На изломе времени

Начато 04.12.1973 г.

     Николай расхохотался, когда я поведал ему историю своих приключений и посоветовал мне впредь не быть настолько впечатлительным от фантастических рассказов. Я не сильно обиделся на него, так как предвидел подобную реакцию вполне трезвомыслящего приятеля на мои, не совсем, или, лучше сказать, совсем необъяснимые приключения. Наконец, оказавшись в тупике и справедливо полагая, что мне никто, или почти никто не поверит, я всё же рискнул описать события, произошедшие со мной в декабре 1973 года, а именно, в ночь с 15-го на 16-е декабря.

1. Ворон

     Снег за окном валил целыми хлопьями, и через силу поднявшись рано утром с постели, я, ещё в полусонном замешательстве, посмотрел на только что покинутое тёплое ложе печальным и покорным взглядом человека, которому куда приятнее было бы остаться в домашнем тепле, чем тащиться через весь утопающий в снегу город, с единственной целью -  отсидеть несколько пар в институте. Но уже через мгновение я, с некоторым даже остервенением, вовсю работал зубной щёткой. Бриться было необязательно, собственно, и брить то особенно ещё было нечего. Наскоро позавтракав, я быстрым шагом направился к остановке автобуса. Словом, привычная, изо дня в день повторяющаяся, история. Бег по кругу. Нет. Бег по восходящей спирали. Так звучит более оптимистично. И всё же, сегодняшнее утро отличалось странным разнообразием. От  самого дома за мной увязался здоровенный, чёрный ворон. Временами он описывал круги совсем низко от меня и я, с немалым любопытством и, если честно, с некоторым даже суеверным страхом, заметил, что уж как-то чересчур внимательно докучливая птица разглядывает обыкновенного студента. Вдобавок, на улице не было ни души. Словно повымирали все. Снег валил стеной, я такого густого снегопада отродясь не видывал. Вот, наконец, и остановка автобуса. Что? И здесь – никого? Странно. Может, и автобус никогда  не приедет? И птичка интересная круги в снежном небе нарезает, и снег ей нипочём. Вот, теперь уселась на крыше остановки. И, вывернув голову с козырька, самым наглым образом, на меня пялится. Что за ерунда? Я собрал снег со скамейки. Сейчас, мой дорогой! Снежок надо слепить побольше. И резко и неожиданно кинуть в мерзавца. Так. Ну? Резко повернулся. Чтобы без размаха, сразу, швырнуть свой снежный снаряд. Никого. Упорхнул. Значит, соображает.

     Показалось странным и неожиданным, но автобус всё-таки приехал. Внезапно и бесшумно вынырнув из плотной снежной завесы. Стряхнув снег с шапки и ею же похлопав по одежде, я забрался вовнутрь. Пассажиров можно было пересчитать по пальцам. Я даже стал сомневаться, а не подвёл ли меня будильник, может, кто-то из домашних пошутил и перевёл стрелки? И я вышел из дома часа на два раньше обычного? Ну не было сроду пусто в автобусах, курсирующих по этому маршруту! Даже  в выходные. Все, кто был в салоне, сидели с каменными лицами и напряжёнными, прямыми спинами. Нормальные люди так не сидят. На меня никто не посмотрел, не обернулся в мою сторону, пассажиры уставились в пространство прямо перед собой. Чёрт с вами! Я устроился поудобней возле окна, хотя из него всё равно ничего не было видно, зато дневной свет пробивался. Дорога предстояла длинная, и я погрузился в чтение конспекта по сопромату, забыв на некоторое время о назойливом вороне. Именно, на некоторое время, потому что, сойдя на своей остановке, я вновь увидел его, преспокойно восседающего на крыше «Икаруса». Нет, сначала я его не заметил, просто потому, что он был буквально засыпан толстым слоем снега.  При  моём появлении ворон встрепенулся, высунул голову, подал голос хриплым карканьем,  как-то по-собачьи отряхнулся всем телом и, словно дразнясь, спланировал на уровне моей головы, взмыл кверху и теперь кружил надо мной, не переставая.

     Нет, это было уже слишком! Чуть ли не бегом, я добрался до Альма Матер. Поднял глаза к небу. Эта сволочь упрямо кружила надо мной. Я чувствовал себя последним идиотом и был настолько рассеян и подавлен, что престарелый Максим Михайлович заботливо поинтересовался о моём самочувствии. К началу второй пары я обрёл, наконец, душевное равновесие, утренние переживания теперь показались мне полнейшей чушью, объясняемую переутомлением и хроническим недосыпом.

     После занятий мне было поручено съездить с однокурсницей Валентиной в райком комсомола. К её великой радости (зардевшиеся щёки, загоревшиеся бесноватым огоньком глаза) и моему великому разочарованию (блин, лучше бы с Ленкой отправили!). Покончив с делами и не без труда отвязавшись от невесть что вообразившей себе однокурсницы, я двинул в сторону дома, но, не дойдя до цели несколько сот метров, решил минут на пять – десять заскочить к приятелю. Пять минут, как это бывало уже не раз, обернулись часами, и вот уже ночью, поклявшись всеми святыми себе в том, что больше никогда в жизни не стану заскакивать ни к каким приятелям, я, наконец, по-настоящему пошёл домой. А снег, между тем, валил и валил, не переставая, и я с трудом продвигался вперёд, местами утопая в снегу по колено. Это уже стало походить на стихийное бедствие! Улица была безлюдна, фонари не горели, но, слава Богу, светились окна домов. Ну, наконец-то! Вот и родной подъезд. Надо перевести дух. Что это? Ёлки-палки! Этот гад сидит на скамейке и таращится в мою сторону. Глаза горят, как головёшки в костре. И не просто горят, а светятся лазерным лучом. Двумя лучами. Направленными прямо на меня! Что со мной? У меня такое чувство, что я, как кусок сахара, растворяюсь в крутом кипятке. У меня кружится голова? Нет. Это я, кисельной массой, закручиваюсь крутой спиралью, направленной в небо. Какой я, оказывается, длинный! От земли до небес! Скрученный в тугую верёвку. Но больно же, ёлки зелёные, больно! Нет, уже всё, погружаюсь в какую-то тёплую сметану. Хорошо… Засыпаю… Заснул…

