История одного выстрела или Промокашка, Глава 2

Глава вторая
Infamy


Эпиграф

Забывшие меру добра или зла,
Мы больше не пишем баллад.
Покрыла и души, и мозг, и тела
Костров отгоревших зола.
В золе - ни угля, и в душе – ни луча,
И сердце забыло науку прощать,
И совесть шипит на углях, как моча,
Струясь между крыльев плаща.

Г.Л. Олди, “Живущий в последний раз”

I
Последний ком земли лег на могилу последнего близкого человека. Всё. Больше никого не осталось. Больнее уже не будет. Сердце что-то простонало, но ты задушил этот стон, как задушил и последний рык страсти, топя прошедшее время в геенне боли, где они перед тем, как сгинуть без следа, сплавились, подобно оловянному солдатику и балерине в нечто невообразимо живое и красивое. Сумрачная слизь чувства потери схлынула с мозга, сердце остыло и сжалось, сладостные образы и воспоминания были пущены в шредер, рассудок законопатил все щели и прорехи, боясь стать непозволительно слабым.
Всё просто случилось. Просто пришло. Как приходит искра детонатора к заряду взрывчатки со словами “Ты, друг, можешь думать всё, что угодно, но теперь – вот так”.
Мысли катились с рокотом реки Тонг в её верховье:
“До неба, говоришь, достучаться? Мы, говоришь, с ним одной крови!? Как бы я хотел сжечь память об этих словах! Сжечь в гневе, сжечь в ненависти, в злости и негодовании. Да нет ниакого неба! Но что же я видел в глазах старика? Почему он не вышел из подвала сам, раз такая в нем мощь? Зачем понадобилась жизнь Кокса за его спасение, да какого вообще беса мы туда полезли!? Ладно бы своровали  или, затянув пояса на месяц-другой, закупили гору взрывчатки, облепили бы ею бензовоз и в, мать её, драную чертову задницу разнесли этот особняк!!! Хрен бы и с людьми, и со стариком – Кокс бы остался жив!!! Не наше это, не крысиное было дело! Тут бы взвод спецназа и две стаи Гару! Где же, где были эти сраные волки!????!”
Зубы скрежещут, а руки готовы смять руль мокрым бубликом, сердце едва не рвет грудь, полнясь ненавистью к волкам.
“О нет, они не могли, наверняка были слишком заняты! Они вырезают целые народы творений Гайи, целые виды оборотней-собратьев! Они рвут глотки друг другу в безопасных каэрнах! Вот чем занята самая многочисленная, могущественная и организованная боевая сила мира!!! Где вы, ссыкуны вонючие?!”
Злоба и жажда мести, жажда найти того, кого можно заставить за всё ответить, перехлестывает все мыслимые борта сознания.
“Если это самое Небо не может позаботиться о себе само, если оно требует жизней других, то я выбираю Землю! Ты слышишь, Небо!??! Будьте вы прокляты - ты и твои дети! Я тебя ненавижу !!! ”
Жаль, некому было в серых холмах (насколько по осени могут быть серыми Black-Hills) оценить этой экспрессии, этого незамутненного мыслями, страхом или памятью крика духа. Некоторые вещи лучше забыть. А некоторые “забыть” значит “простить”. Упростить. Сократить дробь. Отсечь.
Час бежал вслед за часом, а сквозь до скрипа сжатые зубы мужчины за рулем чужого древнего Бьюика голодной слюной, ядовитыми змеями всё еще капали слова проклятий. Проклятий Небу, Гринвуду, Гару, Червю, фоморам, Коксу…
Дело изнывал от казавшейся бесконечно долгой дороги, всё тело ныло, измочаленное гневом и усталостью, его клонило в сон и гнало вперед одновременно. Он был в часе от города, вряд ли ближе.
Пасмурное небо редко вспыхивало последними, должно быть, в этом году молниями, но вскоре и они затихли, и пейзаж стал совсем уж статичным и однообразным. Даже дождь уступил место водяной пыли, добавившей блёклой серости в краски окружающего мира. Неяркий, рассеянный солнечный лучик с невероятным трудом пробился сквозь оборону туч. Он мчался по одному ему известному делу, ему нельзя было ни отвлечься на бессмысленную игру в искры с микрокапельками, некогда ему было разваливаться радугой под недолгим просветом в облаках. Отец посылал его не за тем. Отец строго наказал: … Вот и всё, вот и успел - широкоплечий, почти по-зимнему одетый, крупный мужчина с черными усами и бородой вышел на трассу то ли прямо из чащи, то ли с незаметной тропы, собираясь идти через дорогу… С космической высоты, не притормаживая и не расслабляясь, на непостижимой скорости луч налетел на человека, ударился о его плечи, грудь, голову, лицо, почти разбиваясь вдребезги, но всё же выживая, всё же отражаясь. Отраженному, ему чудом хватает сил  пройти лобовое стекло автомобиля, не запутаться в ресницах человека за рулем, проскользнуть меж полуприкрытых век, пройти радужку, хрусталик и взорваться миллиардом осколков-импульсов на нервных окончаниях глаза.
- Йоб!!!
Дело всё-таки задремал за рулем. Неожиданно вышедший из леса на дорогу человек сейчас катился бы по асфальту с переломанными костями, если бы не … не что? Бьюик слегка занесло, он промчался мимо отскочившего пешехода и затормозил уже на обочине.
- Ты, лять, совсем охренел! – Дело аж из машины выскочил, - Смотри, куда прёшь!?
- Здесь населенный пункт, а не автобан! Очки носи, если зрение плохое!!! – вяло огрызнулся мужчина, и в темном, густом потоке его голоса затерялся звук незаглушенного Делом двигателя. Какая-то мощь, уверенность скал и напор горных рек, рев урагана и лесного пожара звучали во всей его фигуре, во взгляде, в скупых жестах. Ростом он был около шести с половиной футов и весил явно фунтов за двести пятьдесят.
“Драть мой мозг! – подумалось Джеффу, - Да как под ним асфальт не прогибается!?”
- Ладно, ладно, отец, не шуми – цел и скажи спасибо. В следующий раз перееду – не будешь по лесам шастать!
- Тоже мне, благодетель! Ты себе еще, малыш, медаль за заслуги на грудь повесь! Подвез бы лучше старика до “У Джо” – вот я бы тебе спасибо и сказал!
- Старика? Да уж ты старик, как только без кресла на колесиках обходишься! Садись давай… только вперед. Задняя подвеска для тебя слабовата!
Невесело хмыкнув, огромный мужчина с трудом упаковался на переднее сиденье, закинув небольшой (для него) рюкзак назад. Тронулись. Сам не понимая, почему, Дело чувствовал себя очень уверенно и спокойно рядом с новым знакомым, и, одновременно, крайне неуютно. Как под нависающим многометровым пластом земли, как под взглядом духа из рода Деда Грома. Минут десять ехали в тишине.
- Алан МакДугл, - вдруг представился попутчик так неожиданно, что Джефф дернулся, Бьюик вильнул.
- А… Ага. Дело, - ответил он как-то рассеяно, - Можно просто Джефф.
- Даже и не знаю, что проще – Джефф или Дело. А полностью как?
Опешив от такой неожиданной приставучести и пытливости, Джефф по-новому, настороженно, с подозрением вгляделся в темное лицо любопытствующего. Что-то было с ним не то. Чем-то он серьезно отличался от простого доходяги…
- Эй-эй, ты полегче! Так уставился, что того и гляди ствол выхватишь. Я – Алан Мак Дугл, - повторил мужчина. А пару секунд погодя, добавил: - Черный Ледник.
Дело чуть расслабился. Кокс говорил о Леднике, приводя его в пример существ, одинаково далеких от боев с Червем, от людей, от Гару, от Раткинов.
- Ох и развелось же вас, черных, на мою голову… Джеффим Груббер, Другое Дело.
- Вот и славно. Не очень рад знакомству, так как не очень рад смерти Кокса. Я ему кое-что задолжал – заберешь с заднего сиденья рюкзак. А вот тебе… - Алан начал копаться за пазухой черной зимней куртки, - ...вот тебе, чтоб мы связь держали.
В его громадной ладони средних размеров мобильный телефон выглядел детской игрушкой.
- Линия проверенная. Будет дело – я на этот номер тебе вызвонюсь. Там в памяти есть мой номерок – пиши сообщения, я телефон редко включаю.
- Не успел одного долбойоба похоронить, тут уже следующий…
- Язык придержи. Поверь, ТЕБЕ это куда больше надо, чем мне.
Они замолчали. В тишине добравшись до “У Джо”, перекусили, поговорив о том, о сём, и вскоре, довольные друг другом, расстались. Коллегами, не друзьями.

