Счастье в коробке

Когда ты приходишь в этот мир, то просто захлебываешься от крика. Говорят, что легкие таким образом у ребенка прочищаются, чтоб смогли заработать нормально.
А может, он этим криком заявляет просто о своем появлении? Крик ликования это или разочарования – сложно сказать. Наверное, у каждого свое. Точно так же как мы по-разному реагируем на одни и те же события, так и на рождение свое смотрим по-разному.
Кто-то сказал очень мудрую вещь:
“Не важно, что с тобой происходит, важно, как ты на это реагируешь”.
Так вот моя реакция на появление в этом мире была очень громкой. Бабка, которая принимала у моей матери роды, говорят, оглохла с тех пор. Не знаю, правда это или нет. Вернее, то, что бабка Варвара туговата на ухо, знает каждый у нас в селе. Но вот причину частичной потери слуха у нее не знает толком никто.
Я кричал днем и ночью, не давал никому покоя. Моя бедная мать не знала, что делать со мной. Она пела мне песни, я затихал на время, прислушивался, даже радовался, что у нее так складно получается, а потом мне надоедало слушать, и я пробовал петь сам. Но все почему-то тут же пытались заткнуть мне рот. Кто-то совал мне соску, кто-то подбегал и советовал, матери покачать меня в люльке… Я не мог понять, чего им не нравится. Разговаривать я не умел, поэтому если мне хотелось пообщаться или просто обратить на себя внимание, мне приходилось орать. А вот это я освоил в совершенстве. 
Вскоре родители разбогатели, приобрели имение в том же самом селе, наняли мне няню. У нас появилась служанка, садовник и даже сторож… Мама больше не готовила нам обед, этим занималась кухарка. Но спокойнее от этого им не стало.
Шли годы, я уже бегал по дому, научился говорить, но иногда, когда мне было грустно, я садился на пол и начинал орать.
И опять все носились вокруг меня, пытались успокоить, но я-то хотел орать. Нет, я не получал от этого удовольствие, а  беготня взрослых просто раздражала меня, но я не знал иного способа освобождения от грусти. Я “выкрикивал” ее.
Однажды ко мне привели бабку. Она долго шептала что-то надо мной, жгла ладан, крестила углы, поливала меня святой водой, словно я был фикус в кадке. Потом она взяла у родителей деньги и исчезла. А на следующий день пошел дождь, мне стало грустно, потому что я не увидел солнышко, и я вновь начал “выкрикивать” свою грусть.
Я, наверное, еще долго бы шел по проторенному пути, если бы не моя тетка.
Она приехала к нам в гости, когда мне исполнилось уже лет десять. Из писем моей матери она знала, какой я необычный ребенок, но это ее не остановило.
Я должен заметить, что родственники предпочитали переписываться с нами, но приезжать - упаси   Боже! - их нервы не выдерживали моего крика.
Так вот эта самая тетка не успела переступить порог нашего дома, как заявила, что она приехала надолго. Родители переглянулись. Видно, они решили, что тетя шутит. Но она с серьезным видом потребовала комнату. Потом какие-то люди стали заносить в дом ее багаж.
Она подлетела ко мне, чмокнула в щеку, после чего взъерошила на моей голове и без того торчащие в разные стороны непослушные белокурые лохмы. Такая фамильярность несколько обескуражила меня. Я надул щеки, чтобы выразить протест криком, но в это время тетя прижала к моим губам палец и сказала:
- Потерпи немного. Меня зовут тетя Вика. Виктория – это победа, а ты кто такой?
“Вот это новость! Все знали, как меня зовут, а она – нет!” От удивления я решил повременить с криком.
- Павел я, - почти прошипел я.
- Ласковый ты мой! Боже! А голос, - она закатила глаза, - в нем - бас, тенор и баритон одновременно.
             “Точно, тетка ненормальная”, - решил я.