2. Колесо времени
    
     Я отчётливо осязал происходящее и в то же время окружавшие меня предметы растворялись в пространстве, и белая пелена снега всё гуще и плотнее охватывала меня. В конце концов, снежная стена превратилась в вязкую, молочно-белого цвета, массу, которую рассекали и рвали на части фиолетовые молнии. Мне всё тяжелее становилось дышать и всё более казалось, что кто-то упорно деформирует мою голову железными тисками, в то время как за ноги тянет целое стадо слонов. Но, сквозь тошнотворную, без перерывов, боль я, краешком сознания, не переставал удивляться, что кости мои, кажется, целы и даже гармонично собраны в единый, персональный, скелет. Потом я понял, что мозг продолжает работать. Попробуем пошевелиться. Тщетно. Что остаётся делать? Правильно: ждать. И надеяться. С одной стороны, всё это, конечно, пока необъяснимо, но с другой стороны, захватывает всё больше и больше. Теперь мне даже любопытно, что же такое происходит на самом деле.

     По прошествии некоторого времени, боль стала ослабевать и исчезла совсем. Широко раскрытые глаза слезились. А что можно видеть вокруг, если глаза застилают слёзы?   Машинальное движение – утереть лицо. Ух ты! Руки стали повиноваться. Так… Ноги – тоже. Замечательно! Но вокруг меня молочная пелена, настолько густая, что я не вижу собственной, поднесённой к самому носу, руки. Ладно. Наверное, всё так и должно быть. Наберёмся терпения.

     Теперь я был готов к любым неожиданностям. Во всяком случае, так мне казалось. Поэтому, внезапно зажмурившись от яркого солнечного света, как-то сразу и вдруг распахнувшегося, ультрамаринового неба, увидев себя распластанным в густой, сочной, по пояс, траве, я не испытал ни малейшего удивления. Я чувствовал другое: полную разбитость и бесконечную усталость. Глаза, сами собой, закрылись, и я заснул мертвецким сном.

     Мне снилось, что я барахтаюсь в огромном баке с горячей, нет, закипающей водой. Все мои потуги выбраться наружу оказывались тщетны. Рискуя быть сваренным заживо, я прибегнул к последней попытке – во что бы то ни стало проснуться. Получилось. И первой, осознанной мыслью, было то, что я, всё-таки, варюсь. Яркое и горячее солнце экватора нещадно палило землю, и я довольно таки карикатурно, должно быть, выглядел, одетый в тёплое, зимнее пальто и такие же, по сезону, ботинки. Долой! Всё долой! Так, прекрасно, я, кажется,  превращаюсь в Маугли, или в Робинзона Крузо.  Лёгкий ветерок, обдавший меня свежестью и прохладой, помог собраться с мыслями. Память поддавалась неважно, однако я вспомнил, что было накануне. Может, это сон во сне? Ущипнул себя, почувствовал боль. Нет, не сплю. Итак… Я шёл домой, вернее, продирался сквозь снежные завалы. Потом увидел утреннего своего спутника, то есть чёрного ворона. Потом – два лазерных луча, я растапливаюсь в вязкий кисель, закручиваюсь фиолетовой спиралью и улетаю в космос. Тошнота, дискомфорт, сильная боль, затем – тишина и покой, позже – солнце Африки, адская жара, и зелень, кругом буйная, ядовитая зелень и ещё – папоротники. Как я сразу не заметил. Самые настоящие папоротники! Весёлая история… оглядевшись, я увидел невдалеке речку, вернее, реку, а правее от неё лес. И, конечно же, деревья, произрастающие в этом лесу, не имели ничего общего с деревьями привычного для меня мира. Я не разбираюсь в папоротниках, я видел их изображения на картинках, рассказывающих о далёком прошлом нашей планеты. Но это были папоротники. Я сделал несколько шагов по направлению к реке. И тут же замер каменным изваянием. Паук, размером с добрую курицу, неторопливо пробирался сквозь заросли высокой травы. Я впервые в жизни почувствовал, что это значит, когда волосы встают дыбом. Желудок почему-то стал переворачиваться, внутренности брюшной полости скрутились в тугой узел, где-то в горле, под ложечкой, пульсирующе засосало и хотелось в голос зареветь и расхохотаться одновременно. Паук, обильно поросший шерстью, хищно так перебирал клещами, на которых не было ни волоска. Он теперь преспокойно двигался в мою сторону. Осознав, наконец, грозившую мне опасность, я уже приготовился было бежать со всех ног куда глаза глядят, как вдруг сам паук, сначала, замер, потом резко развернулся и гигантскими прыжками стал удаляться прочь. Меня, что ли, испугался? Впрочем, какая разница? Главное, что ускакал. У меня вырвался вздох облегчения и, с благодарностью подняв голову к небу, я увидел такое, от чего едва было не двинулся рассудком.