II
В рюкзаке оказалось полторы сотни тысяч американских долларов.
Около двух недель Джефф вел себя крайне тихо. Присматривался, не ходят ли по следам странные, одинаково одетые люди. Прислушивался, не трубит ли охотничий рожок, не лает ли свора, бегущая по пятам. Принюхивался, не пахнет ли где копчеными крысиными тушками. Нет, всё было не то чтобы гладко, но достаточно мирно, безобидно, тихо и в порядке вещей. Дело связался с Адреано, но услуги по смертным заказам пока не требовались. Каждый день Дело покупал газету Гринвуд Бизнес Сегодня, он искал объявления о продаже и сдаче в аренду полуподвальных и подвальных помещений в приличном районе. Одновременно с этим начал почтовую переписку с адвокатской конторой, предоставлявшей платные услуги по дистанционному консультированию по вопросам частного предпринимательства.
Вскоре нашлось подходящее место для паба. Однако изобилие налоговых и юридических тонкостей, которые необходимо было соблюсти, воистину удручало. Надо было отчитаться об источниках средств, заплатить полагающуюся государству таксу, не говоря уже о том, что невозможно было всё это провернуть, сохранив конфиденциальность и не попавшись в разработку отдела экономических преступлений Полицейского Департамента города Гринвуд. Образования средней школы, армии и улиц не хватало даже на мало-мальски сносный план действий, раскрывать же карты перед стаей юристов совсем не хотелось.
От дерьмового настроения и чувства собственного бессилия не помогали ни злость, ни ненависть. Помочь могло только одно.
В середине сентября Джефф Груббер появился на пороге клуба Мастифф. То ли два, то ли три боя того вечера слились в бесконечную, сладкую симфонию боли, ссадин, синяков, вывихов и переломов. Какое же это блаженство – агония умирающей плоти, дающей духу возможность развернуться, расправить плечи, зачистить контакты нервных окончаний, как же прекрасно снова почувствовать, что ты жив! Боль дала сил на активные действия, дала стимул мозгу на поиск новых вариантов решения вопроса, подстегнула инициативность и интерес. Джефф пребывал в эйфории, но всё же заметил несколько чересчур цепких, внимательных глаз, поблескивавших из глубины зала посетителей.
Через пару дней наконец-то подвернулся адекватный агент по недвижимости и налоговый адвокат по совместительству. Договорились о встрече в vip-кабинете для деловых переговоров ресторана средней крутости “Идальго”. Юрист прибыл вовремя и попросил понять его в следующем моменте: на встрече очень сильно возжелал присутствовать господин Деррик Нэшвелл - начальник Полицейского Департамента города Гринвуд. Разумеется, сил отказать мистеру Нэшвеллу юрист в себе не нашел. Как и полагается лицу такого ранга, главу Полдепа сопровождал чуть ли не взвод копов в штурмовой экипировке.
Высокий и статный, от кончиков ногтей до кончиков волос исполненный мягких аристократических манер, потрясающе стильно, элегантно и со вкусом одетый, обладатель чуть хриплого, но от этого еще более приятного голоса, г-н Нэшвелл первым делом попросил юриста подождать за дверью.
- Мистер Груббер, вы вряд ли мне поверите и наверняка очень удивитесь, но я о Вас наслышан.
Джефф не изменился в лице и промолчал.
- Мои люди видели Вас вчера в Мастиффе, впрочем, как видели они Вас и раньше. Но раньше, поймите меня правильно, Вы не то чтобы очень выделялись среди прочих “актеров”. А вчера, как говорят, это была просто симфония. Что ж, я поверил им на слово. Благо Ваш послужной список… Не подумайте, что департамент за Вами специально следил, но когда я ищу подходящего человека, я навожу справки во всех доступных источниках. Итак, Ваш послужной список, а если выразиться точнее, Ваша репутация в определенных кругах… впечатляет. Ни единого нарекания, ни единого провала. Впрочем, мы бы с Вами, кажется, не разговаривали, будь это иначе.
- Лестно. Хоть и не думаю, что вы собирались мне польстить. Перейдем к делу?
- Вы напрасно пренебрегаете этикетом, Груббер. Кажется, это лишь потому, что на Вашем жизненном пути не попадалось достаточно ситуаций, в которых от его соблюдения зависела бы не только Ваша жизнь, но и всё Ваше дело. Простите за каламбур. Что ж, давайте перейдем к делу. Начну с того, что в предлагаемом Вам мною деле Вам предстоит поближе ознакомиться с этим понятием – этикет.
Деррик очаровательно улыбнулся, в глубине его глаз блеснули чертовские искорки, а тот жест с которым он отпил из крошечной чашечки кофе, был преисполнен иронии и миролюбивого сарказма.
- Итак, начнем с такого этичного жеста доброй воли с моей стороны, как предложение уладить все формальности с приобретением помещения под – поправьте меня, если ошибаюсь – паб. Как и с оформлением самого юридического лица этого заведения на имя назначенного Вами управляющего. Не говоря уже о том, что никаких вопросов о происхождении денег Вам не зададут – это я Вам гарантирую.
Дело понял, что для каждой мыши можно подобрать сорт сыра, за которым она полезет и в мышеловку, и даже на сковороду. Но не двинул ни единой лицевой мышцей.
- Однако не хочу создать ложное впечатление того, что я Вас подкупаю. Лишь жест доброй воли. Как говорится, сначала Вы работаете на свою репутацию, потом Ваша репутация работает на Вас. А кое-какие рекомендации, как я уже упоминал, говорят о Вас даже красноречивее Ваших боев в Мастиффе.
Шеф Полдепа почти незаметно подался вперед, будто пытаясь вглядеться в глаза Груббера до самого дна.
- Я предлагаю Вам работать на меня, Джеффим. Мне нужен, - последнее слово Деррик прямо-таки подчеркнул, - нужен, понимаете, свой человек в низах этого города. Заметьте, не моего города, а этого. Потому что он куда больше Ваш, нежели мой. И мне нужен человек для выполнения неких поручений, заметьте, не моих поручений, а поручений на благо всего Гринвуда. Я предлагаю Вам работать на меня. – Произнес шеф полиции еще раз, но уже раздельно. – Предлагаю выполнять поручения столь, на первый взгляд, незначительные, что полагаться я смогу лишь на безупречную исполнительность исполнителя. Простите, опять же, за каламбур.
- Только один момент.
- Что же это?
- Будь я на Вашем месте, я бы куда больший упор сделал на осведомленность о “послужном” списке, а не на финансовые и прочие формальности, связанные с баром.
- Вы, Джефф…
- Да, да, я, слава Богу, не на Вашем месте. А потому слов из песни не выкинешь. Я согласен по ВСЕМ пунктам, и не портите, пожалуйста, этой кособокой кривой идиллии какими-то добавлениями.
- По рукам.
- Вы уж извините, но рук в этом деле не достаточно. Заключим контракт?

