь запомнил его слова:
« С голоду буду пухнуть, а хоть одного в люди выведу». И когда директор пионерского лагеря предложил продолжить учебу в восьмом классе, отец согласился и отправил меня в Минск. Жить предстояло у тетки. За проживание платили продуктами – мешок или два картошки.  Питался я за свой счет. Дома собирали посылку - кусочек масла, хлеб, давали 1-2 рубля на неделю. Тетка жила по адресу Толстого 16, а в школу приходилось ходить пешком на улицу Комсомольскую. Жил в крошечной комнате с двумя двоюродными братьями. Позже, снимал даже не комнату, а угол в бараке, где на ночь можно было разложить раскладушку. Ещё хозяйка разрешала подогреть на своем примусе чай.
Жилось тяжело. На завтрак, обед и ужин - хлеб, масло и чай. Выручала гармонь. Играл на школьных вечерах. Рядом со школой находился Клуб Строителей, где работал танцевальный кружок. Рабочая молодежь разучивала польку, лявониху и кадриль.  Меня пригласили играть на репетициях. Платили 60-70 копеек за вечер, дешевле никого не могли найти. Небольшие деньги, но они были существенным подспорьем. На мать и отца рассчитывать не приходилось. За мной было ещё семеро братьев и сестер.
 В восьмом классе меня, как лучшего гармониста школы, послали играть на белорусское радио.  Помню, что предварительно прослушал профессор Бессмертный, внес коррективы и в целом одобрил. Перед выступлением очень волновался, но гордость переполняла меня, ведь мою игру услышит вся страна. Исполнил «Тачанку» и «Полюшко-Поле».
 Интересная деталь: из 22-х учеников класса было 19 евреев, два белоруса и одна украинка. Еврейские семьи делали все возможное, чтобы дети получили среднее и высшее образование. Белорусские дети, как правило, получали лишь начальное, реже неполное среднее образование и шли работать.
Жили бедно, но дружно. До сих пор помню по фамилиям своих одноклассников. После войны приехал в разрушенный Минск и решил собрать своих школьных друзей. На встречу пришло лишь десять человек. Многих унесла война. 
В Анятовской школе обучение велось на белорусском языке. Первое время приходилось сложно. После первого диктанта, 100-120 слов, учитель русского языка и литературы Игнатович воскликнул: « Ребята, у нас появился чемпион. Сделал в диктанте 52 ошибки». Математику преподавал Тит Андреевич Зарубин. Он привил нам мальчишкам интерес к точным наукам.
В конце10 класса я устроился работать гармонистом в летний оздоровительный лагерь в Дроздах. Играл детям, меня кормили и немного платили.
С летним лагерем связана одна неприятная история.  Танцевальная площадка, где я играл, находилась рядом с берегом Свислочи. На волнах качались лодки. Сезон закончился, я собрался ехать в город. Один из лодочников предложил плыть в Минск на лодке. Легкий ветерок, волны, река, плеск весел и звук гармони. Как это прекрасно. Приплыли в район Комсомольского озера. Разложили костер. Один из лодочников попросил меня сбегать в магазин за папиросами. Когда я вернулся, то ни лодки, ни гармони на месте не было. Догорал костер, рядом лежал пустой футляр. Я подумал, что лодки скоро приплывут, и просидел на берегу несколько часов. Солнце клонилось к закату, подул свежий ветер. Заплакал навзрыд.  Своим детским наивным умом я не мог представить, что взрослые советские люди способны обмануть ребенка.  Это был серьезный удар. Ведь я лишился не просто инструмента, а своей кормилицы. Купить новую гармонь и не мечтал. Забросил на плечо пустой футляр и побрёл пешком на вокзал, слезы застилали глаза.
Конец 1939 года. Ощущалось, что Мир стоит на грани войны. Выходит закон о всеобщей воинской повинности и Минское пехотное училище объявляет дополнительный набор. Меня приняли. Два напряженных года обучения. Помимо военных дисциплин курсанты изучали общеобразовательные предметы. Светлое воспоминание – воскресенье, училище в полном составе в сопровождении духового оркестра выходит в город, печатая шаг. Горожане останавливаются, улыбаются, девушки машут платочками. Оркестр умолкает, и курсанты запевают строевую песню. Это был настоящий праздник.
Выпуск и лейтенантские погоны, а дальше была война и Карельский перешеек. Бои. Ранение в левую руку и ногу. Госпиталь в Ижевске. Там я взял в руки гармонь. Хоть в гипсе, через боль, но играл. Через два месяца опять на передовую. В составе Сибирских дивизий был направлен под Москву. А на передовой не было музыки. Человек  постоянно находится под гнетом смерти. Обостряется чувство самосохранения. Звук летящего снаряда. Взрыв, прямое попадание в пулеметный расчет моего взвода. Контузия.
В декабре 1942 года второе ранение. Попал в госпиталь в Иваново. Удивительно, 3-4 года назад, слушал передачу по «Русскому радио». Один из ветеранов вспоминал, что зимой 1942 года он лежал в госпитале города Иванова. В палату для тяжелораненых бойцов приходил лейтенант. Клал костыли, брал в руки гармонь и начинал играть.  Девушка-библиотекарь пела про «Синий платочек», про дом, про любимую, что ждет дома бойца. И на сердце становилось теплее, раны переставали болеть. В этом лейтенанте я узнал себя. Музыка врачевала израненные тела и души бойцов.
Настал день выписки. Грустные минуты прощания. Провожать на вокзал меня пришла Зина-библиотекарь. Я стоял на площадке между вагонами. Вдруг, поезд тронулся, я не удержался и упал в проем между вагонами. Секунда замешательства, овладел собой и ухватился за цепь, соединяющую вагоны и во все горло прокричал: «Жив буду».
После госпиталя  был назначен командиром взвода регулировщиков батальона охраны штаба фронта, позже комендантом наблюдательного пункта штаба фронта. Так, в составе батальона охраны дошел до Кенигсберга, где и встретил Победу. В батальоне освоил баян. Вечерами, после службы собирались с бойцами и пели «Галю», «Ехали казаки». Хотел в качестве трофея привезти с войны гармонь или аккордеон, но не получилось. После войны был назначен в Каунас офицером городского военкомата. Встретил свою любовь, родились дети. Мечтал о собственном инструменте.  Откладывал деньги. Копил несколько лет. Когда собрал нужную сумму, то поехал в Вильнюс за баяном, но неудача – в этот день объявили денежную реформу. Мои сбережения полностью обесценились. Офицеры знали, что я собираю деньги на инструмент, и помогали  кто, чем мог. Где-то в 55 году я купил баян, сказал ветеран и заботливо погладил «Полтаву». И сейчас не порываю с музыкой. На улице Маяковского есть «Ветэранскі прытулак». По субботам и воскресеньям, иногда по будням здесь собираются ветераны. За кружкой чая поговорим о жизни, попоем, иногда «наши девочки» покружатся под мелодии моего баяна. Как приятно ощутить себя в кругу друзей близких по духу.   
А на прощанье он улыбнулся и сказал, кто поет, кто любит музыку – тот долго живет и молод душой.
И подумалось мне тогда, что меньше мы стали собираться с друзьями, как в былые студенческие годы. Петь, веселиться и смеяться. Мы стали серьезными и важными взрослыми людьми, но что-то родное и душевное, осталось на полустанке жизненного пути. А так иногда хочется вновь пригласить друзей, достать аккордеон и спеть как раньше:
Оркестр трубит басами,
Трубач выдувает медь,
Думайте сами, решайте сами,
Иметь или не иметь…         
      