- Нет, вы послушайте, - продолжала она, - это второй Рубини, Тамбурини, Карузо, Баттистини, Руффо, Шаляпин, - тетя перечисляла фамилии и восхищенно щелкала языком: - Талант! Какой талант! Его уже прослушивали? Он должен выйти на сцену…
“Спятила”, - подумал я.
- Зачем? - на всякий случай поинтересовался я.
- Как? И ты еще спрашиваешь? Молва о твоем голосе расползлась по свету, скоро начнут съезжаться толпы поклонников. Все хотят послушать тебя. Ты станешь знаменит. Павел, я хочу услышать, как ты орешь, - почти в экстазе заявила тетя.
Желание орать у меня пропало.
- Ну, - она прикрыла глаза, - начинай.
- Ни за что! - я топнул ногой.
- Ну почему? Я проделала такой длинный путь, чтоб услышать этого соловья, - она обвела взглядом присутствующих, - а он  сопротивляется… непонятно, -  она пожала плечами и вновь обратилась ко мне: - Не упрямься, покричи.
Еще никто не просил меня кричать. Все только и делали, что затыкали мне рот, а я орал, как оглашенный. А здесь эта Вика упрашивала, а я впервые не хотел орать. Что-то было не так в этой тетке. Я еще не мог понять, что именно, но то, что это была неправильная тетя, я уже знал точно.
- Ладно, мы с тобой подружимся, и ты будешь орать для меня, хорошо? – она заглядывала ласково мне в глаза.
“Ну уж, дудки!” – решил я.
Родители онемели, они ничего не понимали. А тетя Вика подхватила их под руки и запела:
- Какие вы счастливые! Я так завидую вам. Вы можете наслаждаться его криком.
У няни раскрылся рот, служанка замерла в дверях и беззвучно глотала воздух. Я посмотрел, что наделала тетя, и впервые в жизни рассмеялся, чем напугал всех еще больше.
Тетка повернулась ко мне, подмигнула и, не выпуская из своих цепких рук моих родителей, опять защебетала что-то про сцену и мою карьеру оперного певца. Она уже почти волокла их к двери на веранду, но потом вдруг передумала, сжалилась над ними, разжала руки и театрально выкрикнула:
- Мой багаж! Где он?
- Он в вашей комнате, - сообщила служанка.
- Слава Богу! Его никто не трогал?
- Носильщики дотрагивались, они вносили, - растерянно залепетала служанка…
- Ах, я не об этом, - она взмахнула рукой. - Павел, ты идешь со мной? Покажи, где находится моя комната.
- Я провожу вас, - засеменила служанка.
- Вы - Павел?
- Нет, я - Катенька.
- Милочка, ты хорошо слышишь?
- Да, - удивленно ответила служанка.
- Раз ты не глуха, тогда - бестолкова. Разве я тебя просила проводить меня?
Катенька уставилась на хозяев. Но те были в полуобморочном состоянии, и поддержки от них ждать не приходилось.
- Нет, - завопил я, – тетя меня просила!
Мне было весело с этой сумасшедшей. Она притягивала меня чем-то.
- Молодой человек, вы радуете меня. Голос, Боже, какой голос! – тетя восторженно щелкнула языком. - И неплохо воспитан, - удивилась она, глядя на меня. - Вашу руку, рыцарь. Ведите меня.
Разве мог я после этого вести себя не как джентльмен? Я медленно, с чувством собственного достоинства подошел к тете, слегка поклонился и протянул руку.
- Идемте, я покажу вам вашу комнату, - вежливо проговорил я.
- Спасибо, - тетя улыбалась.
Нянька остолбенела, отец плюхнулся в кресло, мать дрожащей рукой налила себе воды из графина и застыла со стаканом, позабыв, зачем вообще ей была нужна эта вода.
А я вместе с тетей вышел из гостиной.
