В природе уже давно наступила весна; небо вылило надлежащую порцию дождей, солнце слепило все ярче, принося в мир гомон птиц, обеспокоенных проблемами гнездования. Покорно капитулировала зима до поры, до времени пряча в своих темницах холода.
Весной все выглядело как-то по-особенному красиво... радостно что ли. Взгляд с ненасытной жадностью вглядывался в молодую зелень листвы и высокое голубое небо, словно то отсутствовало долгие годы. А какую благоговейную радость приносило созерцание мать-и-мачехи или одуванчиков, с завидным упорством пробивающихся через трещины вдоль серых и скучных домов, уставших от стуж и времени. И столь маленький цветок; яркий и задорный нес в себе некое волшебство, заставляющее улыбнуться скупые лица спешащих прохожих. Это даже удивительно насколько преображалась жажда жизни. Обострялись чувства, задавленные каждодневными проблемами на работе и в семье. Дурманил даже воздух, смешавший в себе все изощренные оттенки весны, и хотелось дышать, дышать, дышать полной грудью, вдыхая этот бесплатный эликсир молодости.
И город добровольно отдал себя во власть весны. Появились яркие одежды и самые замерзшие жители в своих монотонных громоздких пальто и пуховиках неловко выпячивали среди легких курточек и коротких юбочек. Сетуя в душе на занятость, которая все не позволяла им сбросить уже удушающий панцирь, они со стыдливой завистью или откровенным хамством заглядывались на новые течения моды в этом сезоне, примеряя понравившиеся штучки на свои забалованные тела. Все дальше отодвигалась старческая ночь, давая свободу влюбленности и необъяснимой страсти к приключениям и подвигам.
Это было поистине волшебная пора в своих безудержных стремлениях, откровениях и надеждах. И не важно, что пройдет еще пару месяцев бушующая до безумия кровь утихнет и в круговорот дней вернется простая жизнь. Не важно. Не важно! Все это настанет позже, а сейчас хотелось протянуть руки и достать до самого солнца...
Где-то в глубине этого бурлящего городка среди прочих частных домиков с садами и участками, на которых одни выращивали овощи, другие превращали в цветники или заросший от лени пустырь, а некоторые обустраивали под летние пикники с шашлыками и пьяными разбирательствами с соседями. Одним словом где-то в сердце этой сумасшедшей жизни стоял двухэтажный домик. Купленный совсем недавно и еще не успевший благоустроиться, он выглядел немного растерянно и заброшено, словно испытывая неловкость за не докрашенные стены, вскопанные, но не засаженные цветники, за оставшиеся строительные материалы, разбросанные и потихоньку растаскиваемые хозяйственными соседями. За перевезенные хозяевами вещи, которые так и остались стоять в коробках, узлах и разобранную мебель. За пустые безжизненные комнаты. За тишину. Поэтому он очень бережно хранил в своих стенах еще недавний смех влюбленной пары молодоженов, которая благородно выкупила его из рабства алкоголика, избавив от частых пожаров, затоплений и медленной смерти. Новые люди вдохнули в него жизнь, и он полюбил их, безрассудно отдавшись общей мечте о создании счастья. Это было так прекрасно... и так недолговечно. Теперь ему оставалось только перебирать крупинки совместной жизни хозяев, вслушиваться в еще узнаваемые отдаленные голоса, говорящие о будущем, о надеждах, о вере... вот только с каждым днем безмолвие становилась единственным голосом в его стенах. И его уже немолодое сердце точила невосполнимая скорбь.
* * *
Вода в ванной вздрагивала в такт сердца Зои и некоторое время она так и сидела, погруженная до самого подбородка, наблюдая, как бьется ее собственное сердце. В этой жизни у нее больше ничего не осталось, кроме этих настойчивых отсчетов ее существования. Быть может, именно поэтому они были ей столь ненавистны.
Удар... тишина... удар... тишина... удар...
Мерно и ровно билось человеческое сердце, гипнотизируя взгляд и желание замедлить дыхание. Прервать эти самоуверенные звуки. Что будет тогда? Когда прекратится ее жизнь? Сейчас Зоя была уверена, чтобы там не существовало за призрачной гранью разделяющей жизнь от смерти, там будет избавление от одиночества, там все прекратиться. Сейчас Зоя страстно желала, чтобы все прекратилось. Она хотела разорвать мучительный круг безысходности, бесполезную вереницу пустых дней, холод одиноких ночей, самообманы и сострадание окружающих, которые с холодными сердцами уверяли ее, что все может быть хорошо. Все наладится, что надо только преодолеть. Они говорили и говорили, и все дальше отдалялись, боясь прикоснуться к аду, пылающему в душе Зои, боясь как заразной болезни. Но Зоя уже ничего не замечала, ее жизнь оборвалась полгода назад.
Удар... тишина... удар... тишина... удар...
Что если сейчас закончить пытку? Освободиться именно сейчас?
Зоя погрузилась в воду с головой. Выдохнула воздух, и ее тело покорно погрузилось на дно ванной. Открыла глаза. Отсюда мир казался совершенно иным. Другие звуки, другие мысли, но все та же пустая ноющая боль.
Удар... тишина... удар... тишина... удар...
Все так же билось сердце. Одиноко отдаваясь в объятиях тишины.
Сейчас Зоя предпочла бы остаться здесь, чтобы избавиться от невыносимой жизни. Да, Зоя хотела умереть и совсем не считала это безумием или грехом. Последние полгода она думала о смерти постоянно. В общественном транспорте либо в своей машине она ехала и каждую следующую секунду ожидала столкновения и молила о спасительной смерти. Глядя на острые предметы, она думала о том, как легко они будут вонзаться в ее тело, принося с собой смерть. Она резала вены, горстями пила таблетки. Она стояла на краю крыш и за краем мостов. И ее желание смерти становилось навязчивым и порой непреодолимым. Оно охватывало Зою, накатывая волной, и вот уже каждая клеточка наделена адреналином от предвкушения смерти, каждая мысль направлена на поиски смерти. Становилось невыносимо дышать, невыносимо жить еще один день, еще один следующий миг.
Последние полгода она постоянно хотела умереть, и только недостаток смелости и выдержки вновь обрекали ее на испытание жизнью. Словно сама Смерть, издеваясь и мучая, отказывалась от Зои. Злорадно хохоча над сердцем отказывающимся жить без любви, над иссушающей тоской по утраченной половине, той самой половине, которую душа самозабвенно ищет в темноте вечности.
Полгода назад остановилась ее жизнь. В тот момент Зоя уже умерла, и все последующее время обернулось кошмаром. Как говорили другие; в результате несчастно случая машину занесло на встречную полосу. Никто не виноват в том, что она врезалась в другую машину. Никто не виноват в том, что погибли люди. Просто была зима, и дорога покрылась льдом. Случайное стечение обстоятельств. К тому же было темно. Так говорили все вокруг с самой первой минуты, как Зоя открыла глаза в реанимации и поняла, что осталась одна.
Разве можно винить зиму в гололеде и ночь за темноту? Разве можно винить Зою за желание остаться с тем, кого она любила? Без которого не было ее жизни?
Все изменилось для нее, и только память застряла в мгновениях счастливого прошлого. Удивительно сколько мелочей вспоминалось. Даже то, что раньше казалось незаметным. Или эти нелепые ссоры? Если бы она знала, что все исчезнет, то разве бы стали причинами для ссор глупости? Разбросанные вещи или дурацкие приколы. Он взглянул на другую девушку, или случайно оброненные слова, выпавшие из общего контекста беседы. Нет, они не изменяли друг другу и причины для ревности никогда не предоставлялись больше надуманного. Они просто любили друг друга и дурачились. Ссорились и мирились, вписывая себя в историю супружеских пар.
В квартире зазвонил телефон. Тревожно и настойчиво, словно кто-то там на другом конце провода тоже знал о желании Зои. Он все звонил и звонил...
Пусть звонит. Пусть, - думала она, - пусть звонит, меня сейчас не будет. Больше не будет. Еще немного. Один лишь вздох и больше не придется жить... Господи, я больше не хочу так жить. Господи, я больше не верю в тебя. Ты зло... ты позволил ему умереть...
Она закрыла глаза, решаясь покончить с собой. Сердце стало стучать быстрее, предчувствуя смерть. Тоска и боль становились нестерпимым грузом, тисками давящим грудь и слабые отголоски инстинкта самосохранения.
... я не хочу жить... – уже невыносимым становилось желание наполнить легкие воздухом. Вздохнуть. Вздохнуть хотя бы разок, – нет, я не хочу жить...
Неожиданно Зоя разобрала странный звук за дверью. То ли плачь, то ли хныканье... телефон наконец-то смолк, давая возможность внимательнее прислушаться. Вот опять она отчетливо разобрала скрежет о дверь и приподняла голову из воды, тихонечко делая спасительный вдох. Действительно в дверь ванной отчаянно скребся какой-то пес. Жалобно скулил и всячески старался прорваться внутрь. Похоже, для этого раза, как и для предыдущих, нашлась причина для продолжения бесполезных дней. Хотя если задуматься будь в Зои немного меньше страха, она бы нашла безотказный способ покончить с жизнью, и тогда бы подсознание не хваталось бы за посторонние мелочи, как за спасательный круг.
Вот и сейчас эта дурацкая собака! Ну откуда она взялась?!
В доме никого не было кроме Зои, а из домашних животных – рыбки сдохли пару месяцев назад. Она подождала, но собака не унималась, и пришлось вылезать из ванной, одевать халат. Намеревалась открыть дверь и посмотреть на этого негодяя каким-то образом пробравшегося в дом, но внезапный холодок страха прошелся по спине. Стало как-то тревожно и боязно. Сердце сжалось. Не то чтобы она испугалась забежавшей в дом собаки, просто нечто неподвластное ее пониманию робело от вероятности встретить за этой дверью нечто совершенно иное.
Что может оказаться там иным и опасным?
Зоя не знала, но собака явно вынудила ее заволноваться. Ведь к ней никогда не заходили соседские собаки, и она отчетливо помнила, что закрывала входную дверь.
Чем больше она задумывалась о причине появления странного гостя, тем глубже пробиралось неприятное ощущение страха. Собака смолкла и оставила попытки открыть дверь. Зоя подождала еще немного, но все же не решилась выйти сразу. Опустилась на четвереньки и заглянула в щель между дверью и полом. Чувствовался холодный сквозняк. Просматривалась часть коридора, но никого не было видно. Зоя приблизилась, чтобы лучше разглядеть пространство за дверью. Вроде бы никого.
Что же мне мерещиться стало? Галлюцинации? Выходит, я спятила?
Зоя улыбнулась своей впечатлительности. Но тут вдруг в щель ткнулся собачий нос... с испуга Зоя отшатнулась назад и едва успела зажать рот ладонью, чтобы не закричать. С другой стороны щенок тоже лег на бок и заглянул внутрь, просовывая лапку. Жалобно поскуливая, он надеялся встретить понимание в новом человеке и заслужить хотя бы немного еды.
Зоя открыла дверь, и на нее снизу посмотрел очаровательный лохматый черненький щеночек с невероятно добрыми жалостливыми глазками. Для вежливости он тявкнул и завилял хвостиком.
- Привет. Ты откуда взялся? – она присела и почесала за ушком проказника едва не послужившего причиной ее сердечного приступа. – Нельзя прокрадываться в чужие дома.
Щенок не долго думая с радостью потянулся к Зои.
- Ты, наверное, голодный? – она взяла его на руки и понесла на кухню, - Хороший щеночек. Не надо, не надо меня облизывать. Хватит. Хватит. Захлебнуться в собачьей слюне не слишком романтично. Да. Не надо, я уже вся в твоих слюнях. Я поняла, что ты рад, но не стоит так бурно это выражать. Вот и договорились. Умница. Умница. Хороший пес.
Открыв холодильник, Зоя стыдливо призналась себе, что навряд ли щенки питаются пропавшими и прокисшими продуктами. В пакете то ли сыр с плесенью, то ли плесневый сыр, вонючий кефир, почему-то хлеб лежал рядом и нож с вилкой, еще какие-то продукты о предназначении и покупке которых она ничего не помнила... кружка недопитого чая... одним словом холодильник давно служил хранилищем доказательств тихого помешательства Зои.
Глядя на все это безобразие, щенок как-то тяжело и разочарованно вздохнул.
- Извини, последнее время я не часто хожу в магазины. Впрочем, я и готовлю не часто, – они взглянули друг на друга, и Зоя созналась, – я последнее время почти не ем дома. Прости, но, похоже, ты попал не в тот дом и совсем не вовремя.
На всякий случай она заглянула в морозилку, и из четырех ящиков в одном сиротливо лежал всеми забытый брикет мороженого.
- Ты любишь шоколадное мороженое? – спросила она, разминая замороженный брикет в блюдце. – Я очень любила. Ты извини, в другой раз я тебе куплю что-нибудь из собачьей еды. А пока... – она поставила на пол блюдце, опустила щенка и села рядом с ним. – Я не знаю, едят ли щенки мороженое, но человеческие детеныши его любят.
Но щенок даже не понюхал его, а все заглядывал в лицо Зои, будто спросить, что хотел или сказать. Жалобно так, сострадательно, тихо поскуливая, и все лизнуть стремился. Пожалеть...
– Не нравится?
Зоя, зачерпнув немного ложкой, попробовала сама. По ее мнению мороженое было очень даже вкусным. Шоколадно-ванильное... прелесть... если не вдаваться в то, что оно пролежало больше полугода в морозилке.
- Ты точно не хочешь? – она предложила еще раз, но щенок отказался, и тогда Зоя решила съесть мороженое сама.
Поставила блюдце на колени и отправила в рот еще ложечку. И только сейчас она заметила, что щенок так странно пристально смотрел на нее, словно по-человечьи. Преданно, искренне понимая и сочувствуя. Зоя потянул руку, чтобы погладить его, но не решилась. Щенячий взгляд притягивал, и будто через эти черные угольки смотрел на нее кто-то другой... смятением охватило ощущение дежа-вю...
Вновь вернулось то тревожное зябкое ощущение страха. Почувствовался холодный сквозняк, и на его фоне блюдце с мороженым стало теплым. Внутри все непроизвольно сжалось и затаилось.
- Зачем ты пришел? – неожиданно даже для самой себя спросила Зоя у щенка. – Кто ты?
Щенок заскулил, лизнул ее босые пальцы шершавым языком, и убежал в коридор. С секунду Зоя еще пребывала, словно выпавшая из пространства и времени, а потом разом вернулись ощущение жизни и окружающего мира.
Теплый ветер, врывающийся через распахнутое окно, приносил звуки с улицы и запахи весны вперемешку с выхлопами машины соседа Анатолия Павловича, которую он постоянно ремонтировал. Голоса детей и птиц. Солнце нежными лучами тянувшееся все глубже в дом, стремясь побороть царившую в стенах тоску и уныние.
- Подожди меня, - она услышала свой голос и вздрогнула. Спохватилась и поторопилась следом за щенком, – подожди меня. Постой... куда же ты... не уходи...
Но щенок странным образом исчез. Зоя продолжала его поиски несколько часов, всюду заглядывая и зазывая сладостями и ласками, но проказник словно испарился. Когда она вновь вернулась на кухню, то в ее голове начинали преобладать мысли о временном помутнении рассудка и галлюцинациях. То ли бесцельная жизнь начина сводить с ума, то ли она превращала свое одиночество в умственное помешательство. Получается, что все осталось в той другой жизни с Вадимом. Счастье, радость, любовь, внимание, где-то там застряла жизнь Зои, а сейчас ее окружали только жалость родных, да вот еще галлюцинации. Стало так омерзительно и досадно, что Зоя опустилась на пол и заплакала.
* * *
Валентину Николаевичу было уже за пятьдесят лет, но в нем еще проглядывала былая мужская привлекательность, которая не испортилась ни пивным брюшком, ни мелкой сеткой морщин, ни седыми волосами. Практически половину своей жизни он отдал военной авиации, и из-за его страсти к полетам многие шутили, что помрет Валентин в самолете, но все оказалось намного банальнее. Напившись однажды на свадьбе друга, он полез на соседний балкон (уже никто точно и не помнит, зачем черт его туда понес), однако полез и сорвался с четвертого этажа. В результате переломы не совместимые с судьбой летчика, и чтобы не терзать душу Валентин совсем ушел из авиации в ряды простых трудяг. Так впрочем, и прожил свою жизнь: немного работая в одном месте потом в другом, немного попивая с друзьями, немного участвуя в воспитании сына, потому как дочерей полностью оставил на совесть жены, руководствуясь тем, что «Женщина всегда лучше поймет женщину». Хотя, семью он очень любил, уважал жену и покорно соглашался с ней, во всем помогая и поддерживая, потому, что знал насколько тяжелый у него характер. Так что благополучие в их доме держалось исключительно на мудрости этой поистине святой женщины.
Его жена Раиса Алексеевна все еще была влюблена в свого мужа, и это чувство с годами становилось увереннее. Она всегда была аккуратной высокой женщиной спокойно относившаяся к необходимости стареть. Да она и не боялась старости. Ее жизнь вполне удалась, и до последнего времени находились те кто, так или иначе, выражал свою зависть. Окончив институт, она встретила летчика красавца, вышла замуж, получили квартиру, родился сын, а потом и две дочурки. Даша и Настя. Работала в детских садах, и детишки к ней тянулись больше чем к другим воспитателям. Выдала замуж дочек, и радостью жизни стали внуки. Со стороны прекрасная счастливая семья. Впрочем, они были дружной и счастливой семьей, любили, заботились, уважали и никогда не позволяли другим думать о них как-то иначе.
Нельзя сказать, что Раиса спокойно перенесла развод сына после трех лет брака, но Вадиму предался твердый характер отца. И раз уж он пришел к выводу, что никакой любви нет, то двум чужим людям незачем жить вместе. Ольга милая покладистая девушка, хорошая хозяйка и в какой-то степени, они жили полностью устраивая друг друга, но все же это не любовь. Чтобы не тратить годы на поддержание семейного огня и поиски «той самой» искры, а в результате убедиться, что ничего нет, и жизнь вроде как прошла зря, Вадим решил дать Ольге шанс испытать новое чувство с другим человеком. И она к этому отнеслась с должным пониманием.
Так уж получалось, что все последующие девушки Вадима непроизвольно сравнивались с Ольгой. Грешок этот чувствовался и за Раисой и за Валентином, даже сестры позволяли себе иногда намекнуть, что Ольга была во много раз лучше. Так было долго и порой доходило до скандалов, но потом Вадим познакомил их с Зоей, и она осталась просто Зоей, а Ольга Ольгой. Хотя она оказалась полной противоположностью его бывшей жены, к Зое быстро прониклись самыми нежными и теплыми чувствами, словно она всегда была частичкой их семьи.
История их любви началась совершенно случайно на берегу Черного моря, где жила Зоя со своими родителями. Вадим приехал с друзьями отдыхать, а она любила бродить вечерами по берегу, фотографируя закаты. Однажды ветер сорвал с ее головы шляпку, и обронил к ногам Вадима. А потом он предложил ей покинуть солнечный рай, и она ответила: «да» никогда после, не сожалея об этом.
Когда погиб Вадим, Зоя осталась их дочерью и сестрой, о которой они принялись заботиться с большим усердием. Они всячески пытались быть для нее той самой опорой, что удерживает сломавшуюся веточку.
Именно поэтому при свободной минутке Валентин заезжал домой к Зое привозил продукты, собранные Раисой или просто лишний раз стремился приободрить бедняжку, поговорить. Сегодня он собирался к ней ближе к вечеру как раз перед встречей коллег по пиву, но Раисе приснился какой-то тревожный сон про грязную воду, и она все утро тактично предлагала мужу навестить Зою сразу после завтрака. Конечно, Валентин отнеся ко сну не серьезнее чем к глупым бабьим суевериям, но «тактичные напоминания» становились все чаще и обещали обернуться в серьезные неприятности, поэтому, позавтракав, он сел в машину и приехал к Зое.
Дверь никто не открыл и тогда он воспользовался своими ключами. Вернись он раньше, Раиса все равно изведет его расспросами и подозрениями (но упрекать ее за материнскую любовь он бы не посмел), а так он побудет немного дома, если Зоя уже ушла или еще спит, то тихонечко телевизор посмотрит. Валентин вошел в дом и на всякий случай громко позвал Зою, прислушался, никто ему не ответил.
Значит, ушла куда-нибудь. Хотя маршрут Зои ему был хорошо знаком. Несколько часов бесцельно побродит по улицам, не поднимая глаз на людей, и не заходя в магазины, а, в конце концов, опять вернется на кладбище. Сядет напротив могилы Вадима, и будет сидеть, будто каменное изваяние. Зрелище жуткое и Валентин уже подумывал, не избавиться ли от этой скамейки. Он уже и штраф согласен заплатить за порчу благоустройства кладбища, лишь бы Зоя не проводила там все свое время. Но Раиса заверила его, что не будь скамейки, Зоя все равно не прекратит туда ходить.
Еще из коридора Валентин заметил открытую дверь в ванную комнату и набранную воду. Сразу же вспомнились ее частые попытки покончить с жизнью, и его будто иглой прошило.
- Зоя? – ванна была пуста. – Зоя!
Валентин заглянул в спальню. Никого. Проходя в зал, краем глаза заметил босые ноги на кухонном полу. Зоя лежала на боку, рядом валялось блюдце с коричневатой жижей, и он даже притаился, присматриваясь к ее дыханию. В силу характера он слыл сдержанным и скупым на выражение эмоций, но вот с Зоей его профессиональная выдержка стала давать серьезные сбои.
- Зоя? – он присел и встряхнул ее за плечо, - Доченька...
Она вздрогнула и немного испугалась, увидев над собой побелевшее лицо Валентина Николаевича.
- Что случилось? – пробормотала она осматриваясь.
- Ты лежала на полу. Тебе стало плохо?
- Нет.
- Тогда почему ты на полу?
- Я кормила щенка, а потом... наверное, я уснула.
Он помог ей подняться и сесть на кухонный диванчик.
- Ты завела собаку?
- Я принимала ванну, а он забежал в дом. Не знаю, как он попал в дом, – она немного растерянно и еще не понимая всего до конца, взглянула на Валентина - Вы не видели его?
Но Валентин видел лишь подавленную измучавшуюся девушку, чье сердце разрывалось от боли, а рассудок пребывал на грани безумия.
- Нет. Собак я не видел. Послушай, - он поставил табурет и сел перед ней, - я все же рискну настоять на том, чтобы ты переехала к нам. Так будет спокойнее всем нам и тебе веселее. В этих стенах одной можно с ума сойти.
В благодарность за любовь она улыбнулась, но на фоне ее лица это выглядело еще более жалобно. Зоя старалась не расплакаться.
- Спасибо, я как-нибудь потом заеду.
- Я бы хотел забрать тебя сейчас.
- Вас опять Рая выгнала из дома? Снова плохой сон?
- Мы беспокоимся за тебя.
- Не надо за меня беспокоиться. Я в порядке. – И будто хвастаясь, что у нее все просто замечательно налаживается в жизни, Зоя с наигранным воодушевлением призналась, - мне разрешили вернуться на прежнюю работу. Со следующей недели я буду работать. А потом еще Вика предлагала ходить с ней в бассейн. Среда и пятница. Я сказала, что подумаю, но, наверное, я соглашусь.
- Вика это та, которая изводит себя голодом?
Зоя кивнула.
В его памяти из подруг Зои Вика запомнилась тем, что ничего не ела, ссылаясь на постоянные диеты (а Валентин предпочитал исключительно тех, кто любил вкусно поесть). Мало того, что она состояла из одних косточек и кожи, так еще заражала своими лекциями о полезной пище Раису, и после их общения Валентин часто обнаруживал в своей тарелке что-то похожее на лошадиный корм. Нет, конечно, он ничего не имел против Вики, она была жизнерадостным энтузиастом увлекающимся всем, чем можно только увлечься, заглатывая все, что только попадалось. Этакий вечный двигатель. Поэтому если кто и мог воодушевить Зою, так это она, вот только когда Валентин думал о ней, всегда появлялось какое-то подозрительное «но», которое никак не позволяло ему спокойно и добродушно относиться к Вике.
- А другие твои подруги, чем заняты?
Зоя пожала плечами. После аварии и затянувшейся депрессии все как-то незаметно разошлись по своим жизням. Но это и не удивительно. Кому захочется возиться с ненормальной, которая постоянно думает о смерти?
- Что ж, - подводя черту, вздохнул Валентин, - тогда может помочь чем? Раз уж ты все сама решила для себя. Может мне взять на себя вопрос о завершении ремонта дома?
- Я была бы вам очень благодарна.
- Разрешишь мне похозяйничать?
- Конечно.
Впрочем, работы в доме оставалось не много. Кое-что докрасить, доклеить, кое-что довести до ума. У Валентина Николаевича были знакомые ребята, зарабатывающие себе на жизнь ремонтами жилых и нежилых помещений. Делали быстро, качественно и оплату брали разумную, так что он еще осматривая дом, позвонил Матвею и договорился о работе.
Закончив, он вернулся к Зое, которая уже переоделась, немного подкрасилась и включила кофеварку. Конечно, это была уже не та веселая милая Зоя, которую его сын привез однажды из солнечной страны. Она почти не улыбалась, грустили глаза, поблек цвет кожи, появилась неопрятность и безразличие... но его сердце все еще старалось разглядеть в этой женщине очаровательную девчушку некогда подкупающую блеском оливковых глаз и какой-то особой южной утонченностью.
Она почувствовала взгляд Валентина Николаевича и повернулась. Смущенно и потерянно улыбнувшись кончиками губ.
В дверь настойчиво позвонили, а потом еще пару раз стукнули кулаком.
- Я открою, - согласился Валентин.
Едва распахнув дверь, он почти инстинктивно ее чуть не захлопнул прямо перед носом Вики.
И вот у нее-то два высших образования!
Короткая до неприличия юбка, олицетворяющая шкуру леопарда, высокие сапоги, красная куртка, сбившийся на плечи широкий шарф – все как всегда вызывающе словно восклицая: «Я не боюсь выделяться из толпы и мне плевать на ваши маразмы!». Вдобавок волосы, сколотые на затылке, в этот раз были окрашены в оранжевый цвет и торчали во все стороны. Валентина всегда удивляла эта столь неординарная особа, он видел ее в роли томной голубоглазой блондинки: а ля Мерелин Монро, и жгучей брюнеткой с шоколадными глазами и искусственным загаром, претендующим на смуглость кожи для образа мулатки. Он как-то наблюдал полосатую и разноцветную Вику, и совсем не мог представить, какой она родилась на свет. И уж точно не представлял, каким должен быть рядом с ней мужчина ее мечты.
- Валентин Николаевич! – воодушевленно всплеснув руками, она ринулась через порог.
Он попятился, но Вики все же обхватила его за плечи, и чмокнула в щеку, оставляя компрометирующий след красной помады.
- Я так рада вас видеть, – ее лицо искренне излучало радость от встречи. Не в силах сдержать бурю положительных весенних эмоций голос звучал громко и густо. – Мы так давно не встречались. Как ваше здоровье?
- Спасибо. Еще жив.
- О, это так замечательно. Раиса тоже жива здорова?
- Вполне.
- Представляете, я на днях вспомнила о вас и так заскучала. О, дайте, дайте я вас еще чмокну. Еще один разочек… ну… один чмок…
Старый летчик не смог отбиться от приставаний Вики и его обе щеки заметно окрасились в красное. Благо пришла Зоя и избавила Валентина от домогательств, а то и от греха стукнуть Вику чем-нибудь тяжелым, чтоб посмирнее вела себя. Он поспешно попрощался и выскользнул за дверь, оттирая рукавом помаду.
Да, наверное, это была еще одна из причин его нелюбви Вики. Ее напору было невозможно противостоять, и летчик не мог себе простить столь внезапной нерешительности перед этой особой.