Рецензии
Да, очерствели мы как-то, вроде и вспоминаем о тех днях войны, но без души, без дрожи в сердце.
Не видела я войны, только знаю о ней из бабушкиных рассказов, из книг и фильмов.
НО ПРЕКЛОНЯЮ КОЛЕНИ ПЕРЕД ТЕМИ КТО ПАЛ ГЕРОЕМ НА ПОЛЯХ ВОЙНЫ И ТЕХ, КТО ВЫЖИЛ, ТЕХ КТО ПРОНЕС С СОБОЙ ПАМЯТЬ О ТЕХ ДНЯХ!

Пусть, как и прежде играет гармонь, над чистым, мирным небом нашей страны, напевая " «Вьется в тесной печурке огонь \ На поленьях смола, как слеза…», играл седой ветеран. Пальцы виртуозно находили нужные аккорды, а сам музыкант где-то далеко, вероятно на пороге своей юности, опаленной войной. Златовласая девочка лет пяти, с букетом алых тюльпанов кружиться под звуки баяна «Полтава». «И поет мне в землянке гармонь \ Про улыбку твою и глаза..».
С уважением,

Татьяна Симонова   28.12.2008 00:48     Заявить о нарушении
Здравстуйте Татьяна!
Спасибо, что зашли и прочитали "С гармонью по жизни". Тема войны мне, как бывшему историку, если историк может быть бывшим,очень близка.С большим интересом встречаюсь с ветеранами.Иногда, получаются сносные материалы.В данном случае - уникальный человек и хороший рассказчик. Слушал и воображение рисовало целые картины. Жаль, что не художник.
Замечания по тексту принимаются.Спасибо.
С наступающим Новым годом!Здоровья и любви!!!

Сергей Лихтарович   29.12.2008 16:10   Заявить о нарушении
Как коллега коллеге, скажу так, что бывших историков не бывает!

С наступающим праздником!

С теплом и пониманием,

Татьяна Симонова   29.12.2008 20:47   Заявить о нарушении