     В воздухе, довольно таки грациозно и даже, я бы сказал, изящно, парил огромный птеродактиль! Каково? Самый, что ни на есть, настоящий птеродактиль! Я хоть и чайник во всей этой палеонтологии, но ведь не настолько же чайник, что бы не понять, кто передо мной. Вернее, надо мной. Тут же сработал инстинкт самосохранения, я рухнул в траву, вжимаясь в землю всем телом. Может, не заметит? Как же, не заметит! Заметил. Господи, Боже, что же сейчас будет? Чудовище, с диким рёвом (гудок фабрики, парохода в тумане) спускалось ко мне, расправив свои гигантские, перепончатые крылья и закрыв собою полнеба. Я ясно увидел красную пасть гиганта и понял, что смерть моя неизбежна. А дальше произошло вот что. Меня внезапно захлестнула буря гнева и негодования. Я вскочил на ноги и, как это ни комично, может быть, звучит, приготовился к бою, имея в распоряжении собственную пару кулаков. И вдруг, к неописуемому моему удивлению, птеродактиль резко взмыл вверх и с рёвом ужаса (я мог бы поклясться, что именно ужаса), полетел прочь.

     Нет, я не мог объяснить себе странное поведение, вначале, паука, а теперь птеродактиля. У меня уже просто не хватало сил задумываться над чем-либо, так как нервное напряжение достигло, очевидно, предела. К тому же, меня мучила жажда и, как ни странно, давали о себе знать первые признаки голода. Что было делать? Не размышляя о последствиях, я направился к реке. По пути к живительной влаге, сорвал наугад пару растений и попробовал их на вкус. Стебли оказались сладкими и сочными. Однако, увлекаться не стоило. Кто знает, какие могут быть последствия от моих гастрономических опытов.

     Почти дойдя до реки, я увидел нечто такое, от чего у меня осталось пренеприятное впечатление. Я увидел гигантский, нет, циклопический след какого-то существа. След был размером с товарный вагон, я даже не сразу сообразил, что это – след. Странной была моя реакция. Просто угрюмая усмешка. И всё. Никакого страха. Я приходил к выводу, что волею каких-то космических сил, колесо времени отнесло меня на многие миллионы лет назад, к первобытной флоре и фауне и, вероятно, к тому времени, когда ещё и в помине не было первобытного человека. Но, как ни романтично, быть может, на первый взгляд, выглядела подобная догадка, и как бы ни жаждала моя натура экзотических далей и всяких там приключений, я был настолько ошеломлён и несчастлив, что просто напросто уселся прямо на землю и в голос, сопливо и беспомощно, разревелся.



3. Поединок

     Немного успокоившись, я собрался с мыслями и пришёл к выводу, что если уж мне суждено погибнуть в этом аду, который с виду был прекрасен, но, на самом деле оказался страшной трясиной, засосавшей беспомощное, вроде меня, существо, то я, всё равно, стану защищаться так, как на это буду способен. У любого человека на моём месте и в моём положении, этот райский ад, или адский рай, на выбор, не вызвал бы никакого доброго чувства. Наоборот, я начинал ненавидеть его лютой ненавистью, но одного известного, чёрного падальщика, наверняка виновного в моих теперешних мытарствах,  я сейчас ненавидел больше всего. Стоило мне только подумать о нём, как тотчас в голове всплывали воспоминания о прежней студенческой жизни, о роковом вечере, о молочно-белой стене и так далее. Я вспоминал первые минуты пребывания в древнем мире, в котором находился уже порядочно, может быть, несколько часов, и ясно видел, как бы со стороны, собственное бессилие перед этим чуждым миром. Вспоминая сейчас своё счастливое прошлое, видя  неутешительное настоящее и не имея ни малейшего представления о ближайшем будущем, я от души проклинал чёртового ворона. Это несколько утешало. Но, в конце концов, когда запас виртуозных проклятий иссяк, я вспомнил о жажде и твёрдым шагом дошёл до реки. Да, оказывается, я не видел её великолепия и величины из-за высокой травы и, частично, леса. Река была огромна! И, если бы не едва заметное течение, её можно было бы принять за гигантское озеро.

     Напившись до отвала удивительно чистой и вкусной воды из тихой заводи, я невольно залюбовался окружающим меня великолепием. Солнце клонилось к закату. Жара понемногу стала ослабевать. В воздухе резвился лёгкий ветерок, мягкими волнами раскачивающий травяное поле позади меня. А впереди, до самого горизонта, простирался бесконечный, фантастический, не поддающийся никакому описанию, доисторический  лес, таящий в себе миллионы неожиданностей, или, что то же самое, опасностей.

     Я стоял и, как зачарованный, смотрел на эту красоту. Где-то в глубине души загорелся, неведомый мне доселе, огонёк. Я уже даже собрался было напеть какой-нибудь мотивчик, как вдруг ясно почувствовал, что земля подо мной начала ходить ходуном и сотрясаться.