Вика проследовала за Зоей на кухню, нисколько не умолкая:
- Такой замечательный мужичок. Обалдеть! Мне б такого, где зацепить. Кстати, я звоню тебе все утро, а ты не подходишь к телефону. Ты не хочешь со мной говорить? Или ты не могла подойти? Ты забыла, как пользоваться телефоном? Я звонила и звонила. Меня саму это начало раздражать. Но я звонила, потому что начала за тебя волноваться.
- Я была в ванной.
- Так долго? Я все бросила и приехала к тебе. Я испугалась за тебя. Разве нельзя было взять телефон в ванную? Поднять трубку и сказать, что ты в порядке.
- Прости. Я не подумала. Будешь кофе?
- Кофе? – она на секунду замолчала, чтобы взглянуть на поставленную для нее кружку. Но зная, насколько отвратительным будет этот кофе, Вика отмахнулась. – К черту кофе. У тебя все равно нечего есть. Поехали в город. Там погода обалдеть. Посидим в кофейне. Поехали. Съедим хоть пирожное. Я так волновалась за тебя, что даже не завтракала. А завтрак самая полезная еда за весь день.
Перспектива похода с Викой в кофейню Зою отчасти напугала. Она давно перестала чувствовать себя уютно среди людей, а в сопровождении с экстравагантной мисс «Пошли все на фиг!» означало превратить себя в центр всеобщего любопытства и недоумения. Нет, к такому испытанию она еще не готова, и поэтому зацепилась за первое пришедшее в голову:
- А твои диеты?
- От одного пирожного хуже не будет. Все. Бери деньги, заедем в магазин.
- Зачем? Какие магазины?
Только не магазины!
- А чем же еще заниматься в такую погоду как не ходить по магазинам. Поехали. Поехали. Нечего думать. От дум морщины появляются на лбу. – Вика сморщила лоб, демонстрируя свои морщинки. – Видишь, как это портит красоту?
Сопротивляться было бесполезно, и Зоя капитулировала, уповая на милость победителя.
Они познакомились на курсах вождения и никогда не страдали особыми дружескими привязанностями. Изредка созванивались, встречались в кофейне, ходили по магазинам и занимались прочей женской чепухой, но после аварии Вика, не спрашиваясь, взяла на себя обязанности лучшей подруги. Выслушивала, убеждала, поддерживала, вразумляла, вытаскивала из ванной с перерезанными венами, дежурила в больницах, читала нотации и всячески вправляла мозги раскисшей Зои. Не требуя ничего взамен, просто была рядом и не давала сбавить темп. Вероятно, подобная миссия была с глубоким личным смыслом для Вики, но она никогда этим не делилась.
* * *
После того как они пару часов посвятили безобразному обжорству всевозможными сладостями в кофейне, они отправились гулять. Под предлогом выхода на работу (ведь нельзя же появляться на людях в такой скучной старушечьей одежде вызывающей исключительно депрессивное настроение) Вика затаскивала Зою во все попадающиеся на пути магазины. В итоге Вика уговорила-таки Зою обновить свой устарелый гардероб, включив в него бордовый свитер, светлые джинсы. Правда Вика настаивала на по-весеннему забавных брюках с радужной полоской, но остались все же просто старые добрые джинсы. Подобралась и сумочка, в которую вложили немного новой косметики и заколок.
Вообще Вика очень любила ходить по магазинам и приобретать много интересных штучек, без которых по ее мнению не могла обойтись ни одна настоящая женщина. А Зое как никакой другой стоило вновь обрести вид настоящей женщины. Она была молода и привлекательна, и на удары судьбы стоило бы отвечать исключительно жизнью.
Так что, изрядно опустошив кошельки, они завершили свой крестовый поход в супермаркете, нагружая тележку продуктами для холодильника Зои. Пусть и у него сегодня будет праздник!
Проходя мимо одного из продавцов, Зоя вспомнила утренний визит щенка, и обратилась к продавцу-консультанту. Скучающий из-за отсутствия внимания к своей персоне он радостно откликнулся помочь Зои.
- А у вас собачья еда есть? – спросила она.
Пухленький парнишка в фирменном красном фартучке и кепке улыбнулся и любезно указал направление:
- Четвертый отдел. Прямо за молочным.
- Спасибо.
Вика, подмигнув пареньку, повернула тележку в соседний проход.
- У тебя собака? Почему ты мне сразу не сказала, что завела себе собаку? А я не видела у тебя собаки.
Зое еще раз пришлось подробно рассказать утреннее происшествие. Прокручивая все заново, она только больше начинала думать, о подозрительной ненормальности этого щенка. То ли обстоятельства сложились странно, то ли она сама начинает сходить с ума, но, во-первых, неоткуда было взяться щенку в закрытом доме, а тем более исчезнуть потом бесследно, и, во-вторых, смотрел он на нее совсем не по-собачьи.
А как смотрят по-собачьи?
Они остановились напротив длиннющей витрины собачьих и кошачьих кормов. Тут тебе и сухие корма: свиные, говяжьи, рыбные, куриные и тд, тп., консервы: свиные, говяжьи, рыбные, куриные и тд, тп., деликатесы и лакомства, еда для гурманов и приверед. Больших, маленьких и средних. Старых молодых и средних.
У Зои глаза разбежались по полкам, и она совсем заблудилась во всем этом многообразии, понимая, что современная животина невероятно избалована двуногими друзьями.
На помощь пришла Вика:
- Какая у тебя собака?
- Щенок.
- Значит еда для щенков.
Они сдвинулись в нужную часть.
- Сколько месяцев?
- Маленький.
- Порода?
- Черный лохматый.
- Понятно, - протянула Вика, читая рекомендации на пакетах, - вот это подойдет. Мясное ассорти. Возьми сухой. Попробуешь. Если не понравится вот тебе консервы, тоже мясные. Я своему коту смешиваю с булкой или еще с чем-нибудь, а то больно жирен станет на одном мясе.
Зоя взглянула на счастливого щенка изображенного на пакете с кормом. По ее мнению, он выглядел вполне счастливым и ни на что не жаловался.
- А ему может, не понравится?
- Ну, мой кот, например, консервы больше любит, чем сухой. Но я думаю, что ему грызть лень. А твой не знаю. Кстати ему надо сделать прививки.
- Зачем? Он не больной.
- Для профилактики.
- Ты свому делала?
- У меня же кот.
- А котам... нет?
Вика как-то призадумалась.
- Что-то я не знаю. Своему точно ничего не делала. Он у меня только жрет как свинья, и спит под батареей. Его если в голодный год зарезать, то на всю зиму мяса хватит.
- Ты его не любишь?
- Люблю. Как же его не любить? Когда он ждет моего прихода, встречает у двери, переживает, когда мне плохо. Всегда спит только в моей постели. Ну, скажи мне, какой мужик способен на такую преданность?
К этому времени они пристроились в хвост очереди к кассе, и на последнее признание Вики впереди стоящий мужчина недоуменно обернулся.
- И только попробуй сказать, что это не так, - тут же запальчиво ответила на его взгляд Вика.
Мужчина буркнул что-то неразборчивое и отвернулся.
- А как ты его назвала?
- Никак. – Зоя пожала плечами. - Я не подумала об этом.
- Но как-то его надо назвать иначе как же без клички. «Эй ты, щенок иди сюда» похоже на бульварную разборку шпаны.
Зоя особо напрягаться не стала:
- Может Рекс?
- Рекс уже не модно.
- А как модно?
- Он мальчик или девочка?
- Я не смотрела.
- Зря.
Она вновь подмигнула пухленькому продавцу, который, проходя мимо очереди, украдкой взглянул на Вику. Застигнутый парнишка, смутившись, потупил глаза и заспешил, вызывая у Вики улыбку.
Жизнь прекрасна!
- Назови Клеопатра, Генрих, Цезарь. Здорово, если имя двойное или тройное. Жан-Жак, Жорж-Луи-Бернар. Оскар. Назови Рет Батлер как в «Унесенные ветром» а подружка Скарлетт. Мне нравится этот фильм. Но я никак не могу понять идиотизм Скарлетт. Ее любил такой потрясающий мужик. О-о на меня бы такой Рет посмотрел одним глазком, и я бы за ним хоть на край вселенной. Он ее до беспамятства любил, а она полная дура все за этим рыжим уродом бегала, все вздыхала.
Они рассчитались за покупки и, сложив все в пакеты, вышли на улицу.
- Жан-Жак нагадил на ковер, – размышляя, сказала Зоя. - Это глупо звучит. Он смешной подошло бы Плут или Бандит.
- Зоя никто не называет собак Бандитом. Ты его еще Террористом назови. Выйдешь на прогулку и будешь: «Террорист рядом». «Террорист сидеть», «лежать». «Террорист фас».
Обе рассмеялись, но Зоя неожиданно ощутила скверное ощущение. Прохладное, леденящее, пробирающее до самой души и заставляющее ее трепетать от страха. Тревожно озираясь, на противоположной стороне улицы Зоя заметила в толпе человека. Он стоял на самом краю тротуара в какой-то тяжелой зимней одежде, и смотрел прямо на нее. Пристально вглядываясь, будто стараясь понять что-то.
Зою охватило дежа-вю. Пробежали мурашки по коже. Нет, она никогда раньше не видела того человека, и доказательством этого очень отчетливой мыслью в голове проскользнула уверенность, что никто из знакомых Зои даже отдаленно не напоминал его. Они стояли и смотрели друг на друга, словно попали под невидимую гипнотическую волну, освобождающую из глубин души самые скверные и мерзкие страхи.
От толчка Вики Зоя едва не закричала со страху.
- Ты чего? Вид словно покойника увидела.
Она на мгновение отвлеклась на подругу и уже не смогла разглядеть в толпе странного типа. Все по-прежнему, спешащая серая толпа, нетерпеливые машины, жаркое солнце и немного душно из-за высокой влажности.
- Ты его видела?
- Кого?
- Мужчина в черной куртке с капюшоном. Напротив стоял и... смотрел на меня.
Вика заинтересованно всмотрелась на противоположный тротуар, но никого похожего или подозрительного не заметила.
- На нас многие оборачиваются. Не бери в голову, они просто завидуют, что сами не способны одеваться ярко и свободно. Они бояться выделиться и быть не понятыми толпой. Но нам-то все равно. Они сами по себе, а мы как знаем.
Да, наверное, показалось...
Вика подозвала стоящего рядом с магазином таксиста и договорилась развести их обоих по домам.
* * *
Подходя к крыльцу, Зоя заметила ожидающего ее щенка. Он ликующе взвизгнул и побежал к ней, весело виляя хвостом.
- Смотрите-ка, плутишка вернулся. – Она присела, чтобы его погладить, - и как твои дела? Проголодался? О-о у меня есть для тебя много еды. Но сначала пойдем, спросим не соседский ли ты.
Зоя занесла пакеты в дом и, взяв щенка на руки, пошла разыскивать его семью.
Жизненным доказательством многообразия судеб являлись два ее соседа. С одной стороны Анатолий Павлович. Вот уже двадцать лет за ним зацепилось другое имя – Толик Алкоголик. В свой уже пенсионный возраст он пил, не разбирая что пьет, и когда пьет. Напившись, каждый раз доказывал жене Любе кто же в доме настоящий хозяин: поднималась ругань и полноценный реслинг. Благо с возрастом она стала женщиной много крупнее его, так что в отличие от прочих лет с синяками больше появлялся Толик Алкоголик. Его и лечили в клиниках, и возили к бабушкам на заговоры, и чего только с ним не делали, он пил и продолжал пить. Единственной его заслугой были моменты протрезвления, когда он по праву заслуживал звание «золотого мужика» или «на все руки от скуки». И дома по хозяйству хлопочет, и деньги зарабатывает, не брезгуя никакой работой, и Любачку свою как королеву почитает. Еще одним его достоянием был сын, удавшийся всеми повадками и привычками исключительно в мать. Сам выучился, начал зарабатывать, ни на кого не рассчитывая и не ища поддержки. Женился и жил в городе отдельно от родителей навещал только в трезвые моменты отца, чтобы жену не пугать, а вот Люба часто к ним заезжала погостить.
Другой сосед по-простому дядя Женя. Вероятно, пользовался благосклонностью у матушки Удачи, потому что в свои сорок лет испытал все прелести жизни от высоких взлетов (возглавлял собственную успешную фирму) до крутых падений (пару сроков в тюрьме) и сейчас старался придерживаться «плавучей» середины. Домик, правда, не хилый. Машинка, жена, сынок, дочурка и работка поскромнее. На жизнь хватало так, чтобы в отпуск семьей выехать на Средиземное море, и он не жаловался. Но и не хвастался, огородив свой участок двухметровой кирпичной стеной.
Предполагая о запое Анатолия, Зоя прямиком оправилась к дяде Жени. Помнится, у него была собака. Так что Плут мог, зарабатывая себе лишний кусок, сбегать из дома. Дверь открыл сын Максимка. Увидев Зою он немного растерялся потому, как меньше всего ожидал увидеть ее и уже успел подумать, не натворила ли чего она на этот раз.
- Привет, извини, что я...
- Батю позвать?
- Может, ты ответишь. Я просто спросить. У вас собака кажется, была.
Плут прижался к ней, и приятная тяжесть на руках до такой степени показалась родной, что Зое совершенно расхотелось отдавать щенка. Упрекнув себя за глупую честность, она придумала, что предложит деньги за него. В конце концов, ее одиночество скрасит живое существо.
- Почему была? Она есть. Марго. Немецкая овчарка. Она сейчас с мамкой гуляет. А что?
- Ко мне щенок забежал, может ваш?
- Щенок? – он подозрительно покосился на руки Зои, - Щенок у нас был. У Марго в этот раз троих сразу купили, а черный не удался. Лохматый какой-то, черный. – Заливаясь краской от смущения, он признался: - Мы в этот раз не уследили за ней... ну вы понимаете... один в папашу что ли.
- Так значит он ваш? – в голосе скользнула неподдельная печать, и Зоя крепче прижала щенка.
Максимка почесывая затылок озадаченно смотрел на Зою.
- Нет. Нашего батя машиной задавил неделю назад. Выезжал из гаража, а тот прямо под колесо попал. И пискнуть не успел.
- Жаль. А у кого еще собаки есть по близости?
Максимка вкратце пояснил, какие породы у кого имеются и в итоге они оба пришли к выводу, что щенок Зои мог оказаться просто выброшенным нерадивым хозяином. Вот и прибился к теплу.
К Анатолию Зоя не пошла потому, как даже если это он притащил откуда-то щенка, то у нее бедолаге будет куда лучше, чем в обществе спившегося деда.
Возвращаясь домой, Зое казалось, что она пребывала в самом счастливом дне за последние полгода. Теперь у нее будет щенок по кличке... Плут. И они станут спасать друг друга от одиночества, заботится. Кто знает, может в следующий раз, когда Зоя отважится покончить с собой, ее остановит мысль о Плуте, который будет обречен на голодную бездомную жизнь.
Зоя поставила ему на крыльцо сразу две миски: в одной сухой корм, в другой консервы. Села рядом на порожки и с благоговейным трепетом ожидала, что он станет есть... но он отказался.
- Тебе не нравится? – он на всякий случай понюхала содержимое, - Глупый это вкусно. Самая настоящая собачья еда для щенков.
Плут тоже понюхал, облизнулся, лизнул руку заботливой хозяйки... но не притронулся. Зоя попыталась ткнуть его носом в миску. Естественно было тяжело слышать его жалостные протесты и подавлять его отчаянное упорство, а куда деваться? Есть-то надо! А еда вкусная! За такую цену она просто невероятно вкусная!
- Да что с тобой такое? – сдалась Зоя, отпуская щенка. – Почему ты не хочешь есть? Разве ты не голодный? Вика говорила, что маленькие едят, пока не заблюют. А ты? Может ты больной?
Они смотрели друг на друга, усердно пытаясь понять, что же происходит не так. Почему они никак не могут найти общего языка? У Зои никогда не было собак раньше, но по ее общему представлению она примерно представляла, что требуется от человека для благополучия собаки. И на первом месте стояла хорошая кормежка. Еда это вообще лучший способ завоевания доверия. Но Плут совершенно отказывался входить в доверие и при этом смотрел голодными жалобными глазами.
- Может у тебя животик болит? – спросила у него Зоя.
Плут вновь потянулся к ее рукам, но обернулся к дороге и загавкал. Зоя непроизвольно проследила его взгляд.
У калитки стоял мужчина в черной зимней куртке с низко надвинутой на глаза шапкой и сверху еще капюшон. Такое ощущение, точно он не понял, что наступила весна.
Это он! Он! Он! – тревожно забилось в голове. – Тот самый! Он следил!
Поняв, что обнаружен, незнакомец открыл дверцу и зашагал по дорожке к крыльцу.
Боже мой...
Зоя сгребла в охапку Плута и забежала в дом. Закрыла дверь на все замки. Сердце со страха колотилось где-то в ушах, вытесняя собой все прочие звуки. Сознание заволокло полусонное онемение и через громоподобные удары испуганного сердца доносилось гавканье Плута. Он храбро кидался на дверь, чтобы прогнать незнакомца и защитить свою хозяйку любой ценой... любой ценой защитить.
- Тише, тише – она узнала свой голос и немного пришла в себя.
Взяла на руки Плута, успокаивая его, а за одно и себя.
За дверью скрипнули порожки... верхняя доска немного прогибалась и издавала отвратительный и раздражающий скрип... Вадим не успел ее заменить... незнакомец остановился у самой двери.
Зоя зажала себе рот, чтобы не закричать. Окна! Надо закрыть окна! Чем она их закроет? Он разобьет стекло и залезет внутрь! Какие к черту окна?! Он выследил ее...
В дверь постучали, и Зоя отскочила назад.
- Ты должна меня впустить, – голос звучал мягко. Старался держаться уверенно, словно внушая ребенку о безболезненных действиях зубного врача, но мужчине с трудом удавалось сдерживать волнение. Зубные врачи всегда делают больно!!! Он боялся их сам!!! – Я пришел поговорить. Ты слышишь меня? Ты слышишь меня? Я хочу с тобой поговорить.
- Уходите! – в панике Зоя металась из стороны в сторону, не зная за что хвататься, как прогнать психа. Она была близка к истерике и не понимала столь внезапного страха перед этим человеком. Он вселял в нее просто леденящий душу ужас будто... будто за дверью стояло чудовище. – Уходите! Я не буду с вами говорить! Уходите или я вызову милицию!
Милиция! Как же она не подумала о спасительном звонке!
- Ты меня слышишь!
По интонации угадывалось, что он просто в восторге. Незнакомец ликующе вскрикнул и на радостях забарабанил в дверь. Тут же опомнился, что доведет ее до обморока, и спохватился.
- Не бойся. Я так долго искал того, кто поймет меня. Я уже отчаялся, – прижавшись к двери, шептал он. – Думал, что я остался один. А потом увидел тебя. Поднимаю глаза и вижу тебя, а ты смотришь на меня. Это чудо. А теперь ты слышишь меня. Ты меня слышишь. И мы можем поговорить. Мне так страшно. Поговори со мной. Поговори прошу.
Плут подобно свирепому льву кидался на дверь, рыча и заливаясь лаем. Зоя в панике схватилась за телефон... отступая споткнулась... упала и выронила телефон ...
Он разобрал шум внутри.
- Что с вами? Вам плохо? Я напугал вас? Простите. Я просто хотел поговорить. Впустите меня. Впустите, пожалуйста. Я не причиню вам вреда.
...давила на кнопки непослушными пальцами лихорадочно вспоминая какие-то телефоны... но все не то... только цифры без имен... дурацкие комбинации цифр ровным счетом ничего не значащие... в голове творился бардак...
- Убирайся! – у нее застряло только одно слово, а остальные смялись страхом.
Пусть он уходит... уходит... уходит... господи прости меня... пусть уйдет...
- Меня зовут Глеб. Если ты слышишь, повтори мое имя.
- Убирайся! Я не хочу с тобой ни о чем говорить!
- Повтори имя и я уйду. Я уйду, не бойся. Теперь я знаю, что ты есть...
- Глеб! Слышишь?! Черт тебя дери! – пальцы попадали на другие кнопки. – Ты Глеб! Доволен!? А теперь уходи!
- Благодарю вас небеса.
Зоя все же услышала на другом конце провода голос диспетчера, и ее словно прорвало. Она умоляла о помощи пока внутри все перестанет колотится от страха.
* * *
Раиса долго сидела напротив уснувшей Зои, а потом тихонечко вышла из спальни, оставив включенным ночник. Спустилась вниз. Валентин все-таки распаковал телевизор и, пристроив его на табурет, а сам напротив сидел на диванчике. Шел безвкусный фильм, который он уже неоднократно видел и поэтому звук оставался выключенным, предоставляя возможность тупо пялиться на цветные картинки. Сегодня он не попал в общество друзей, но, оставаясь верен традиции, привез пиво с собой. Правда, бутылочка так и осталась нетронутой в его руке.
Почти до одиннадцати часов вечера вежливый офицер терпеливо вел дознание, делая пометки в блокноте. Не упустил ни одной мелочи, пообещал присматривать за домом и начать розыск мужчины. Но по опыту Валентин был уверен, что «присматривать» значит проехать один – два раза в сутки мимо дома, а «начать розыск» ограничится предупреждением сотрудников о подозрительной личности. На его попытки отнестись немного серьезнее офицер ответил, что все будет выполнено в соответствии с законом и бюджетом города.
Что ж его за это винить не стоило. Они даже не смогли определить, кто виновен в гибели его сына. Что еще можно было требовать? Подумаешь, какой-то парень пришел к симпатичной девушке поговорить. Он ей не угрожал и не ломился в дом. Представился. Извинился. А что она испугалась, так, не сильно углубляясь в прошлое, за Зоей имелись грешки. А от депрессии до мании преследования один шаг. Об этом офицер тоже намекнул с улыбочкой... после чего Валентину захотелось свернуть ему шею.
Было уже около двух часов ночи, и на душе скверно, словно туда плюнули. Раиса присела рядом с ним и тоже как-то тупо посмотрела на экран телевизора.
- Как она? – спросил Валентин.
- Уснула. Вздрагивает. Бормочет что-то. Бедняжка так напугана.
- Я вот тут подумал... – обнял ее, и она прислонила утомленную голову к его плечу, - только не заводись сразу... – он подождал, но возражений не последовало. – Я подумал, что никто не видел этого парня в куртке. Офицер опросил всю округу, но ни сегодня, ни вчера никто не встречал его.
- Что ты хочешь сказать?
- А этот ее щенок? Ты его видела. Я лично нет.
Раиса вопросительно взглянула на мужа. Честно признаться у нее не нашлось времени подумать о щенке. Хотя Зоя о нем беспокоилась. К тому же он запросто мог убежать испугавшись. А уж в этом психопате сомневаться... как вообще можно сомневаться в словах Зои? Она никогда не лгала.
- Я не говорю, что у Зои с головой не все в порядке, – продолжал рассуждать Валентин. – Может это побочное действие лекарств? Утром я нашел ее на кухне. Сказала, что уснула, но это мог быть и обморок. Вика целый день водила ее по городу, может, Зоя переутомилась. Она плохо питается, переживает, плачет. От такого образа жизни можно спятить.
- Валя ты говоришь страшные вещи.
- Я говорю что думаю. У Зои проблемы. И их надо решить скорее.
- Предлагаешь вновь поместить ее в психушку? Нет. Я на это не согласна.
- Ну почему сразу в психушку? Надо проконсультироваться относительно ее лекарств.
- Она не принимает лекарства. Она на снотворное сейчас едва согласилась. Не говори глупости. Может этот парень не думал о плохом, но она очень напугалась. И я не хочу оставлять ее одну и тем более намекать на ее невменяемость. Валя ей очень тяжело.
- Ей тяжело. К твоему сведению я тоже похоронил сына.
- К твоему сведению ты мужчина, а она еще ребенок.
- Ничего себе ребенок. Двадцать пять лет...
- Валентин Николаевич, – попросила она его заткнуться и как всегда добилась желаемого результата.
Они сидели молча. Закончился фильм, промелькнули титры, и немая реклама вызывала чуть больше уважения, чем раньше.
- Ее нельзя оставлять одну, - решил Валентин.
- Нельзя.
- Днем за ней будет приглядывать Матвей. Он с ребятами займутся ремонтом. Я уже договорился с ними. Нельзя оставлять дом в таком ужасном виде. А вечерами будем приезжать мы. Вику надо предупредить, чтобы звонила почаще. С понедельника Зоя выходит на работу, может это ее отвлечет. Что ты об этом думаешь?
- Я не против. Но лучше бы Зою забрать к нам.
- Да говорил я с ней, но она упрямая как ослица.
- Я ее понимаю.
- А я нет. Вас вообще невозможно понять.
- Они были счастливы в этом доме. С ним связывались мечты о будущем. Дом остался единственным, что осталось у Зои после аварии. Дом и воспоминания счастья. Уйти из дома равносильно отказаться от последней надежды.
- Надежды? Никакая надежда или дом не вернут мне сына. Он умер, она нет. А этот дом становится ее могилой. Камнем на шее, который тянет ее назад. Господи от чего в бабьих головах столько ерунды.
- От того, что в ваших головах все прямолинейно.
- И, слава богу!
От возмущения Валентин яростно стал нажимать кнопки пульта, но на каждом канале красовалась одна реклама, а иногда одинаковые ролики совпадали на разных каналах с точностью до секунды. Складывалось впечатление, что бессмертное искусство кинематографа полностью заменилось в один канализационный рекламный канал. Он раздраженно выключил телевизор и откинул пульт.
- Шла бы ты спать родная, - он изо всех сил старался остаться сдержанным, чтобы не усугублять положение еще и разбирательствами с собственной женой.
- А ты чем собираешься заниматься?
- Посижу еще... подумаю. Спокойной ночи.
- Спокойной ночи.
Раиса поцеловала мужа в щеку и отправилась спать.
* * *
... яркий свет резанул по глазам... машину сотряс удар... крики и скрежет...
Охваченная властью сновидений, Зоя металась по подушкам, вздрагивая, и сквозь стоны слышалось: «помогите, помогите, помогите».
... переворачивалась... падала... скользила машина...
Влажные волосы растрепались, холодный пот и пальцы в судорожных попытках удержаться в смертельном жернове, рвали одеяло.
... удар сердца... машина перевернулась в воздухе подобно акробату под куполом цирка... удар сердца... машина ударилась о землю... удар сердца... машина выдохнула... удар сердца... удар... тишина...
И внезапно Зою обняли руки, останавливая безумие.
... а вокруг крупные пушистые снежинки в танце опускались на серую землю...
- Просыпайся милая. Просыпайся.
Ведомая голосом она открыла глаза. На нее смотрели любимые встревоженные глаза.
- Вадим.
- Это был плохой сон, – улыбнулся. Он убрал с лица Зои мокрые локоны, поцеловал. – Успокойся, я рядом. Не бойся.
- Вадим, - Зоя крепко обняла его. – Мне снилось, что мы погибли.
- Глупости милая. Ты жива.
- Жива, - она боялась ослабить руки, чтобы не утратить ощущение его живого тела. Отчего-то часть ее разума коварно нашептывала о невозможности столь близкого счастья. – Мне так страшно.
- Давай я тебя крепко обниму, спою песенку и тебе приснится хороший сон.
- Только песенок не надо.
Но Вадим все же запел, а петь он практически и не умел. Хотя очень старался подражать «правильному» пению от чего его воспроизведение оригинала превращалось в извращенную пытку смехом.
Вслед за солнцем поднялся Валентин Николаевич. На сегодня было намечено много дел и следовало начинать с самого утра. Так что солнце, подтягиваясь выше, пробуждало заспанные улицы и по-хозяйски наводило порядок; прогревая воздух и рассылая бодрое настроение, а Валентин начал с утренней зарядки. Вышел на крыльцо, потягиваясь и улыбаясь, сделал несколько упражнений, правда с годами зарядка становилась все короче и скорее носила ритуальный характер.