III
Сентябрь. Начало осени взметнулось бешенным ураганом желтых листьев, дни один за другим подхватывали прямо в воздухе перелетные птицы и уносили куда-то вдаль, оставляя город наедине с ветром, гоняющим окурки и сигаретный пепел по серым улицам, унылым тротуарам.
В криминальную жижу пришлось погрузиться куда глубже, нежели это было безопасно, разумно и приемлемо. Мараться не хотелось крайне, а не зная, что стоит на кону, заставить себя было очень сложно. Масса мелочных, дрянных и грязных дел, сотни тупых и несерьезных встреч с Адреано и ему подобными. Мокруха, вымогательство, рэкет и наркота – вот и всё поле деятельности, ни тебе красоты, ни изящества, ни размаха.
Похмельное после вчерашних “тёрок” в баре утро сменялось угрюмым днем, день – шумным, бестолковым вечером, а тот – прокуренной ночью, полной стука бильярдных шаров, звона льда в бокалах, визгом девиц… Время летело в окно странной, нелепой вереницей, его кружило ветром непривычных рабочих будней, и оно пропадало без следа, смытое дождем в канализационный коллектор вместе с мусором, кровью пустыми пачками из-под презервативов и сигарет.
Октябрь принес покой первых холодных, сырых ночей. Городские огни отражались в обилии луж, Гринвуд был похож на немолодую шлюху, что пытается заменить давно истлевшие огоньки в глазах блеском для губ, лайкрой колготок и стразами на безвкусно яркой одежде.
Вырваться от этой шлюхи, скрыться в номерке грошового отеля удавалось чертовски редко, и тогда Дело спешил под душ, и драл грудь и спину ногтями до треска, подставляя тело вялым струям чуть теплой воды, так невыносимо хотелось смыть с себя все эти гадкие, бессмысленные, совсем не детские, но безнадежно глупые даже не страсти, а безумия ненасытных желаний.
Сколько раз Джефф замечал: каждый год ноябрь идет вслед за октябрем, и каждый год он приходит неожиданно. Парадоксально, но и тот год не был исключением – подлец подкрался втихую и вдруг обрушил на гринвудскую суету и паранойю вихри серого, будто цементная пыль, снега. Казалось, город надышался этим странным порошком, впал в кататонию и сытым, мутным взглядом смотрел в никуда, не видя ни себя, ни кошмаров вокруг.
Юрист и налоговый адвокат отчитался в успешном заключении договора аренды, в регистрации юридического лица, в получении лицензии на торговлю спиртным, и принялся за поиски дизайнера интерьера.
Декабрь был бледным, как замороженная заживо рыба. Рассеяно копошащиеся горожане суетились меж редких пятен предрождественских распродаж, а в мутных взглядах читалась какая-то озадаченная неуверенность, сродни недоумению старого наркомана, тщащегося что-то вспомнить, но так и не умеющего вытянуть себя из недр дремучего забытья.
Местные воротилы худо-бедно приняли в расчет нового “бойца” с претензией и наконец-то подпустили к более серьезным делам. Появилась первая информация, представлявшая хоть какой-то интерес для Нэшвелла. О встрече с самим начальником Полдепа, конечно, не могло быть и речи, но его детективов Дело начал сравнивать с хищными рыбками, которых надо не забыть покормить, пока они сами не отожрали у тебя что-нибудь ценное.
Новый Год затерялся в длинной череде бесконечных пьянок, и январь начался пробуждением с больной головой где-то в десятых числах месяца. Бледные туши в небе замедлили бег. Их мохнатые животы, переполненные хлопьями пушистого льда, свисали едва не до крыш домов, тянули хозяев к земле. Фронт пришел с востока и уткнулся в изогнутый полумесяц хребта Бигхорн. Наползая друг на друга, тучи сбились в громадное стадо, их животы, не выдержав давки, всё-таки лопнули, и Гринвуд оказался буквально погребенным под какими-то нереальными толщами замерзшей воды. Февраль взбивал горы ледяной ваты пронзительными струями ветра, распахивал неплотно закрытые двери и полы пальто, наглыми ручищами лез под свитер, в штанины. Всё замерло.
Один заказ в две недели - это затишье. Местные главари не скрывали явного довольства тем, как Джефф обделал предыдущие поручения, ему даже предложили долгосрочное сотрудничество, но связывались по-прежнему лишь через Адреано. Нэшвелл на контакт не выходил, его ищейки, тем временем, продолжали регулярно получать собранную Джеффом информацию. Ищейки? Скорее уж бульдоги или пираньи.
Дизайн-макет внутренней обстановки бара был готов. Стойка, стулья, столы, посуда – всё было заказано из Миннеаполиса, но из-за погодных условий должно было быть доставленным лишь весной. Помещение начали отделывать. Здесь всё шло, как оп маслу.
Март был холодным. Март был практически затянувшимся декабрём. Мороз и пустое ожидание никак не приходящей весны сковало гнев бессмысленной мёртвой коркой. В свободное время Дело осатанело бродил по улицам, ища неприятностей, случайных встреч,  новых знакомств. Он не знал, как еще убить это время. Разве можно было возненавидеть Гринвуд еще сильнее? Оказалось, что можно.
Город забавлялся с Джеффом, как мог бы забавляться живой лабиринт с лабораторной крысой. Город шутил, но Делу шутки почему-то не казались смешными. В Старом Гринвуде – районе, где ютились работяги, шахтеры и беднота – Джефф наткнулся на замерзающего нищего, бренчащего что-то на обледенелой гитаре в надежде на милостыню. Синие пальцы давно не гнулись, струны резали потерявшие эластичность подушечки, но кровь давно покинула кожные покровы, скрываясь от мороза в глубине тела.
Город шалил, но Делу его шалости не казались ни милыми, ни невинными. На окраине промзоны около полуночи ему встретилась симпатичная брюнеточка проститутка. Красотка в топике с обширным декольте выставляла напоказ милый животик с серьгой в пупке и небольшую, но аппетитную грудь, короткая юбка едва прикрывала тугие ягодицы, которые недоверчивый клиент тоже мог осмотреть и даже потрогать, дабы удостовериться в их приятности на глаз и на ощупь. Пока же кандидатов на обслуживание не было, она пританцовывала, чтобы окончательно не окоченеть от холода, и Джеффу вдруг ни с того, ни с сего подумалось, что её почки, молочные железы и женские органы это уже точно не спасёт.
Иногда город просто сводил с ума. В черном квартале на другой стороне улицы какие-то молодчики, пырнув пожилого долговязого афроамериканца, бормотавшего себе под нос несвязный речитатив, сняли с него двухбаксовые часы.
Джефф морщился и отводил глаза. То, что раньше вызывало праведный гнев, теперь лишь причиняло тупую боль.
Но за мартом, как это заведено в Соединенных Штатах Америки, пришел апрель, и город стал мало-помалу просыпаться. В редкий день эксученик Кокса выпивал меньше литра виски. Скотч стал лучшим другом, любимой, отрадой, отдушиной, хобби... Раньше живые, фанатично блестящие, его глаза стали мутными, поблекли, словно стремились из серых стать белыми. Организм фера может перемолоть в труху эффект почти любого бытового токсина, например, такого, как алкоголь. Организм раткина устойчив к влиянию и куда более серьезных ядов и отравляющих веществ. Но это всё так, если жить в равной степени человеком, зверем и духом. Это так, если сменять форму, расправлять сведенные смертной кожей звериные плечи, если вырываться в мир по ту сторону Паутины, если ЖИТЬ. Слабая человеческая часть банально спивалась. Ни зверь, ни дух не получали своё. Джефф не таял на глазах и не склонялся на сторону Вирма, по крайней мере не более, чем он делал это раньше. Джеффа настигала куда более страшная судьба. Джеффу становилось всё равно.