Осмотрев помещение, где ей предстояло жить, тетя проговорила:
- Павел, я устала с дороги. Ты не возражаешь, если мы с тобой багаж разберем попозже… Я хотела бы отдохнуть. Ты можешь идти… Да, - вспомнила она, - как только захочешь поорать, беги ко мне… в любое время… И еще… Передай родителям, что к ужину я обязательно спущусь. Мы не успели пообщаться, - она подошла ко мне, провела рукой по голове, - но у нас всё еще впереди, не так ли?
Я кивнул головой.
- Ну, беги. Шаляпин ты мой.
“Дался ей этот Шаляпин. Неужели мой крик похож на его?”
Мне не хотелось быть похожим ни на кого. И вообще кто он такой, что тетя так восторженно произносит его имя? Я вдруг осознал, что очень мало знаю. Да и как я мог что-то узнать, когда учителя сбегали от меня после первого урока. Я даже читать толком еще не научился. Что-то вдруг внутри меня неприятно заскрежетало, но кричать при этом мне не хотелось.
Я спустился вниз, где застал ту же самую картину…
Мне вдруг стало жалко своих родителей. Я подошел к матери, взял стакан с водой из ее рук, поставил на стол и тихо проговорил:
- Тетя спустится к ужину, а сейчас она отдыхает.
Родители молчали. Нянька пришла в себя.
- Павлуша, пойдем в детскую, я сказку расскажу тебе.
Мне не хотелось слушать ее сказку. Но я впервые не возмутился и позволил няньке увести себя.
- Катерина, - устало вздохнула мать, - проследи, чтоб ужин вовремя был готов.
Катенька выпорхнула из комнаты.
А мой отец обнял мою матушку и проговорил:
- Ты давно не видела свою сестру. Это ничего, мы привыкнем.
- Вася, - пропела она, - я ничего не понимаю.
- Я тоже, - успокоил ее отец.
Их дальнейшей беседы я уже не слышал: нянька закрыла дверь в комнату и монотонно забубнила обещанную сказку…
А после ужина я проводил тетю в сад, потому что ей захотелось подышать свежим воздухом. Она не просила меня об этом. Но я понял, что готов всю жизнь ходить за ней и слушать ее безумные речи, сумасшедшие возгласы.
Как только мы вышли в сад, тетя сообщила мне уйму интересных сведений: от нее я узнал, чем мы дышим, какую роль играют деревья в пополнении запасов для нашего дыхания. Увидев розы, она восхищенно запорхала возле них, обнюхивала, закатывала глаза, попутно рассказывая о производстве розового масла, о влиянии ароматов на настроение человека... В том, что розы влияли на тетю, я убедился сразу. Вдруг она повернулась ко мне:
- А скольких поэтов розы вдохновили на творчество? Ты любишь поэзию?
Я покраснел. Я вообще не знал ее…
- Молодой человек!? - тетя вдруг замолчала. - Ничего. Это поправимо.
Мы гуляли до появления первых звезд на небе. Мне было весело. Тетя выплескивала на меня уйму интересных фактов, историй… Она смешно морщила нос и говорила, говорила, говорила…
А потом и вообще стало происходить непонятное. Прошло три дня, а я ни разу так и не заорал. Тетя все грозилась разобрать свой багаж, но постоянно забывала это сделать.
  Мы могли ползать с ней по грязи, разглядывая маршрут муравьев, или залезть на дерево и осматривать оттуда окрестности…
Родители смотрели на  “бедную” тетю и потихоньку вздыхали. Они смирились с тем, что она  жила у нас, что  везде таскала меня за собой. Ее “помешательство” не было буйным. К тому же все вдруг поняли, что уж лучше щебетание и порхание безумной тетки, нежели мои крики.
Как-то вечером отец застал меня в библиотеке. Я сидел за столом и читал по слогам стихи. По-моему, он испугался, потому что глаза его увеличились. Он постоял немного в безуспешной попытке разобрать смысл читаемого мною. Потом он тихонько вышел и прикрыл за собой дверь.
На следующий день я с гордостью сообщил тете, что читал  Пушкина. Правда, я так ничего и не понял из прочитанного, но признаться в этом постеснялся. А тетя вдруг заговорила:         
- Поэзия отличается от обычной речи. В ней красота жизни выражается иногда одним ярким образом. “По небу крадется луна”… или “Жизни мышья беготня… Что тревожишь ты меня?”, “Октябрь уж наступил – уж роща отряхает последние листы с нагих своих ветвей”. Две фразы - и сразу видишь осень или бестолковость жизни человека, чувствуешь его тревогу… К тому же, в обычной речи мы не рифмуем фразы, а в поэзии присутствует рифма. В стихотворной речи - особый ритм… Если не все понимаешь, не стесняйся, спрашивай, учись, ищи, находи силы признавать свои ошибки…
“Каждый человек может заблуждаться, но упорствовать в заблуждении может только глупец”, - говорил когда-то Цицерон. Я верю ему. Поэтому не бойся ошибаться. А знаешь, что Гейне однажды сказал? “Кто глуп не бывал, хоть в начале житья, тот мудрым не будет во веки”. Здорово! Правда? – тетя говорила все это, идя “задом наперед”.
На последнем слове она сошла с дорожки, споткнулась о кочку, уселась на траву и рассмеялась.
- Правда! - засмеялся я, шлепнулся рядом с ней и задрыгал ногами.
Нам было хорошо. И пусть сторож со страхом смотрит из своей каморки, пусть нянька крестится, прося Бога вразумить мою тетку. Мы перевернулись на животы и стали рассматривать жука. От такого нахальства жук заметался, запутался в траве, а мы уже ползли к грядке с морковью. Надергав моркови, мы побежали к бочке, вымыли собранный урожай и, глядя друг на друга, съели “наперегонки”. А потом с набитым ртом долго спорили, кто же  победил. Грязные, но довольные, мы уселись на скамейку под каштаном, и тетя стала читать мне стихи наизусть. Я слушал ее мелодичный голос, восхищался, как красиво можно говорить об обычном.
А однажды Вика рассказывала мне о том, как Архимед открыл свой закон, а для демонстрации она залезла в бочку с водой и потребовала от меня того же самого. Мы смеялись, а вытесненная нашими телами вода лилась на дорожки.
Нянька увидела эту картину из окна дома и понеслась спасать меня от безумной тетки.
А на следующий день тетя поведала мне историю о том, как Ньютон открыл закон всемирного тяготения. Для демонстрации она усадила меня под яблоней и стала трясти бедное дерево. Яблоки не взлетали, а падали на меня и на землю рядом. Садовник, наблюдавший издалека за нами, покачал головой. Но мы уже бежали, чтобы понять, что такое сопротивление воздуха при движении и что такое трение. А потом валялись на сене в состоянии покоя и наблюдали за движением облаков.
Все дни у нас были заполнены до предела. Порой мы забывали обо всем на свете. Родители посылали кого-нибудь за нами, чтоб не остыл обед. Мы построили солнечные часы и больше не опаздывали к обеду.
А как-то тетя спросила меня:
- Молодой человек! Думал ли ты когда-нибудь о гимназии? Неграмотный человек - скучен. Ты хочешь быть скучным?
Скучным я быть не хотел, о чем и поведал ей.
- Тогда тебе надо заниматься с учителем. Он подготовит тебя к гимназии. Есть, правда, еще один путь, но он слишком сложен: заниматься самому, а к учителю обращаться за разъяснением. Но я думаю, ты сам решишь, что лучше для тебя. Только не забывай, что “люди перестают мыслить, когда перестают читать”. Это Дидро сказал. А сейчас ты должен мне помочь с багажом.
“Багаж” - это огромная тетина сумка. Чемоданы с ее личными вещами - не были багажом.
- Надо, наконец, разобрать его.