     Почему-то у меня, буквально в течение нескольких минут, пока я любовался окружающим пейзажем, изменилось настроение. Я впервые по-настоящему задумался о своём, прямо таки волшебном, переселении, о том, как вначале паук, а затем птеродактиль, с ужасом бежали от меня. Особенно это было не под стать птеродактилю. Я отлично понимал, что монстр не мог испугаться моего внешнего вида. Тогда, чего же он испугался? И паук тоже? Выходит, оба они чего-то испугались. Но чего? Я не стал более мучить себя загадочными вопросами, ответы на которые  нашлись несколько позже, в самых необычайных условиях.

     И вот теперь, когда, казалось бы, удивляться больше уже было нечему, я едва не вскрикнул от поразившей меня очередной, доисторической картины. Я увидел того, кто сотрясал землю мощной поступью. Гигантского роста, с налитыми кровью глазами, он передвигался на двух только лапах, и шаги его были огромны! Меньшие лапы, словно руки, были прижаты к бесконечно уходящему в небо туловищу. Осторожным движением, стараясь сохранять внутреннее спокойствие, я спрятался за большой камень. Камень этот лежал неподалёку от протоптанной доисторическим зверьём тропы, ведущей к водопою. Вокруг стояла предвечерняя тишина, и попавшая случайно под ногу сухая ветка громоподобно хрустнула. Приближающийся зверь на мгновение остановился и вдруг заревел так ужасно, что я невольно закрыл уши ладонями. Затем он, неспеша, повертел головой в разные стороны, оглушительно фыркнул и продолжил движение в сторону водопоя.

     Любопытство во мне победило всякое благоразумие, и я, осторожными движениями, стал подкрадываться к страшному ящеру. Чтобы рассмотреть. А как же? Оказаться за миллионы лет от своей эпохи и не воспользоваться милостиво предоставленной, непонятно кем, возможностью? Нет, определённо, во мне дремал исследователь! Я и раньше подозревал себя в некоем пристрастном отношении к науке, в хорошем смысле этого слова, а теперь, наконец, понял, в чём именно заключалось это пристрастие. В склонности к исследованиям! С волнением разглядывая страшный, доисторический экземпляр, я приходил к выводу, что не было, пожалуй, ничего удивительного в том, что гиганты эти вымерли. По всей вероятности, думал я, они просто не могли приспособиться к окружавшему их миру. (Ага, четыреста, или даже шестьсот миллионов лет просуществовали, как вид, и на тебе, не приспособились!)  Природа – великий учёный-экспериментатор и она ставит исторический и занимательный опыт: возникновение и дальнейшее развитие жизни на планете. Конечно же, первые опыты были несколько неудачны. И я самонадеянно полагал, что дать жизнь и право на существование таким уродам, наподобие того, что стоял сейчас недалеко от меня, было, конечно, кощунством. Не вымерли те, рассуждал я (прямо самолюбование какое-то!), кто хоть насколько-то смог приспособиться к меняющемуся миру. А эти гиганты, несмотря на их колоссальный рост и силу, вероятно, оказались в чём-то существенном недопустимо капризными. А жизнь таких не любит. Ведь жизнь – это суровое испытание на прочность самой жизни. Такая короткая философская дискуссия пронеслась в моём мозгу за одно мгновение. Сейчас я обратил внимание на странное поведение чудовища. Оно стояло у заводи, где я сам недавно пил воду и, казалось, что зверь как-будто чем-то озадачен, или чего-то боится. Вода кишела крупными рыбами, но они были меньше когтя на его лапе.   Он не мог бояться плавающих рыб. И тем не менее, опасность таилась именно здесь. Тираннозавр (впоследствии я узнал, что это был именно он) всё же решился и наклонился к воде. В то же мгновение из воды выскочила одна из тех рыб, которых, надо полагать, побаивался тираннозавр. Рыба была похожа на иглу. Ни чешуи, ни хвоста, ни плавников. Только ужасная, с частыми, страшными зубами, пасть.

     То, что я увидел впоследствии, никак не вязалось даже с чем-то необычным. Рыба, в сотню раз меньшего размера, чем её жертва, умудрилась схватить своими необъятными челюстями голову тираннозавра. Это было настолько неожиданно и ужасно, что я почувствовал подкатывающую к горлу тошноту. А тем временем тираннозавр рвался из воды и – не мог! Рыба, всё больше заглатывая морду сухопутного зверя, неимоверно раздулась, глаза её, казалось, вот-вот вылезут из орбит и эта рыба – растягивалась! Да, да, растягивалась, словно резиновая, с каждым рывком своей жертвы растягиваясь ещё больше. Видимо, морская хищница каким-то образом удерживалась за дно, иначе тираннозавр вырвался бы на свободу. Прошло некоторое время, и гигант перестал делать резкие движения. Теперь они были конвульсивными и потеряли прежнюю силу. Жертва медленно, но обречённо, склонялась к поверхности воды, увлекаемая удивительным водным хищником. Когда заглоченная голова оказалась в полуметре от воды, как из катапульты, выскочило ещё несколько таких же рыбин. Они впились мёртвой хваткой в короткие лапы ящера. Всё. Сопротивление было сломлено. Ещё одно мгновение, и все участники ужасной, но обыденной в этом мире драмы, в шумном всплеске ушли под воду. Огромным пятном на поверхности реки пузырями кипела красная кровь поверженного гиганта. Праздник у речных жителей был в полном разгаре. Прошло немного времени, лёгкая рябь пробежала по поверхности реки, и вновь всё вокруг стало тихим, мирным и обворожительным. Ничто не говорило о недавней жестокой схватке доисторических колоссов.