IV
- Итак, сегодня в нашей студии господин Дэррик О. Нэшвелл – глава Полицейского Департамента города Гринвуд!
Ведущая, сверкая глазками, блистая губками и светясь голливудской улыбкой, сделала паузу, давая отзвучать аплодисментам зрителей в студии. Оператор взял общий план: небольшой журнальный столик, над ним сине-желтый логотип “Гринвуд Сегодня – Вечерние Новости” и два кресла с высокими спинками; левое кресло занимала внушительная фигура главного борца с преступностью, его спокойное волевое лицо было обращено к телезрителям. В правом кресле сидела смазливая ведущая, заметно волнующаяся и слегка побаивающаяся общения со столь высокой во всех смыслах особой.
- Мистер Нэшвелл, добрый вечер.
- Здравствуйте.
- Итак, спасибо, что согласились на это интервью. Скажите, как обстоит криминальная… обстановка в городе на настоящий момент?
- На настоящий момент криминальная обстановка… является весьма сложной. Несмотря на то, что уже более полугода Полицейский Департамент ведет спецоперацию под названием “Хлорная Известь”, об успехах пока говорить рано.
- Какое необычное название. Уверена, нашим телезрителям небезынтересно будет узнать, в чем же состоит данная операция.
- Уверен, что криминальным элементам еще более не терпится узнать об этом и пустить прахом двести пятьдесят тысяч человеко-часов самоотверженной работы офицеров, детективов, патрульных, и двести пятьдесят тысяч долларов налогоплательщиков, за чьё право жить в безопасности, свободе и достатке мы боремся эти семь долгих месяцев.
Зал разразился аплодисментами, Деррик бросил короткий взгляд на зрителей. Ведущая выглядела слегка растерянной, но уже через мгновение собралась с мыслями:
 - Однако, есть ли основания полагать, что в ближайшее время ситуация коренным образом изменится? - обратилась она к собеседнику со следующим животрепещущим вопросом.
- Есть основания полагать, что жители города Гринвуд, штат Вайоминг, США, имеют право на спокойные улицы. – Нэшвелл  перевел взгляд с ведущей прямо в камеру, его красивое, уверенное лицо, четкий подбородок, широкие плечи в безупречном черном костюме занимали весь экран. – Есть основания полагать, что вы имеете право на здоровых детей, на уверенность в том, что им не предложат наркотики в школьном дворе. Есть основания полагать, что мы с вами имеем право гулять по вечерним улицам, по центральному парку, по набережной, не опасаясь ни за кошелек, ни за себя, ни за своих близких, ни за сохранность припаркованного автомобиля и оставленных в квартире вещей. Есть основания полагать, что есть и всегда будут люди, не щадящие себя во имя общего блага, во имя прав граждан, записанных отцами-основателями в Конституции Соединенных Штатов, во имя Свободы и Демократии, какой бы эта работа ни была неблагодарной, мало оплачиваемой и опасной. И мы с Вами живем в городе, который Господь не обделил такими людьми. Есть основания полагать, что мы должны гордиться своим городом и его горожанами, а не стыдиться их.
Из-за разразившегося шума больная голова зазвенела еще сильнее. Джефф сморщился и хлопнул еще стаканчик. Бар был набит под завязку, в “ящике” на стене мелькали лица переполненных патриотизмом и верой в добро и справедливость жителей города, динамики гудели овациями, в зале за спиной даже кто-то встал и хлопал стоя, кто-то ограничился свистом с места.
Покопавшись во внутреннем кармане пальто, Дело кинул на стойку пару смятых бумажек, не заботясь о сдаче, криво напялил шляпу и нетвердой походкой направился на выход. У двери его догнал знакомый голос:
- … вас, это будет не одиночная акция, после которой всё вернется на свои места! Мы будем разматывать змеиный клубок бандитизма, грабежей, насилия, краж и убийств калеными щипцами, если понадобится! Не будет никакого снисхождения…
Дверь хлопнула, обрубив речь Нэшвелла. Как бы Дело хотел таким же резким, простым движением пресечь все навязчивые мысли, лезшие в голову, все вялотекущие сомнения, опасения, страхи…
Ночью разразилась первая в этом году настоящая гроза. Молнии били в деревья, высокие шпили старых особняков, громоотводы многоэтажных офисных зданий, гром сотрясал стены домов, мостовые превратились в дикие потоки, коллекторы не справлялись с месячной нормой осадков, втиснутой в три часа, дворники лобовых стекол редких авто гнулись и ломались, а сами машины глохли по двери в воде. Звонок мобильника с единственным номером в памяти был неожиданнее молнии и яростнее грома.
- Есть дело, - прогудел голос в трубке.
- А, Черный…
- Лучше Алан. В центральном парке прячется человек. На вид лет двадцать, мужчина, внешность североевропейская, русые волосы, светлые глаза. Очень опасен. Через четыре часа на южной автобусной остановке его будут ждать четыре человека с собакой.
- С собакой? – Джефф еще не проснулся, не говоря уже о том, что не протрезвел.
- Да, Дело, с собакой. Маленькая такая черная собачка, немного смахивает на волчонка. Что-то не понятно?
- На волчонка, значит. Ну, всё понятно, Алан.
- Не будешь успевать – звони.
- Договорились. Контракт?
- Контракт. Плачу жизненной силой.
- Идёт! – глаза наемника загорелись, ясность мысли медленно возвращалась, внутри мотыльком билась радость: “Наконец-то, наконец-то, наконец!!!”
Не успев выскочить из темного подъезда, Джефф столкнулся с каким-то человеком, шедшим навстречу, и тут же получил по печени полицейской дубинкой.  Славное виски притупило реакцию, лишив возможности что-то сделать на чистом животном рефлексе, а в следующую секунду Дело понял: его держал за грудки и снова замахивался дубинкой командир усиленного наряда полиции, глаза ему слепили четыре подствольных фонаря, а сами стволы были и крупнокалиберными и скорострельными. Дело не самоубийца и не гордец - пусть бьют, он не спешил спускать Гнев зверя с поводка. На всех пятерых бронекостюмы и глухие штурмовые шлемы. Два или три удара дубинкой по голове и плечам, мучительный миг какой-то заминки показался длиннее зимней ночи в сугробе, как вдруг из-под лейтенантского шлема донеслось:
- Мистер Груббер?
В ответ хрип:
- Да, это я, - от страха, напряжения и виски горло сипело сломанным патефоном.
Коп слегка расслабился, опустил отведенную для очередного удара дубинку и протянул многоканальную рацию.
- Вас мистер Нэшвелл.
Чувствуя себя не иначе как загнанной крысой, на которую чисто случайно наступили армейским ботинком, Джефф поднес переговорное устройство к уху.
- Кхм… Слушаю.
- Господин Груббер, доброй ночи. Слушайте меня очень внимательно. В городе скрывается один человек, зовут его Джефри Грант – фото получите от лейтенанта Леройя. Человек этот очень опасен, и мне этот человек очень нужен. Его поисками занимается лейтенант Лерой, вы поступаете в его полное распоряжение…
- Хрена с два я куда поступаю!
Пауза. Кажется, Нэшвелл не был готов к такому тону.
- Что ж, - с нажимом, явно сдерживая гнев, проговорил он, спустя несколько секунд, -   Работайте самостоятельно. Но вы будете сообщать обо всех своих соображениях и перемещениях либо лично мне, либо лейтенанту. Джефф, вы меня поняли? По поводу Вашей основной работы я свяжусь с вами позже.