Рядом открыла на кухне окно Раиса.
- Доброе утро муженек.
- Доброе утро женушка.
Она наполнила чайник и поставила на газ. Заглянула в холодильник и предалась размышлениям о том, чем бы накормить своего проглота муженька и исхудавшую невестку.
После завтрака приехал Матвей, и с Валентином они занялись домом. Чем больше уделялось внимания ремонту, тем глубже они погружались в мелочи, и возрастающие цифры суммы заставляли всерьез задуматься.
А не пойти ли ограбить банк?
Было уже около десяти часов, когда, улыбаясь своим мыслям и кутаясь в шерстяную кофту, на кухню спустилась Зоя. Раиса во всю была увлечена приготовлением; всюду нарезанные овощи, обжаренные грибы, что-то еще доваривалось, но заглянуть под крышку Зое не разрешили. Строго указали на оставшуюся натертую морковку, которую можно было съесть. Порой Зою удивлял талант Раисы готовить невообразимые сложные блюда. Она могла проводить на кухни целые дни и при этом нисколько не уставать и не чувствовать себя ущемленной в правах. Мол удел женщин готовка и уборка. Она творила, превосходно, виртуозно творила и ей отвечали благодарностью. Особенно Валентин, который со временем стал только толстеть от таланта жены. К сожалению, любовь к приготовлению пищи не передалась ни ее дочерям, ни невестке, но Раиса не осуждала их. Они выросли в то время, когда можно пойти в магазин и купить полуфабрикаты. Бросить нечто замороженное в микроволновую печь или сковороду – вот и еда готова.
Зоя, быстро расправляясь с морковкой, спросила.
- А Вадим уже ушел на работу?
- Вадим? – Раиса прекратила помешивать соус.
- Он сказал, что ему надо уйти рано, – она отодвинула пустую тарелку, и потянулась за лимоном. – Я хотела проснуться приготовить завтрак, но он не захотел. Просил еще поваляться в постельке. Он не говорил, какие могут быть дела в выходной день?
Зоя отрезала пластик лимона и целиком положила в рот. Нисколько не сморщившись, наоборот лимон ее бодрил. Когда Вадим впервые это увидел, то его самого буквально перекосило, «Ты любишь лимоны?» - прозвучало тогда равносильно – «Ты любишь свежие какашки?». Но она на его глазах съела целый лимон, и он был окончательно сражен, правда больше никогда не притрагивался к ним. Зоя отрезала еще пласт, растолкла с песком в кружке, и налила кипятка.
- Ты говорила с ним? – осторожно спросила Раиса.
- Да. А вы его не застали?
Раиса чуть качнула головой.
- Мне такой ужасный сон снился. Мне никогда еще не снились такие кошмары. Наверное, много съела на ночь.
- И что снилось?
- Авария. Будто я и Вадим едем в машине. Кругом снег. Знаете красиво как в сказке крупные пушистые снежинки медленно ложились на дорогу. Деревья вокруг в снегу. Точно как в сказке. – Она задумалась, и от этого на лице отразились тяжелые переживания. – Сон такой настоящий был. У меня до сих пор мурашки.
- А потом?
- Потом... потом свет очень яркий в глаза. Мы в гору поднимались, а он сверху будто прожектором в глаза я заслонилась руками, потом удар был... в нас влетела машина... все завертелось... я кричала... кричала, – она мотнула головой, желая развеять кошмар. – Меня Вадим разбудил, а то я бы во сне со страха померла. А что? Бах и сердце остановилось бы. Слава богу, Вадим меня растолкал. Обнял. Песенки стал петь, чтобы успокоить меня. А вы знаете голосок у вашего сына тот еще... ни мотива, ни такта. Он замолчал только тогда, когда я едва не лопнула от смеха. А потом мы, наверное, часа два просидели, обнявшись и ни о чем не разговаривая. За последнее время мне еще не было так спокойно и хорошо как в его объятиях. Мы молчали, но нам не требовалось слов. Мы все понимали. Нам просто не нужны были слова. Понимаете меня? У вас с Валентином бывает такое?
Она повернулась к Раисе, и ее бледный вид насторожил ее.
- Что с вами? С Валентином плохо? Стойте, я же не спросила, почему вы приехали. Валентин Николаевич заболел? Да говорите же.
В дверях появился Валентин, который шел на кухню, но, услышав рассказ Зои, так и остался стоять за углом. Ноги онемели.
- Что произошло? – начинала паниковать Зоя.
- Доченька... – только и смог выдавить из себя Валентин.
- Вадим? – она побледнела, задрожала. – Что с ним?
Зоя в панике схватилась за телефонную трубку аппарата висевшего на стене. Начала набирать номер. Никак не могла вспомнить точный номер. Проклятье! Ну почему она никогда не может запомнить цифры.
- Скажите мне, что случилось с Вадимом?! Где он?!
- Боже мой... – сорвалась Раиса и зажала рот ладонью, чтобы не закричать.
Валентин попытался отнять телефон, она сопротивлялись, пока до нее не дошло понимание того, что встреча с Вадимом тоже была сном. Жестоким сном. Зоя закричала, вырываясь из рук Валентина, заплакала в истерике.
* * *
В тяжелые финансовые времена старый корпус больницы был отдан нескольким инициативным студентам с ветеринарного факультета. За последние лет десять антисанитарное здание с треснувшими оконными стеклами, сыплющейся штукатуркой и прогнившими деревянными полами превратилось в клинику для животных. А ремонту, оборудованию и вниманию врачей завидовали едва ли не все пациенты из других корпусов, потому как сама больница оставалась на скудном госбюджете, а клиника процветала в частных руках. Но все же был один крупный недостаток, который порой угнетал даже работников клиники и их пациентов. Все окна корпуса выходили на кладбище. Небольшой старый парк и сразу за дорогой простирался мир тишины и смерти, как напоминание всем о бренности и скоротечности жизни.
Воспользовавшись небольшим перерывом, Егор вышел из больницы. Утро выдалось не из приятных: удаление опухоли у черепашки, несчастному коту пришлось распрощаться с поклонницами, Джек сбитый машиной умер прямо на столе. А его хозяйка (девочка лет двенадцати) смотрела на Егора умоляющими глазами... все старалась слезы сдерживала, а они все катились по щекам. Она росла вместе с Джеком и порой пес был единственным понимающим другом, а какой-то мерзавец не соизволил притормозить и пропустить старого пса, который каждый день ходил в школу встречать девочку после уроков.
Господи... где же ты бываешь...
Егор попросил у проходящего мимо парня сигаретку, тот удивленно скосился на халат врача, но все же не отказал, даже прикурить помог.
- Спасибо, - затягиваясь, поблагодарил Егор.
- Пожалуйста.
Скорая помощь привезла еще одного травмированного к корпусам больницы, и Егор немного порадовался, что всего лишь лечит животных, а не людей, но потом опять вспомнились глаза той девочки.
Он прошел в парк и прислонился спиной к дереву. Курил и старался ни о чем не думать. Пахло молодыми распускающимися тополиными почками. Хотелось жить и верить, что эта весна обязательно что-то изменит к лучшему. Люди станут добрее, быть может, вернется любовь.
Случайно глаза остановились на женщине сидящей на скамейке. Егор не сразу понял, что в этом показалось ему странным, пока само собой не пришло: они находились в двух разных мирах, разделенных дорожкой. Ее сердце было обращено к смерти, а его - отчаянно боролось за жизнь.
Хотел подойти к ней, но зазвонил телефон, требуя возвращения на дежурство.
Рядом с Зоей на скамейку присела пожилая женщина. Одета она была для весенней погоды немного легко, но зато современно: брючный шерстяной костюмчик, башмачки и элегантная шляпка, из-под которой выбивались седые локоны. На колени она положила сумочку и, придерживая ее обеими руками, повернулась к Зое. У нее было красивое доброе лицо, и морщинки нисколько не испортили оставшуюся природную красоту. В ее манере держаться угадывались примеси благородных кровей или знатных древних родов.
- Здравствуй Зоя.
- Здравствуйте, - отозвалась она, пытаясь вспомнить хоть одну встречу с этой женщиной. Но даже если бы она знала ее как-то косвенно, то непременно остались бы воспоминания. Впечатления от встречи с такими женщинами остаются надолго. – Разве мы знакомы?
- Я наслышана о тебе.
- От кого? – впрочем, Зои было наплевать на былые взаимоотношения с этой старушкой. То, что было за роковой чертой осталось в другой жизни. Смутным и неясным воспоминанием. Зои очень хотелось послать старушку отправиться своей дорогой, но, глядя на ее воспитанные манеры, стало как-то неловко грубить ей в лицо, поэтому она со стандартным безразличием поддержала разговор, особо не углубляясь в смысл слов.
- Меня зовут Клавдия Ивановна, – представилась старушка, и немного помолчав, добавила то, что по ее мнению должно было привлечь внимание Зои. - Я знала Вадима.
Зоя вздрогнула. Вадима? Она пытливо вгляделась в блестящие глазки старушки. Недоверие и осторожность не допускали случайного совпадения их встречи.
- Я сожалею, - говорила Клавдия, намеренно не замечая ее тревоги, - что его жизнь в этом мире так рано оборвалась. Он был замечательным человеком. У меня здесь подальше семейная могилка. Я часто здесь хожу и постоянно вижу тебя. Вот отважилась подойти. Почему ты все время здесь сидишь?
Зоя вновь отвернулась к могиле.
- Мне не хватает его.
- Деточка, сидя здесь, ты не восполнишь пустоту внутри. К тому же, – она грустно вздохнула, - здесь его уже давно нет. Это место где захоронено тело, а не Вадим. Не стоит отдавать столько времени и драгоценных дней молодости на то, чтобы караулить могилу. Дитя мое он не поднимется. Его душа воспарила в прекрасный мир, и оттуда глядя на тебя, ему больно и тревожно. Он будет рядом с тобой, будет любить тебя, оберегать, и ждать тебя там, – при слове «там» опасаясь, что это заметят, Клавдия робко указала на небо, - но здесь тебе стоит подумать о своей жизни. Как ты ее проживешь. Достойно ли? Исполнишь ли надежды, возложенные на твое пребывание здесь? Потому что милое дитя каждый рождается, чтобы выполнить свою задачу. Одни для великих целей, другие для целей поскромнее. У каждого свое место, время и отпущенный срок. А ты растрачиваешь время впустую. Только подумай, сколько хорошего можно сделать, пока ты сидишь и смотришь на памятник. Так нельзя.
- Что именно сделать? – Зоя ухмыльнулась.
Вероятно, старушка слегка двинулась рассудком. Сама Зоя относилась к смерти достаточно просто: раз умер, значит, тебя больше нет. Тело сгнило, съеденное червями, энергия распалась. А приходила она к могиле только потому, что здесь никто не мешал быть наедине с воспоминаниями, которые она бережно перебирала в памяти. Смотрела на гранитную глыбу с фотографией Вадима, и время для нее проходило как-то стороной.
- Ты думаешь, ему не больно видеть тебя здесь? Думаешь тоска это удел живых? Ты заблуждаешься. Душа полна чувств. Она тоже может страдать по любимым.
- Я не понимаю.
- А тут и понимать нечего. Ты веришь в Бога?
- Нет.
Клавдия досадно закивала головой. Ее взгляд стал печальным и задумчивым. С некой известной только ей одной надеждой женщина посмотрела туда, где среди оградок, скорбящих ив и берез угрюмо и одиноко проглядывала скромная церквушка, для отпевания усопших. Яркое солнце искрилось на позолоченных куполах, но свет его будто боялся спускаться ниже и тревожить нечто неведомое живым.
- Я верила, - тихо призналась Зоя, сдавливая подкативший к горлу ком, - но больше не верю. Бога нет. Как Бог может допускать смерти невинных людей? Куда он смотрит, когда совершается зло?
- Во всем есть замысел его.
- А вам не кажется, что это удобное оправдание. На все что совершается плохого или хорошего можно ответить: на все его воля, на все его замысел. Гибнут тысячи невинных людей - на благо, война – это урок и испытание. Всякая эпидемия или научное открытие, рождение или смерть. Что бы ни произошло, можно всегда сказать: на все его воля, во всем его замысел. Он все знает, но, тем не менее, остается безучастным и безразличным. Бог из любой грязи может выйти чистым. Я не верю, что он вообще существует. И не хочу говорить о нем.
Эта тема Зою уже изрядно измотала за последние полгода. Раиса не упустила еще не одного шанса, чтоб не облагоразумить отвернувшуюся от Бога невестку. Порой ее настоятельные просьбы посетить церковь доходили до скандалов, и все же Раиса продолжала, как бы между делом рассказывать Зое о чудесах веры и силе зла, которое неотступно отвращает от Бога всех оступившихся и усомнившихся. Но чем увереннее она желала затащить Зою в церковь, тем упорнее Зоя не желала ничего слушать об исцеляющих святых образах, лечащих батюшках, и всем тем, что прямо или косвенно связывалось с верой в Бога.
Все для Зои Бог умер в тот момент, когда погиб Вадим.
Клавдия Ивановна горестно покачала головой, проникаясь дерзким решением Зои избавить себя от опеки Всевышнего.
- Мой внук тоже больше не верит.
Ну, вот теперь карга расскажет историю всего ее семейства. Кто когда родился, на что сгодился и какого она обо всех мнения. На Зою вдруг навалилась тоска и нетерпеливое желание вновь вернуться к воспоминаниям, погрузиться в покой. Захотелось остаться одной, но старушка явно не собиралась покидать Зою. Клавдии Ивановне хотелось поговорить, и это почти по-детски невинное стремление к общению сверкало в ее глазах. Она была готова говорить и говорить без передышки на любую тему, так словно испытывала дикий голод по общению, и с неохотой преодолевая себя, Клавдия старалась сдерживаться, боясь показаться одной из тех сумасшедших старушек, которые все время тараторят, сами не понимая, смысла своих речей и ответной брезгливости слушателей. Наоборот Клавдии Ивановне очень хотелось поучаствовать в настоящей беседе, где два разумных человека понимающе выслушивали, делились мнениями, оспаривали «острые» темы… короче, ей хотелось хоть немного простого человеческого общения.
- Думаю, у вашего Бога найдутся этому причины и объяснения.
Почему-то Зои опять не хватило наглости послать ее.
- О, нет, мой внук не хоронил жену. Впрочем, он так и не женился на ней. – Она вновь взглянула на Зою прежним добрым взглядом горящим лукавством и озорством, которое присущи непослушным детям. – Но я рада, что он не связал свою жизнь с этой вульгарной женщиной. Она нисколько его не любила, а он предполагал, что любви вообще не бывает. Что все сказки. Понимаете? Вижу, что понимаете. Вы тоже думали, что все сказки, пока не прикоснулись к огню настоящей любви. Но моего внука тоже сломала разрушенная мечта о счастье. Видишь ли, если слишком близко подойти к этому огню, так словно он был зажжен только именно для тебя, то он обязательно обожжет. А если испугаться и осторожно отойти подальше, то душа может замерзнуть лишенная тепла любви. Я не знаю где в этих крайностях животворная «золотая середина», но дитя мое если бы мне представился еще один шанс ощутить этот огонь, то я бы не задумываясь, бросилась прямо в его середину. Да, я бы сгорела в миг, но зато какой это был бы миг. Он был бы ценней самой длинной жизни созерцания этого огня с безопасного расстояния. Любовь это прекрасное чувство. Но любить и не страдать, значит не любить по-настоящему, – она заметила мокрые глаза Зои. – Дитя мое ты не должна так убиваться. Понимаю, понимаю, тебя сильно опалил огонь любви, но стоит тебе вновь приблизить свое сердце к огню, как оно отогреется и исцелится.
- Я хотела бы умереть, - сказала Зоя, тронутая словами женщины.
- Господи, избавь душу ее, спаси ее ради милости Твоей. – Прошептала Клавдия, перекрестившись.
- Не старайтесь, Ему все равно.
- Ты впрямь как мой внук. Насмотрелся на работе на смерть и горе других, так совсем веру потерял. Он вовсе наглухо закрыл свое сердце, чтобы впредь туда не проскользнул даже отблеск огня любви.
- Он врач?
- Врач. Он здесь работает в ветеринарной клинике. Животных лечит.
Клавдия продиктовала телефон и предложила позвонить, если с домашними любимцами что-то случиться. Зоя хотела отказаться, но потом вспомнила про Плута. Рано или поздно ему придется делать прививки, к тому же он ничего не ест.
Они немного посидели молча.
- Я вообще, что хотела тебе сказать, - неуверенно, словно под чьим-то давлением, начала Клавдия, поглядывая на памятник. – Ты больше не приходи сюда, и о смерти своей не помышляй. Не бери грех на душу. Мертвых надо отпускать с добром, а не держать возле себя. Душа Вадима мучается, глядя на тебя. Ему будет спокойнее, если ты продолжишь жизнь.
- Я не могу жить без него.
- Можешь. Твоя счастливая жизнь не предательство вашей любви и его памяти. Родственные души никогда не расстаются надолго. Ты должна его отпустить, чтобы он вернулся к Богу, а потом родился вновь или стал твоим ангелом-хранителем. Он хочет...
- Уходите.
- Дитя мое...
- Уходите, – жестко выговорила Зоя, расценивая ее слова как издевательство.
Старушка не собиралась уходить, и Зоя решительно поднялась.
- Вы сумасшедшая.
После того как Егор не отреагировал на слова Марины, она сама подошла к нему, и тоже посмотрела в окно. В монотонном облике кладбища она не нашла ничего занимательного. Она не любила смотреть в окна на работе и будь ее воля, так вовсе не открывала бы жалюзи, чтобы избавить себя и посетителей от мыслей о смерти. Просто мурашки по коже, особенно, когда за день хоронят по несколько человек. Музыка, женский плачь.
- Ты сегодня где-то далеко, – она коснулась его плеча.
- Прости.
- На что ты смотришь?
- Видишь, ту женщину в крайнем ряду. Она сидит там уже несколько часов.
- Ты ее знаешь?
- Нет, но я часто ее вижу. Наверное, похоронила близкого человека. На могиле всегда свежие цветы.
- Там каждый день кого-то закапывают, – она опустила жалюзи. – У тебя живые пациенты за дверью.
Егор взглянул на Марину, вернувшуюся за свой стол. Она работала у него медсестрой уже два года, а казалось, что была рядом всегда. Знала, что где лежит, когда и кому что говорить. Иногда его удивляло, насколько тактичная и внимательная бывает Марина. Не навязчиво и не вмешиваясь, была рядом, заполняя собой все. У него так часто менялись медсестры, что ни одну он не помнит, а теперь без Марины он просто не представляет свою смену. Она была молода, но роль матери одиночки сделала из ветреной девчонки самостоятельную, сильную женщину, привыкшую думать и решать только важные проблемы, отсеивая прочую шелуху. Как-то она ушла на больничный по уходу за ребенком, так он совсем растерялся. Как говорится, все познается в сравнении, и тогда он все прекрасно осознал.
- Их много?
- У девочки котенок упал с холодильника. Женя с Яшей пришел.
Яша. Отдельная история, растянувшаяся на семь лет практики Егора в этой клинике. Болонке Яше уже двадцать лет и ее карточка толще произведения Гоголя «Мертвые души», но Женя отказывается усыпить бедняжку, продлевая ее жизнь лекарствами. Она была уже слепая, глухая, частично облысела и едва передвигалась, но сердце мальчика не могло решиться на предательство долголетней верности Яши.
Из личного опыта Егору пришлось испытать усыпление своей собаки. Ему было около восьми лет, когда старый Мухтар заболел и отец отвез его усыплять. Да тогда, в восемь лет Егор понял, что существует смерть, и она забирает самых любимых и дорогих. И как бы не было потом больно, как бы не плакал и не кричал, кого бы ни обвинял, она все равно придет и заберет все, что сочтет нужным и в удобное для нее время. Поэтому лучше не стоило ни к кому и ни к чему привыкать. Потом так легче отпускать, и искать новые цели.
* * *
Едва переступив порог, Зоя услышала телефонный звонок. По всей видимости, никого не было дома, и он уже долго надрывался. Она подняла трубку.
- Слушаю.
После секундной тишины послышался мужской баритон:
- Помоги мне.
- Кто вы? – отвлеченно спросила Зоя, скидывая туфли и заглядывая на себя в зеркало.
- Мне очень плохо.
- Кто вы?
- Помоги мне.
- Как? – ее встревожили слова человека.
- Вызови мне скорую помощь.
- Где вы находитесь?
- Мне кажется, я умру. Помоги мне. Ты должна мне помочь?
- Как я вам помогу, если не знаю, кто вы и где находитесь. Скажите адрес я вызову скорую.
- Помоги. Мне кажется, я умер.
Зоя бросила трубку на аппарат. Охватил какой-то леденящий ужас. Она почувствовала, что рядом кто-то есть. Такое чувство всегда возникает, когда кто-то подглядывает. Стоит за спиной и дышит, а кожа от этого дыхания покрывалась мурашками. Зоя обернулась. Никого. Медленно, она прошла на кухню, затравленно озираясь и заглядывая за повороты. Сердце так колотилось, будто выскочить хотело, и спрятаться в более надежном месте. Там где не угрожала опасность... прочь... прочь...
Зоя открыла ящик стола, и потянулась за ножом. Вот то, что ей сейчас нужно. Массивный нож для разделки мяса. Раиса любила большие острые ножи, и после ее прихода всегда приходилось прятать эти орудия убийства животных обратно в чулан. Но сейчас Зоя почувствовала себя более сильной, сжимая в дрожащей руке деревянную рукоятку. Появилось даже какая-то решимость распороть этим монстром брюхо пробравшегося в дом негодяя.
Внезапно о ноги ударилось что-то... Зоя закричала, выронила нож. Отскочив в сторону, зацепилась о табурет и, потянув скатерть, упала на пол. Сверху грохнулась ваза с фруктами, едва не раскроив Зое череп.
Испугавшись последствий своей радости, Плут присел, заскулив. Предполагалось, что хозяйка так же обрадуется встречи, но почему-то все вышло иначе.
В тишине дома вновь раздался звонок. После трех гудков сработал автоответчик:
- Это Вика. Я весь день пытаюсь до тебя дозвониться. Где твой сотовый? Будь дома вечером. Я заеду.
Рядом с ножом и бессознательным телом Зои валялась оставленная Раисой на столе записка: «Мы тебя не дождались. Уехали к Даше. У нее заболела Рита. Утром придет Матвей с ребятами, чтобы заняться ремонтом. Валентин приедет к обеду. Еда на плите и в холодильнике. Позвони нам. Раиса».
После смены Егор подошел к могиле, у которой видел женщину. «Моя любовь навсегда с тобой» гласила надпись в маленьком сердечке под фотографией. Значит, он все-таки оказался прав. Еще одно разбитое сердце скорбело. На мгновение он разделил эту боль, но лишь на мгновение, а потом выработанная профессиональная холодность сравняла все эмоции.
Немного молча постоял, и пошел домой. Он всегда возвращался домой пешком. Так появлялось время, чтобы подумать или наоборот избавиться от мыслей и переживаний, отвлечься от работы. Впрочем, Егор любил свою работу и, наверное, ни в одной другой специальности не выкладывался бы до изнеможения. Хотя его нельзя назвать трудоголиком. Просто где-то в глубине души осталась пережитая в детстве боль от потери четвероного друга, и теперь он всячески спасал четвероногих друзей для других детишек.
По замыслам родителей Егор должен был стать юристом, открыть свою контору, а он, окончив школу, ни с кем не спросившись, подал заявление в институт на факультет ветеринарии и потерял в глазах отца всякое уважение. Все дошло до того, что они не разговаривали более пяти лет, и только на смертном одре он признался Егору: «Я горжусь тем, что ты избрал свой путь, а не стал мямлей как твой друг Олег, за которого все решает отец. Ты всего добился сам. Я горжусь своим сыном». Папашка у него был славным, только курил много, рак легких его и прикончил.
Егор купил в киоске пиво, попросил открыть и тут же сделал глоток. Рядом шумела группа подростков. Курили, пили и матерились, заменяя матом практически всю членораздельную русскую речь. Девушки не уступали ни чуть. Наоборот всячески старались переплюнуть, жили и напивались так, словно завтра упадет комета, и все умрут. Курили и наверняка кололись, рассчитывая, что жить будут вечно.
В ответ на взгляд Егора ему отчетливо указали направление дальнейшего следования. Он возражать не стал. Их около десяти совершенно одурманенных придурков, не исключено, что вооружены и от распирающего желания пощекотать нервы адреналином, они бы с превеликим удовольствием отметелили бы рядового ветеринарного врача так, что ему бы пришлось лежать в гипсе, если не повезло бы с могилой. Поэтому Егор молча развернулся и пошел своей дорогой, а они еще какое-то время намеренно громко оскорбляли и шутили под ехидный смех спутниц.
Да, не любил он современную молодежь. Не понимал. Не любил. И сторонился. Ему удалось пройти через этот возраст с наименьшими потерями и не утратить человеческое лицо. Он и курил марихуану на студенческих вечеринках, и уходил в делительные запои, кидался в драки, но все же сумел выбрать себе смысл жизни. Обрести будущее он искренне желал и остальным.
Жил Егор в обычной двухкомнатной квартире на десятом этаже и делил скромную жилплощадь с четырьмя кошками, собакой и аквариумом с рыбками, черепашкой и лягушкой. Семейство собралось как-то само собой. Узнав, что в доме живет Собачий Доктор дети и прочие сердобольные люди, стали приносить ему подобранных на улицах животных. Приходилось их лечить и пристраивать в хорошие руки. Тех, кто получше растаскивали по знакомым детишки, заверяя сопротивляющихся взрослых Честным Словом Собачьего Доктора о безвредности и абсолютном здоровье котенка или щенка. А остались те, кто оказался никому не нужный. Чувствуя с ними душевное родство, Егор согласился разделить свое одиночество.
И так в его доме поселились: трехногая дворняга Барби, выжившая после наезда трамвая, сбитый на дороге кот Башмак, подобранный в помойке недельный котенок ставший в последствии Саблезуб, старая одноглазая Муся и недавний жилец кошечка Золотце, которую пытался сожрать бульдог, живущий на первом этаже у Новых Русских. В жестокой схватке детишки кошку отбили, но два ее котенка разом исчезли в его акульей пасти. Бульдог был не привит и безобразно воспитан нахальными хозяевами, и благо дети остались не покусанные иначе одним штрафом и предупреждением история бы не закончилась. Помнится на Егора тогда давили, чтобы он дал положительное заключение о состоянии собаки, но он отказался, за что и получил по морде. Так что Золотце оказалась самой многострадальной.
С аквариумом все гораздо проще. Он был у него с детства, и рыбки считались самыми великодушными питомцами. Никогда не возражали против условий содержания, не просили есть, не шумели, не гадили, не портили мебель и одежду, не занимали любимые места для просмотра телевизора. Они просто молча дохли. Черепаху, прозванную Черепом из-за похожего на череп сочетания цвета на панцире, отняли у мальчика, который тушил об нее сигареты и собирался сварить суп. А относительно Царевны Егор вообще смутно помнил, где дети нашли в асфальтовом многоэтажном мире лягушку. Одним словом семейка та еще, но дети не бросали Егора на произвол судьбы. Каждое утро и вечер обязательно кто-то приходил забрать Барби на прогулку, приносили им еду и уделяли время на игры. Родители особо не возражали, вроде бы в детях развивалась доброта и забота о ближних, к тому же это лучше чем дворово-подъездный образ жизни, который вели их сверстники, а Егору живность становилась не в тягость.
Завидев вернувшегося хозяина, все разом бросились его встречать. Вслед за ними вышел Никита.
- Ты задержался.
- Тебе не обязательно меня дожидаться.
- Да все нормально. Батя опять вернулся пьяным. Они скандалят. Я у тебя решил задержаться.
- Можешь переночевать.
- Да, нет, я лучше пойду. Он, наверное, спит уже.
Мальчик ушел.