     Тут мне пришла в голову интересная мысль. Ведь я сам, незадолго до этого, пил воду из реки. То есть, я вполне мог оказаться жертвой этих речных дьяволов. Почему они на меня не напали? Представив такое, я вздрогнул всем телом. Желудок опять стал сворачиваться в клубок. Боже, как трагично сопел поверженный тираннозавр! Сопел? Никто не сопел во время драки… Я закричал от ужаса, одновременно поняв и почувствовав, что сопение раздаётся позади меня. И я вовремя отскочил за камень. Раздался глухой и тупой звук мощного удара.  Видимо, чудовище, чьё сопение я слышал, бросилось на меня. Не отскочи я за камень, мне, скорее всего, пришёл бы конец. Удар был такой силы, что камень, размером с одноэтажный дом, качнулся в сторону.

     Мои нервы оказались не в состоянии выдержать такой калейдоскоп событий. Сердце в груди стучало колоколом. Бежать некуда, кругом – ни одного дерева, только трава. До леса я не успею. Тот, кто таранил камень, сейчас придёт в себя и кинется вдогонку. Что делать? И тут я почувствовал, что теряю сознание… Ноги подкосились. Сквозь туманную дымку я различил морду неотвратимо надвигающегося на меня страшного чудовища и его налитые кровью глаза. Странно. В его глазах я прочёл внезапный ужас. Я стал падать на траву и успел заметить бегущего ко мне бородатого человека, который забавно размахивал руками и что-то кричал. Но мне уже было всё равно, и я забылся в глубоком обмороке.

4 Жертвы собственных желаний

     Я открыл глаза, чувствуя щекотавший нос вкусный запах стряпни и ощущая телом приятную теплоту. «Так, я просыпаюсь, я – у себя дома, в своей кровати, мама жарит котлеты, пора умываться и собираться в институт». Вместо этого я ясно услышал:
- Ну-с, молодой человек, задали вы мне работёнку!..

     Вначале я ничего не понял. Затем постепенно туман, обволакивающий моё сознание, прояснился, и я, как на экране, увидел все свои приключения. Но чей это голос?  Ведь я был один! Я сделал резкое движение, порываясь встать, и тут же опустился на место. Всё моё тело передёрнуло непонятно откуда идущей болью.

- Даже не думайте вставать! – Вновь услышал я голос, - Вам это вовсе не на руку.
     В глазах было темно и мерцали искорки. Да нет же, чёрт возьми, это – обычное звёздное небо! Звёздное небо? Значит, наступила ночь…

     Постепенно я приходил в себя. Осторожно пошевелился, повернул голову в сторону голоса. Шагах в четырёх от меня весело горел костёр. С противоположных сторон костра торчали две рогатины, а между ними, прогибаясь под тяжестью кусков мяса, закреплён был прут, используемый, как вертел. Рядом с костром сидел человек! И тут я вспомнил! Ну конечно! Борода. Он ещё руками смешно так размахивал. Но, это же полный абсурд, бред какой-то! Впервые я начал понимать, насколько слаб мой разум, который не в состоянии дать никакого, пусть фантастического, объяснения происходящему. Я состроил на лице подобие улыбки и ляпнул первое, что пришло в голову:

- А как вам удалось спасти меня? – И тут же добавил:
- Что ж это такое происходит вокруг?
- Одну минуту! Я помогу вам подняться. Очень хорошо, что мы встретились. – Мужчина был уже немолод. Он подошёл ко мне. В неверном свете костра я разглядел его лицо. На вид ему было лет под шестьдесят. Но его поджарая, кряжистая фигура и бодрая походка таили в себе силу. Он осторожно помог мне подняться и посадил на камень, лежащий рядом с костром.
- Ну-с, сейчас мы маленько, чем Бог послал, подкрепимся, вы соберётесь с силами, и мы очень мило проведём остаток вечера! – Он посмотрел на меня озорными глазами.
- Разрешите представиться. Павел Андреевич Травкин. Профессор.
- А меня зовут Андрей Павлович Ромашов. Студент.
- Прекрасно! У нас с вами имя с отчеством зеркальны, а фамилии, как-будто подобраны. Специально для этого случая. Не находите?
Мы рассмеялись.
- Так, - сказал, потирая руки,  Травкин,
- Мой шашлык, кажется, уже готов! Давайте ужинать! – и он подал мне прут с нанизанным на нём, ароматно пахнущем, мясом. Я был страшно голоден, но всё же, с некоторым сомнением покосился на аппетитно поджаренные куски. Павел Андреевич перехватил мой взгляд и, понимающе улыбнувшись, сказал:
- Вам нечего беспокоиться, Андрей, это мясо не ядовито. Попробуйте, вам понравится.
И я последовал его совету, тем более, что мой нежданный спаситель подал мне пример.
- Очень вкусно! Жаль вот, только, соли нет.