V
Национальная 26, квартира Джефри. Дома никого нет. Судя по записке, родители уехали на уик-энд и вернутся завтра, то есть уже сегодня утром. Школьные фотографии в рамках на столе, в них отражаются вспышки молний за окном. Пустая бутылка вина и коробочки от блюд из китайского ресторана. Неубранная постель. Презервативы. Похоже, парень не терял времени даром и поразвлекся, пока предки разъезжали где попало. На столе, рядом с телефоном кто-то быстро, неразборчиво записал, держа карандаш левой рукой: “Тиртоньо 1-10 30$”. Этот чудный клуб на улице Люмьер, в получасе ходьбы отсюда, был Джеффу хорошо знаком.
В Тиртоньо ни охрана, ни бармены, ни танцовщицы не узнали парня на фотографии. Едва сев за барную стойку – немного виски промозглой апрельской ночью еще никому не мешало – Джефф услышал шум от входа. Усиленный наряд полиции во главе с Леройем расспрашивал о чем-то охрану. Хлопнув рокс, цапнув со стойки шляпу и потрепав по ляшке знакомую официантку в бикини, Джефф скрылся за дверью туалета и вскоре спрыгнул из окна уборной на мостовую серого грязного проулка. Делу совсем не хотелось выходить на улицу и встречаться с броневиком нэшвелловских легавых-бойцов, и он сразу направился вглубь дворов, где виднелась телефонная будка, прилипшая к подъезду жилого дома.
- Привет Мэт.
- А, ты… Здорова.
- Скажи-ка, Мэт, что сегодня поздно вечером произошло между Национальной и Люмьер?
- Да ничего вроде…
- Э! Заметь, я не спрашиваю, произошло ли что-то. Я спрашиваю, ЧТО произошло. Ну, давай, колись, где-то южнее второй и севернее пятой улицы.
- Дело, чувак, да мало ли чего происходит! Тут убили, там ограбили...
- Нет, меня интересует что покруче – кровища, куча копов, невинные жертвы. Было? Ну-ка подумай хорошенько, и твой маленький должок смоет весенним дождиком – будешь чист, как лист.
- Ну… Вообще я слышал, возле кинотеатра “Ричмонд” водитель вроде медведя сбил. Тот и водителя порвал, и его машину помял, и девчушку молодую того… вроде как мимо проходила. И убежал. Свидетелей не было, но следы будь здоров – там до сих пор три бригады …
Трубка уже висела на аппарате. Дело выбежал из узкого переулка и чуть не бросился под первое же такси.
- Ты сдурел!? Жить надоело?
- В Центральный Парк, - он протянул водителю полтинник.
- Псих! В следующий раз не тормозну – перееду, будешь знать!
- Радио включи – новости послушай. Один уже переехал…
Шофер что-то еще бурчал, однако такси уже мчалось по адресу. Руки дрожали и дергались так, что на открывание новой пачки сигарет ушло полдороги.
Джефф вылез из машины возле темной, мрачной стены деревьев, вдохнул густой, прелый запах  этого островка старого леса, бросил таксисту “Жди здесь” и еще полсотни, и растворился в сыром сумраке. Обернувшись в первый раз за месяц, он, словно сделал это впервые, оглох и ослеп от навалившейся пронзительной резкости восприятия. Органы чувств будто до этого спали и только сейчас пришли вдруг в себя. Найти парня было не сложно – запахи крови, зверя и страха даже в дождь скоро вывели на беглеца. Снова став человеком, разведя широко руки и ступая очень медленно, Джефф вышел из-за дерева.
- Джефри? Привет.
Парень встрепенулся, вскочив с земли. Жалкое это было зрелище. По бледной, будто у червя, коже бежали мутные капли дождя. Тело его сплошь покрывали мурашки, прошлогодние листья и полоски грязи. Длинные светлые волосы прилипли ко лбу и щекам, взгляд затравленного мальца ютился на не по годам взрослом лице.
- Эй, спокойно, спокойно. Я хочу тебе помочь.
- С чего это вдруг? – в голосе враждебность и хрип сорванных недавним ревом связок.
- С того, что, хоть ты ничего плохого и не сделал, тебя ищет полиция. На, накинь, - пальто оказалось едва ли не в самый раз. - Взросло выглядишь, в свои пятнадцать!
- Ага, - парень, кажется, приободрился и принялся влезать в пальто, - Ты кто такой?
- Я Джефф.
- Джефри?
- Джеффим. Пойдем, а то чего доброго ребята в синем пожалуют.
- Да что им от меня надо?!
- Я не знаю, - Дело на ходу пожал плечами, голос его прозвучал не убедительно. – Но всё равно на твоем месте им бы не попадался.
- У тебя машина или деньги на такси есть? Хотел бы я знать, как я тут оказался в таком виде, но об этом можно уже дома, в тепле подумать. Кстати, а ты не знаешь?
- Давай с вопросами-ответами и впрямь подождем до тепла?
- Ок. А Сара? Она ко мне или к себе поехала после… э… Черт, даже не помню, дошли мы до клуба или это я по дороге так накачался… Так… Мы ловили такси…
Они дошли до места, где Джефф оставил оружие, рацию и телефон. Устройства связи мигали индикаторами вызова. Джефф чуть отстал и включил рацию.
- Мистер Груббер? Как успехи?! – это был Нэшвелл.
- Никак.
- Прискорбно. Однако не могу не заметить, что ваше “никак” завело вас, судя по пеленгу, в Центральный Парк, куда, кстати говоря, пять минут назад выехал и Лерой. Мой Вам совет, Джеффим – найдешь объект, подожди моих парней.
- Разумеется, ми… Отбой.
Джефф спрятал рацию. Джефри дожидался конца разговора чуть поодаль.
- Кто это был?
- Информатор. Копы возле парка.
Словно в подтверждение последних слов ближе к дороге взвизгнули и замолкли сирены, и почти сразу заскользили меж деревьев длинные, в сыром воздухе кажущиеся молочно белыми, лучи фонарей.
- Черт! Да что за?!.. – нервы парнишки дребезжали, голос звенел от напряжения.
- Заткнись и за мной!
Они рванули через лес. Несколько секунд они бежали рядом, но разделились, обходя с разных сторон завал из упавших крест на крест деревьев.

