Москальское сало или уроки голодомора

Из показаний Беляша Остапа Андреевича, жителя села Пронино, что под Сумами
Сняты Тропининым Андреем Викторовичем, следователем Курского ОГПУ
20 декабря 1933 года.
Переведено с украинского языка для приспособления к судебному процессу.

На вопрос об известных событиях в селе Пронино Беляш О. А. показал следующее:
"Это я рассказываю, чтобы знали, что к преступлениям соседа моего Добегайко и его последователей отношения я не имею. Считаю людоедское поведение их достойным самой суровой пролетарской кары.
А вот, что такое произошло в Пронино в период с осени прошлого 1932 года и до самого разоблачения банды Добегайко.
Когда пришла пора рассчитываться по хлебозаготовкам, многие жители села не стали выполнять установки и нормы партии, которые из парткома товарищем Зыбко были доведены, и попрятали много хлеба в подполах и даже в поле были выкопаны ямы тайные. но все о них скоро же узнали.
Тогда прибыли в село из города отряды рабочих и сотрудников органов во главе, тогда Добегайко, который и раньше был кулаком и работали у него даже и из нашего села кто победнее, - этот Добегайко начал смущать народ и кричать во главе толпы баб, что зерна не отдаст сверх нормы.
Тогда и окружили отряды село, а кое-кто и из наших вступил в помощь отрядам, особенно голытьба, и все так стало беспокойно, и по ночам даже стреляли, но я не знаю кто стрелял. И убитых не было до поры.
А ближе к зиме уж и все отобрали, и нислушали ничего, и не выпускали из села никого.
А Добегайко с братьями своими и свойниками своими и еще Вытюкач Павло и Робенки Степан и Остап тоже и еще я не знаю кто - сбежали и в лесу спрятались ближе к границе москальской. И по самую зиму ничего от них слышно не было.
А в селе начался недоед и голод тоже. Люди копали в снегу на поле - и всякую сухую траву и ковыли подснежные даже ели, а дед Богдан - глину стал есть и всем советывал. Даже товарищ Зыбко помер с семьей не дожидаясь лета. А ведь сам все выкопал и вывез.
А о Добегайко слышно было, что он ходит за границу москальскую и мол там - еды вдоволь. И сало там без хлеба едят и прочие слухи  были. Народ волновался, поскольку и дети мерли и старики и всем было несладко.
А тут стал Добегайко собственной персоной в село ночами ходить, и сало соленое приносить. И говорил он, что сало это москальское. Мы с ним ране соседями были и в дружбе. Так он часто мне сало то носил и говорил, мол, от москальских поросят сало, а шкура-то была тонкая и я верил, что от поросят. И по самую голодную пору он салом кормил и меня с детями моими, ведь мамка их померла от тифа еще за пять лет до того. А еще многим семейным давал то сало.
А потом уж спустя и лето даже Пихтурко многодетный увидел на сале такую печать, как будто звезда и надпись "мать". И пошел слух, что Добегайко нам сало людское скармливал.
Тут всех нас такой страх взял, что и голод не страшен стал. Да и пришли нам подводы с зерном, да и на хлеб тоже достало. Так и сообщили о сале добегайковом и самого Добегайку сами словили.
А Добегайко этот мне как соседу говорил будто по секрету, что москали жрут сало это сами да без хлеба. И я верил и другим говорил, в чем винюсь, а то, что Добекайко-людоед в город Курск ходил и там людей губил именно толстых - то я не знал.
И что у курян в селах тоже люди мерли с голоду - того он нам не говорил, а и то верно - чего он в города шел, а в селах ближних - там сала-то на людях и не было.
И что мне теперь делать, как меня Добегайко людоедом сделал - и стыдно перед людьми и мучаюсь я сам теперь.
И любое наказание от партии и органов приму во искупление своего чудовищного дела, хоть и не знал я.
А Добегайку и всех его душегубов - хоть бы и убить и закопать поглубже, чтобы и памяти не осталось.
Грех-то какой. И на детях моих тоже.Станем мы на дне воскресения, а часть наша - от человека другого.
В том провинился я сам и добровольно и предал также сам себя в руки органов, и рассказал все как было в селе нашем".