Вике не открывали дверь, и она уже начинала беспокоиться. Достала сотовый и вновь набрала номер Зои. Никто не отвечал, и она настойчиво забарабанила кулаком в дверь.
- Сейчас, - наконец-то послышалось с той стороны.
Дверь распахнулась, и Вика увидела нечто похожее на подругу.
- Боже мой, что с тобой случилось?
- Я поскользнулась на кухне. Упала, - неохотно врала Зоя, пропуская Вику в дом, - наверное, головой ударилась, потому что пролежала без сознания. Ты с чемоданом?
- Да. Если не возражаешь, я у тебя немного поживу. В городе столько психов, а мы две одинокие привлекательные девушки... – она замолчала, чувствуя себя навязавшейся идиоткой.
Что ж все понятно. Валентин первым долгом счел необходимым обеспечить Зое круглосуточное наблюдение всеми сподручными средствами.
- Они тебе сказали? – спросила Зоя.
- Да. Прости.
Неловкость ситуации затягивалась и Вика уже подумала, не повернуть ли ей обратно, но Зоя уступила. Даже выдавила из себя некое подобие радушной улыбки.
- Пойдем, я покажу тебе комнату.
- Ты не сердишься?
- Нет. Мне с тобой будет веселее.
Впрочем, Зоя действительно была не против компании, и Вика незамедлительно заключила подругу в объятиях.
* * *
Следующий день с самого утра был посвящен ремонту и парням, которые его делали. Вика пребывала в восторге от полуобнаженных мужских торсов, потных и мускулистых. Она любовалась ими как в картинной галерее бушующими страстью полотнами Айвазовского. Мужчин она обожала, но лишь как посторонний наблюдатель. После двух неудачных браков она решила никого не подпускала к своему сердцу и со всей своей отвагой и решимостью она вряд ли рискнула бы повторить попытку совместной жизни ближайшие года три. Она заигрывала, строила глазки, улыбалась и принимала заслуженные щедрые комплименты и взгляды, но ничего личного.
Внезапная жизнь, охватившая дом отвлекла Зою от печали и тревог. Она поддалась натиску Вики и принимала посильное участие в ремонте, высказывая свои пожелания относительно обоев и цветов краски в той или иной комнате. А последние пять минут они обе наблюдали, как парень вешает плафон в ванной комнате. Зоя следила за тем, что делают его руки. Выключала и включала свет, проверяя проводку и беспокоясь, не ударит ли парня током. А Вика, прикусив нижнюю губу, не сводила глаз с торса обтянутого черной майкой. Поэтому когда зазвонил телефон, естественно отвечать пришлось Зое. Нельзя же Вики все бросить и бежать к какому-то телефону. Наверняка звонил Валентин и в очередной раз за последние полчаса интересовался все ли проходит хорошо.
- Алло? – сказала в рубку Зоя.
- Ты должна мне помочь.
Зоя узнала баритон, но постаралась не поддаваться подкрадывающемуся страху. В доме было много людей и ей ничего не угрожало, но через трубку словно просачивалось живое существо сотворенное из ужаса, отчаяния и зла. Чем дольше Зоя держала ее у виска, тем глубже в голову проникало его дыхание, и теперь оно уже не позволяло оборвать разговор.
- Ты должна мне помочь, - говорил баритон, принадлежащий незнакомцу в черной куртке.
- Я ничем не мог Вам помочь. Не звоните мне.
- Мне очень плохо. Мне плохо. Мне страшно.
- Кто Вы?
Разговор заставил прислушаться Вику. Она отвлеклась от парня и заглянула на кухню, где разговаривала Зоя. Краем глаза заметив, что в коридоре снял трубку Матвей. Вероятно, он не желал подслушивать, просто поднял звенящий телефон, но теперь было поздно. Он остался стоять, зажимая микрофон ладонью. По его побледневшему и вытянутому лицу Вика догадалась, что свидетелем он стал весьма странного разговора.
- Что Вам нужно от меня? – она всячески пыталась сдержать волнение, но голос дрожал.
- Помогите мне.
- Чем?
- Я умираю. Умираю, - он сорвался на нервный крик, - я умираю, а тебе все равно! Ты слышишь меня?! Слышишь, ты можешь мне помочь! Я умираю!
- Обратитесь в больницу.
Не выдержав больше, Зоя положила трубку, и тут же обессилено опустилась на стул. В голове стоял сплошной гул, глаза застилала мутная пелена. Ледяная мелкая дрожь охватила конечности, и казалось, что бездна беспамятства начала утягивать ее в свой мрак.
- Кто это звонил? – к ней подошла Вика. – Зоя?
Носом потекла кровь. Зоя стерла кровь рукой, но та продолжала течь. Срывалась с подбородка на одежду... кровь... кровь... она разглядывала свои окровавленные руки...
... висела кверху ногами пристегнутая ремнями к сиденью, придавленная смятым металлом... всюду битое стекло, снег, кровь... где-то рядом пылал огонь взорвавшейся второй машины. Блики адского пекла ложились на окровавленное лицо Вадима...
- Господи... – Вика едва удержала заваливающуюся без сознания Зою. – Помогите! Помогите мне!
По просьбе Зои беседа с врачом, прибывшим на «скорой» проходила за закрытыми дверями. Бесспорно, она доверяла Вике, но в этой истории ее что-то пугало. Пока она не разобралась во всем самостоятельно, Зоя не хотела увидеть в глазах окружающих свою будущую судьбы окончательно свихнувшейся вдовы.
Вика нервно расхаживала у двери, покусывая ногти и прислушиваясь к доносившимся с той стороны обрывкам слов. Она лихорадочно пыталась выстроить происходящие события в ровную последовательную линию, чтобы понять их причины. Причины и следствия. По убеждению Вики в этом мире все взаимосвязано. Вплетено друг в друга, словно волоски в одну косу. Хотя она не относила себя к тем людям, которые по любому поводу говорили, что происходящее только к счастью.
Как можно назвать смерть Вадима счастливым проведением судьбы?
Отважиться на это способен только псих. Гибель Вадима повлекла много горя. Она накрыла собой словно штормовая волна прибрежную полосу и унесла с собой в темные воды забвения все, что ранее существовало на земле. Смерть потянулась жадной алчной рукой, загребая как можно больше светлого и хорошего, оставляя за собой разорение, скорбь и ноющую невыносимую пустоту.
Нет. Бывают обстоятельства, которые приносят только беду. А это уже люди потом убеждают себя, что в будущем может вновь встретиться счастье. Отважно. Но Зоя лишилась этой отваги. Вика чувствовала как она вновь и вновь, будто по кругу, блуждает от прошлого к отдельным моментам настоящего. Все в каком-то бреду и полусне, и не в состоянии преодолеть горе.
Сомневаясь в правильности своего решения, зажимаясь и стесняясь, к ней подошел Матвей. Вика в очередной раз повернулась, столкнулась с мужчиной, он открыл рот и... она продолжала выжидающе всматриваться в его глаза... и он что-то знал. Это было заметно. Матвей что-то знал, и это его болезненно терзало, придавая озадаченный растерянный вид.
Он выдохнул слова, но сложились они в совершенно другое:
- Может нам на сегодня закончить?
- Нет. – Вика коснулась его плеча, чтобы почувствовать рядом кого-то сильного, способного защитить. Подсознание уже улавливало опасность. Оно уже кричало во всю глотку об угрозе собирающейся над домом подобно тяжелым грозовым тучам. Но Вика еще не могла разобраться, что же выбивалось из общей линии произошедших событий. – Чем скорее все будет сделано, тем лучше.
- Хорошо.
Согласился Матвей, но продолжил стоять, давая возможность первой заговорить Вике. Он едва ли не умолял ее сообразить быстрее.
- Скажите, о чем она разговаривала по телефону?
Наконец-то! Вот главный вопрос! Матвей открыл рот, и опять слова предательски застряли, зажатые в глотке страхом. Да, он был мужчиной средних лет, повидавшим за свою жизнь много странных историй, но эта пробрала до самых костей морозной январской стужей.
- Я ничего не слышал.
Выпалил Матвей, и зависла куда более давящая тишина.
- То есть?
- Голоса в телефонной трубке я не слышал,- и он старался говорить, не думая о том, что с подобным приходится соглашаться в здравом уме и главное трезвой памяти. Сейчас он все скажет, а она уже решит насколько это требует внимания. – Там даже шипения не было. Тишина. Я проверял телефон. Он в порядке. Кроме того, я позвонил на ГТС и просил проверить звонок. – Матвей помолчал, прежде чем решился подписать приговор, – сказали, что звонка не было.
- Как так? Я же слышала.
- Все слышали звонок. Но на станции зафиксированы только звонки с телефона Валентина. Кроме него в дом больше никто не звонил. Я не слышал голоса в трубке.
Вику покачнуло, и она прислонилась плечом к стене.
Что-то нехорошее прокралось в дом... зловещее. Просочилось ядом в окна, распахнутые навстречу солнцу и теплому ветру. Пряталось в темноте пустующих комнат, выжидало в захламленных углах и набиралось сил сыром подвале. Оно уже здесь, в этих стенах...
Дверь открылась неожиданно и Вика едва не вскрикнула со страху.
- Простите. Я не ушиб?
Она отдышалась. Улыбнулась, чтобы не выдавать своего смущения.
- До свадьбы заживет. Как Зоя?
Врач прикрыл за собой дверь.
- У нее подскочило давление. После укола она поспит немного.
- Давление? Она была в полном порядке сегодня весь день.
- И, тем не менее, факт остается фактом. – Он подал Вике листок, исписанный мелким непонятным почерком, - я записал, у каких врачей ей надлежит пройти обследование. Рекомендую не откладывать на потом, и не заниматься самолечением. Мой телефон внизу.
- Спасибо.
Матвей пошел провожать его до машины, а Вика заглянула в комнату к Зое. Та уже спала. Наверное, за последние полгода сегодня ее сон лишен сновидений и впервые принесет хоть немного покоя.
К вечеру собралась гроза, оповещая о своем прибытии наплывающими раскатами грома и пляшущимися молниями на чернеющем у горизонта небосклоне. Порывы холодного сырого ветра поднимали пылевые бури и разгоняли прохожих по домам. Когда Матвей с парнями уезжали уже накрапывал дождик и грозовой фронт подминал под собой город, царапая себе брюхо высотками.
Вика еще раз заглянула в комнату и, удостоверившись, что Зоя по-прежнему крепко спит, ушла спать сама. На всякий случай, отключив в доме все телефоны, даже сотовые. Она никогда не считала себя трусихой и не замечала особой веры в сверхъестественные и потусторонние явления, но с момента, когда дом покинули мужчины, она почувствовала себя тревожно. Одинокой и совершенно беззащитной. К тому же обступившая темнота и ария в исполнении грома не навивали радужных настроений, наоборот, с каждым следующим ударом они подступали все ближе и ближе, барабаня ливнем по крыше, окнам, по душе.
И вот уже чей-то взгляд непрерывно следил за Викой. Будто дыхание Его – холодный свирепый ветер, сердце Его – громовые раскаты, тело Его – чернильная тьма. Из комнаты в комнату двигался Он в такт ее шагам. Стоял, нависая громоздкой тенью, и наблюдал, как она раздевается.
Ее кожа покрылась мурашками от присутствия чужого. Нет, нет. Нет! Все это глупости! Последствия страшных фильмов и детских ужастиков! Все ее безудержная фантазия! Вика поспешно набросила рубашку и юркнула под одеяло. Рука машинально потянулась к ночнику... Он только этого и ждал! Темноты. Померкнет свет и дом погрузиться во тьму, отдаться на растерзание в Его руки.
Вспышки молнии озаряли пространство дома оскалом Смерти.
Нет. Пожалуй, сегодня Вика оставит свет включенным. Ничего позорного в этом нет. Ничего!
За окнами бушевала гроза...
* * *
После ночной грозы утро начиналось обновленным. Умиротворенный с легким утомлением дремал свежий ветер. Размытая грязь обнажила сочные краски травы уцелевшей на скудных городских газонах, а деревья после водных процедур казались выше и величественнее. Машины еще не в полном составе выползли на дороги, поэтому воздух еще сохранял свою легкость и свежесть. В такие минуты город представлялся окутанным прозрачной аурой сонливости и мечтательности. Все было прекрасно. Все было хорошо. Но небосклон розовел и вслед за поднимающейся звездой город заполнялся звуками, возвращалась суетная прежняя жизнь его жителей, обеспокоенных вчерашними проблемами.
Егора разбудил упрямый телефонный звонок. Его мерзкий однообразный звук вытеснил сновидения, и пришлось открывать глаза. Как ни странно он обнаружил себя на балконе в любимом потертом кресле. Сверху на Егоре спали кошки; Муся и Саблезуб на коленях, растянувшийся Башмак (он всегда занимал себе много места, претендуя на лидерство в их семье) и Золотце изящно уместилась на шее хозяина. В завершение всему ноги Егора оказались придавленными боком Барби. Положение надо сказать не из лучших: ни пошевелиться, все затекло и мерзко покалывало.
Телефон сжалился и умолк, но голова продолжила болеть. Причины как всегда две: роль коврика для кошек часто выходила в ущерб удобному положению для Егора, и выпитое накануне спиртное. Он ведь не мог ограничиться только одной банкой пива. Там где одна... Егор скосился на пол... там и остальные четыре. Он согнал с себя кошек.
Господи, голова-то как болит... и тут опять изощренной пыткой отозвался на болезненном состоянии телефонный звонок.
Егор потянулся за телефонной трубкой.
- Барби будь ты умной собакой, то принесла бы мне телефон.
Она его все равно не поняла. Сидела рядом, почесывая за ухом.
Почему-то гудящую голову не посетила мысль подняться, зато он тянулся до последнего момента, потом кресло не устояло на боку и завалилось. Егор бухнулся как раз рядом с телефоном.
- Слушаю, - он откашлялся и более отчетливо переспросил: - слушаю.
На том конце провода Егора не ожидали застать в другом состоянии.
- Доброе утро.
- Марина. Что произошло?
- Произошло? Кроме того, что ты, вероятно, опять напился ничего страшного. У тебя до обеда выезды на дом.
- Выезды?
- Факсом список вызовов тебе переслала, – она задумчиво помолчала, давая Егору время познакомится со своим разумом. – Тебе нужна женщина.
- Зачем?
- Чтоб тебе мозги вправила. Хотя тебе это уже не поможет.
- Марин, я плохой.
- Хуже не бывает. Время полдевятого. С девяти начинается твой рабочий день. Придай себе человеческий облик и вперед. Все. Пока.
Егор услышал гудки, но ему было приятно слышать от Марины даже телефонные гудки. Однажды он попробовал с ней флиртовать. Помнится после замечательно проведенного вечера, дело близилось к кровати, и они оба как-то разом пришли к выводу, что «постельные» отношения им вовсе не к чему. Окружающие продолжили теряться в догадках, распуская невероятные сплетни, а они чувствовали себя свободно и комфортно, связанные лишь узами дружбы.
Он сладко потянулся, почесал голодный живот. Хорошо бы сейчас чего-нибудь съесть вкусненького. А еще лучше, если бы его кто-нибудь накормил этим вкусненьким, потому как самому готовить жутко не хотелось. Через открытую дверь в кухню Егор заметил спиногрызов. Они сидели у своих чашек, вопрошающе всматривались в недотепу хозяина, и ждали когда он соизволит накормить их.
Золотце мяукнула и элегантно покрутилась, демонстрируя свою грацию и блестящую черную шерстку. Даже шрамы на боках не портили ее чувство собственного совершенства. Этот трюк использовался каждый раз, когда кошачья семья собиралась добиться благосклонности у Егора.
Он поднялся. Они тоже поднялись и теперь следили за каждым его движением. К счастью в дверь позвонили, и все гурьбой отправились смотреть на негодяя отсрочившегося завтрак.
Никита. Он жил на седьмом этаже, и регулярно заходил за Барби. Парень всегда мечтал иметь собаку, но предки были слишком заняты скандалами. После того как его старший брат три года назад умер от передозировки кокаина, дома начался кавардак. Отец стал страдать длительными запоями, лишился работы, ругань, драки. Мальчику уже предрекали судьбу наркомана, пьяницы или срок в тюрьме, но Никита не оправдал всеобщих ожиданий, оставив за собой право, вырасти хорошим человеком. Знакомство с Егором определило его выбор стать ветеринарным врачом, и теперь мальчик неотступно шел к своей мечте, безоговорочно выслушивая наставления и лекции умудренного врачебной практикой Егора.
Егор приподнял за подбородок его лицо и взглянул на синяк под глазом. Пожалуй, одну роль старшего брата Никите пришлось взять на себя; во время драк он заступался за мать, и вся агрессия пьяного отца выплескивалась на двенадцатилетнего мальчика.
- Не вмешивайся, - жестко потребовал Никита.
- Да сколько можно...
- Не вмешивайся. – Он отстранился. Барби радостно приковыляла и принялась лизать его руки. – Тебе разве не на работу сейчас?
- А тебе не в школу?
- Я не пойду сегодня.
- Никит.
- Я не пойду.
Бороться с парнем бесполезно. Он хоть и был ребенком, но очень упрямым и решительным.
Егор вытащил лист из факса. Бегло пробежал глазами по адресам и графе с причиной вызова. Ничего сложного на сей раз не предвиделось, разве что придется помотаться по городу. Сунул лист в сумку. Несколько рекомендаций Никите относительно домашней живности и ответные напоминания от него о безопасности дорожного вождения. Напоследок взглянул в зеркало, понял, что не брился, да и не очень-то хотелось. К счастью его пациентам все равно в каком он виде.
Спускаясь в лифте, на седьмом этаже завалился отец Никиты уже подпитый. Очевидно вышел за бутылкой в магазин. Он стал спиной и не заметил Егора. Впрочем, он уже давно никого не узнавал. С высоты своего роста Егору открывался скверный вид на сальную лысину и грязную шею толстого Степаныча, который в периоды запоев опускался до бомжеватого вида. Но при всем при этом его чувство собственного достоинства соизмерялось с Повелителем Вселенной. Во дворе он часто устраивал разборки, кидаясь на людей и крича: «все куплены», «все у него в кулаке», «мои люди, тебя в бараний рог свернут», «я могу то...» «я могу это...». Лет десять назад он был Большим Начальником, и в припадках Горячки ему все еще казалось, что мир существует по его воле, и если надо за него убьют любого. Но на самом деле потеряв к нему всякое уважение, люди его призирали, а родной сын ненавидел и стыдился своего происхождения.
Когда вышел Егор, Степаныч остался валяться в лифте, вырубленный одним точным ударом.
Сегодня шум и суета в доме уже не казались увлекательными. Зое стало как-то сразу неуютно, и она незаметно выскользнула на свободу, а Вику поставила в известность о побеге уже из города. Иначе она непременно увязалась бы вместе с ней. Но только не в этот раз. После ночного представления Зое хотелось побыть одной. К тому же они обе не смогли подобрать правильное объяснение вывернутой наизнанку кухне, и заточенными в стенах им становилось еще тяжелее в обществе друг друга. Ведь сами собой открыться ящики, дверцы и тем более разложиться посуда никак не могла, а в доме никого не было кроме их двоих, поэтому подсознательно обвинения возвращались к более логическому пониманию ситуации. У кого-то из них или плохо с юмором, или совсем не важно с головой. Пока они не отважились выяснять отношения между собой, Зоя удалилась, а Вика всячески старалась отвлечь себя ремонтом и рабочими.
Зоя немного прошлась пешком среди спешащей толпы, но и здесь жизнь выдавливала ее на обочину, и она спряталась от всех на кладбище. Закрыла глаза и слилась с царившим вокруг безмолвием. Она просидела так много времени, пока не почувствовала на себе чей-то пристальный взгляд. Открыла глаза и увидела в стороне человека в черной куртке, который недавно пытался ворваться в ее дом и терроризировал телефонными звонками.
Глеб понял, что она его заметила, и осторожно пошел к ней. Он боялся ее вновь испугать и лишиться возможности поговорить, но вынужденное терпение охватывало его нервозным раздражением. Если не сказать, что ее поведение начинало приводить его в бешенство, порой на Глеба находила такая злость, что он был готов наброситься на трусливую девушку и силой заставить выслушать его. Раньше он никогда не замечал за собой подобной ярости, поэтому эти мысли его немного пугали, и он всячески старался сдерживать себя в руках и действовать осторожнее.
Но как можно оставаться спокойным и осторожным, когда она опять начинала паниковать?!!
Страх возрастал, становилось совсем жутко. Она видела, как он приближается. Вначале Зоя старалась совладать с нахлынувшими эмоциями. Пересилить себя и поговорить. Она должна все выяснить. Но появлялась мелкая дрожь в онемевших пальцах. Страх туманил ее разум, напрочь лишая всякой отваги. Оставалось всего несколько шагов. Зоя вскочила с места и побежала прочь.
...вокруг падал снег, превращая деревья вдоль дороги в сказочных гигантов-стражей охраняющих узкую полоску шоссе от мифических существ...
Тогда она ощущала себя совершенно счастливым человеком. Она любила и была любима. В ее жизни все было прекрасным, даже дерзкие мечты о будущем. Совершенно счастливой... на той дороге среди сказочной красоты и волшебства это ощущалось в полной мере.
Совершенно счастливой...
Зоя услышала пронзительный визг тормозных колодок... и время остановилось...
Неожиданно на дорогу выскочила девушка, и Егор едва успел вдавить педаль тормоза в пол. По инерции машина проследовала еще немного и уткнулась в окаменевшую от страха Зою. Ее лицо обдало теплым воздухом, смешанным с запахом бензина.
...было тяжело дышать, давили сломанные ребра, но она не чувствовала боли... она видела как любимые все еще любящие глаза потускнели... умерли...
- Вы в порядке? – тормошил пострадавшую Егор. – Ответьте же. Вы в порядке?
Прошлое отступило, и Зоя осмотрелась. Счастливый случай или злая уловка вновь обрекли ее на одиночество. Она жива.
- Вы в порядке? – твердил Егор, пытаясь заставить девушку начать думать над происшествием. Она нервно озиралась, словно ожидая нападения. – Что с вами?
Она всматривалась в собирающихся на тротуаре очевидцев и прочих зевак, боясь разглядеть черную куртку, но толпа пестрила легкой весенней одеждой. Ничего похожего! Он вновь бесследно исчез. Исчез!
- Вы в порядке?
Наконец-то она обратила внимание на водителя. Он был очень напуган случившимся, но его лицо показалось Зое знакомым. Выражение темных глаз, черты лица. В потоке хаотичных обрывков мыслей скользнуло нечто близкое и спокойное разом заслонившее собой тревоги. Она вновь ощутила себя в безопасности и это чувство внушал ей именно водитель.
- Кто Вы?
- Я? – он не ожидал такого вопроса. – Егор.
- Мы знакомы? – она все вглядывалась в его лицо, пытаясь понять, что же так всколыхнулось в душе.
- Нет.
Это было неправдой. Егор узнал в ней, ту самую девушку, которая часто сидит на кладбище. Непроизвольно он думал о ней, словно подсматривал в замочную щель за ее жизнью. Естественно он не знал и даже не догадывался о многих мелочах, но это было и не обязательно. Егор знал о ее боли. Наверное, поэтому формальности между ними как-то сразу отпали, и они перешли на «ты».
- Прости, я не заметил, как ты выбежала на дорогу.
- Да... на дорогу... – она окончательно пришла в себя. – Мне надо идти.
Зазвонил телефон. Егор извинился и ответил.
- Слушаю.
- Подвези ее. Предложи ужин для искупления наезда.
Марина, услышав тормоза, выглянула в окно и стала свидетельницей очень интересной сцены. Разумеется, она не могла остаться безучастной, зная, что Егор не предпримет никаких решительных действий. С приглянувшимися девушками он становился до неузнаваемости застенчивым и до неприличия джентльменом, так что если бы его стукнули сковородой по голове, то он бы попросил прощение за свое поведение и молча удалился на балкон пить.
- Я не думаю...
- Зато я подумала, – решительный настрой Марины не допускал никаких побочных вариантов, - если ты ее отпустишь, то я превращу твою жизнь в кошмар. Я могу это Егор. А ты?
- Хорошо.
Он согласился, убрал телефон в карман, и улыбнулся девушке.
- Я довезу тебя до дома, - сказал он.
- Я не хотела бы осложнять...
- Нисколько не осложнишь. Наоборот мне будет приятно, хоть чем-то загладить свою вину.
Выговорил он и замолчал, ожидая отрицательного ответа. Егор уже представил, как станет изводить его Марина, выжигающий взгляд которой он все еще ощущал.
Зоя согласилась. Правда, неожиданно даже для самой себя. Вот так просто сесть в машину к незнакомому парню! Так уж и незнакомому? Зоя пристальней вгляделась в водителя. Высокий, хорошо сложен, открытое доброе лицо, небрит и неопрятен, но руки ухожены. В нем было что-то близкое, и Зоя подумала, что его грустное лицо могло быть маской, за которой пряталось одиночество.
- Почему ты так смотришь на меня?
- Прости, - смутившись, Зоя отвернулась к окну.
- Где ты живешь?
Но не успела Зоя объяснить дальнейший путь следования, как вновь его потребовал телефон.
- Слушаю, - сейчас Егор был готов выбросить его в окно, но услышал дрожащий голос Никиты.
- Приезжай срочно. Тайсон взбесился. Он напал на Алехина. У того пистолет.
Слышались крики, визиг, рычание и детский плачь. Выстрелы.
- Что там происходит? – забеспокоилась Зоя.
- Я приеду. Сейчас. Не паникуйте, – он обратился к Зое. – Ты не против, если я заеду в одно место, а потом отвезу тебя домой.
- Я сама могу доехать.
Секунду они боролись взглядами, после чего Егор ответил мальчику:
- Никит, я еду.
Егор бросил телефон на панель и прямо в потоке машин резко развернулся. Это означало, что никаких возражений он не намерен рассматривать, и Зоя покорно согласилась с его решением. К тому же домой ей все равно не хотелось возвращаться, а добираться одной увеличивало шансы вновь повстречать подозрительного типа.
- У тебя есть домашние животные? – спросил Егор, притихшую девушку.
- Да. Пес. Плут.
- Сколько ему?
Зоя руками указала примерный его размер.
- Первый?
- Что?
- Первое домашнее животное?
- Да.
Егор достал визитку.
- Можешь воспользоваться моими услугами. Я ветеринарный врач. Работаю в клинике, рядом с кладбищем. Я как раз заезжал за антибиотиком, когда на тебя наехал.
- Не стоит из-за этого беспокоиться.
Значит врач. Теперь понятно, почему вид рук никак не увязывался с общим внешним видом парня. Вероятно, что его интеллект посвящен более высоким и важным темам и проблемам, на фоне которых каждодневная необходимость хорошо выглядеть отстранялась, превращаясь в пустяковую мелочь. К тому же он либо холост, либо его девушка столь же увлеченная натура, которой не хватает времени посмотреть, во что одевается ее возлюбленный.
Но разве это не прекрасно любить друг друга за внутренний мир и поступки.
Зоя грустно улыбнулась. Приятно, когда в людях живет любовь.
- Глупо да?
- Что? – не поняла она.
- Признаю глупо. Я едва не задавил тебя, не могу довезти до дома. И не в состоянии даже загладить вину.
- Ты не виноват. Я выбежала и не посмотрела.
- Давай так. Я заеду. Буквально на пять минут, а потом посмотрю твоего Плута. Идет?
- Хорошо.
Зоя отвернулась к окну, не желая больше вдаваться в подробные описания ее жизни. Вновь захотелось вернуться на кладбище, чтобы ее не трогали. Не задавали вопросов, не сочувствовали. Порой до омерзения было противно встречать в глазах других лишь сочувствие и жалость. Пустые бесчувственные слова. Отчего все пытаются выказать свое понимание и скорбь, и при этом в душе радуясь, что горе обошло их самих стороной. Она только хотела, чтобы ее оставили в покое. Оставили наедине с воспоминаниями. Ну и пусть, что они доводят ее рассудок до безумия. Пусть она сойдет с ума и умрет от безмерной тоски. Это ее жизнь и она вправе отказаться от нее, чтобы вернуться к Вадиму.