VI
В дождь, посреди леса звуки казались глухими, медленными, словно прошедшими через слой мокрой ваты. Лай собак за спиной доносился, будто из другого мира, будто из-под воды. Всё происходящее казалось Джефри нереальным. Он бежит босяком, в одном лишь чужом пальто через гребаный лес, а ведь всего час или два назад шел вместе с Сарой потанцевать и как следует выпить. Занятый разбегающимися мыслями, Джефри не заметил двух бревен, едва прикрытых мхом. Его левая нога угодила в западню по колено, инерция бега увлекла тело вперед, хруст – он даже не успел почувствовать боли дробящегося сустава, рвущихся сухожилий. Всё застлала злость. Даже не злость, а гнев, настолько чистый и искренне звериный, насколько Солнце может быть теплым.
Дело расслышал хруст почти неотличимый от звука ломающейся ветки, вскрик, мгновенно перешедший в рык, и тут же замер, как вкопанный. Из-за завала выметнулась трехметровая гуманоидная фигура с хвостом, сплошь покрытая шерстью, пасть полутора футов длинной, клыки – по пять дюймов каждый – вспыхнули жемчужными молниями в мелькнувшем луче фонаря. Эта махина на миг припала к земле, шумно втянула воздух, ища жертву, и в ту же секунду лишь размытый силуэт и облако выдохнутого пара напоминало о том, что здесь кто-то был. И предсмертные взвизги двух собак.
Дрожа от животного страха, понятного лишь тем, кому есть, ради чего жить, Джефф взял в левую руку старый добрый полуавтоматический Кольт 1911 с истертой рукояткой, в правую – нож и бледной тенью заскользил на звук затихших выстрелов и звериного рева. Двуногий зверь сидел на растерзанном теле патрульного копа, держа в когтях его оторванную голову, с непониманием уставившись в мертвое, залитое кровью лицо. Обезображенные останки людей и собак были разбросаны метрах в двадцати вокруг. Кринос – чудовище могло быть лишь криносом волка-оборотня - вздрогнул и вновь стал растерянным, не по годам взросло выглядящим пятнадцатилетним парнем с выражением искреннего ужаса в светлых глазах.
- Джефри Сэмюель Грант! – голос Деррика Нэшвелла, усиленный громкоговорителем, встряхнул не успевший проснуться после зимы лес, миллиарды капель сорвались с мокрых ветвей и обрушились на плечи Дела и его заказа. – К Вам обращается глава Полицейского Департамента города, меня зовут Деррик. Оставайтесь там, где вы сейчас находитесь! Ничего не бойтесь! Что бы с Вами ни произошло, Вы в этом не виноваты. Вам сейчас ничто не угрожает! Мы хотим Вам помочь! Сейчас я лично подойду к Вам, без оружия, без полицейского сопровождения и отвечу на многие, пока, к сожалению, не все, мучащие Вас вопросы! Постарайтесь успокоиться! Есть ли у Вас возражения!?
Парень тихонько застонал. Голова копа скатилась с его ослабевших ладней, он вцепился в собственные волосы, поднял на Джеффа взгляд, полный отчаянья и надежды.
- Всё Ок, парень, всё Ок, - пробормотал Дело и подал Джефри уже пустую от оружия руку. – Тебе помогут. Больше ты никого не убьешь…
Джефри взялся за предложенную руку, ладонь его оказалась скользкой от крови. Джефф потянул на себя, с трудом поднимая на ноги немаленького подростка, тот скупо улыбнулся. Охотничий нож юркой лаской скользнул меж мягких ребер мальчика, разрезая сердце на две половины. Миг – и два криноса стояли друг против друга: один - маленький, всего на пару дюймов выше человека, шустрый, с длинным голым хвостом и ярко выраженными верхними резцами - держался за рукоять ножа, ушедшего до гарды в левую сторону груди другого – трех метрового, подобного скале из мышц и шерсти. В тот же миг раздался чудовищный рёв раненного царя зверей, глаза монстра-гиганта налились алым, нож вытолкнуло из раны струей крови и стремительно срастающейся чудовищным шрамом плоти. Верволк рванулся вперед, но нож еще дважды до середины погрузился в подобную мшистому валуну косматую грудь, а на третий удар он вновь вошел по самую рукоять в грудь юноши с бледной кожей и застывшим гневом в глазах.
Джефф, упершись ногой меж ключиц упавшего на колени парня, оттолкнул его от себя, рывком выдернул нож и вытер оружие о штанину. Словно ниоткуда вдруг возник растрепанный Нэшвелл, в руке он до сих пор сжимал мегафон.
- Что здесь произошло? – в голосе взбешенного начальника Полдепа звучал рокот камнедробилки и холод медицинской стали.
- Что-то непредвиденное, сэр.
- В моем городе не должно происходить НИЧЕГО непредвиденного!
- Да сэр. Разрешите предположить, что именно за этим вы меня и наняли, сэр. Я лишь выполнял свою работу, но… перестарался.
Внутри у Джеффа всё замерло. Он почему-то был уверен, что впервые так близок к смерти. Нэшвелл развернулся и зашагал прочь.
- Сэр, разрешите заняться тел…
Размытый силуэт – громкоговоритель, взвизгнув, разбился о лысину Дела, рассекая кожу до кости в нескольких местах, запрокидывая его голову назад, и сразу после этого в челюсть ему пришелся нереально мощный удар, отбросивший Владеющего Ножами на несколько метров назад. В перекошенном оскаленном лице Деррика сложно было узнать того любимца аудитории, что срывал овации пятью часами ранее.
- Чтоб к утру всё было чисто! – прохрипел сквозь зубы полковник-глава Полдепа, обдавая распластавшегося перед ним Джеффа опаляющей злостью, и зашагал туда, где виднелись вспышки мигалок и слышались зычные распоряжения Леройя.

VII
Южная автобусная станция представляла собой обветшалое, заброшенное здание пятидесятых годов. Когда-то основной автовокзал Гринвуда, ныне – место отправления и прибытия одного-двух самых непопулярных маршрутов, Южная жалась к давно не видавшей ремонта дороге, ёжась облупившимся кирпичом стен из-за неуютного соседства с рабочими кварталами и чудом сохранившимся акром первозданного леса.
Скорее октябрьский, нежели апрельский ветер встрепенул края новенького плаща хмурого человека в заляпанных землей брюках, когда тот вылез с водительского сиденья колымаги неопределенной марки. В предрассветной мгле с трудом можно было различить четыре фигуры, скрытно дожидавшиеся этого человека в серых зарослях. Их лица были нечетки, силуэты расплывались и походили ни то на призраков заколдованного леса, ни то на тени предков, восставших для отмщения погубившему их миру. Воздух дрожал от ожидания и затаенного гнева.
- Моё имя среди фера – Другое Дело, Владеющий Ножом, Раткин, Вото, рожденный человеком.
- Трусливое отребье! Разве мог Ледник поручиться за тебя, сын крысы? Зачем ты пришел? За смертью?
- Разве не чтят Крысу как дух войны и тотем среди Гару, о великий воин? Мы все служим Гайе! Или ты хочешь нарушить ваш договор с Ледником? О чем ты просил МакДугла и что обещал взамен?
- Нитхэн, Ароун стаи Несокрушимой Мощи, достойный воин племени Детей Фенриса, просил меня о помощи в поисках пропавшего щенка.
- Приветствую тебя, Черный Ледник-рья.
- Здорово, Алан.
- И я обещал тебе, что мой доверенный фера найдет щенка и позаботиться о нем, если это еще возможно. Об оплате же я велел договариваться с исполнителем. Так ли это было?
- Да, Черный Ледник-рья, всё было так.
- Изволь же не позорить мое слово перед Гайей . Дело, где щенок?
- Они добрались до него, Алан. Они знали, что он переродился воином Гайи, и начали охоту еще до твоего звонка. Мне не хватило всего полчаса. Когда я нашел щенка, их щупальца уже…
- Ты, тварь, вирмовое отродье, позволил ему попасть в клешни Вирма!?
- Остынь, Нитхэн!
- Будь я вирмовым отродьем, я бы, несомненно, это сделал. Но ты можешь проверить багажник вон той машины, там покоится тело юнца, погибшего в неравном бою, погибшего, как герой, из-за того, что у кого-то слишком тяжелый зад и дряблые лапы, чтобы успевать позаботиться о  собственных собратьях!
- Готовься умереть, гаденыш!
- МОЛЧАТЬ! Я вижу, Другое Дело говорит правду. Он исполнил Литанию и не позволил пасть щенку в скверну. Договор исполнен с его стороны. Перед лицом Гайи, Матери Всего Живого, исполняй и свою часть, Нитхэн, или прими позорную кару от моих черных когтей. Это говорю я –Черный Ледник, Судья, рожденный человеком!
- Я смерю свой гнев и сдержу слово, Ледник-рья. Этот ничтожный пожиратель отбросов, воюющий с блохами и клопами, не стоит пятна на моей чести воина. Чего ты хочешь, крыса?
- Не много. Дабы ты не судил бесчестно обо мне и о моем роде, воин Гайи, мое требование в оплату за спасение твоего собрата от скверны Вирма - право. Право указать на одного любого твоего врага, и сказать “Он мой”, и иметь возможность сразиться с ним без твоего вмешательства, без вмешательства твоей стаи. Если же я скажу при тебе о твоем враге “Он мой”, но ты или твоя стая вмешаетесь, будете покрыты позором на век, как нарушившие слово, данное перед Гайей.
- Я не верю ушам! Крыса воет волком, подозревая Гару в бесчестии и грозя карой! Чудны творения твои, Гайя! Да падет проклятье на меня и мой род, если воспрепятствуют - я или моя стая – крысёнышу доказать, что в жилах его народца течет не скисшее молоко, а истинный гнев!
- Да будет так. Стая Несокрушимой Мощи может забрать тело своего сородича. Не забудьте же очистить его от следов Вирма, удалившись от города не менее, чем на пятнадцать миль. Другое Дело, возвращайся в город. Скоро мы встретимся, я передам тебе обещанное и скажу, как ты сможешь послужить Гайе сверх того. Добрых битв Вам, достойные воины!
Руки Дело долго-долго, фанатично тёр железной щеткой для зачистки металла от ржавчины. Но крови на них становилось лишь больше.