Она говорила об этом уже два месяца. Мы поднялись к ней в комнату. Она заставила меня вытащить “багаж” из шкафа и поставить посередине комнаты. Затем она нежно расстегнула замок, вытащила ремешок и раскрыла сумку. Тетя Вика долго разглядывала открывшийся “багаж”. Потом стала осторожно доставать из него странные вещи.
- Вот эту куклу я привезла твоей маме. Она любила ее, когда была маленькая. Кукла берегла ее сон. Все плохое она задерживала, поэтому быстро постарела. Я думаю, твоей маме надо хотя бы изредка возвращаться в детство, и кукла поможет ей в этом. А вот этот старый замок - для твоего папы. Он сможет запереть свои слабости с его помощью.
Потом тетя достала огромные садовые ножницы.
- Это для садовника. Это не простые ножницы, а волшебные. Они помогут ему увидеть ту красоту, что он создает вокруг. Его сердце будет требовать дарить людям эту красоту. А как он сможет обойтись без этих ножниц в своем творчестве?
Я слушал тетю, затаив дыхание.
- Ой! Какая прелесть! - она достала белые перчатки и почти воздушный белый передник. - Это для Катеньки. Пусть ее руки и сердце будут всегда такими же чистыми и светлыми. А для кухарки у меня припасена волшебная ложка. Она будет подмешивать в каждое блюдо свою любовь, а потом этой ложкой разливать по порциям, чтоб всем досталось поровну. Для няни твоей у меня есть вот эта чаша. Она будет ей напоминать, как она нянчилась с тобой, сколько бессонных ночей провела. Как поливала тебя водой из такой же чаши во время купания, свято веря, что ты от этого лучше растешь. Сторожу дядьке Мите я привезла старую трубку. Она будет помогать ему, когда он захочет рассказать своим внукам о службе в вашем имении. Трубку курят только господа. Простой люд - чаще самокрутку. Пусть внуки увидят, как его уважали.
Мне показалось, что она выложила почти все из своего “багажа” на пол.  Но тетя Вика опять заглянула в сумку и сказала:
- А самый дорогой подарок я приготовила для тебя.
Она подарила мне кубик и сказала, что это коробка, а в ней – счастье. Она закрыта, чтоб счастье не улетело. Ее никто не сможет открыть, а значит и никто не сможет выпустить мое счастье. Оно будет всегда со мной. Оно поможет мне пережить все невзгоды.
- Ты уезжаешь? - спросил я.
- Да. Я больше не нужна тебе. У тебя есть вот это, - она постучала по деревянному кубику. - Помни всегда об этом. Горе - трусливо, а когда рядом счастье, оно вообще уходит. А счастье - в коробке. Нужно только научиться радоваться жизни, солнцу, облакам, всему. Радость - ключ к счастью. Конечно же, ты понимаешь, что на самом деле счастье у тебя внутри, в той коробке, что зовется Душой. Но ты пока не можешь увидеть ее, да и чувствуешь не всегда. А эта коробочка просто будет тебе всегда напоминать, что мы несем счастье. Оно всегда в нас было и будет. Да, Павел, у меня к тебе просьба. Когда я уеду, собери всех и подари им эти подарки от моего имени. Я верю, что ты сможешь это сделать. Ведь эти люди живут рядом с тобой. Обещай мне, что сделаешь.
- Обещаю, - вздохнул я и попросил: - Не уезжай.
- Не могу, - ответила она, прижала меня к груди и нежно погладила по голове, - меня ждут другие дети… Но я не оставлю тебя насовсем, я буду приходить к тебе в твоих снах, как только ты  пожелаешь этого… Волшебники могут всё…
В ее глазах засияли звезды. Я испугался, что она исчезнет прямо сейчас, ведь я так много хотел сказать ей, но так и не сказал почему-то…
           Милая тетка, моя безумная и самая любимая! Где ты сейчас? Кого спасаешь на этот раз?  И кому еще ты даришь счастье в коробке, которую невозможно  открыть?!

Декабрь   1997 г.