     Как будто вдруг, нечаянно вспомнив, где, среди какого мира  нахожусь, я, невольно вздрогнув и зябко передёрнув плечами, тревожно огляделся вокруг.
- Никого и ничего не бойтесь. Вы в полной безопасности. Ну! Ешьте же! Доверьтесь мне, с нами не произойдёт ничего страшного. Говорю вам, как старожил данной местности. Ешьте, ешьте, я вам всё сейчас объясню.
Мы уплетали нежные и сочные куски за обе щёки.
- Я давно мечтал уехать из города, куда-нибудь в лес, горы, туда, где потише, - Сказал Травкин,
- И вот моё желание сбылось. М-да. Правда, не совсем обычным образом. Но, всё равно, мне здесь очень нравится.
- Мне не очень, - ответил я и невольно содрогнулся, вспомнив недавние свои приключения.
- Это вы сейчас так говорите, потому что вам непонятно наше неожиданное и фантастическое переселение.
- А вам?
- Ну, у меня было одно предположение…
- Почему было?
- Потому, что оно объясняло только моё здесь присутствие. Я не предполагал, что тут может оказаться кто-то ещё, тем более, такой молодой человек, как вы.
- Извините, Павел Андреевич, я вас не совсем понимаю…
- Я вам постараюсь всё объяснить. Позже. А сейчас, расскажите-ка мне, как вы сами-то сюда попали? Только, всё по порядку.
И я, стараясь не опускать подробностей, рассказал Травкину про снежное утро, про пустой город, про назойливого ворона, про то, как возвращался домой, про лазерные лучи, фиолетовую спираль и своё пробуждение в другом мире.
- Так, - сказал он, задумчиво вороша длинным прутом угольки догорающего костра,
- Значит, это был чёрный ворон?
- Да.
- И год шёл 1973-й?
- Ну да… Погодите, вы что, хотите сказать…
- Вот именно. Впрочем, я был готов к чему-то подобному. Итак, 1959 год. Город Доброгорск. Это – моё время и мой город.
- Не может быть! Так вы – из прошлого?
- А вы – из будущего?
- Я совсем запутался! Как же это может быть?
- О-о… Наша Вселенная полна таких таинственных загадок, о которых мы пока не имеем даже самого отдалённого представления, таких невообразимых физических законов, что наш удел, удел современного, и вам и мне, человечества – строить гипотезы, но гипотеза, друг мой – это великолепный рычаг, способствующий неуклонному развитию науки.
- Но вы то, вы сами, как сюда попали?
- Представьте, Андрей, у меня было всё так же, только отправил меня сюда не ворон, а медведь.
- Медведь?!
- Самый настоящий!
- Вы были в лесу, когда встретили его?
- Нет, я сидел у себя в кабинете…
- Как? – Воскликнул я и с недоверием посмотрел на профессора. – Но ведь…
- Вот это то и странно. Двери были заперты, окна – тоже. Время клонилось к вечеру, я сидел и работал, и вдруг дверь в кабинет открывается и входит престранный гость. М-да. Не представляю, каким образом он проник в мою квартиру. Как в сказке.
- А что было потом?
- Потом он посмотрел на меня чересчур умными глазами, а я сидел с открытым ртом, не в силах пошевелиться, можно сказать, в состоянии шока, и тоже смотрел на него. Затем, знакомая уже вам, белая стена, фиолетовая спираль и вот, я – здесь. Правда, прибыл я сюда несколько раньше вас. Это моя вторая ночь здесь, в мире загадок и гигантов.

     Он помолчал. Я пытался собраться с мыслями. Профессор подбросил в огонь несколько сухих веток. Костёр разгорелся с новой силой.
- Тогда мне непонятно, зачем надо было обставлять нашу с вами телепортацию такими экзотическими декорациями. – Внутри меня закипало нечто вроде негодования,
- Что, нельзя было обойтись простой переброской?
- В конце концов, - С озадаченным видом ответил профессор, - Всему можно, со временем, найти какое-то разумное объяснение.

     Мы помолчали. Со стороны леса доносились морозящие кровь утробные ревущие звуки таинственных существ. Но воздух был до того чист и насыщен кислородом, что я испытывал (или мне это казалось?) лёгкое головокружение.
- Андрей, вы когда-нибудь думали о мире древних? Строили ли вы какие-либо предположения об их жизни, о её устройстве? Были ли у вас личные гипотезы о возникновении и исчезновении различных существ на Земле?
- Да, мне всегда казалось, что кто-то однажды вмешался в земную жизнь и населил её, сначала животными, а потом людьми. Только не подумайте, что я говорю о Боге. Нет.
- Тогда о ком же? – Спросил Травкин с каким-то возбуждением.
- О высокоразвитых существах. Прилетевших с других миров. Но, разве это имеет какое-нибудь отношение к…
- Самое прямое. Я тоже, представьте, задумывался об этом, и это были не чудачества странного профессора. Но я никогда не высказывал своих мыслей вслух. Надеюсь, не надо объяснять, почему.
- Но я не вижу связи между нашими, пусть тайными, мыслями и нашим теперешним местонахождением! – Сказал я, но, говоря так, немного кривил душой. Некая, сверхфантастическая догадка пронзила моё существо, и я невольно поднялся с камня, на котором сидел.
- Андрей, связь – есть. Всё это связано одно с другим. Думаю, что мне и тебе покажут то, что ещё никому не известно. – Травкин говорил торжественным голосом и от волнения  перешёл на «ты». Я не возражал.
- Я почти убеждён, что заброшены мы сюда именно для этой цели. Правда, мне не ясно, почему выбор пал на нас.
- Для какой цели? – я делал вид, что не понимаю профессора, и одновременно гнал от себя сверлящую мозг догадку.
- Думаю, что мы будем свидетелями возникновения разумной жизни. Другого объяснения я не вижу.
Вот если бы мы с Травкиным сидели сейчас где-нибудь в аудитории института, или хотя бы на кухне его, или моей квартиры и теоретизировали на подобные темы, я бы наверняка решил, что у бедняги профессора поехала крыша. Но ситуация была такова, что приходилось делать самые смелые допущения.
- То есть как? Вот так сразу, в одночасье? А как же Дарвин? Как быть с теорией эволюции?
- А кто вам сказал, молодой человек, что теория сия непогрешима?
Для того времени, из которого я прибыл, то есть, мы прибыли, данное заявление советского учёного звучало, как святотатство! И ведь кто посягал!
- Ладно, просто у нас нет другого объяснения.
- Пусть так. Но какое-то чувство подсказывает мне, что это – единственно правильное объяснение всего, что произошло. М-да. Как, однако, жаль, что у меня нет папирос.
- У меня есть, но не папиросы, а сигареты, - сказал я и машинально опустил руки туда, где должны были находиться карманы. Сконфузился, когда обнаружил, что стою в трусах и майке и вспомнил, что все мои вещи остались там, где завершился процесс моей телепортации из двадцатого века.
- Ваша одежда здесь, - сказал странноватый учёный. – Я решил, что её лучше перенести сюда. Не ровён час, стырят!