VIII
В четверг утром Джефф стоял на пороге небольшого по городским меркам полуподвального помещения, большая часть которого была затянута полиэтиленовой пленкой. Из глубины зала доносился скрежет, кажется, дрели. Строительная пыль, запахи пластика, нагретого металла и краски тоненькими пальчиками щекотали ноздри, ежесекундно провоцируя на чих.
- Здравствуйте, господин Груббер.
- Привет. Как идут дела?
- Рад, что Вы наконец-то лично заглянули. Полгода Вас не видели. Дела – отлично. Оборудование доставили, заканчиваем устанавливать. Сегодня приступили к отделке.
- А о чем ты хотел мне так срочно сообщить? Какие-то трудности?
- К сожалению да, есть трудности. Видите ли, господин Груббер, в связи с вступлением в силу в этом месяце закона, ограничивающего вырубку благородных пород дерева в промышленных целях, цены на уже имеющуюся у предприятий-заготовителей отделочную…
- А если короче?
- Если короче, господин Груббер, либо мы переплачиваем в восемь раз, либо отказываемся от идеи отделать барный зал и стойку деревом.
- Кхм… Это всё?
- Да, господин Груббер. У нас еще на неделю работ до отделки бара, но я решил, что лучше…
- Ну так работайте! Еще неделю. А там подумаем.
- Хозяин-барин, господин Груббер. Оповестить Вас, если что-то появится на горизонте?
- Ага. Звони.
- Господин Груббер!
- Да?
- Вам пакет, просили передать лично.
- Оу… Ну, давайте его сюда. Спасибо. Всего Вам!
- До свидания, господин Груббер.
В пакете оказался совсем новенький мобильный телефон. В инструкции по использованию был заломлен краешек странички “Текстовые сообщения”. В памяти хранилось одно SMS.
“Жду окончательных результатов твоей работы за последние девять месяцев. Позвони мне с этого номера, когда будешь готов”.
Джефф, не задумываясь, набрал номер.
Всё, что человек мог нарыть на главарей, шефов, паханов, бойцов и шестерок организованной преступности Гринвуда, было вот уже месяц как собрано и продублировано в нескольких ящиках, схороненных по всему городу. Всё, что мог нарыть нечеловек, было спрятано в горах над рекой Реймон, в таких расщелинах, куда пробраться под силу лишь грызуну.
На том конце вызов приняли, выслушали и отключились.
Через три четверти часа раздался звонок.
- Слушаю.
- Это всё?
- Разве мало?
- Не боитесь меня разочаровать?
- Чем вы недовольны, сэр?
- Сформулирую иначе. Специально для Ваших детдомовско-армейско-дезертирских мозгов предателя и убийцы: это не всё.
- В восемь вечера на углу набережной и пятой.
Гудки.
Дело припарковался, оставил все мелкие вещи и часть одежды в машине, вышел, свернул за угол и больше этим вечером к машине не возвращался. В полвосьмого вечера, слегка перемазанный, с увесистым полиэтиленовым свертком подмышкой, одетый лишь в брюки, ботинки, пальто и купленную прямо перед закрытием в ближайшем магазине шляпу, он вышел из переулка на Пятую улицу и направился к набережной. Улица выходила к реке Реймон в Старом Гринвуде. Место настолько безлюдное и темное, что можно просидеть в тени под стеной и скурить две пачки сигарет, пока мимо не пройдет хотя бы один человек или проедет машина. Сигарет не было, пришлось дышать вонью Реймона, засранного выбросами горнодобывающих предприятий и заводов промзоны, стоящих выше по течению.
Ближе к восьми (часов у  Груббера с собой не было) появилась машина. И даже не одна. Сначала полицейский броневик. Потом еще один, уже с другой стороны, полностью перекрыв и без того негустое движение. И только потом на горизонте объявился черный дорогой седан. Выезжая на набережную, водитель чуть сбросил скорость, обходя посторонившийся броневик, и припарковался в двух метрах от Джеффа.
“А я думал, под этим даром ни одна ищейка меня не пропалит. Что ж, буду реалистичнее смотреть на мир!” – со злостью подумал Джефф, прекратил действие Покрова Теней, и вышел в свет фар. Водитель заметно вздрогнул, когда прямо перед передним бампером появилась высокая фигура в запахнутом пальто и шляпе. Задняя дверь распахнулась, Джефф заглянул внутрь.
- Добрый вечер, сэр. Не уверен, что мне стоит садиться – обивку ни в одном салоне потом не отчистите!
- Ну что Вы, Джефф! Садитесь, мы с Вами так давно не виделись! И, кто знает, когда еще увидимся!
- И увидимся ли вообще, - подхватил Дело тираду Деррика Нэшвелла, уютно расположившегося в салоне размером с небольшой кабинет.
- Ну, ну! Зачем же столь пессимистично! Это зависит от того, что Вы мне принесли! – Деррик добродушно улыбнулся, а Джефф почему-то почувствовал холод стальных стволов, смотрящих в его сразу показавшуюся такой мягкой и уязвимой спину. Он сглотнул ледяной комок и залез в машину, стараясь не терзать пальцами, будто защитный амулет, сверток.
Деррик изящным жестом достал из минишкафчика в стене салона спиртовые салфетки, и протянул гостю. Пока тот приводил себя в порядок, пластиковая оболочка свертка была порвана, цепкий взгляд бегло просмотрел пачку записей и фотографий, красивые руки с холеными ногтями упаковали документы в чемодан.
- Мало.
У Дела чуть не выпала челюсть. На мгновение ему даже показалось, что рот он всё-таки раззявил.
- Ч-чего?
Начальник Полдепа явно был доволен произведенным эффектом.
- Мистер Груббер, Вам ли не знать, что в наше время всего лишь знать – это ничтожно мало. В наше время единственный способ выжить – делать, действовать! Не так ли? Итак, завтра мы начинаем действовать по плану “Хлорная Известь”, а Вам придется начать действовать уже сегодня.
Дело уже привел мысли в привычный беспорядок из непривычного, только вот фраза “единственный способ выжить”, как он ни старался, никак не хотела убираться с огромной освещенной неоном платформы в темный ящик. Ах, как же хотелось этому напыщенному красавцу съязвить прямо в лицо: “Назвали бы лучше “Негашеная Известь”, или “Отбеливатель”, а то как-то странно звучит, ей Богу!” или “А почему тогда пока что-то Вы только говорите, а я – действую?”. Вместо этого Джефф произнес:
- Что должно быть сделано?
- Мистер Груббер, мне нравятся Ваши формулировки. Заметьте, Вы сказали не “чем я могу быть полезен”, и не “что я должен сделать”, и даже не промолчали в ожидании продолжения. Это мне о многом говорит. Ваши слова куда красноречивее вашего взгляда. Итак, мистер Груббер, надеюсь, мы с Вами друг друга стали понимать еще лучше, чем прежде. Если наша следующая встреча состоится, то Вы уже будете работать на меня, Деррика Нэшвелла, лично, а не на шефа Полицейского Департамента. Пусть человек по имени Питер Далтон подпишет бумаги вот в этом конверте и уберется из города с четким убеждением в жизненной необходимости его прилежного поведения. Сообщите о результатах с Вашего нового номера.
Не проронив более ни слова, Дело свернул и спрятал конверт и, покинув уютное авто, побрел вверх по улице, сунув мерзнущие руки в карманы и от этого чуть сутулясь, а в спину ему бросали недвусмысленные взгляды с десяток стальных автоматических циклопов-стволов.