Парень оказался догадливым и больше не проронил ни слова.
Во дворе был переполох. Люди в панике, кричали дети. Истерики, крики, угрозы. Выстрелы. Несколько человек вокруг детской игровой площадки прятались за спонтанные укрытия от вооруженного здоровяка стрелявшего в вертящегося под ногами пса. Ноги человека, собака, как и вся сцена трагедии, были изрядно запачканы кровью. Похоже, что бульдог взбесился и яростно набрасывался на человека, вгрызаясь в его ноги, прыгая на грудь. Здоровяк в изрядном подпитии стрелял в вертлявое животное, но пули грозились перестрелять попрятавшихся очевидцев.
Едва завидев машину Егора, из своего укрытия выскользнул мальчик и бросился навстречу. Перепуганный и обезумевший.
- Останови его! Останови! Он убьет его! – кричал Никита.
«Сиди здесь» - не попросил, а приказал Егор, выскакивая из машины, но Зоя не собиралась его слушать. Она последовала за ним ведомая любопытством, нисколько не задумываясь, что ей могла грозить хоть какая-то опасность.
- Он ударил его! Ударил! Он пьяный! – почти кричал взволнованный мальчик. – Тайсон подошел к Ольке, а она его погладила. Алехину не понравилось. Он завелся. Начал бить его и учить, что надо быть злым. Тайсон огрызнулся. Алехин достал пистолет. А Тайсон совсем не злой. Он хороший!
- Все я понял, – он настойчиво отталкивал мальчика за свою спину. – Иди, присмотри за моей девушкой.
- Алехин…
- Пошел назад!
Никита остановился. Егор с ходу окликнул Тайсона и сделал жест рукой в сторону, пес оставил нападки и отступил, Алехин воспользовавшись этим прицелился, но руку с оружием перехватил Егор. Ударил его локтем в лицо, тот попытался оказать сопротивление.
Двор вновь оглушили выстрелы.
Зоя инстинктивно укрыла собой Никиту. Закричали дети и женщины, не выдержавшие напряжения. Когда послышалась отборная ругань мужиков, Зоя повернулась. Все было уже закончено. Обезоруженного Алехина придавливали к земле несколько крепких мужиков, которые до этого момента не решались нарваться на пулю. Алехин в отличие от простых работяг физически был хорошо подготовлен. Порой пьяный разбушуется, так его никто не мог свались с ног. Но теперь ему оставалось только ругаться и рычать от ослепившей его злобы. Егор вынул магазин и пулю из ствола и отдал оружие Петру.
Судьбы людей его волновали меньше всего и если его вызовут в суд, то в нем не возникнет и грамма жалости, сострадания и понимания поступков этого урода. Егор присел рядом с Тайсоном.
- Он умрет? – плача прошептала Оля.
В свои пять лет она понимала, что ее доброта послужила причиной гибели собаки. Она всегда любила Тайсона, и ей казалось странным, что взрослые люди бояться его и стараются обойти бульдога стороной. Он хоть и выглядел страшненьким и грозным никогда не обижал детей во дворе как другие собаки, всегда по-доброму откликался на протянутые к нему руки, утыкаясь в детские ладошки влажным носом. Он был лучше даже причесанной и надушенной болонки Тети Нади. Противная Клеопатра опрометью бегала по двору, истошно тявкая и хватаясь всем за ноги. А Тайсона уважали все дети за его воспитанный сдержанный характер.
- Он умрет? – повторила свой вопрос Оля, не дождавшись ответа у доктора, который не мог ответить ей честно. - Ты же его спасешь?
Егор взглянул на собравшихся вокруг детей.
- Он тяжело ранен.
- Но ты же его спасешь? – уже не сдерживая слезы, выдавила Оля.
Тайсон осознавал серьезные ранения, но гордо и воинственно пытался держаться на ногах до последнего момента. Он чувствовал, что жизнь утекает из него, тело слабело и холодело. Глаза заволакивало. Из простреленного бока хлестала кровь. Ноги дрогнули, и он лег. Покорно допуская к себе руки Егора. Этого двуного он хорошо знал потому, как не раз тот спасал его от ранений в драках, правда, он делал уколы и снимал камни с зубов, но все же не встречал зла в этом человеке. Он не понимал, отчего его хозяин, которого он преданно защищал, внезапно стал его врагом. Его хозяин единственный человек, ради которого он был готов умереть, причинил ему столько боли. Он знал, что в его руках оружие. Оружие приносит боль и смерть. Тайсон это знал, его учили этому. Человек с оружием - опасный человек. А тут его хозяин достал оружие и стал стрелять только потому, что Тайсон поприветствовал маленькую девочку. Значит, хозяин стал опасным.
Он еще раз взглянул туда, где хрипел и вырывался его хозяин. Теперь он без оружия, значит, угрозы нет.
В этой жизни нет преданных людей, - понял Тайсон.
Он мужественно и молча умер. Зашмыгали носом остальные перепуганные дети. Накатили слезы даже у отходящих от шока женщин.
- Жаль кобеля, - признался кто-то из мужчин.
Оля догадалась, что Тайсон умер, и заплакала, уткнувшись в обнимающего ее Никиту.
Приехала вызванная полчаса назад милиция и принялась разбираться. Свидетелей было предостаточно, поэтому коротко объяснившись Егор отделался от них. Он вспомнил про Зою и отыскал ее в толпе.
- Поехали. Я тебя отвезу.
Егору было настолько погано, что он не решался поднять на нее взгляд и тем самым выдать свое внутреннее состояние.
- У тебя кровь. – Зоя указала на рукав Егора.
Действительно отнимая пистолет, пуля немного зацепила плечо.
- Пустяки.
- Надо посмотреть и обработать рану.
- Я живу здесь на десятом этаже. Зайдете. О-о только не расценивайте это плохо. Поможете мне перевязать.
Зоя согласилась и пошла следом за Егором. Они молча поднялись, не сталкиваясь друг с другом взглядами. Он был заметно подавлен и угнетен. А она, увидев парня совершенно другим, пребывала в некоторой растерянности. Ее так тронула гибель бульдога, что с трудом удавалось сдерживать накатывающие слезы. В лифте Зоя стояла спиной и украдкой смахнула вырвавшуюся слезу. Она не хотела показаться плаксивой и изнеженной, но он все же не поворачиваясь, сказал:
- Не надо.
- Что? – она постаралась произнести настолько ровно, насколько позволял подступающий на почве жалости приступ рыдания.
- Тайсон погиб, защищая безопасность людей. Он достоин уважения, а не слез.
- Смерть…
- Все умирает, - перебил ее Егор, - даже сама жизнь в результате приходит к своему исходу.
- У тебя нет сердца.
- Я врач.
Он открыл дверь и впустил Зою в свой скромный мир. Дома ее появление семейство восприняло подозрительно. Ревностно и настороженно. Ожидая от хозяина разумных объяснений появления соперницы.
- Они все твои? – ахнула Зоя. Парень не переставал ее удивлять, и она уже не знала какого очередного сюрприза можно ожидать.
- Нет. Они, так же как и я живут в этой квартире.
После короткого представления живности Егор взглянул на Зою.
- Я не знаю, как им представить тебя.
- Зоя.
- Это Зоя. Прошу любить и жаловать. Барби попробуешь грызть ее обувь, я накормлю тебя кака - таблеткой.
Барби поджала хвост и обиженно отпрыгала на безопасное расстояние.
- Кака-таблетка? – переспросила Зоя.
- Слабительное.
Он стянул куртку, стараясь не показывать, насколько это получилось болезненным. Пуля все же выхватила приличный кусок плоти, и кровотечение залило всю руку.
- Позволь, я помогу.
Зоя осторожно сняла свитер.
- Как зовут хозяина приюта инвалидов?
- Егор.
На умывальнике были разложены ветеринарные инструменты, которыми сегодня пришлось штопать двуногого, негласно признанного старшим в их семье. Остальная группа поддержки пытливо наблюдала за действием из коридора. Егор сидел на краю ванной, подставив руку новоявленной медсестре. Воспользовавшись необходимой близостью, он не постеснялся украдкой поглядывать на Зою, но каждый раз замечая это, ее рука становилась менее уверенной и хладнокровной, причиняя боль. Правда, Егор мужественно терпел.
Боясь покраснеть от смущения, когда мысли о парне становились все более навязчивыми, Зоя заговорила, стараясь сосредоточиться на швах.
- Служил в армии? – она указала на татуировку.
- Я же не все время был Собачим доктором.
- Спецназ?
- Нет. Десант.
- И как? Пришлось немного повоевать?
- По большей части мне приходилось штопать раненых друзей. Двое умерли на моих руках.
- Прости.
Она отвлеклась, взглянув на него. Похоже, этот парень был полон сюрпризов. И он ей нравился. Да. Это она могла признать. Он был вполне симпатичным. Красавчиков Зоя никогда не любила. В большей степени они были либо забалованными, либо за смазливой картинкой эхом отзывалась пустота. Другое дело парни, добивающиеся успехов своими мозгами и своим трудом. Знающие истинную цену себе и окружению.
У него интересные глаза, - смущенно улыбаясь, подумала она.
- Это дети назвали тебя Собачий доктор?
- Да. Найдут кого-нибудь и сразу: «Давай отнесем Собачьему доктору. Он вылечит».
- Они тебя любят.
- Иногда мне бывает от этого страшно.
- Почему?
- Они видят во мне всемогущего спасителя обездоленных и покалеченных. А я всего лишь человек, у которого тоже бывают проблемы.
- Не говори им об этом, пока они не вырастут.
- Пытаюсь. Сегодня я не спас Тайсона и для Оли я перестану существовать в этом мире, пока она отважится простить меня. У тебя есть дети?
- Нет.
Она заметно изменилась, вернувшись к швам. Затянув последний узелок, она укоротила концы нити, и выполнила все его указания по дальнейшей обработке. Когда работа была закончена, обоим пришлось признать, что пора покидать романтическое настроение. Но никаких отговорок Егор не принял и как обещал, повез Зою домой.
Еще из дома заметив остановившуюся у калитки машину, на улицу выбежала Вика.
- Ты куда пропала?! – с хода набросилась на нее подруга. – Бросила меня одну с мужиками и деру! Разве так можно?! Это же твой дом, а не мой! Почему я должна решать все за тебя?
- Прости.
Егор тоже вышел из машины, но прежде чем он открыл рот, Вика затараторила ему:
- На сколько вы ее накатали? Сейчас я принесу деньги, вы можете подождать? У нее же никогда нет с собою денег. Может днями напролет бродить по городу без гроша в кармане.
- Вика это не таксист, - неловко поправила ситуацию Зоя.
И без того огромные глаза округлились, уставившись снизу вверх на парня.
- Нет?
- Это Егор.
- Собачий доктор, – представился он.
- Он посмотрит Плута.
- А-а, - кокетливо поправляя свои волосы, протянула Вика, тут же намереваясь взять столь великодушного доктора под руку и сопроводить в дом, но прикосновение болезненно отразилось на его лице.
- Осторожней, - предупредила Зоя. - Он обезоружил психа.
- Обалдеть! Настоящего психа? – Вика исправилась, взяв его под другую руку, и повела в дом. – Вы спасали кошечку от живодера? Или вас подстрелила Зоя? Она у нас знаете неординарная личность. Так что вы не бойтесь, рассказывайте всю правду.
- Все гораздо проще, - он взглянул на идущую позади Зою, ища поддержки, но та лишь улыбнулась. Сопротивляться натиску Вики было бесполезно.
Пока Зоя была занята поисками Плута, Егор оказался в полной власти Вики. Пришлось согласиться и на чай с печеньем, и на уединенную беседу. Впрочем, Вика казалась ему забавной. Искренней, любознательной, доброй и полной страсти к жизни, и вскоре ее общество не представлялось пристрастным допросом. Они с удовольствием расспрашивали друг друга, нисколько не опасаясь перегнуть планку приличия.
Таким образом, Егор познакомился с трагической историей Зои, каким прекрасным был ее погибший муж, и последующими странностями. А особенно Вику тревожил ночной погром на кухне и этот загадочный Плут. Она даже не побоялась искренне поделиться своим подозрением по поводу умственного помешательства Зои.
А Вика в свою очередь пришла к выводу, что Собачий доктор не так уж безнадежен. Созерцание его физической привлекательности, тем более раненного за благородное дело, возбуждало в ней многие пикантные настроения. К тому же он был умным, добрым и главное холостым и ни в кого не влюбленным, а это уже нисколько не ограничивало фантазию Вики в достижении желаемого объекта.
Хотя раз уж его привезла Зоя, то следовало бы держаться осторожнее и выяснить, что думает Зоя относительно молодого человека. Признается «ничего», то он ей нравится, и если бы она сумела освободить свою душу из заточения, то у них бы все получилось. В этом случае Вика сделает все возможное и невозможнее по освобождению ее души. Скажет: «симпатичный», то его внутренняя сущность Зое полностью безразлична. На том Вика и уняла свой спор.
К этому времени в кухню вернулась Зоя, и от Вики не ускользнул огонек, на мгновение вспыхнувший в его глазах.
- Я нигде его не могу найти. Он боится рабочих. Наверное, опять спрятался.
- Да, он ночью так спрятался, что я чуть богу душу не отдала, - незамедлительно напомнила Вика.
- Простите, что я вас оторвала от работы.
- Ничего.
Понимая, что пора бы удалиться, Егор поднялся.
- Вы уже покидаете нас? – спросила Вика.
- Да. Мне пора.
- Заедите? Посмотреть на Плута.
- Конечно. - Егор достал визитку и протянул Вике. – Звоните если что.
Провожать до машины его отправилась Зоя. Через окно Вике было видно, что они опять о чем-то разговаривали, а потом Зоя подождала, пока его машина завернет на другую улицу.
- Да, крошка, все с тобой ясно, - печально выдохнула Вика.
Когда Зоя вернулась на кухню, налила себе чашечку чая и присела напротив подруги на ее лице скользила некая тайная легкая улыбочка. А это уже не спроста!
- Милый Собачий доктор, – невзначай заметила Вика, догрызая печенье.
- Да. Ничего.
Вика закивала головой, потянувшись к печеньям. Что ж придется радоваться мелким сладостям жизни.
Егор вернулся домой. Продолжать работу было уже выше его сил, к тому же стоило признаться, что рука здорово болела, и лечить в таком виде зверушек сравнивалось с пыткой. Поэтому он позвонил Марине и после некоторых объяснений продолжения встречи с незнакомкой, она сжалилась над ним и отпустила домой. Но и тут ему не было покоя. В гости (хотя какие гости они все приходили к Егору как в свой собственный дом) приехал друг с женой.
Бегло заглянув в зал, Егор поздоровался. Света смотрела какой-то фильм по телевизору, а Женя с удовольствием пожал ему руку и избавился от необходимости смотреть кино.
На кухне Егор достал банку с пивом Женя тут же ее открыл и махом выпил половину под подозрительным взглядом Егора. Не то чтобы его очень взволновала перспектива остаться на ночь трезвым как внезапное пристрастие друга. Женя наконец-то оторвался от банки, помолчал, потом повернулся к другу и с разбитым сердцем признался:
- Она меня больше не любит.
- Поясни, - он забрал банку.
- Она фанатеет от Дизеля. Я к тебе хотел вырваться, думал она чуть очахнет от телевизора, так у тебя нашла DVD с фильмом «Хроники Риддика». Уставилась в ящик и голосит.
Женя выглядел полностью сломленный противостоянием с соперником и практически признал свое поражение. И это все что осталось от парня, который менял девчонок по несколько раз на день и клялся, что лучше умрет холостяком, чем позволит «какой-то сучке прижать его каблуком». А теперь он иссох и измучился от обессиливающей ревности к киношному герою.
С людьми твориться черте что, - сокрушаясь, подумал Егор.
- Светик смотрит фильмы с Вином Дизелем днями напролет, а ночами он ей снится. Мечтает, что он все бросит ради нее, приедет в наше захолустье, встретит ее на улице и скажет, как долго он ее искал. И мне кажется, она стала собирать тайком деньги, чтобы улететь в Америку и там разыскать его. Егор, она больше не любит меня. Она любит только его. Света даже белье нижнее покупает и думает, понравится ли оно Дизелю. Она одержима Дизелем.
- Я не помню кто это?
Женя кивнул в сторону зла и доносившихся оттуда звуков видео.
- Ее герой. Она так на него смотрит. Светик никогда так на меня не смотрит. Теперь, когда я с ней, то она всегда только с ним. Он ее герой, а я так…
- Погоди, - прервал его Егор.
Он явно что-то упустил из хода их взаимоотношений и теперь совершенно не мог ничего понять. Он вернулся в зал и заглянул на Свету, с минуту посмотрел на нее, потом на фильм. Там широкоплечий лысый заключенный и отъявленный негодяй спасал свою девушку, а заодно и человечество от вселенского зла. Егор вернулся на кухню. Допил банку.
- Может мне тоже на лысо? – рассуждал над проблемой Женя.
Егор представил друга лысым, и это казалось еще ужасней.
- Да-а, – понял он свою прискорбную ситуацию, - не поможет. Что же мне делать?
- Послушай. Риддик.... он отчаянный негодяй. Девчонкам нравятся негодяи, но они всегда предпочитают надежных парней. – Это Женю не утешило, и Егор предпринял еще один вариант: - в конце концов, она же замужем не за Вином Дизелем, а за тобой. Ты ее муж. Чего тебе дергаться?
- Да, но он ее герой. Он спасает возлюбленную или людей. Спасает все человечество или просто он, сволочь, которую почему-то все любят. Что мне теперь тоже надо спасти человечество, чтобы она так же на меня смотрела? Или убить кого-нибудь? Может стать бандитом?
- Не бери в голову. Светка всегда была ду… - он осекся, понимая, что Жене было бы неприятно слышать слишком много правды о женщине, в которую его угораздило влюбиться, и Егор поправил свои мысли: - ветреной. Она с детства пускала слюни, глядя на героев в кино. Один сменяет другого. Это ее фантазии. А ты ее муж. Стань для нее необходимым. Будь рядом. Она привыкнет к тебе, и потом ей все время будет не хватать твоего присутствия.
- Да. Хватать не будет, до тех пор, пока она включит фильм с любимым Винни.
- Она называет его Винни?
Женя кивнул, и их обоих передернуло от такой нежности. По такому случаю Егор не пожалел поделиться с другом банкой пива.
- Ну а твой день как прошел? – спросил Женя.
- Я встретил девушку.
- Отлично кого-то ты все-таки увидел.
- Она необыкновенная.
Все ясно! Женя стукнулся и выпил за несостоявшиеся отношения и крушение надежд. А так же за ту лужу, в которую вернулся Егор, попытавшись вылезти на свет божий.
- Но ты не ее герой?
- Да. Она все еще сильно любит своего мужа и похоже на почве этой любви у нее начинается помутнение рассудка.
- Муж?
- Он погиб.
- Так она чокнутая вдова. Господи, ну и везет же нам с бабами.
Они сделали по глотку и задумались над роком, нависшим над их головами. Фильм закончился и из зала счастливая, одухотворенная и влюбленная до сумасбродства вышла Света. Она обвила шею Жени и, глядя ему в лицо, пролепетала:
- Он такой замечательный.
- А я?
- Ну что ты сразу я да я? Ты это ты он это он. Не надо все сравнивать с собою.
Женя обиженно и безнадежно взглянул на друга, ища поддержки.
- Здравствуй Света, - подал голос Егор.
- Ой, привет. Я тебя не заметила.
- А квартиру мою заметила?
- Еще один обидчивый. Твоей квартире, между прочим, уборка нужна, а не метод засовывания по щелям всего того чего не хочется видеть. В этой квартире можно жить только скотине.
- Она здесь и живет, - улыбаясь и полностью признавая этот состоявшийся факт, сказал Егор.
- Все эти годы я удивляюсь, почему моя мама подобрала твоего отца? Не случись с ней такого затмения, меня бы не причисляли к родству с подобными неудавшимися экземплярами.
И она опять его удачно задела.
- Во-первых, мой отец сделал твою мать счастливой женщиной, а во-вторых, я абсолютно удавшийся экземпляр. У меня отличная работа и заработок побольше твоего, своя квартира. Такого как я еще поискать надо.
- Вот счастья-то нарваться на слабохарактерного алкоголика.
- Я не алкоголик!
- Ты пьянь. Как тебя еще до животных допускают. У тебя руки еще не трясутся?
У Егора заскрежетали зубы, от желания разорвать эту ядовитую мерзкую девчонку в его руке смялась пустая банка.
С самого первого дня их родства между ними стояла вражда. По любому поводу и без повода Света унижала и оскорбляла Егора, стараясь подобным поведением отомстить за ту часть любви матери, которая досталась его отцу. В детстве Егор ее один раз ударил, выбил ей два молочных зуба, а при падении она ударилась головой и получила сотрясение мозга. В больнице, глядя на Свету в реанимации и понимая, сколько волнения он причинил отцу и новой матери Егор поклялся больше не бить женщин, даже если они того заслуживали, и очень хотелось. Все равно нельзя. Светлана, почувствовав свою власть над ним и не сделав нужного вывода, стала еще сильнее изводить братца, надеясь, что его отец все-таки поссорится с мамой, и они опять будут счастливо жить вдвоем. Но родители не расстались и любили друг друга до последних дней жизни.
Когда отец Егора заболел, и долго мучительно умирал вместе с ним, казалось, умирала и Галина. После утраты она прожила несколько безутешных лет и отправилась на свидание к любимому, а Светлана во всем обвинила Егора. Но, не смотря на вражду, они по-прежнему держались одной семьей. Отмечали вместе семейные праздники, поддерживали и заботились друг о друге в силу своих возможностей. Даже после крупных ссор они старались не замыкаться на обидах, а после того как Света вышла замуж за друга Егора, их отношения немного оттаяли, но она не собиралась отступать от своих позиций.
Вмешался Женя.
- Думаю нам пора.
Егор благодарно кивнул.
- Женя уже несколько дней хотел тебя увидеть и поговорить. Вы уже поговорили?
- Поговорили, – ответил Женя.
- Я тебе тут еды наготовила, - обратилась она к брату, - наверное, еще теплая.
- Спасибо. Я не голоден.
- Не голоден он, - она удивленно всплеснула руками. - У тебя и есть-то нечего.
- А зачем мне есть? Я же пьянь. На бутылку пива мне всегда хватает.
- Смотри, до смерти не упейся, а то мне тебя еще хоронить придется.
- Вот радости у тебя будет тогда.
- Не говори глупости, – Света обняла его, и по привычки он склонил голову, чтобы она чмокнула его в щеку. Поправила его отросшие растрепанные волосы. – К выходному приведи себя в порядок, я познакомлю тебя с хорошей девушкой.
- Не надо.
- Да сколько можно! – вновь вспыхнула Света. – Три года как эта сука тебя бросила, а ты все успокоиться не можешь.
- Женя уведи ее ради бога, пока она меня не добила.
Женя взял супругу под руку и почти насильно увел.
Егор посмотрел на ряд банок пива расставленных на столе. Порция на ночь. Только теперь оно ему в горло не лезло. После того как Света что-то обгадит своим мнением, у Егора всегда вырабатывалось стойкое чувство неприязни. Начиналось когда-то с не поделенных игрушек и велосипеда, а продолжилось на увлечения, стремления и его подруг. Она яростно ненавидела и втаптывала в грязь все самое любимое для Егора. И вот даже теперь прожив почти три десятка лет, ему не удалось найти способ защиты от ее яда. Будь он более мстительный или обидчивый он бы возненавидел всех женщин и обращался бы с ними не ценнее чем с половыми тряпками: попользовался, вытер ноги и выбросил. Но у него был замечательный отец, прививший в мальчишке терпение, уважение и снисхождение.
«Они же женщины, - говорил он, обнимая надувшегося от обиды сына, - они слабые. Они хотят управлять мужчинами, как своими преданными рабами, потому что их сила в мужчинах, которые им подчиняются. Света никогда не отступится от желания управлять тобой. Но она не со зла. Она просто слабее. А ты сильный, и ты должен позволять ей чувствовать власть над тобой. Она будет счастлива, а ты спокоен».
Вероятно, благодаря противостоянию со сводной сестрой Галину как мать Егор так и не воспринял. Уважал, старался слушаться, но она до конца оставалась мачехой и мамой Светланы. После отца второй его опорой и несокрушимым бастионом была мудрая замечательная бабушка, которая тонкой ниточкой связывала его с миром женщин и благодаря которой, Егор устоял от полного разочарования в женщинах. С трех лет она заменяла ему маму и целую вселенную под названием: «женская половина человечества».
В этот раз Егор смотрел на банки с пивом и признавал, что Светлана отчасти права. Он стал слишком много пить. Раньше это было по выходным и по праздникам. Некий способ снять напряжение, накопившееся за неделю. Встречался в баре с друзьями и, напиваясь, они веселились и дурачились. Все было безобидным и не казалось таким безнадежным.
С какого момента все изменилось?
С какого момента Егор стал пить каждый день в одиночестве на собственном балконе. Нет друзей. Нет веселья. Он пережидал рабочие восемь часов, томясь в обществе людей, задыхаясь от обязанностей, играя непонятную ему роль самодостаточного холостяка, а потом набивал сумку пивом и добровольно принимал заточение на балконе. Напивался, пока не засыпал в обществе покалеченных животных. А с утра начиная новый день, он притворялся вездесущим спасителем зверюшек. Хотя в этом он не слишком притворялся. Скорее в роли Собачьего доктора он забывался от одиночества. Так что потеряй он работу, останется только балкон и пиво. А это уже конец! Светлана, даже повзрослев, не разучилась наносить удар точно в самое уязвимое место.
С какого момента? Он знал, с какого момента его жизнь перестала называться жизнью, но Егор боялся говорить об этом вслух. Боялся растормошить едва склеенное сердце. Ведь теперь рядом не было ни отца, ни бабушки, чтобы хватило сил пережить прежнюю боль. Теперь Егор был совершенно одинок.
* * *
У него не было тела. Потому что он умер. И он не помнил, что стало причиной его смерти. Он даже не мог вернуться в свой дом. Быть может там он смог бы все понять, но дома он тоже не помнил. Он был мертвым...
Рука потянулась к спящей Вике... гроза уже отступала и словно напоследок выбившаяся из хода ночного представления молния ударила где-то рядом, разом осветив промокший дом... она открыла глаза и увидела бледную тень Смерти, тянувшую к ней руки...
Истошно взвыв, Вика взбрыкнула одеяло и швырнула в Нее подушкой. Удар получился сильным и неожиданным. Она грохнулась на пол.
- Идиотка...
Сквозь удары рвущегося наружу сердца, Вика узнала голос...
- Зоя?
Она осторожно, с опаской заглянула на пол. Вместо уродливой Смерти, там лежала распластанная и поверженная Зоя. Перепуганная внезапной атакой больше чем Вика призрачным видением.
- Ты в своем уме? – проскрежетала от злости и боли Зоя.
- Прости. Ты меня напугала. Что случилось?
- В доме кто-то есть, – подобный визиг угнал бы стадо бизонов, так что не было надобности шептаться, но она все же говорила чуть слышно.
- Кто? – так же зашептала Вика. – Все давно ушли. Ночь уже. Я все закрыла и поставила на сигнализацию. В доме никого нет кроме двух полоумных дурочек.
- Я слышала кого-то внизу.
- Кого?
- Я не ходила не смотрела.
- Почему?
- Мне страшно.
- Да ладно тебе, - уже во весь голос ответила Вика.
Следующие минут пятнадцать они проверяли дом. Комнату за комнатой, всюду включая свет и оставляя его за собой как отвоеванный у мрака безопасный тыл.