Мы дружно расхохотались. Нет, Травкин мне определённо, нравился всё больше и больше.
- Огромное спасибо! – Я утер кулаком прослезившиеся от смеха глаза. – Вот сигареты. Вы извините. Что я в таком наряде…

- Помилуйте! Вы посмотрите, во что я одет! – Травкин был в пижаме.
- Этот мишка оказался настолько нелюбезен, что даже не предложил мне переодеться. Ему нетерпелось закинуть меня сюда! – Мой спаситель вновь весело рассмеялся. Я – вслед за ним.
 
     Картина была поистине фантастической. На опушке реликтового леса ярко горел костёр, и громкий смех, незнакомыми для этого мира звуками, разливался в ночной тишине. Мы задымели сигаретами. У меня на душе стало удивительно хорошо. Я всё более проникался к Травкину самой настоящей симпатией. Этот немолодой уже человек, в более чем странной и загадочной ситуации,  не терял присутствия духа, шутил, смеялся и своим несколько чудаческим видом и искренним весельем заставил меня поверить, что всё не так уж плохо.

- Андрей, а почему вы меня не спросите об одной удивительной вещи?
Я заинтересованно и вопросительно посмотрел  на своего собеседника.
- Ну, например, отчего такой гигант, как птеродактиль, нападая на вас, вдруг, ревя от ужаса, улепётывает в противоположную сторону? А паук? А этот монстр, что чуть не разбил себе голову о камень? Вы, кстати, могли бы и не прятаться, а смело идти ему навстречу. И всё бы кончилось, как с птеродактилем.
- В самом деле, отчего?
- Всё просто… Мы с вами окружены защитным полем. – Он указал пальцем в небо и многозначительно добавил:
- Они позаботились об этом.
- И это значит…
- Это значит, что мы можем преспокойно разгуливать по доисторическому прошлому, идти, куда нам заблагорассудится и всё это – без малейшего вреда для себя. Повторяю вам: если бы вы не спрятались за камень от нападавшего на вас зверя, то он бы сам спрятался от вас.

     Не верить Травкину у меня не было никаких оснований. Забавная получается история! Всё живое драпает от нас со всех ног, потому что некое таинственное поле самым непостижимым образом оберегает нас и внушает ужас окружающим. И чем больше я задумывался над всем этим, тем меньше понимал. Я закрыл глаза. Начали мелькать образы из прежней жизни. Было тихо, и только догоравший костёр напоминал о себе слабым потрескиванием, мягким шуршанием и невнятным перешёптыванием. И как-то сразу и вдруг, происходящее со мной показалось мне до крайности бессмысленным, невозможным. «Этого не может быть, потому, что этого не может быть никогда!» Так, кажется? Мне хотелось громко кричать от охватившего меня негодования. Я твердил себе, что, вот сейчас, открою глаза, и не будет ни Травкина, ни костра, ни доисторической эры. Конечно, не будет. Блажь какая-то! Всё, открываю глаза... Травкин сидел в той же позе и внимательно смотрел в мою сторону.
- Да, я догадываюсь о вашем состоянии. – Профессор потянулся всем телом,
- Понимаете, Андрей, люди имеют слабость привыкать к своей жизни. Принимают её, как должное и, что греха таить, редко задумываются о её сути. В большинстве случаев, этому занятию уделяют больше внимания мальчики и девочки, то есть, молодёжь, да и то, определённого возраста и люди преклонных лет.  Остальным, попросту, некогда. Молодые люди не могут не думать о будущем. А это предсказуемо вовлекает их в размышления о сути жизни. Вторая же категория, с высоты прожитых лет, мерит жизнь свершёнными деяниями, сожалеет об упущенных возможностях, и так далее, но, как и первые, они подвержены глубоким размышлениям о той же самой сути. И в этом их сходство...

     Я, стараясь придать себе умный вид, смотрел на странноватого научного работника. А он продолжал:
- Как бы вам объяснить, Андрей... Вы любите научную фантастику? – Я утвердительно кивнул головой.
- Её любят очень многие. Они переживают все события вместе с героями, летят к звёздам, спускаются в морские глубины. И искренне надеются, что и с ними, однажды, произойдёт нечто фантастическое. Не замечая того, что, в сущности, всё, что их окружает – фантастично. Включая сюда же сам факт их существования. Разве нет? Наше с вами переселение, в принципе, ничуть не фантастичнее факта нашей жизни. М-да...