IX
Той же ночью я наведался к формальному владельцу территории Центрального Парка города Гринвуд – Питеру Далтону. В его доме я насчитал семь телохранителей, а сам папаша Далтон был каким-то нервным, и я предположил, что Деррик уже посылал к нему своих собак-юристов за подписями. Предположение не оправдалось.
Когда я возник в кабинете со спящим малюткой Питером-младшим на руках и с десантным ножом, прижатым (пока что!) плашмя к тельцу трехлетнего мальчика, этот обрюзгший бизнесмен старой закалки медленно встал из-за рабочего места, держа руки на виду, показал на письменный стол и произнес лишь “Давайте, я подпишу”. Двумя минутами позже, протягивая мне бумаги, он весь трясся, правая рука его всё тянулась к сердцу, а глаза говорили: “Я ожидал чего-то подобного, но не так скоро…”. Я разрешил ему взять таблетки, приказал не делать глупостей и сидеть тихо ровно 10 минут, и покинул кабинет главы семейства. Всё еще держа и ребенка, и документы, и нож, в коридоре я повстречал миссис Эдит Далтон – привлекательную, не смотря на прошедшую молодость, женщину со строгим лицом. Она коротко вскрикнула от неожиданности и тут же прикрыла рот рукой, чем меня крайне обрадовала. Не люблю, когда люди, в чьей смерти я лично не заинтересован, глупо себя ведут. За ее вскриком послышались шаги и голос охранника с первого этажа:
- Миссис Далтон, с Вами всё ОК?
Эта старая сучка вцепилась мне в лицо голубыми ледышками глаз, я лишь кивнул.
- Да, Мартин, э… то есть Мэтью, всё нормально – ногу подвернула, – ответила хозяйка тихо.
Её голос, её руки – и то, и другое красивое, аристократическое - дрожали, слова прозвучали неубедительно, и шаги раздались уже на лестнице. Я аккуратно провел кончиком ножа по щечке ребенка, бритвенно острая сталь повела за собой короткую, тонкую красную нить, Питер-младший поморщился во сне. Лицо Эдит стало белее бумаг в моей руке, она обернулась к лестнице,  и с силой рявкнула шепотом (я и не знал, что так можно!):
- Мэтью, не топочите, как слон! Вы разбудите малыша! Ступайте вниз, слышите вы меня или нет?!
Раздались неразборчивые извинения и спешный топот шагов вниз. Я жестом приказал сердобольной матери следовать за мной, наша процессия свернула в детскую спальню. Когда ребенок – приз за примерное поведение – перекочевал от меня к миссис Далтон, она едва слышно спросила:
- Это ублюдки из “Тиффани Индастриз”? Вы на них работаете?
В правой руке появился Кольт, левая запрятала, чуть помяв, бумаги во внутренний карман, я отступил на шаг и приставил беспощадный ствол к светловолосой, коротко стриженой голове мальчонки, даже во сне прижимавшегося щекой к сердцу матери.
- Один выстрел мэм. И о вашем муже даже не надо будет беспокоиться – он сам всадит пулю из старого Смит-энд-Вессона себе в лоб. Уезжайте. Церковники не врут – любовь действительно спасает. Ваша любовь к ребенку и мужу могла бы их спасти. Сделайте так, что бы вы все уехали подальше этой же ночью. Говорят, в Денвере отличный аэропорт, а в Европе сейчас, я слышал, уже почти лето.
Я указал стволом на дверь. Мелко подрагивая, будто тонкое деревце на зимнем ветру, Эдит вышла с сыном на руках.

Документы у меня забрали через пару часов. В коротком телефонном разговоре с новым шефом я уточнил, когда начнется облава, и пообещал лично доставить человека, с которым работал парень по кличке Coque Negro. Он ответил, что операция назначена на завтра, пятницу, на 23:50, и заверил, что тоже кое-что сделает для меня лично: мелкие трудности с покупкой дерева для отделки бара вскоре уладятся – какие-то там связи в компании-заготовителе.

Что-то я много курю в последнее время… Адреано я доставил собакам Нэшвелла живым, хоть тот и сдох, не приходя в сознание.

Следующим утром привезли еще пахнущие лесом свежие доски. Весь день я проторчал в отделываемом помещении, а в ночь на субботу встретился с Аланом в лесу вдали от города обсудить кое-что кое о ком.
Мы сидели у костра. Говорил всё больше я, он всё больше хмурился, молча кивая. Видали когда-нибудь хмурящийся утес? Лишь перед рассветом он прервал молчание парой коротких советов. Но сколь же мудры были его слова! Тогда мне впервые показалось, что он разбирается в путях других фера куда больше их самих. Как-то сам собой вспомнился долг за дело с щенком, Алан вновь лишь кивнул, и завел непонятную, заунывную песню. Вековые деревья гудели в тон его мощному голосу, пламя извивалось и танцевало, реагируя на каждый новый звук, на каждую ноту, лес замер, не смея нарушить древний обряд шелестом ветки или хрустом сучка. Не меньше часа он так пел, глядя в огонь, а когда небо посветлело на западе, вдруг выбросил вперед правую руку и выхватил ало-оранжевый уголь из середины костра. Воздух наполнился шипящим запахом жареного мяса, из-под уголька на голой коже заструился дымок, но Алан лишь сжал кулак, послышался тихий хруст, и на открывшейся вновь ладони лежала горстка быстро остывающей золы. Ветер подхватил горячий прах, подбросил его в воздух, и в облаке серой мерцающей угольной пыли посреди поляны стала различима человекоподобная фигура, бьющаяся в корчах, выворачивающая суставы в бешеном  танце, полном муки и ужаса. Я уже видел подобные сущности – