Антикварный рынок - из цикла Чрево Тель-Авива
Мне рассказали несколько историй. Трогательных до слез. Все они были связаны с одним и тем же местом — тель-авивским антикварным рынком.
УЦЕЛЕВШИЙ АЛЬБОМ
Первая — о старике, все близкие которого были уничтожены в Катастрофе. У него не осталось от них ничего — ни одной вещи и ни одной фотографии. Воспоминания о родных старик хранил в своей памяти, он прекрасно помнил их лица, голоса и улыбки: до того, как в Европу пришла беда, у этой многочисленной семьи была хорошая жизнь и много поводов для радости. Старик любил старые вещи — они напоминали ему о том единственном времени, когда он был по-настоящему счастлив. Он мог часами ходить по этому рынку, перебирая потрепанные книги и разглядывая чужие фотографии из старых альбомов. Однажды он обнаружил в развалах букиниста знакомый переплет, и сердце старика от волнения забилось — то был чудом уцелевший фотоальбом его близких, каким-то невероятным путем добравшийся до Израиля, может, для того, чтобы обрести своего настоящего владельца — единственного человека из большой семьи, кому удалось спастись.
ЖИЗНЬ ПОСЛЕ СМЕРТИ
История вторая начиналась заурядно: некто, представившись коллекционером, предложил антиквару, торгующему на Дизенгоф старыми документами, прийти к нему домой, чтобы оформить сделку о покупке довольно большого количества редких бумаг и фотографий, относящихся к периоду подмандатной Палестины и первому десятилетию существования еврейского государства. Антиквар пришел по указанному адресу, обнаружил табличку с названным именем и постучал в дверь. Перебирая бумаги и фотографии, он обнаружил, что на многих документах указано то же имя, что и на дверной табличке. «Так вы не коллекционер? Все эти документы ваши?» — спросил антиквар у владельца. «Да, мои, — ответил тот. — Поверьте, я достаточно богат, мне принадлежит в Израиле много домов, и я не нуждаюсь в том, чтобы зарабатывать на продаже старых вещей. Я обеспокоен другим — мне некому передать свое прошлое. Я знаю, что после моей смерти дети и внуки выбросят все в мусорный ящик — у них нет никаких сантиментов по поводу семейных реликвий. Поэтому я вас и позвал. Если вы возьмете свидетельства моей жизни, она продолжится и после того, как я умру, ведь кто-то купит эти документы для своих коллекций и будет так же бережно хранить их, как хранил их я».
КРУГОВОРОТ ВЕЩЕЙ В ПРИРОДЕ
Третья история была о тель-авивском старожиле, обнаружившем среди старых бумаг свой первый договор об аренде квартиры в Тель-Авиве. С тех пор прошли десятки лет, и человек этот не раз переезжал с квартиры на квартиру, но та была первой — именно в ней начиналась его тель-авивская жизнь. Он купил свой договор у антиквара за десять шекелей и, как рассказывают очевидцы, был настолько взволнован приобретением, что даже прослезился.
Размышляя над тем, как такие вещи попадают на антикварные рынки, я вспомнила историю известного реставратора антикварной мебели Игоря Высоцкого, о котором писала несколько
лет назад. Игорь рассказывал мне о том, какие бесценные раритеты находил он на питерских свалках послеблокадной поры. Что же касается документов, то их нередко приносят антиквару родственники умерших стариков, либо какой-нибудь коллекционер начинает распродавать свою коллекцию. Бывает и совершенная случайность: при сносе старого дома рабочий обнаруживает папку с бумагами и обращается к знатокам древностей, чтобы узнать, какова ее ценность. Вот так происходит круговорот вещей в природе, и чье-то прошлое попадает на прилавок к антиквару, а уж оттуда — в чью-то частную коллекцию.
КОЛЛЕКЦИОНЕРЫ
Еще лет пять назад мне довольно часто попадались на глаза газетные объявления, помещаемые коллекционерами, — речь шла об обмене, покупке или продаже раритетных вещей. Потом такие объявления почти исчезли. Причина проста: у коллекционеров появилось постоянное место встреч, обменов, продаж и покупок —антикварный рынок. Иные из них приходят сюда аж в пять утра.
Про коллекционеров ходит множество историй. Это совершенно особый мир, в котором кипят нешуточные страсти, доходящие порой до навязчивого состояния. Так, мне рассказали о жительнице Тель-Авива, которая из-за отчаянной потребности к собирательству всевозможных антикварных вещиц продала свою большую квартиру, сняв недорогое жилье. Она продолжает приобретать антиквариат, который хранится у нее по всем углам в мешках, — места для него уже нет.
Еще одна курьезная история, поведанная мне антикваром Мати Сааром, была про адвоката, помешанного на японских безделушках, на которые он тратит все свое состояние. Его дом уже напоминает склад, а он все продолжает и продолжает их покупать.