Вика нисколько не хотела усомниться в том, что Зоя померещилось чье-то присутствие. В доме было в общей сложности двадцать комнат, за окнами гроза, психика на пределе. Хочешь, не хочешь, начнутся инопланетяне мерещиться. Она сама до сих пор не могла отделаться от мерзкого гнетущего ощущения. Поэтому покорно изучала территорию, исключая вероятность вторжения посторонних. Когда на их пути зажегся свет в холле, и оставалась одна кухня, то Вике стало немного легче.
- Видишь? Никого. – Она повернулась к Зое. Похоже, та уже чувствовала себя виноватой и не знала, как исправить свое положение. – Тебе показалось. Ничего страшного. Такое бывает.
- Прости...
В этот момент в кладовой что-то брякнуло и сердце у обоих уронилось прямо в пятки. Зоя уцепилась подруге за плечи, прячась за нее, словно за несокрушимую стену.
- Слышишь?
- Слышу.
Среди инструментов, оставленных рабочими на окне, Вика выбрала молоток. Примерилась к его тяжести и пару раз размахнулась. Ух! Покажет она сейчас этому выродку! Будет знать как пробираться по ночам в чужие дома и...
А зачем, собственно говоря, он сюда пробрался? Как? Дом на сигнализации. Она по-прежнему добросовестно подмигивала красным глазком с панельки у входной двери. Все, мол, в полном порядке. Я караулю границы.
И Вике снова нехорошо. Холодно, мерзко и страшно. Босым ногам стало неуютно на полу. Рядом бледная близкая к обмороку Зоя, не сводила взгляд с кладовой.
Они подкрались. Вика приготовилась нанести удар. Кивнула Зое, та распахнула дверь, и изнутри на Вику завалилась вешалка с одеждой.
Следом выскочил Плут. Взвизгнув, умчался на кухню.
- Плут! – в онемевшем от страха разуме стали возникать здравые мысли. – Плут!
- Где эта сука! – Орала перепуганная Вика, сбрасывая с себя ворохи одежды. – Я его сейчас на куски порву! Где эта сука?!
- Как я не подумала о нем. Дура, я же сегодня даже не покормила его. – Она помогла высвободиться Вике. – Он, наверное, испугался рабочих и спрятался.
- Где эта сволочь!?
- Не кричи. Он итак напуган.
- Напуган? Он напуган?! Сюси-пуси! А я не напугана?! Я чуть не померла!
С молотком она ворвалась на кухню первой, но свет включила Зоя... они обе вскрикнули и замерли. Вслушиваясь и всматриваясь. Ища ответы...
На кухне были открыты все ящики, на столе разложены ножи, вилки и ложки, вряд по высоте стаканы, кружки. Если бы воры что-то искали, то они бы не уделили столько внимания раскладыванию. Нет, это кто-то намеренно сделал, то ли добиваясь внимания, то ли выживая момента, подготавливая почву для сокрушительного завершающего удара.
- Зоя... – пересилила свой страх Вика, – что это? Зоя.
Та мотнула головой, ровным счетом ничего не понимая. В ее мокрых от слез глазах бился только страх.
А потом она увидела, что вилки и ложки сложены на столе в определенном порядке убого выводя немой крик: «Помоги мне».
Зоя грохнулась в обморок.
* * *
Несмотря на сытный ужин в десять часов вечера, уже к двум часам ночи Вику разбудило невероятное чувство голода. Некоторое время она еще пыталась бороться с животным инстинктом, но природа оказалась сильнее воли несчастной.
- А еще говорят, не есть после шести часов вечера, - ворчала Вика, вылезая из-под одеяла, - я бы уже ложилась спать голодной. А через неделю совсем отощала.
Не включая свет, она спустилась в холл, и уже подходя к кухне начала разбирать доносившийся разговор. Остановилась, прислушиваясь. Говорила Зоя. Похоже, она уговорами пыталась кого-то накормить.
Отлично! Значит, не одна Вика будет опустошать сегодня холодильник. Это обстоятельство немного успокаивало ее совесть и самосознание, что подобные голодающие не изгои извращенцы.
Егор держал в своих объятиях Зою. Ее руки покоились на его шее. Она склонила голову для поцелуя, и их губы едва коснулись… отчего-то она принялась пылко лизать его щеку, издавая гортанное мурлыкание. Сопротивляясь и отплевываясь от слюней, он проснулся. Опять в кресле на балконе. Похоже, что проводить ночь в спальне на кровати или хотя бы на диване было уже неприемлемо для него. Он не рискнул изменить сложившейся традиции. Смерился. Сдался. Видел бы сейчас его отец…
Телефон истошно надрывался.
Башмак, сидя на груди хозяина, добросовестно вылизывал его лицо, приводя в более достойный ухоженный вид.
- Пошел вон, - Егор спихнул кота и потянулся за телефоном.
Это получилось слишком резко. Равновесие кресла он не удержал. К сожалению. Егор завалился на пол прямо больным плечом и заорал от вспыхнувшей боли во все горло. Хорошо, что была глубокая ночь, и его выражения распугали только его зверинец.
- Кого это черти раздирают! – прорычал он в телефонную трубку.
- О-о прости это Вика.
- Кто? Я почти ничего не слышу. Говорите громче.
Вика прикрыла микрофон трубки ладонью. Она сидела прямо на полу за углом, и с опаской косясь на кухню, продолжила шептать чуть громче.
- Это Вика подруга Зои. Вы были у нас сегодня. Простите, что я вас разбудила.
- Вика?
Ей очень захотелось заорать ему в ухо, чтобы озарение наконец-то снизошло на него. А еще лучше хорошенько его потормошить, прикладывая некоторую физическую силу.
- Ты забыл? – едва сдерживаясь, прошипела сквозь зубы Вика.
- Нет, я помню. Который час?
- Да поздно уже. Я просто не знаю, кому надо звонить в таких случаях. А мы сегодня так хорошо поболтали, и я подумала, что тебе можно позвонить. Что ты можешь помочь.
- Что-то случилось?
Егор, стараясь причинить себе как можно меньше боли в пылающей руке, привалился спиной к шкафу. На рубашке пропиталась кровь.
- Да, - говорила в трубке Вика. - Она его опять кормит.
- Кого?
- Плута. Это ее пес. Она его теперь кормит.
- Ну и что маленькие щенки часто хотят есть ночью. Он опять отказывается от еды?
- Я не знаю. А ты не можешь сейчас приехать к нам? Мне становится страшно. А я очень редко чего-то боюсь. Но сегодня мне как-то не хорошо. Она с ним говорит все время. Говорит и говорит.
- Постой Вика. Это вполне нормально разговаривать с животными.
- А может это не животное?
- То есть как не животное? – он насторожился. – Кто же еще?
- Я не знаю. Я его не видела.
- Подожди. Ты же сказала, что Зоя кормит Плута.
- Да. Она кормит Плута. Пробует его даже с ложки кормить.
- Я ничего не понимаю, кого же она тогда кормит?
- Да говорю же, я не знаю. Я проснулась ночью от голода, спустилась, а она уже тут разговаривает с ним и кормит его.
Егор поднял глаза на сонных постояльцев, которые тоже явно ничего не понимали.
- Подойди и посмотри.
- Я не могу.
- Почему?
- Мне страшно.
- Почему?
Вика вновь заглянула на кухню. Зоя по-прежнему сидела на корточках перед двумя мисками с кормом, и ласково уговаривала Плута попробовать съесть хотя бы ложечку.
- Я не вижу собаки, - не веря своим глазам, прошептала Вика.
- То есть, как не видите?
- На кухне никого нет кроме Зои. Она сидит над мисками с собачьим кормом, и тыкает ложкой в воздух. Она говорит с воздухом. Поэтому мне страшно. Мне кажется, Зоя сошла с ума, – и уже совсем сдавшись собственному страху, и разрыдавшись, Вика едва слышно выдавила: – она чокнулась.
Плут навострил уши на коридор. Он тревожно загавкал, и Зоя инстинктивно потянулась к ножу.
- Вы сможете приехать? – умолял голос Вики.
У Егора мурашки прошлись по коже.
- Я не могу вот так ворваться к вам посреди ночи. Поговори с ней…
И в следующую секунду в трубке раздался истошный вопль Вики.
Егор выскочил на улицу, успев схватить только ключи от машины. Каким образом он пересек практически весь город, непрерывно давя на газ и охваченный ужасом от крика Вики, он уже вероятно никогда не вспомнит. Перед глазами только мелькали встречные огни и кровавые моменты убийства Вики от рук умалишенной подруги. Он несколько раз терялся в поворотах и, матерясь, вновь выруливал в нужное направление, пытался звонить им домой, но в ответ откровенной насмешкой и издевательством отзывались лишь длинные гудки безразличия. Затормозив у дома, Егор выбил плечом дверь хлипкой калитки и, миновав несколькими прыжками вымощенную плиткой дорожку, забарабанил в дверь. Барабанил обеими руками, и был уже готов выбить последнюю преграду или ворваться в дом через окно.
Тут же взвыла сигнализация, разгоняя сонливую тишину квартала и поднимая остервенелый собачий лай. Когда адский вой сигнализации сравнимый разве что с сиреной гражданской обороны, наконец-то стих, дверь распахнулась.
Егор ворвался внутрь, подхватывая в охапку стоявшую на пороге Вику, прижимая ее, и укрывая от нападения психопатки, но тут он увидел чуть дальше в коридоре Зою. Она стояла босая напуганная и растерянная в нежно голубом шелковом халате, так изящно подчеркивающем изгибы ее тела, в ореоле темных длинных волос. Одной рукой она робко прижимала воротничок халата к горлу, стесняясь своей беззащитности перед ворвавшимся мужчиной, а в другой сжимала нож для разделки мяса.
К этому моменту он почувствовал, как колотит его Вика, желая освободиться из тисков его рук. Егор ослабил хватку, и девушка отскочила в сторону, благодаря Бога за то, что все ее кости остались целыми. И это был единственный раз когда испытав на себе мужскую силищу она не почувствовала благоговейного трепета и жгучего желания.
На его вопрос: «Что здесь произошло?» - Вика долго извинялась за спонтанное желание побеспокоить его ночью и вынужденное путешествие, а так же за свой крик, вырвавшийся при виде занесенного над ней ножа. Она поведала о том, что в блеске огромного лезвия перед ее глазами пронеслась вся ее сумасшедшая жизнь, отдавая горечью за обманутые надежды и пустые суетные стремления. И что теперь, получив от Всевышнего достойный урок, Вика была твердо намерена пересмотреть свое существование, наделив каждый день и поступок смыслом. А потом перешла к истории с этим злосчастным щенком, особо делая акценты на том, что она то есть Вика никогда не страдала плохим зрением или слабым умом, чтобы не заметить очевидного и не понять, что в доме происходит какая-то чертовщина. А на некое зловещее гнетущее давление атмосферы дома жаловались даже несколько рабочих, но, будучи мужчинами солидного возраста и здравого ума списали это на горе и траур семьи.
Еще выслушивая объяснения, Егор подошел к Зое. Из ее огромных оливковых глаз непрерывно катились слезы и, прикусив нижнюю губу, несостоявшаяся убийца едва сдерживала рыдания. Все ее тельце дрожало, охваченное страхом перед надвигающимся безумием. Он забрал из ее рук нож, отложил в сторону на тумбочку, и осторожно обнял ее.
Итогом длинной речи Вики пребывающей еще под властью пережитого шока стала твердая бескомпромиссная фраза: «Зоя сошла с ума, потому что никто из здоровых людей не видит и не слышит то, что видит и слышит Зоя».
Позже когда страсти немного улеглись, и появилась возможность спокойно логически рассуждать, рассматривая все обстоятельства, которые по отдельности незначительные, но в купе, сложились, словно карточный домик и стали основанием для безумства. Зоя поведала все с самого начала, как появился Плут, не скрывая от Егора своего непреодолимого желания умереть, и лишь изредка поглядывала на него вполоборота, чтобы узнать по выражению лица его мысли. Но Егор оставался сосредоточенным и задумчивым, ничем не высказывая своего истинного отношения к бедняге и направляя все свои умственные усилия на решения проблемы. Тем не менее, Зоя искренне изложила все, что могла припомнить о странных звонках и о вторжении незнакомца в черной куртке, бесхитростно отвечая на все задаваемые вопросы.
После того как допрос исчерпал себя, зависла тишина, просачиваясь в воздух безумием, отравляя его желанием смерти и разрывающей душу тоской по жизни.
В руках Зоя неустанно теребила визитную карточку Егора и теперь, когда она умолкла, ее взгляд опустился на простенькую карточку, ища в ней избавление от тишины. Зоя смотрела на цифры телефона, подозревая, что помнит эту комбинацию. Они врезались в память как-то подозрительно четко, и она вспомнила забавную пожилую женщину, с которой она говорила на кладбище.
- Клавдия Ивановна твоя бабушка?
Егор вздрогнул, совсем не ожидая услышать от Зои это имя.
- Да.
- Надо же, - протянула она, покачивая от недоумения головой, - на днях мы встречались. Забавная старушка. Шляпка у нее такая смешная. Она говорила о своем внуке, утратившим веру в Бога. Это ее очень печалило. Сказала, что и мне и ему надлежит вновь обрести веру, иначе наши души погибнут, и мы обречены растратить остаток дней впустую с единственной надеждой поскорее прервать эту пытку. Она просила запомнить номер телефона внука, который работал в клинике. Мне казалось, я забыла номер, но вот посмотрела на визитку и вспомнила.
Застенчиво и пугливо улыбнувшись, она подняла на него прямой взгляд. Егор сидел в углу дивана бледный, словно жизнь разом покинула его тело, едва справляясь с мелкой дрожью в руках. Холодный пот тонкой струйкой пополз по спине вдоль ложбинки позвоночника.
- Егор? – позвала Вика.
Его губы дрогнули, и парень почти не слышно проговорил:
- Ты не могла с ней встретится тем более на днях.
- Почему? – спросила Зоя.
- Ты не могла с ней встретиться.
- Может, я и ошиблась, – уступила Зоя. - Но номер точно твой.
Но этот момент очень обеспокоил Вику. Может быть, этому и не стоило предавать значения. Может быть, Зоя действительно ошиблась. Последнее время она не в себе и странностей хватало без нелепых совпадений, но вид Егора проткнул сердце Вики иглой сомнения.
- Почему она не могла встретить именно твою бабушку? – спросила она.
И это стало неопровержимым доказательством безумия и неестественности ситуации:
- Моя бабушка умерла пять лет назад. – Едва выдерживая взгляды обеих, он продолжил: - А шляпку блинчиком ей мой дед привез из Германии после войны. Она ее никогда не надевала, а когда умирала, попросила похоронить в ней, чтобы там встретиться с дедом и порадовать его.
Признав поражение, Зоя закрыла глаза, но лишь отчетливее увидела скользнувший свет фар, машина вынырнула из темноты неожиданно... столкновение произошло внезапно, застав всех врасплох в минуту беспечности и почти неестественного счастья. Разом все смешалось и закружилось, а потом она видела его умирающие глаза, которые впоследствии неотступно следили за каждым стуком ее одинокого разбитого сердца.
Быть может, ее жизнь тоже остановилась тогда? А все что случилось потом это только сон ее затухающего разума? Фантазии желаемого? Что если она все еще находится в разбитой машине или в реанимации? Быть может, она мертва?.. поэтому она видит мертвое?..
Нет! Нет, нет, нет! Она это не выдержит в здравом рассудке.
Зоя поднялась и ушла в свою комнату, не ответив больше ни на один вопрос. Она металась будто плененный зверь, желая сбросить оковы безумства, опровергнуть весь поток объективности и истинности, который лавиной разбил ее скромный мирок иллюзий.
И тут она увидела его. Мужчина в черной куртке стоял в дальнем углу, едва выделяясь своей темной массой из сумрака комнаты. Он приподнял лишь руку, желая предупредить ее крик, но Зоя закричала. Истошный вопль казалось, вобрал в себя всю ее жизненную силу, всю боль и отчаяние, все безумие ее души. Зародившись в прошлом в тот самый момент, когда закрылись глаза Вадима, он сокрушил своей мощью безликое бредовое настоящее и разбил собою высокие небеса.
Егору и Вике пришлось немало затратить усилий, чтобы успокоить бьющуюся в истерике Зою. Сдавалось, она совсем лишилась рассудка, тыкая в угол пальцами, уверяя, что там стоит человек, что он пришел убить ее. Крича и сопротивляясь. Наверное, сегодня Вика лишилась бы рассудка, став свидетелем ее припадков в одиночестве, но, слава Богу, рядом был Егор. Отчасти ведомый профессиональным долгом, от части и Вике хотелось в это верить сильнее, что ему дают силы все это вытерпеть чувства к Зое. Она видела в нем неподдельный страх за ее состояние, он был готов продать душу лишь бы вырвать Зою из плена безумия, и столь сильные эмоции сердце могло переживать только к близкому и дорогому живому существу.
Быть может, он кого-то потерял? – пришло ей в голову, глядя на отчаянные попытки образумить Зою. – Он хочет сделать то, что не сделал когда-то. Искупление за смерть?
Когда запас сил Зои исчерпался и рассудок блуждал на границе света и тьмы, ее тело осталось покорно сидеть в кресле. Почти безжизненное, вялое и бледное. Покрытое испариной пылающее нездоровым румянцем лицо лоснилось. Она все так же неотступно смотрела в угол.
- Ее опять запрут в психушке? – утомленно спросила Вика, буквально падая на кровать.
Егор не знал что ответить. Все признаки умственного помешательства были неоспоримы. Зоя сошла с ума. Лишилась рассудка. Чокнулась. Это можно называть по-разному, но суть оставалась прискорбной. Любой врач любой больнице в любой стране поставит один и тот же диагноз и отведет ей палату с мягкими стенами без права выходить на прогулки во двор, а лекарства окончательно затуманят остатки ее рассудка.
Если конечно не проникнуть в ее безумие…
Егор присел рядом с Зоей, взял ее холодные ладошки в свои. Он попытался обратить на себя ее внимание, но она неотрывно следила за углом. И он переступил тонкую черту разделяющую их подобно бездне.
- Скажи мне кого ты видишь? – прошептал ей на ухо Егор. – Не бойся. Просто скажи.
- Человека, - чуть слышно сказала она.
- Что он делает?
- Стоит в углу. Смотрит на меня.
Мурашки прошлись по спине Вики. Подозрительно косясь в пустой угол, она сползла с кровати, прячась за нее, словно это могло ее спасти от невидимого врага. Добралась до Егора и предпочла держаться за его спиной. В разговор она не вмешивалась, страху ей хватало и без этого. Она поняла затею Егора, и вся серьезность с которой он подступился к решению проблемы, уже вырисовывала в ее живом воображении галлюцинации Зои, выдавая их за доказанную реальность.
- Ты можешь спросить, как его зовут? – не унимался Егор.
От его голоса ей стало неуютно, и Зоя инстинктивно прижалась к Егору. Она не хотела говорить с ним, не хотела видеть, но он продолжал попытки наладить беседу. Став свидетелем реакции Зои на его визит, он не покидал свой угол и даже старался не шевелиться, чтобы ничем ее не встревожить.
- Глеб, – повторила Зоя его слова, - его зовут Глеб.
- Что он хочет от тебя?
- Он хочет вернуться домой.
- А где его дом?
- Он не помнит.
- Что с ним случилось? – Егор старался не навредить ее рассудку.
- Он не помнит.
Он обнимал и успокаивал Зою, давая понять, что она в безопасности, что ничто ей не угрожает. Он рядом, но чтобы он действительно ей помог разобраться во всем, Зоя вынуждена общаться с Глебом. Где-то в глубине души она понимала сама, что рано или поздно говорить с незнакомцем придется, но глаза умоляли о пощаде, и от этого Егору становилось тяжелее задавать свои вопросы.
- Как он тебя нашел?
- Шел по улице. Искал свой дом. Потом случайно увидел меня. Его больше никто не видит и не слышит. А я вижу и слышу. Он подумал, что я помогу ему найти дорогу домой.
- Как с ним такое случилось?
- Ему кажется, что он умер. Но он не уверен точно.
Постепенно ее страх сменился на отрешенность и покорность. Зоя стала переводчиком между двумя мужчинами и двумя мирами. Она слово в слово изложила историю Глеба, который как-то утром вышел из дома и больше не может вернуться обратно. Его влечет неведомая непреодолимая сила, он ходит по городу дни и ночи, не помня предшествующих ночей и дней. Бродит, призраком среди бурлящей весенней жизни с одной только надеждой опять оказаться дома. В его памяти не осталось следов о семье, друзьях, работе, даже о самом себе он мог сказать разве что имя, но оно оставалось столь же важным, как и стремление вернуться домой. И если он забудет собственное имя, то маленький огонек его души навсегда погаснет во мраке небытия. Поэтому он твердил свое имя постоянно, даже застежкой куртки нацарапал его на руке, но каждое утро рана бесследно заживала, и тогда он царапал снова. Снова и снова. Снова и снова, но каждый новый рассвет словно сжигал существование Глеба, и тогда он с трудом выдирал из смутного прошлого особо важные моменты. Вероятно, это происходит с ним так давно, что этих моментов становилось все меньше, поэтому расценил встречу с Зоей провидением Господним, и настойчиво добивался общения. Он сознался в звонках и ночном представлении на кухне. Извинялся за все чистосердечно, что с трудом верилось в его злую природу или коварные намерения.
После рассказа Зоя так устала, что незаметно уснула прямо на руках Егора. Он уложил ее в кровать и попросил всех живых и всех мертвых покинуть комнату, чтобы он могла хорошо отдохнуть.
В своей шкатулке с драгоценностями Вика отыскала церковный крестик, который она хранила для редких походов по святым местам. У нее была набожная мать, так что в свое время церковь Вика посещала почти каждый «важный церковный праздник», а порой даже таскалась с матерью и группой паломников по монастырям. Но мытарства и набожность матери только отдалили от веры дочь. «Мне все осточертело!» - кричала впоследствии Вика. Для нее причинами посещения церкви остались только крестины или похороны. А признаться честно после гибели Вадима Вика сняла крест и как тогда казалась, навсегда решив покончить с этими мероприятиями.
И не то чтобы настало время признать ошибки и разжечь на углях костер веры, просто так ей будет немного спокойнее. Они столкнулись с тем, чего она не понимала до конца, и ей было страшно.
Она спустилась вниз и отыскала Егора на кухне. Ссутулившись над кружкой черного кофе, он сидел молча и курил уже не первую сигарету. Она не видела, что на соседнем стуле столь же угрюмо и одиноко сидел Глеб, и даже если они могли бы сейчас общаться без переводчика, то им уже было бы нечего сказать. Они оба сидели погруженные глубоко в себя и пытались там отыскать что-то неведомое, что дало бы им сил для борьбы, что позволило бы им чуть раздвинуть границы привычного им мира, и взглянуть вокруг совершенно другими глазами.
Вика тоже налила себе кофе и присела за стол.
- Что теперь делать? – спросила она.
- Надо найти парню дом.
- Как?
- Думаю, - он пожал плечами.
Но в его голове было такое отупение смешанное с усталостью, что едва ли там могла родиться хоть одна здравая мысль. Хотелось только выпить. Сесть на балконе в кресло и выпить, и это навязчивое желание он тщетно пытался компенсировать сигаретами и кофе.
- Думаешь, рай существует? – тихо спросила Вика.
- Раньше я был убежден, что вера в рай и жизнь после смерти это страх перед смертью. Последняя попытка успокоить себя перед пониманием того, что в этом мире тебя уже не будет. Я никогда не боялся умереть. Поэтому мне незачем было верить в рай.
- Ты не веришь в Бога?
- Не верю.
- Почему?
- Все кто мне был дорог, умерли.
- Она тоже умерла?
- И она тоже умерла, - признался Егор, стряхнув пепел в ладошку пепельницы, и снова затянулся.
- Расскажешь?
Но рассказывать еще одну печальную историю неудавшегося счастья было не к месту, и Егор промолчал. Он не сказал о том, что Оксану он знал с первого класса и с того же времени был в нее влюблен. В старших классах они встречались, но после школы Оксана встретила более решительного молодого человека, с которым и уехала в другой город. Примерно восемь лет он не знал о ней ничего, но продолжал бережно хранить в сердце юношеские переживания. Счастливый случай или рок судьбы свел их дорожки вновь. К тому времени Оксана была замужем, и воспитывал сына, а Егор готовился к свадьбе, и как ему казалось, его отношения с Лерой можно было вполне точно назвать любовью. Но с первой же секунды как Егор и Оксана столкнулись в магазине, вся жизнь за годы разлуки канула в забвение. Они тайно встречались почти год. Как оказалось в жизни Оксаны с мужем тоже не все ладилось, и уже несколько раз они были на грани развода. В первый раз дала отсрочку беременность Оксаны, во второй раз привязанность маленького мальчика к отцу. Теперь Оксана была убеждена, что послушай она много лет назад мольбы Егора остаться с ним, то вся ее жизнь не была бы настолько пустой и одинокой. Вдвоем они бы были счастливы все эти годы.
А поездка в Италию, пожалуй, была их общей детской мечтой. Где-то класса с пятого они копили деньги на заветное путешествие, и по сложившейся привычке до сих пор в разных городах бросали в копилку монетки, чтобы однажды купить преданную мечту. Это вспомнилось неожиданно к исходу года, подворачивался и повод: встретить Новый год в Италии и соткать иллюзорное кружево мечты нитками реальности.
«Потом я все расставлю на свои места» - говорила Оксана о неизбежном разводе с мужем, к которому угасли последние теплые чувства.
В то утро Егор уже сидел на чемоданах с билетами в руках, когда пришла Оксана. Накануне она во всем призналась мужу: об отношениях с Егором, о поездке, о том, как бессмысленно склеивать то, что уже давно разбито. Он все понял, со всем согласился, только попросил этот Новый год отметить вместе, чтобы завершение их пятилетнего брака прошло в нейтральной обстановке не омраченное пеплом воспоминаний и без вынужденных ссор. «Мы взрослые люди, - говорил ей муж, - мы в состоянии признать поражение и разойтись в мире. У нас сын и мы обязаны сохранить дружеские отношения, чтобы мальчик по-прежнему чувствовал любовь и заботу обеих родителей. Мы одной семьей проведем три дня в горах и все без нервов обговорим». Оксана согласилась с этим единственным разумным решением. В конце концов, на данный момент было необходимо решить возникшие семейные проблемы, которые уже было невозможно оттягивать, а Италия никуда не денется.
- Это последний раз, ради мальчика. Он давно хотел увидеть горы, – обнимая Егора, уверяла Оксана в то утро, - он говорит там живут настоящие снежные люди. Это только на три дня, любимый. Там мы поговорим с мальчиком. Все ему объясним и как только вернемся в город, подадим на развод. Только три дня. Мы так долго шли друг к другу, что три дня проскользнут одной секундой.
Егор уступил, еще не подозревая, что три дня растянуться в целую вечность. Она звонила ему, клялась в любви и нетерпении перед скорым счастьем. Говорила, что все ее мысли, все душа каждую секунду обращена к Егору, что сын спокойно ко всему отнесся, только попросил видеться с отцом. Все было просто замечательно. Все было прекрасно.
Они были где-то в горах, когда сошла лавина. Тел так и не нашли.
С того самого момента Егор стал пить, выжигая алкоголем точащую душу пустоту одиночества. В последствии Лера, долго не мучаясь с депрессивным женихом, бросила его и вышла замуж за другого. Так окончилась еще одна неудавшаяся история счастья.
* * *
На утро настал долгожданный для Егора выходной, но его пришлось полностью посвятить поискам дома Глеба. Правда, спозаранку пришел Валентин Николаевич с Раисой, и Егор был представлен как друг Вики по совместительству Собачий доктор. Валентин при виде парня молча пожал ему руку и, покосившись на Вику, скалящуюся во все тридцать два зуба, ушел обсуждать работу с бригадой Матвея. Эту девицу он бы на порог не пустил, не говоря уже о неопрятном парне невероятно далеким от дисциплины. Такой же, наверное, сумасшедший тип как и Вика, - в сердцах с досадой проговорил Валентин и больше не вникал в их отношения. Раиса всегда упрекала супруга за старомодность взглядов, что ж раз они друзья Зои, то он попытается дать им шанс заслужить хорошее о себе мнение.