     Кажется, бедолага-профессор заговаривается. Надо объявлять отбой... Травкин закурил. Я тоже. Мы молчали. Прошло несколько минут. Костер грозил погаснуть совсем, поэтому я подбросил в него немного хвороста и придавил сверху парой увесистых, высохших стволов.
- Не возражаете, если мы завтра с вами прогуляемся в лес? Как вы на это смотрите?
Я смотрел на это без особого энтузиазма.
- Почему бы и нет? Раз уж мы здесь, то надо набираться впечатлений.
- Вот это верно. Когда у человека есть чувство юмора, ему не страшны никакие динозавры!
Мы посмеялись.
- А сейчас, уважаемый юноша, давайте-ка спать.
Травы вокруг было в достатке, ложе получилось удобным и даже комфортным, бояться было некого, поэтому, не прошло и пяти минут, как я забылся молодым, здоровым и крепким сном.

     Обычно, по утрам, я любил поваляться в постели, потягиваясь сильным телом, прикидывая возможности наступающего дня и заранее  планируя вечер. Но тут, в этом, не поддающимся описанию, мире, невозможно было спать после восхода солнца. В утреннюю тишину неожиданно врывались громкие, страшные звуки, вдруг разносился грохот камнепада, затем опустошающий душу скрежет, потом всё также внезапно стихало, и только свежий ветер тревожил тишину шелестом просыпающегося леса. Чуть погодя, со стороны озера, нарастающей нотой, взмывал кверху утробный потусторонний визг подводного чудовища. Над гладью озера стелился утренний туман, частично впитывающий в себя загадочные звуки наступающего утра. Всё это было и страшно и прекрасно, всё это могло бы даже понравиться мне, если бы не воспоминание о доме, о родных, о друзьях, словом, о неожиданно оставленном привычном мире. Всю ночь я проспал, как убитый, поэтому сейчас чувствовал себя достаточно бодро. Иными словами, я был готов к любым приключениям и, как мне казалось, утерял способность удивляться, чему бы то ни было.

     Травкин спал. Я не стал будить его и направился к озеру. И тотчас остановился. К озеру, на водопой, пришло огромное количество животных. Среди них были такие мерзкие и отвратительные существа, что я невольно вздрогнул. Затем вспомнил об успокоительном заверении профессора насчёт защитного поля. Мелькнула озорная мысль: проверить, прямо сейчас, достоверность его теории. Или гипотезы. И я, не совсем твёрдым шагом, направился  в сторону целого стада каких-то гадов. Пока я шёл, передо мной возникали страшные картины. Шагах в ста от меня, нечто, похожее на крокодила, пожирало огромную змею с раздвоенным хвостом. Он ещё не успел покончить с завтраком, как вдруг, буквально из-под земли, показалось до того несуразное существо, что я не мог разобрать, где у него что расположено. И обнаружил голову только в тот момент, когда подземный гость раскрыл свою пасть и вцепился в хвост крокодила. Тот оторвался от своей жертвы и повернулся к противнику, издавая при этом булькающие звуки. Но было поздно. Крокодила увлекал в прорытую нору странный зверь, который, может быть, являлся пращуром современного крота. Я отвернулся и пошёл дальше, чувствуя, что к горлу подкатывает тошнота. Но, тут же, передо мной открылась ещё более ужасная картина. Тираннозавр пожирал своего собрата. По его морде струилась кровь и, ей богу, казалось, что на ней застыла ухмылка удовольствия. Он разрывал лапами ещё трепещущее тело и вдруг запутался в кишке, вывалившейся из живота несчастной жертвы. Он тряс лапами, но не мог избавится от неё. Затем этот урод начал пожирать кишку и подавился ею. Можно себе представить моё состояние, когда я стал невольным свидетелем этого мерзкого пира. Неудивительно, что меня стошнило и я, закрыв лицо руками, бросился бежать к озеру. Я хотел пить. Дикий рёв, показавшийся мне знакомым, заставил меня посмотреть на небо. Птеродактиль,  взмывая с каждым взмахом крыльев всё выше, тащил в когтях истекающего густой кровью зверя. Я мысленно выругался и, неожиданно для себя, произнёс вслух:

- И это – жизнь?
- Вот именно, - Послышался знакомый голос,
- Это не просто жизнь, это – кипение жизни! Кажущийся хаос, на самом деле, является гармонией...
Я обернулся. Травкин, в торжественной позе, воздел руку кверху и подвёл итог:
- Гармонией доисторического периода!..
- Ага, жизнь – ради убийства. Возможность жизни – благодаря убийству. Жить – чтобы быть убитым, ради другой жизни. И это – гармония?
- А что, молодой человек, по прошествии миллионов лет, акценты расставились в ином порядке? Эти твари убивают ровно столько, сколько им необходимо для поддержания собственной жизни и жизни своего потомства. Наши же с вами современники разрушали не просто города, но целые страны! За один только двадцатый век, в двух мировых войнах, сколько было истреблено живых душ? То-то! А ради чего? И кто, после этого, скажите на милость, кровожадный зверь? Да динозавры, батенька вы мой, по сравнению с людьми и их свирепостью, просто ангелы с крылышками. Невинные божии создания. А вот люди...

Произведение не закончено. Последняя правка – 8 декабря 1975 г.