— Однажды я решил его разыграть,— вспоминает Мати, — выставил на прилавок ширпотреб в японском стиле.Он тотчас же спросил: «Это японская вещь?» — «Да, но стоит очень дорого»,
— ответил я и назвал какую-то запредельную, совершенно нереальную цену. Он немедленно, у меня на глазах начал
сходить с ума, умоляя: «Сбей хоть немного цену, я хочу эту вещь!» Мне стало неловко, я тут же признался в розыгрыше, сказал, что настоящая цена безделушки — пара шекелей. Больше я на такие шутки не отваживался.
...Гуляя по рынку, встречаю немало своих бывших соотечественников. Один из них, в прошлом коллекционер, ныне
вынужден распродавать свои коллекции. В России работал в Академгородке, получая неплохую зарплату, позволявшую постоянно пополнять коллекции оружия и наградных знаков. В
Израиле вкалывает на заводе, зарабатывая гроши, и потихоньку распродает свою коллекцию.
— Видите эти юбилейные рубли? — обращается он ко мне, — Когда-то их разрешали вывозить из России так: пять монет на одного члена семьи. Правда, проблема вывоза любого количества юбилейных рублей легко решалась при помощи взятки таможеннику.
На прилавке - октябрятские и пионерские значки соседствуют со знаком «Почетный сотрудник КГБ». Уроженцы страны предпочитают покупать значки с изображением Ленина во младенчестве, а знак «Почетный сотрудник КГБ» пользуется успехом у наших соотечественников, которые дарят его, к примеру, на день рождения своему другу — бывшему отказнику, немало пострадавшему от КГБ.
Среди подлинных значков «Российский спецназ», «Воин-спортсмен», «Выпускник Военной академии» и многих других только один копия: значок летчика-космонавта СССР, о чем свидетельствует микроскопическая надпись внизу.
В числе прочих раритетов, на сей раз «вещных», — шлем матроса торпедного катера, сшитый из натуральной кожи, первомайские флажки на деревянной палочке, знамя СССР.
Бывший обитатель академгородка рассказывает, что неподалеку от его стола парень, тоже репатриировавшийся из СНГ, торгует генеральскими и адмиральскими мундирами, милицейской, спецназовской амуницией, кокардами, погонами и эмблемами элитных воинских подразделений Российской Федерации. Последние недели парня не видно, очевидно, уехал в Россию за пополнением, предполагает он.
АНТИКВАРЫ
Как заявляет Яаков Дац, анктиквар с 30-летним стажем, владеющий пятью языками, этому ремеслу невозможно научиться в университете — его постигаешь благодаря интуиции, жизненному опыту и знаниям, почерпнутым из разных источников, в том числе и от людей.
Прежде Яаков держал лавки древностей в разных израильских городах. Потом перебрался на антикварный рынок в Тель-Авиве.
— Здесь проходят тысячи людей. Летом полно туристов из разных стран, — говорит Яаков, — и сам рынок очень специфический: в Израиле он, пожалуй, единственный, хотя в Европе таких немало. По пятницам сюда приезжают коллекционеры и торговцы древностями со всех концов страны. Обратите внимание на человека в черной кипе, торгующего старинной иудаикой: он добирается сюда из Цфата. Здесь у каждого торговца стариной свое постоянное место. Коллекционеры готовы выложить за интересующую их вещь сотни долларов. Так что жить с этого ремесла можно, а разбогатеть — вряд ли: торговля фалафелем считается в Израиле более прибыльной. Просто большинство из нас — коллекционеры, и этим многое объясняется. Работа с древними вещами просто доставляет нам удовольствие.
На прилавке Даца множество интересных вещей. Например, коврик с вытканными на нем портретами братьев Кеннеди, изготовленный в Америке после убийства Джона Кеннеди; шестидесятилетней давности фонарь с винного завода «Кармель Мизрахи»; газеты, выходившие в Палестине в 1930-х годах.
— Когда ко мне попадает какая-либо вещь, я не спешу с ней расстаться, — говорит Яаков, — сначала я пытаюсь все о ней узнать, ищу аналоги - существует множество источников. Мне этот процесс доставляет огромное удовольствие. Но вот исследование завершено, результаты получены - теперь я знаю об этой вещи все и с ней уже не жалко расстаться.
Вышеупомянутый Мати Саар, в прошлом работник компании «Эль-Аль», долгие годы собирал коллекцию нэцкэ и редких книг. Получив инвалидность, вышел до срока на пенсию и стал торговать древностями, открыв магазин на Блошином рынке в Яффо, откуда впоследствии перебрался на антикварный рынок.
— Я до сих пор радуюсь тому, что попал сюда: здесь ходят такие покупатели, которых не увидишь на Блошином рынке: коллекционеры очень высокого уровня, настоящие специалисты в своей области. Кроме того, здесь постоянно крутятся знаменитости — актеры, телезвезды, журналисты, — говорит Мати. — А себя я отношу к породе тех сумасшедших, которые способны каждую пятницу тащить на себе сюда 20-килограммовую печатную машинку «Ремингтон» начала прошлого века. Вот она, красавица, полюбуйся. Может быть, и на нее в конце концов найдется свой любитель.
Я спрашиваю мнение Мати об антикварах из России, с которыми ему приходилось сталкиваться.
— О! Они большие знатоки, — с уважением произносит он, — и в том, как делать на антиквариате хороший бизнес, — тоже. Покупая здесь по дешевке старые вещи, в частности иудаику, они везут их в Россию и продают тамошним нуворишам за очень большие деньги.
Неля, репатриировавшаяся из бывшего Союза и вместе с мужем торгующая на рынке старыми вещами, так не считает. Она утверждает, что в России, при тамошних законах, и по сей день невозможно по-настоящему заниматься антикварным делом.
С ЧЕГО ВСЕ ПОШЛО
Идея создать в Тель-Авиве рынок наподобие тех, что можно встретить в Европе, принадлежит работнице муниципалитета Ядиде Бар-Цви и коллекционеру Бени Йерухаму, который вот уже в течение многих лет собирает заводные игрушки, изготовленные из жести. Ныне Бени отвечает за то, чтобы каждый антиквар, желающий торговать на рынке, был обеспечен столом и стульями; мзда за эти удобства невелика — 40 шекелей в день.
— Я считаю этот проект муниципалитета очень успешным, — говорит Ядида Бар-Цви. — Во-первых, антикварный рынок превратился в одну из интереснейших достопримечательностей
города, его посещает, множество людей. Иные проводят здесь по полдня, разглядывая старые вещи. У коллекционеров появилось наконец место для встреч, обменов, покупки и продажи экземпляров из своих коллекций. Многие антиквары торгуют здесь редкими книгами, историческими документами, газетами и журналами, выходившими в Израиле много лет назад. Например, известный коллекционер и букинист Игаль Барон привозит сюда каждую пятницу книги, которых вы не встретите сегодня даже в библиотеках, — они из частных собраний людей, давным-давно приехавших в Израиль из разных стран.
...Рынок делится на две части: собственно антикварный и комиссионный, где торгуют подержанной одеждой. Ядида вспоминает, что однажды утром пришла в ужас, увидев, как в комиссионном отсеке рынка объявился пожилой репатриант с целым фургоном скарба. Он собирался покинуть страну и решил распродать все, что имел, пусть даже за гроши. За четыре часа все содержимое фургона было куплено на корню — до последней ложки.
…Антикварный рынок, в отличие от других тель-авивских рынков, очень тихий: здесь не услышишь ни криков зазывал, ни шумных споров. Многие собиратели приходят сюда просто для того, чтобы встретить себе подобных и пообщаться. Главный интерес здесь не денежный. Тут есть свои завсегдатаи, я вот уже второй раз встречаю репатриантку из США Эрику, которая приходит сюда по пятницам и неизменно возвращается с каким-нибудь трофеем. Эрика не коллекционер, просто она любит старые вещицы и украшает ими свой дом — вот и сегодня уже успела приобрести деревянную подставку для карандашей, изготовленную в позапрошлом веке.
— Здесь можно встретить потрясающие вещи, — говорит мне Эрика, — однажды я купила целую коллекцию американских миниатюр 1930-х годов. Как она сюда попала? Очевидно, кто-то из репатриантов привез собрание с собой, а когда умер, дети продали его торговцу древностями.
...Напоследок вновь обхожу рынок. На одном из столов замечаю миниатюрный ткацкий станок, на котором, оказывается, можно ткать, на другом — столь же скромных размеров пожарную машину, которая, должно быть, украшала детство наших дедушек. Тут же фарфоровая, времен британского мандата, посуда с фирменными клеймами. Мой спутник тащит меня к столам с оружием, где разложены заржавленные мечи, тяжелые револьверы, сверкающие сабли.
— Посмотри, — говорит он, не скрывая восторга. - Да это же настоящий штык от знаменитой русской винтовки Мосина. Раны, нанесенные им, не заживали, из-за чего винтовку потом объявили неконвенциональным оружием. Ого, да это же парабеллум! Единственное в мире огнестрельное оружие, у которого гильзы при выстреле летят не в правую, а в левую сторону. Ух ты, кортик морского офицера! Я еще мальчишкой мечтал хотя бы подержать его в руках...
Свидетельство о публикации №208120200030