Раиса постаралась скрыть свои подозрения относительно того, чем занимались ночью эти молодые люди, если на утро у них такой жуткий вид. Но ее интуиция и почти военный инстинкт разведчика не оставили без внимания, что парня в дом привела далеко не необузданная страсть к Вике. Хотя Егор явно примчался без ботинок, а рубашка поверх майки местами была порвана женскими ногтями, и те же ногти оставили багровые полоски на груди, руках и шее парня, выпячивала пропитанная кровью перевязка на плече. Конечно, Раиса допускала, что современная молодежь придает сексуальным отношением совершенно иной характер, но в этом случае Егор представился ей не после ночи плотских утех, а после ночи неистовой борьбы с яростными фуриями. Поэтому она, глядя на обоих и так же радушно улыбаясь им в ответ, вполне серьезно спросила:
- Что здесь произошло?
Вика повисла на шее молодого человека, изображая пылкость чувств. Намеревалась изложить Раисе очередную нелепицу, на которые никогда не скупилось ее воображение, но на мудрую женщину, закаленную жизнью с красавцем мужем, это не произвело никакого впечатления.
- Простите. – Егор первым отказался от представления, вежливо отстранив Вику. – Сейчас тяжело что-либо говорить, но вы первая узнаете обо всем.
- О чем узнаю? Что-то с Зоей?
- Что с Зоей? – быть может во время или совсем не вовремя спустилась Зоя. На удивление присутствующих в очень бодром расположении духа, и даже крепко обняла свекровь. – Тебе уже представили Егора? Это мой друг и спаситель покалеченных и обездоленных зверюшек.
- Да мы представлены.
- Тогда нам пора.
- Куда?
- Спасать покалеченных и обездоленных.
На этом все мило распрощались. Раз дом уже был полон людей, то штаб-квартиру по спасению заблудших душ призраков перенесли в жилище Егора. Еще не зайдя в подъезд, они столкнулись с опаздывающим в школу Никитой, которого при виде Егора пробил столбняк, и мальчишка, выпучив изумленные глазища, воскликнул: «Ох, и ни хрена себе!». За это и получил оплеухи от всех троих. Следующим его спонтанным изречением стало: «Женщины погибель для настоящего мужчины», после чего Никите было категорично указано направление школы.
Хозяева квартиры Егора тоже были крайне недовольны и возмущены новыми знакомствами и быстренько попрятались по укромным углам, спасаясь от шумной вездесущей Вики, которая все время порывалась затискать их до смерти. К тому же присутствие мертвого типа животных крайне настораживало и, они не сдерживаясь, выражали свое недружелюбное настроение к нему.
Их поведение объяснила Зоя:
- Животные видят призраков.
Итак, было признанно, что Глеб все же душа умершего человека, и уже исходя их этого, взялись за поиски. Еще раз подробно допросили Глеба о самых мельчайших деталях оставшихся в его памяти, законспектировали и не постеснялись задать даже вопросы на личные темы, которые беспокоили их разве что из любопытства, чем на благо дела.
Зоя держалась спокойно и даже заинтересованно, но все же Егора что-то беспокоило в ней. Он следил за ее действиями и перепадами интонации голоса, пытаясь распознать ее ход ее мыслей, а Зоя определенно что-то замышляла, иначе она бы послала всех к чертовой матери и отказалась участвовать в коллективном безумии. И Егор почти подозревал, что все велось определенным умыслом и он, кажется, догадывался каким: Зоя была намерена разыскать или призвать к себе призрак Вадима.
- Если бы он был в морге, то его бы вернули домой, - размышляла между делом Вика. – Значит, его труп может валяться где угодно.
«Где угодно» не понравилось никому. С одной стороны подобное место было практически невозможно найти, а с другой – не слишком-то приятно понимать, что собственный труп «валяется где угодно». После долгих обсуждений всех пришедших в голову реальных и нереальных вариантов процесс зашел в полный тупик, и все четверо погрузились в тяжелое молчание.
В последующие пять часов испробовано было все, но кроме головной боли ничего они не приобрели. Усложнялись поиски тем, что Глеб не помнил даже свою фамилию, не говоря уже о приметах родной местности. В итоге они вновь собрались в квартире Егора, но только усталые разбрелись по углам, не желая ни с кем разговаривать.
Наверное, впервые за свою жизнь Вика так наговорилась, обзванивая по телефонному справочнику всех с именем Глеб, что теперь казалось ее язык распух, отяжелел и неподвижным камнем покоился во рту.
Зоя и Глеб исколесили город вдоль и поперек, не пропуская ни один дом, но ничего не отозвалось у призрака родными чувствами. Поэтому у Зои возник вопрос: стоило ли вообще возвращаться домой, если ничего не можешь вспомнить об этом доме. Но почти сразу же она подумала о том, что, наверное, если было бы так, то Глеб не остался бродить среди мира живых призраком. Уже возвращаясь домой, она не выдержала его сникшего обреченного вида с которым Глеб минут десять пялился в неведомую точку впереди.
- Что с тобой? – спросила Зоя.
Не выходя из своего оцепенения, Глеб отстраненно заговорил:
- Наверное, скоро я все забуду.
- И что тогда?
- Наверное, тогда я умру.
- Ты уже умер.
- Пока умерло только мое тело. А потом умру я.
- А почему тебя в рай не забрали? Ты видел свет в конце туннеля? Голоса?
- Наверное, я не достоин рая.
- Ну, если в рай не взяли, значит, для ада ты сгодишься.
- Наверное, я уже в аду.
Ее представления о рае и аде ограничивались религиозными суждениями об этих двух конечных пристанищах людских душ, поэтому убеждать Глеба в чем-либо ей не доставало аргументов, и Зоя молча сосредоточилась на дороге.
А Егор, насмотревшись в моргах на неопознанные трупы и наслушавшись о тех, кого уже похоронили неопознанными, вернулся домой с устойчивым запахом покойников, который будто пропитал его собственную кожу и сочился из нее потом, вызывая зловонным мертвым смрадом только блевотное чувство. Он сразу же закрылся в ванной и долго пытался смыть с себя смерть. После он уткнулся в компьютер, изучая поступающие данные на запрос в Интернете о любом, кто мог знать хоть самую малость о человеке, похожим на Глеба. Ответов поступало больше чем достаточно и даже если хоть кто-то в действительности и знал Глеба, то в общей массе желающих поделиться своими наблюдениями, полных придурков и недоумков, которые развлекались, придумывая небылицы, отыскать истину становилось практически невозможно. Тем более что перед глазами Егора все еще стояли образы покойников.
- Это безумие, - проговорил он, сдаваясь, и роняя гудящую усталую голову на сложенные на столе руки. – Это просто безумие.
Поднять глаза на монитор его толкнуло странное неприятное чувство. Словно кто-то тихонечко подкрался со спины, наклонился и выжидающе замер. Холодок его сдерживаемого дыхания, будоражил кожу мурашками, взгляд, шевеля волосы, врезался прямо в подсознание и уже там, в недоступной для Егора области существования видений и приведений укололо желание посмотреть на оставленное послание.
На чистом листе курсор оставил несколько слов: «Спасибо за веру в меня».
Егор обернулся по сторонам, но в комнате он сидел один.
- Глеб? – настороженно спросил он, и следом курсор побежал с ответом:
«Моей силы достаточно, чтобы таким образом говорить с тобой. Я могу влиять на неживые предметы. Ты видел в кино, как приведения перемещают предметы? Я тоже так могу».
Звучало бы это бодро и хвастливо, но перспектива общения с этим типом выглядела с оттенком тревоги. Ведь неведомо, что на уме у призраков.
- Что еще ты можешь?
«Не многое. Только то, на что хватает силы моей мысли. Энергии».
- Ты видишь других мертвых?
«Да. Но они не видят меня или просто не хотят видеть. Они знают, что умерли, но остались здесь призраками ради своих любимых, которых предостерегают об опасности. Я не знаю, что умер, и не помню своих близких. Я один».
Егора заинтересовало общение с призраком, и в его голове уже закопошились вопросы, которые мучают каждого ребенка, который понимает, что смерть неизбежно настанет, а за той чертой никому ничего из живых неведомо. Бабушка всегда говорила, что там, куда отправляются души умерших очень хорошо, поэтому они никогда не возвращаются, даже если их очень просить и сокрушаться по ним. Они уходят в прекрасный мир называемый раем, и ничто земное их уже не беспокоит. Но плохие люди туда никогда не попадают, их отправляют в ад, и какое-то время Егор в это верил. Отчасти просто желая, чтобы его мама, умершая вскоре после его рождения, попала именно в прекрасное место, такое как рай, и в силу своего непоседливого характера маленький Егор старался слушаться, чтобы однажды встретиться с мамой в раю. К сожалению, детям свойственен один не прощеный ими самими недостаток: они вырастают. Егор вырос и очень рано понял, что раем и адом может быть обычная земная жизнь. И что ад это ничто иное, как невозможность быть вместе с любимыми, мучения и боль от тоски и одиночества.
Ему хотелось так много узнать о сокрытой стороне бытия, что мысли наперебой давили друг друга, не давая возможности произнести ни звука, но Глеб прекрасно понял его настроение, и опередил поток его вопросов:
«Нет. Я не могу тебе отыскать ее. Но помни, что души умерших людей всегда знают, кто их любит. И для объяснения любви к ним не стоит тратить много слов. Истинные чувства не спрячутся под коркой слов».
- Тогда почему ты не помнишь тех, кто тебя любил?
«Наверное, меня никто не любил. Может быть, меня прокляли за плохие поступки. Я не помню, был ли я хорошим или плохим. Последнее время думаю, что я сделал что-то очень плохое, и это отвернуло от меня тех, кто любил. Может, я сам себя за это возненавидел».
- Ты мог кого-то убить?
«Я не помню. Но я не желаю никому зла».
После некоторых сомнений, Егор тихо спросил:
- Как это быть мертвым?
«Очень хочется жить».
Ответ казался, предсказуем и Егор даже улыбнулся.
Естественно хочется жить. А как же иначе?
Разве можно оценить всю прелесть жизни пока не поймешь, что жить уже невозможно. И Егор пришел к выводу, что большинство людей так и умирают, не поняв истинного смысла и предназначения жизни.
Зачем они живут? Разве только потому, что просто родились?
Только некоторым людям удается разгадать головоломки бытия, но их участь - это участь безумца однажды сказавшего, что Земля круглая. А понимал ли он сам – Егор – для чего он живет? Почему родился именно в этом городе и в этой семье, а не в другом месте? Почему судьба избрала для него такой одинокий путь? Как хотелось понять все до конца, чтобы навсегда избавится от сомнений, терзающих душу.
- Почему Зоя тебя видит? – и на данный момент это его действительно беспокоило больше чем решение вопросов бытия человечества и раскрытия великих тайн мирозданья. Его волновала судьба одной обычной девушки, которую он встретил совершенно случайно, но она уже успела изменить что-то в его сердце.
Ответ так затягивался, что Егор позвал Глеба, предполагая, что тот удалился, но мерзкое чувство подозрения закопошилась в душе червем. Не от того ли он молчит, что не хочет говорить дурные вести. Ведь мертвые могут видеть и знать то, что живым еще недоступно! И от этих мыслей Егора охватило тревожное ощущение паники и не подвластности будущего.
- Ответь мне или…
«Или что»?
- Пожалуйста.
После невыносимого ожидания, курсор нехотя пополз по странице:
«Зоя видит мертвых и ощущает их, потому что она на половину мертва. Ее тело выжило в аварии, но ее душа добровольно обручилась со смертью и с каждым прожитым днем она так же погружалась во тьму, как и я, поэтому я думал, что тоже еще могу быть живым».
- Что значит на половину мертва?
«Тело не может жить без души, а ее душа уже во власти иных сил. И теперь даже если она захочет остановится. Покончить с трауром, то ей все равно не удастся вернуть душу отказавшуюся от жизни».
Но Егор категорически отказался вникать в смысл чудовищных слов Глеба.
- Она не должна умереть. Она молодая, здоровая, а остальное глупости. Ей надо встряхнуться и все. Многие переживают смерть близких им людей. И что?! Они же живут дальше. Все живут. Тоскуют, горюют, но живут.
«Ты во много раз сильнее Зои».
Подобное равнодушие к ее судьбе взбесило Егора.
- Да что ты знаешь обо мне?!
«Многое. Я вижу цвет твоей души».
- У души нет цвета.
«Откуда тебе знать»?
- Нет у нее цвета!
«До встречи со мной ты не верил, что душа вообще существует, а теперь смеешь утверждать, что у нее нет цвета. Это смелый поступок, но абсурдный».
- Ну что ж умник, какого она цвета?!
«Она всегда разная и меняет сияние постоянно в зависимости от настроения человека и его переживаний. У Вики она яркая и лучистая поверх ровного оттенка поиска и ранимости. А твоя почти целиком покрыта темными пятнами, как заплатками, которые пытаются прикрыть боль и одиночество. Между ними в рубцах пробивается свет, но он словно неуверен, что стоит выбираться из-под этих заплат, боясь, что и на этом месте вновь придется шлифовать темное непроницаемое пятно, чтобы сохранить тепло внутри».
- Хватит. Я тебе верю. А у Зои?
«У Зои блеклый оттенок погружается во мрак».
- Мне это не нравится.
«Конечно, не нравится. Потому что ты ее любишь».
- С чего ты взял?
«Я вижу твою душу. Ты не можешь ей помочь. Слишком поздно. Смирись».
- Ну, уж нет. Я не собираюсь сидеть и смотреть, как все вокруг сходят с ума. И тебе стоит подумать, как помочь спасти Зою, хотя бы из благодарности за то, что мы все помогаем тебе.
«Ты ее любишь, может это ей укажет путь обратно».
- Все достаточно! Я намерен выпить!
Егор ушел на кухню, достал пиво из холодильника и долго метался по балкону, перемалывая гнев в молчании. Когда заметил на пороге Зою пребывающую в некотором недоумении от его действий, то первым его желанием было обнять ее. Прижать к себе крепко, крепко, и шептать ей на ухо как прекрасна может быть жизнь, как много стала значить пустая жизнь Егора, когда в ней появилась Зоя. Что он не позволит ей умереть и если понадобится, то отдаст свою жизнь взамен ее, что он готов сразиться с самим дьяволом ради ее спасения. Что судьба порой бывает жестокой и несправедливой и так иногда не хочется жить, что легче устраниться и погрузиться во мрак, но жить все-таки стоит даже с разбитым сердцем, даже с непреодолимой болью, жить стоит хотя бы назло сгибающей судьбе.
Но Егор обуздал этот пыл и, швырнув на улицу пиво, отвернулся, облокотившись о раму. Он не имел никакого права на Зою, она до сих пор оставалась чужой женщиной и скажи все сейчас, она просто не поверит или испугается и тогда Егор навсегда утратит шанс вытащить ее из трясины прошлого.
Она подошла, положила руку на его спину, даже не подозревая, что прикосновение для него было сравнимо с раскаленными углями.
- Ты очень напряжен. Хочешь поговорить, что тебя так тревожит?
Он старался на нее не смотреть, хотя Зоя стояла совсем рядом, что чувствовалось тепло ее тела, ее тихого дыхания. Она так искренне была обеспокоена его самочувствием, что Егора это бесило.
- Ты его все еще любишь? – сорвался он.
Зоя даже вздрогнула от его жестких сухих слов и последующего давящего взгляда.
- Почему ты спрашиваешь? – она убрала с его спины руку и отшагнула, признавая эту невинную близость опрометчивой оплошностью.
- Ты спросила, что меня тревожит, я ответил. Тебе сложно сказать мне?
- Да. Я его люблю.
- Он мертв. Его тело сожрали черви, а душа либо где-то чкается как Глеб, либо ублажается в раю. К чему ему твоя любовь? Думаешь, он знает о твоем самоотречении от жизни? Зоя он мертв! Его больше нет.
- Замолчи! Какое у тебя право так говорить о нем!? Ты ничего не знаешь! Замолчи!
Зоя хотела уйти, но Егор схватил ее за руку и притянул к себе. Свободной рукой она собиралась его ударить, но жалкие попытки сопротивления были скорее немощны, чем результативны. Зоя оказалась в капкане его рук, обездвижена и прижата к стене. Не осталось даже шанса закричать и позвать на помощь, дремавшую в спальне Вику, потому как его ладонь закрывала ей рот. Глаза Егора пылали безумием и ненавистью. Он склонился к лицу дрожащей женщины, задыхающейся от страха в плену его ревности.
- Он уже мертв, - шептал ей на ухо Егор. – Я знаю, как велико твое желание пойти вслед за ним. Я знаю, как почернел и исказился мир, который ты видишь без него. И где бы ты его не искала, как бы ты его не звала, ты напрасно прислушиваешься в ожидании его шагов. Он не придет ни к тебе, ни за тобой. Ты осталась одна Зоя. Без него. Слышишь? Ты осталась одна в этой жизни, а, умерев у тебя слишком мало шансов найти его там. И насколько ты уверена, что он будет тебя там ждать? Теперь ты без него Зоя, и ты должна преодолеть эту боль.
Он посмотрел ей в лицо. Ее оливковые глаза затопили слезы. Егор отпустил Зою, и та, содрогаясь от рыданий, опустилась на пол.
- Жизнь смертна Зоя, поэтому не стоит любить смерть сильнее жизни.
- Это жестоко.
- Это помогает выжить.
Он присел и привлек ее к себе, пряча от одиночества реальности в своих объятиях.
- Мне не хватает его, - призналась она, и это стало ее полным поражением.
Услышав собственные слова, внутри Зои будто оборвалась последняя нить, удерживающая кораблик ее жизни у пристани настоящего. Одиноким и беспомощным он оказался в бушующих волнах рока.
- У меня нет сил, - рыдала Зоя, все крепче прижимаясь к Егору, боясь, что стоит его отпустить, как она упадет. Казалось, что она уже ощущает, как под ней образовывалась пропасть утягивающая ее за границы человеческого существования. – Нет сил жить без него. Мне не хватает воздуха. Без Вадима не стало воздуха. Я не могу дышать, хочу вздохнуть, но не могу. Я не хочу просыпаться, зная, что придется жить этот деть без Вадима. Каждое утро я лежу с закрытыми глазами, слушаю свое сердце, и жду, когда оно остановится. Егор, я больше так не могу. Я не хочу больше так продолжать.
- Ты должна это преодолеть.
- Не могу. Я больше не могу ничего преодолевать. Понимаешь?
Только сейчас Зоя заглянула в его глаза. Да, он понимал ее. Всю пустоту внутри, всю боль заполняющую эту пустоту. В глазах Егора Зоя не увидела жалости, которую встречала последние полгода. Ни жалости ни сострадания. Только его сердце разделяло тяжесть ее утраты, так словно он взвалил на себя половину ноши Зои и молча пошел рядом.
- Прости меня, - она крепко обняла его за шею, - прости, я испортила твою жизнь.
- Я только благодарен тебе за это.
И они еще долго сидели, удерживая друг друга на краю пропасти.
* * *
Еще светлое небо, едва лишившееся своего огненного повелителя, заволокла сумраком гроза. Вероятно, из-за того, что весь день ничто не предвещало бури, внезапное изменение погоды несло в себе тяжесть и некое зло, которое будто решило наказать беспечных людей за нестерпимое желание скорее отдаться в объятия летнего тепла.
Холодный резкий ветер нагнал свинцовых туч. Яростно ударяя друг о друга, разбил их могучие тела, вырывая из их раздутых брюх тонны воды.
Егор сидел на балконе, обложенный с ног до головы своими питомцами, которые за день так натосковались по хозяину и наволновались из-за посторонних, что сейчас даже не обращали внимания на неистовые удары стихии за стеклом. Только изредка вздрагивали или шевелили ушами, когда раскаты грома громыхали где-то рядом, озаряя пространство паутиной молний. В особо жуткие моменты Барби приоткрывала один глаз, чтобы удостовериться, что призрака поблизости нет, и опять погружалась в чуткую полудрему.
Когда на балкон вышла Вика первой зарычала Барби, давая остальным верный сигнал о возникновении угрозы. Уступать хозяина никто не собирался, поэтому лишь зашипели, топорща шерсть. Опасаясь массового нападения, Вика торопливо окликнула задремавшего парня и на его встревоженный усталый взгляд ответила: «Зоя ушла».
Зоя бежала через пустой город, атакованный грозой. Падая в бурлящих потоках и сдирая кожу в кровь, она бежала, и автоматными очередями ледяные капли вонзались в ее тело. Но Зоя ничего этого не чувствовала ни сковывающего холода, ни горячей крови, ни смерти, развивающейся за ней тенью. Она бежала через весь город прямиком на кладбище. Ей казалось, что там она сможет докричаться до глухих небес. Сможет вымолить хоть минутную встречу с Вадимом, потому как вся ее жизнь подошла к исходу, и что-то требовалось сделать. Что-то чтобы развязать удушающий узел петли прошлого, высвободиться, или покончить со всем разом и наконец-то умереть, избавив себя от непосильных пыток.
Ворота были закрыты. Ее криков о помощи в раскатах грома никто не услышал. Единственной живой душой был сторож, да и тот закрывшись в домике, смотрел выпуск вечерних новостей. Тогда она проползла под воротами кладбища, захлебываясь в грязевом потоке, бешеным напором, вырывающимся с земли мертвых.
Гроза стервенела, будто взбешенная наглым вторжением человека за грань дозволенного, и на каждый призыв Зои к небесам они отзывались большим гневом. Она металась меж могил и оград, и сомкнувшаяся вокруг нее тьма, лишала возможности найти захоронение Вадима. Сейчас он был ей нужен. Взглянуть на него. Услышать хоть слово. Коснуться. Исступленно умоляла Вадима показаться ей, Зоя орала во всю глотку, стараясь перекричать буйство грозы.
И если она видит других мертвых, то за какие грехи ей не позволяют увидеть Вадима. Кто там наверху распоряжается чему быть, а чему нет?! Сейчас она ненавидела их всех. Ненавидела и проклинала за равнодушие и несправедливость.
Молния ударила в близстоящее дерево, рассекая его пополам. Разом охваченный огнем и поверженный небесным гневом гигант рухнул наземь, опаляя черное небо ревущим пожарищем.
- Покажись мне! Ты же меня слышишь! Вы все меня слышите! Я знаю, что вы меня слышите, потому что я знаю о вас! – Зоя заорала прямо в растерзанную молниями темноту небес: - Вадим!!! Приди ко мне! Забери меня из этого ада! Если ты меня любил, за что ты меня бросил одну в этом аду! Вадим!!!
Но ответом была лишь гроза. И вся непосильная боль Зои обратилась в ненависть.
- Да будьте вы все прокляты! Я ненавижу вас всех! Вы отняли у меня Вадима! Отняли жизнь! Вы зло, которого еще не видела даже преисподняя! Сам Дьявол позавидовал бы вашему хладнокровию и безразличию! Я ненавижу вас! Будьте вы все прокляты!
Нога поехала в грязи, и Зоя завалилась в свежевырытую могилу. Бухнулась прямо в собравшуюся жижу, которая поглотила ее с головой и на мгновение мир стих, будто смерть вобрала его в свое ненасытное чрево. И только сумасшедший стук сердца бился в висках, заявляя о своем праве на существование. А потом Зоя вырвалась из вязкого плена…
Разрывающий душу страх заставлял ее карабкаться наверх, но пальцы тщетно цеплялись за разбухшую почву. Она вновь и вновь сползала, словно преисподняя хватала ее за ноги и тащила вниз. Прямиком в адское пекло за проклятия небес, но вряд ли Зою можно было бы напугать адом и его пытками, она горела в нем уже вечность.
Зоя не кричала и не умоляла о помощи, зная, что никто не откликнется, так же как и не откликнулся, когда она оказалась наедине со смертью забирающей Вадима. Она видела, как навсегда закрываются глаза любимого, самого дорогого ей человека, и в тот момент иссяк ее крик вместе с верой в силу и справедливость небожителей. Никто не придет, никто не поможет и никто не сжалится, а значит, и взывать к безразличным маскам бесполезно. Здесь на земле властвовал только один неизменный закон: одиночество. Одиночество при рождении и путь к смерти шириной в одну судьбу, а все остальное иллюзии. Иллюзии счастья, иллюзии дружбы, иллюзии сплоченных неразрывных уз, иллюзии надежды и иллюзии веры. Все иллюзии и с каждым следующим шагом к смерти иллюзии становятся все более отчаяннее и желаннее, все увереннее жажда обмануться. Но миражам в пустыне не обрести плоть, так же как и иллюзиям не преодолеть притяжение одиночества.
Стиснув зубы, Зоя в очередной раз бросала немеющее от холода тело на край могилы. Наконец-то руки нащупали в грязи что-то твердое. Она подтянулась, упираясь ногами в стенки могилы, в этот раз удалось опереться, еще немного и Зоя почти на половину вытянула тело… под ногами хрустнули старые доски… она упала на дно могилы погребенная останками покойника, вывалившимися из гнилого гроба…
Подтолкнув Вику через забор кладбища, следом перемахнул Егор. Кладбище было настолько старым и огромным, что они могли бы искать Зою до скончания века, плутая средь вековых захоронений, склепов, оград и совсем новых полей с ровными рядами памятников.
Взглянув в темноту, беспощадно разрываемую молниями, Глеб заметил бледные отсветы призраков собирающихся к месту рядом с догорающим деревом.
- Она там! – но голос его остался тишиной для живых, которые едва ли не на ощупь пробирались к могиле Вадима. – Вы не туда идете! Слышите меня!?
Глеб всячески пытался привлечь их внимание на свое бестелесное существование, но все попытки были безнадежны. Егор и Вика шли совершенно в другую сторону. Тогда заранее извинившись, Глеб ворвался в тело Егора. Он никогда раньше не делал подобного, но его подтолкнуло чутье, как толкает тоже чутье кричать о помощи. О последствиях пребывания в теле Егора он не задумывался, да и некогда было.
Сбитый с ног неведомой силой, Егор упал на колени, судорожно пытаясь вдохнуть онемевшими от холода легкими. Гул в ушах вытеснил прочие звуки, и, причиняя неприятную боль, будто живым червем возился в голове, смешивая смерть и жизнь в одной оболочке.
- Что с тобой? – Вика вернулась и попыталась помочь ему подняться. – Что с тобой?
Совладав с загробным холодом, Егор ощутил присутствие чужого разума. Это чувство было настолько осязаемым и ясным, что Егор слышал голос Глеба, так же отчетливо как если бы слушал музыку в наушниках. Он даже видел его глазами, сквозь тьму и иллюзии жизни. Видел белесых призраков, которые таращили на него мертвые глазницы, и недоумевая о суетных стремлениях живых. Кто-то из призраков еще был похож на людей, кто-то утрачивал свое лицо вместе с ускользающей памятью о прожитой жизни.
Почему они остались? Глядя на призраков, мучился догадками Егор. Почему они остались умирать на земле? Ради близких? Ради незаконченных дел? Почему? Глеб, почему они все здесь?
Может быть, это и есть ад.
Значит, ничего нет? Нет рая? Нет ада? За верой пустота?
Я никогда не верил.
Вика прибегла к крайним мерам и со всей своей силы врезала остолбеневшего парня по лицу. Егор завалился в грязь, и тогда она опять навалилась его трясти, лупя по щекам. Он пришел в себя и прохрипел: «Она там», указывая направление горящего дерева.
На ноги его подняла сила Глеба, и Егор побежал к скоплению призраков, собирающихся поглазеть на Зою. Вика едва за ним поспевала, а когда она упала, споткнувшись о надгробный камень, Егор подхватил ее за талию и побежал дальше, таща Вику, едва переставляющую разбитые ноги.
Под костями и досками в грязной жиже от Зои торчала только рука.
- Господи, она утонула. Егор она утонула!
Он отпустил Вику, и та упала на край могилы. Егор спрыгнул вниз, и с ревностной жадностью вырвал Зою из могильного мрака. Вопящая от ужаса, и близкая к истерике Вика, помогла ему вытащить ее из ямы.
- Господи, Господи, господи, - от холода и страха отстукивали ее зубы. Стирала с лица Зои грязь и кровь со лба разбитого гробовыми досками. – У нее нет пульса. Она не дышит! Она не дышит! Егор она утопла!
Попытки Егора вернуть Зою к жизни ни к чему не привели. Слишком поздно! Зоя захлебнулась могильной жижей, потеряв сознание от удара досок.
- Она умерла… господи… - и слова заткнулись в глотке Вики.
Егор взревел будто зверь, пронзенный копьем, схватил ледяное тело Зои, крепко прижимая и рыча от боли. А потом опять, будто окончательно обезумев, принялся делать Зои искусственное дыхание.
Раз, два, три, вдох… раз, два, три, вдох…
Егор потратил половину жизни, спасая каких-то зверюшек и в итоге, когда от него зависела человеческая жизнь, он оказался бессилен. Он был не в состоянии настоять на своем, и не пустить Оксану в роковое путешествие по горам. Мог спасти ей жизнь, но не спас. Как искупление ему представился второй шанс: Зоя. Она нуждалась в его помощи, поддержке, и он опять не взял на себя ответственность решительных действий.
Раз, два, три, вдох… раз, два, три, вдох… раз, два, три, вдох…
Все кого ты посмел любить умирают… умирают по твоей трусости… - с злорадством нашептывала темная сторона его души, - ты не можешь, не можешь их спасти. Ты Собачий Доктор. Ты не стал настоящим хирургом, потому что ты убиваешь людей.
- Ты будешь жить, будешь жить, - заклинал Егор. Раз, два, три, вдох… раз, два, три, вдох…
Гроза, тихонько отползая на север, оставляла накрапывающий утомленный дождик, и там где удалось сдвинуть грозовой панцирь, начинала виднеться полоска еще светлого небосклона. И в стихающем шуме внезапно и резко прозвучал голос сторожа:
- Кто здесь!?
Почувствовав неладное, он вооружился старенькой, но надежной винтовкой и пошел осматривать вверенную ему территорию. В отсветах тлеющего дерева он сразу заметил людей и принял их за варваров, которые последнее время неоднократно глумились над могилами.
Сумасшедшая молодежь! Ничего святого не оставляют! Все к чертям катится!
- Не двигайтесь! Я вооружен!
Вика инстинктивно замерла, втягивая голову в плечи, и только вздрагивала от накатывающих рыданий.
- Нам нужна помощь! – закричал Егор. Раз, два, три, вдох…
- Какого черта вы делаете в такую чертову погоду на кладбище?!
- Чертей гоняем, - огрызнулась Вика, взглянув через плечо на тучного пожилого сторожа. В дождевике он походил на гору. На крайне недружелюбную гору, недовольную из-за прерванного вечернего телесериала, озлобленную на непролазную грязюку и с решительными намерениями навести порядок.
- Я вооружен! И буду стрелять чертово отродье! Поднимите руки вверх, пока я не отстрелил вам головы!
Не слушая предупреждений сторожа, Егор поднялся на ноги, держа на руках Зою.
- Нам нужна помощь!
- Положи ее! И подними руки вверх! Второй тоже пусть поднимет руки!
- Опустите винтовку, – ровно уверял Егор. - Надо вызвать скорую. Опустите. Мы не вооружены. Женщина пострадала.
Но сторож был не столько злобен, сколько перепуган, и внезапный раскат затихающей грозы сыграл свою роковую роль. Руки сторожа дрогнули, и громыхнул выстрел. Вика успела только заметить вспышку, и грохнувшегося рядом Егора с растекающимся на груди кровавым пятном. Рядом упала Зоя, и Вика истошно заорала.
От выстрела из тела парня отлетел вышибленный Глеб.
* * *
Было странное чувство тишины. Зоя стояла в стороне и видела Вику рыдающую, испуганную, дрожащую над парнем, видела Егора с рваной дыркой в одежде стремительно пропитывающейся кровью, видела сторожа охающего и ахающего вперемешку с матом, видела Глеба и других, обступивших их всех сплошным кольцом смерти.
- Что произошло? – спросила Зоя.
- Ты умерла, - ответил Глеб.
- Умерла?
Так вот она какая, эта смерть? Тело Зои лежало в грязи с лицом, залитым кровью. Одинокое и уже бесполезное пристанище души. Вот и все. Все закончилось. Тело вымоют, приоденут, уложат в ящик и закопают в земле. Вскоре оно обратиться изобильным пиршеством для червей, его сожрут и догниют остатки плоти. Быть может, потом кто-то, копая могилу следующему никчемному телу, наткнется на ее кости. Может, сжалится, и бросит обратно в землю, может, откинет куда-нибудь с глаз долой.
Это конец всех стремлений, терзаний и мучений. Все чем дорожила, за что боролась и на что надеялась; все иллюзии жизни останутся позади, как колея на грязной дороге. Так одинаково заканчивается существование нищих, богатых, злых и добрых. Для Смерти нет особой разницы, черви сжирают даже тела королей.
Так значит это вся жизнь? Весь ее предел? Зоя взглянула на окружающих ее призраков. Каждый из них это отдельная история одиночества жизни. Они любили, верили, боролись за надежды, кто-то ублажал свое тело, кто-то насыщал свою душу, они все терзались иллюзиями жизни, а сейчас едва ли могли внятно объяснить причины пережитых когда-то чувств и совершенных поступков. Они утрачивали память прожитой жизни, а вместе с ней ускользал последний шанс обрести иное существование, чем скитание призрачной тенью, застрявшей меж миром живых и дорогой к другим берегам. Но в их глазах угадывалось раскаяние за растраченную жизнь. Теперь они ощутили эту тоску, но было слишком поздно.
Внимание Зои остановилось на парне, и сердце сжалось от мысли о его смерти. Пуля повредила ему легкое. Он хрипел и булькал, пытаясь что-то объяснить Вики, но бедолага только бормотала что-то непонятное, и вместе с человеком-горой старалась заткнуть хлещущую кровь грязными руками. Это выглядело нелепо и бесполезно.
- Егор умрет? – спросила Зоя.
Она совсем не хотела, что бы он умирал, тем более из-за нее. Это она хочет умереть! Она Зоя! Пусть умрет только она, а другие останутся жить. Егор должен жить и за последние полгода Зоя впервые сожалела, что она уже мертва и не способна помочь парню выкарабкаться.
Ну, почему они мешкают? Почему не вызовут скорую?! Так они только занесут грязь в рану? Вика! Прейди же в себя!
О-о-о! Как Зоя хотела быть сейчас живой!
- Возможно, умрет, - ответил Глеб.
Его захлестнуло другое беспокойство, почти физически он ощутил пулю, ворвавшуюся в Егора. Может чудо, может просто смерть, раскаленной иглой вонзилась в его душу, разбирая стену, отделяющую его от прошлого. Пустота разрушилась подобно стеклу, обнажив в памяти Глеба последние события его жизни. Все стало ясно и очевидно, даже пугающе.
- Я вспомнил свою жизнь, - дрогнувшим голосом проговорил он, все еще боязливо прислушиваясь к нахлынувшим воспоминаниям. – Да, я все вспомнил.
- Как?
- Я находился в теле Егора, когда его ранили. Наверное, чувство его смерти вернуло меня к своей собственной смерти.
- Теперь ты сможешь вернуться домой, – она не поняла его полное отсутствие радости по столь долгожданному поводу. Ведь если бы не его навязчивая идея отыскать дом, то они бы никогда вместе не встретились. Ни Егор, ни Глеб, ни Вика, ни Зоя. Все остались бы жить в своих уединенных жизнях, даже не подозревая как много у них общего. – Глеб? Что-то не так? Ты расскажешь мне?
- Прости меня.
Она все меньше его понимала, пока Глеб не начал свой ужасный рассказ:
- Я не мог вернуться домой к родным, потому что не мог смотреть им в глаза. Я больше никому не мог смотреть в глаза. Потому что я был виновен. Я возвращался из командировки, за рулем двое суток спешил на день рождения дочери. Устал смертельно. Помню, что позвонил домой, сказал, что скучаю, люблю, тороплюсь к ним и везу мешок с подарками. Глаза все закрывались от усталости и сна. Закрывались, закрывались, и на мгновение я задержал глаза закрытыми. Только одно мгновение. Одно мгновение… и я потерял управление. Был сильный гололед. Машину повело на встречную полосу. Я столкнулся с другой машиной. Погиб человек. Меня обвинили, но я нанял лучшего адвоката и суд не признал мою вину. Только потом когда вздохнул с облегчением и вышел на улицу, я понял что весь мир, в котором я жил раньше изменился за одно мгновение. Я знал, что я виновен в аварии. На мне смерть человека, но я так боялся получить срок. Я так настаивал на невиновности, что все поверили. Но я-то знаю. Зоя, я-то не смог простить себя, и это стало точить меня. Не в состоянии вернуться к жене и детям я уехал в дом родителей и там запил. Я жил в аду. Мои дети и моя жена оставили меня, потому что я стал невыносим. А потом я покончил с собой.
- Глеб…
- Я ненавижу себя и призираю. Теперь я понимаю, почему я стал стремиться домой. Мне необходимо было увидеть любовь в глазах близких, понять, что они по-прежнему любят меня. Что они простили меня.
Зоя поддалась порыву и обняла Глеба.
- Конечно, они простили тебя. Они тебя любят.
Ее открытая доброта оказалась слишком тяжелой для Глеба, но он не позволил себе замолчать. Не позволил ликовать обману, сплетшему всех в гигантскую роковую паутину одиночества и смерти.
- А ты меня простила бы?
- Ты хороший человек. Я знаю, что если бы ты мог, что-то исправить, то ты бы не допустил аварии.
- Но ты же не знаешь меня.
- Иногда не обязательно знать человека всю жизнь, чтобы понять, что он не желает зла другим.
- Зоя, тот человек, который погиб в аварии. Это был Вадим.
Зоя содрогнулась. Отступила. Посмотрела на своего врага. Одно мгновение, которое погубило всю ее жизнь, перечеркнула надежду на счастье. Она так ненавидела и проклинала человека убившего Вадима, что он перестал для нее существовать как нечто живое и достойное сострадание. Зоя полностью стерла его из своей памяти, а теперь, хлопая изумленными глазами, она пялилась на него, и в чертах Глеба ей стали казаться столь ненавистные черты убийцы.
- Теперь я для тебя не такой уж хороший человек. Верно?
- Это был ты… - она вспомнила его. Только однажды Зоя видела его лицо в день, когда Глеба признали невиновным, и они столкнулись на ступеньках здания суда, выходя в чужой безликий мир. Они посмотрели друг на друга.
- Ты смогла бы меня простить?
Что она тогда видела в его глазах? Что-то тронуло ее тогда?
- Вот поэтому я не мог вернуться домой. Я боялся увидеть в них презрение и разочарование. Боялся, что они будут смотреть на меня так же, как ты сейчас смотришь. Я убил, я виноват, но я заставил всех поверить в обратное. Нет мне прощения, да оно мне и не нужно. Я все уже совершил и прошлого не изменить.
Зоя все вглядывалась в Глеба, пытаясь отыскать в памяти мимолетный обрывок скользнувших эмоций, который потом жестоко и беспощадно уничтожила. Что было в его глазах? Что через них смотрело на нее оттуда… из глубины Глеба… оттуда, где таилась его душа.
- Видишь этих призраков? Они тоже уже ничего не могут изменить. А ты все еще можешь. Видишь Егора? В твоих силах его спасти. И что ты выберешь Зоя? Прошлое или будущее?
…раскаяние… она видела в нем раскаяние. В тот момент оно так резко не сочеталось в чудовищных декорациях с Глебом, что тогда Зою пробрало до мурашек, но не убавило ее ненависти. Наоборот тогда, она всей своей душой пожелала Глебу самой мучительной смерти. Извращенной пытки, но не стольку телу, сколько душе. Зоя желала разрываться его душе на части от невыносимых страданий, еще более непосильных как ее собственные. Потом она никогда не встречала Глеба и не слышала о его самоубийстве, но если бы узнала, то вероятно испытала некоторое удовлетворение от свершившегося правосудия. Но сейчас Зоя смотрела на Глеба и не испытывала к нему прежней ненависти, словно она изжила себя и растворилась в общей массе отчаяния. Теперь Зоя знала Глеба как совершенно другого человека и совершенно другому человеку она чуть слышно прошептала:
- Я прощаю тебя.
- Что?
- Я прощаю тебя Глеб, - громче и тверже произнесла она веление собственного сердца, освободившегося от ненависти.
Да, она простила его. Почему? Возможно, Зоя до конца не понимала случившейся с ней перемены, но именно эта перемена заставила ее сделать шаг вперед, и вырвать себя из плена прошлого.
Вокруг послышался шепот призраков и они боязливо начали пятиться назад под покров темноты. Откуда-то из глубины Глеба стал пробиваться свет. Это походило на волшебство. Пугающее волшебство. И вот свет стал размывать контуры Глеба, обращая его в теплое свечение.
- Что происходит? – спросила Зоя.
- Наверное, я умирю, - прощаясь, он потянул к ней руку, но Зоя прикоснулась уже к белесому сиянию.
В небе над ними появилось движение теней и света, образовывая воронку в неизведанный мир, куда возвращаются все души после долгих испытаний жизни. Это можно было бы назвать домом, и Зоя, глядя на открывающийся ее взору свет, ощутила это в полной мере. Это был дом. Без зла, печали и страданий. Дом, где никто не был одинок. Дом, в котором каждая душа становилась единым целым с множеством других душ в мире спокойствия и любви. Заворожено созерцая лучистый свет, Зоя нисколько не сомневалась, что в том чистом мире души обогащались прекрасными возвышенными чувствами, там они вбирали в себя любовь и добро, а потом спускались вниз, чтобы сотворить и в этом мире чуть больше добра и любви. Души спускались на землю, как покидают родное место все дети, чтобы пройти свой путь и однажды вернуться домой. И уже на земле души учились чему-то новому или окончательно увязали в отравляющих мелочах и сложностях жизни.
- Нет, - сказала Зоя, улыбнувшись Глебу, - ты возвращаешься домой.
Глеб полностью растворился в прекрасном сиянии, превращаясь в лучистую звездочку. Сказав, что-то вроде: «будь счастлива», его душа полетела навстречу распахнутым дверям, и скрылась на той стороне.
Непроизвольно Зоя потянулась вслед за ним, чтобы слиться с домом, но в ней не пробудился свет, который вознес Глеба. Она по-прежнему осталась стоять бледным призраком среди грязи и могил.
- А я? – едва не заплакав от обиды, прошептала она. – Как же я?
Но воронка постепенно начала сужаться, будто под непреодолимым напором черных тяжелых туч. Зоя с надеждой и мольбой тянула ввысь руки, но дверь все закрывалась, пряча за собой тепло и любовь родного дома.
- А я?
- А твое время еще не настало.
Зоя обернулась на голос. Рядом стоял Вадим, окутанный туманным голубоватым облаком. Она замерла, не проронив ни слова. Несколько секунд они смотрели друг на друга, и Зоя почувствовала, как ее наполнила вся любовь Вадима, его нежность и отчаяние от затягивающейся разлуки.
- Я люблю тебя, - сказал Вадим.
Она не заплакала. Наоборот ей стало спокойно и легко. Зое захотелось обнять его, сказать что-то важное, но она понимала, что душа Вадима чувствует все ее переживания. Она лишь осторожно протянула руку, еще не зная, сможет ли почувствовать его, но прикосновение было осязаемым. И только вновь ощутив объятия его рук, и жадно обнимая Вадима, она призналась:
- Я тоскую без тебя. Забери меня с собой.
- Любимая, - он приподнял ее голову за подбородок, нежно заглядывая в ее оливковые глаза, которые однажды раз и навсегда пленили его сердце. – Любимая, никто не расстается навсегда. Мне надо вернуться домой, а тебе прожить долгую жизнь и то насколько она будет счастливой, зависит от тебя.
- Нет, нет, - ее пальцы крепче вцепились в его плечи, - я хочу с тобой. Я люблю тебя.
Вадим склонился и поцеловал ее. Зою наполнило необычное приятное тепло, которое ласково заполнило ее душу, излечивая рану от потери Вадима, растворяя иссушающую тоску по нему, сглаживая болезненные воспоминания о разрушенном счастье. Некая полнота, уверенность и покой воцарились в ее настрадавшемся сердце, а весь ад последних месяцев развеялся подобно тяжелому недугу.
- Что это? – растерянно спросила Зоя.
- Твоя любовь, та ее часть, которую ты отдала мне. Я хочу, чтобы она полностью принадлежала тебе. Чтобы ты вновь могла ее разделить с кем-то близким тебе.
- Ты больше не любишь меня?
- Люблю, но наши чувства не должны стать твоим сожалением о невозможности прожить жизнь заново. Зоя, одну жизнь невозможно прожить дважды, но ее можно изменить.
- Я не хочу ничего менять. Я хочу быть с тобой.
- Милая, - он нежно коснулся ее щеки, - ты будешь счастливой, уж я об этом позабочусь. Оттуда мы все заботимся о тебе, только не забывай слушать свое сердце. Оно всегда узнает, что я буду говорить тебе.
- А что ты будешь мне говорить?
Вадим склонился к ней и прошептал на ухо: «Ничего не бойся, я всегда рядом».
Зоя не удержала слез, покатившихся по щекам.
- Мне не хватает тебя, - проговорила она, и будто маленький истосковавшийся ребенок уткнулась в его плечо. – Мне очень не хватает тебя.
- Теперь все будет хорошо. Теперь твое сердце свободно.
- Почему ты умер?
- Значит, так надо, - утешая ее, он нежно гладил волосы Зои. И был благодарен за еще один шанс, ощутить прикосновение к любимой женщине.
- Кому надо? – она подняла на него непонимающий заплаканный взгляд. – Кому надо, чтобы ты умер, едва начав свою жизнь?
- Многие вещи нельзя объяснить в них просто надо верить.
- Это глупо.
- Ты же веришь в любовь.
- Любовь я чувствую.
- Но вначале ты же в нее поверила, а уже потом почувствовала.
- И все равно ты не должен был умирать. Не должен был оставлять меня одну. Как ты не можешь понять, что мне плохо без тебя. Я осталась совсем одна. Одна. Понимаешь?
- Прости, – он все прекрасно понимал, но только смог сказать: - Прости.
Воронка постепенно сужалась, становясь небольшой лазейкой, так словно кто-то оставил дверь приоткрытой, чтобы задержавшийся сын смог вернуться домой.
- Я должен уйти, – сказал Вадим, - а ты должна вернуться.
- У кого-то на всех есть свои планы. Так?
- Не сердись.
- Я не сержусь. Я возмущаюсь, – она помолчала, но все же, немного смущаясь, спросила: - А как там… наверху? Весело или не очень?
- Туда не стоит торопиться.
Зоя понимающе кивнула.
- Я буду скучать, - сказала она, стараясь смириться с тем, что вновь должна расстаться с Вадимом.
- Нет, больше будешь.
Зоя не стала удерживать его, только поцеловала на прощание. Нет, нет, не прощание, до встречи. Теперь она это знала.
Вадим обернулся лучистой звездочкой, проскользнул домой, и темнота сомкнула небосвод, спрятав тайны в своих глубинах.
Постепенно Егор затихал, теряя сознание от потери крови, и Вика уже не принимала пальцы с его шеи, боясь потерять слабо различимый пульс. После того, как первая волна истерики Вики была безжалостно разбита ее несокрушимой волей, она пришла в себя и вспомнила о сотовом телефоне в кармане и срочной необходимости вызвать квалифицированную помощь. Матерясь и падая в грязи, падая и грязно матерясь, сторож убежал к воротам кладбища встречать «скорую помощь». Пока его внушительная неуклюжая тень мелькала над памятниками, Вика еще храбрилась и успокаивала Егора, уверяя его, что помирать ему совсем не время и не место, что он сильный и стоит немного потерпеть, как его спасут врачи. Но потом гораподобный сторож скрылся окончательно, и время для нее потянулось; секунда сравнялась с часом, минута вытянулась в вечность. Благо средь обрывков туч стала проглядывать луна, отбрасывая хоть какой-то свет в муть кладбища. Вика отыскала взглядом тело подруги. Оно лежало там же, неуклюже и одиноко, мокрое и грязное. Юбка задралась, высоко бесстыдно обнажая ноги с порванными колготками. Кофта расстегнулась, оголяя на всеобщее обозрение живот и кружево лифчика. Широко распахнутые мертвые глаза. Вика хотела прикрыть ее тело, но не могла отойти от Егора и допустить еще одну смерть. Стало вдруг так досадно, жалко и больно от смерти Зои, что Вика, склонившись над парнем, заплакала.
Неожиданно она услышала тихий вздох и стон. Вика притаилась, прислушиваясь к тишине кладбища. Ничего. Только ветер в деревьях и поскрипывал где-то фонарь. Значит, показалась. Дольше вслушиваться Вика не стала, опасаясь, что станет мерещиться всякая чертовщина. Мало ли вообще что может померещиться ночью на кладбище, когда подруга утопла в чужой могиле, под руками растекается кровь друга, а кругом друг на друга нагромождены одни сплошные надгробия.
Где-то завыла собака и от страха кожа Вики покрылась мурашками.
- Господи, если я завтра останусь в своем уме, то поставлю тебе свечку. – Вика призадумалась над своей молитвой и признала некоторые оплошности. Подняла взгляд к небу и искренне прошептала: - Прости меня дуру. Я буду хорошей.
А потом опять тихий хриплый стон и неуверенное дыхание.
Вика так перепугалась, что едва не задохнулась от рвущегося из глотки вопля. Она была готова броситься бежать, но совесть не позволила оставить Егора погибать одного среди привидений. Лишь боязливо обернулась, ища злобное привидение, восставшие из своей могилы, чтобы насытиться ее молодой кровью, но вокруг никого не было.
Только Зоя внезапно дернулась. Закашлялась, хрипя и жадно задышав, она судорожно задергалась, а потом так же внезапно затихла.
- Зоя? – сорвавшимся голоском позвала Вика.
Та лежала по-прежнему, не подавая признаков жизни. Тогда Вика, убедившись, что состояние Егора не изменится, если она уберет от раны руки, оставила парня и осторожно подползла к подруге. Присмотрелась. Прислушалась. Вроде мертвая. Склонилась и прижала ухо к груди Зои, чтобы послушать ее сердце. Вроде не бьется.
Внезапно рука Зои опустилась на голову Вики, и та, сообразив, что ее трогает покойник, как заорет со страху. Отскочила в сторону, ткнулась спиной в памятник и опять орать, кидаясь к Егору. Когда она опомнилась, то вновь вернулась к Зое, и осторожно пихнула ее в плечо.
- Ты живая?
- Да, - сказала Зоя, открывая глаза и принимая необходимость продолжать свою жизнь.
Через окно пригревал солнечный свет и воздух, пропитанный лекарствами, на удивление казался бодрым и полным жизни. Когда Егор открыл глаза и мутные очертания приобрели формы, он увидел привычную обстановку больничной палаты. Еще вялым сознанием, с трудом справляющимся с последствиями длительного наркоза при операции и шока от ранения, он нетерпеливо старался связать из тусклых обрывков воспоминаний ход событий после ясно запечатлевшегося выстрела. Но усилия причиняли только головную боль. Тогда он осторожно повернул голову и увидел Зою. Дожидаясь его пробуждения, она уснула, уронив голову на руки, сложенные на тумбочке. Увидеть ее рядом невредимой было так неожиданно, что Егор даже прислушался, чтобы понять дышит ли она, или это галлюцинации, воодушевленные лекарствами и переживаниями. Кроме небольшого пластыря на лбу, на Зои не было внешних следов от пережитых событий, но рядом сидела уже другая Зоя. Свободная, целостная, способная идти вперед, не оглядываясь и не сожалея. Егор протянул руку, намереваясь коснуться ее, но движение болезненно отозвалось, и он застонал.
Зоя спала так чутко, что сразу же открыла глаза.
- Привет, - улыбаясь, прошептала она. Взяла его за руку и благодарно сжала. – Как ты?
- Живой, - сипло выговорил он. - А ты?
- Живая.
Егор улыбнулся.
- Это здорово.
- Да, это здорово, - сказала, Зоя.
Ей хотелось так много рассказать Егору. Сознаться во всех мыслях пришедших ей за долгие часы ожидания, пока целую вечность «скорая» везла их до больницы, и сердце Егора останавливалось. Обо всем, что она почувствовала, когда его ладонь безжизненно выскальзывала из ее рук. Ожидание ясности в бесконечных хождениях по больничному коридору. Обо всем, что терзало ее в часы, пока он двое суток лежал, не приходя в сознание, и врачи ничего не ручались сказать. Зою переполняли слова и, сейчас сжимая его ладонь, она смотрела в глаза Егора, понимая, как сильно изменила ее судьбу встреча с этим человеком. Понимала, что Вадим освободил ее сердце от оков их оборвавшейся любви, дав ей шанс снова быть счастливой на земле. Зоя смотрела на Егора, не сопротивляясь согревающему трепетному чувству наполнять ее сердце.
Но поговорить им не удалось, поскольку в палату ворвалась Вика с огромным благоухающим весной букетом, и вместе с ней ворвался такой мощный прилив жизни, что сопротивляться вторжению Вики в покой отделения не смог даже медперсонал во главе с врачом. Восторженно призывая всех - особенно тяжело больных - взбодриться и изгнать хандру, она щедро раздаривала улыбки и поцелуи. А при виде проснувшегося Егора она звонко захохотала и, сунув необъятный букет Зои, принялась целовать парня.
- Ну что Собачий Доктор к чертям собачьим всех чертей!? – задорно сказала Вика, пристрастившись к пестрым высказываниям сторожа. За короткое общение с человеком-горой охранявшим кладбищенский покой ей представился шанс впервые услышать как все известные человечеству слова можно красочно и содержательно заменять разновидностями чертовски неприличных слов.
- Верно.
Согласился Егор, взглянув на Зою. Теперь все будет иначе. Они заслужили право вновь попробовать счастье.
10.11.2004 – 30.01.2005 г.
Высокие небеса
© Copyright: Шахова Татьяна, 2008
Свидетельство о публикации №208113000212
Свидетельство о публикации №208113000212
Рецензии
Вечер добрый.
Очень трогательная история с замечательным концом.
Терять любимого человека - это мучительно больно. Теряяшь смысл жизни и веру в жизнь. Тоже хочется умереть. Я через это прошла. Долго боролась с собой, уговаривала, что жизнь продолжается. Я справилась. Зоя молодец и Вадим тоже, что дал ей шанс. Жить надо на земле здесь и сейчас. А там нас помнят и лябят. Они рядом в наших сердцах.
Удачи.
Чиж Анастасия Владимировна 29.09.2012 17:45 • Заявить о нарушении
Очень трогательная история с замечательным концом.
Терять любимого человека - это мучительно больно. Теряяшь смысл жизни и веру в жизнь. Тоже хочется умереть. Я через это прошла. Долго боролась с собой, уговаривала, что жизнь продолжается. Я справилась. Зоя молодец и Вадим тоже, что дал ей шанс. Жить надо на земле здесь и сейчас. А там нас помнят и лябят. Они рядом в наших сердцах.
Удачи.
Чиж Анастасия Владимировна 29.09.2012 17:45 • Заявить о нарушении
На это произведение написано 5 рецензий, здесь отображается последняя, остальные - в полном списке.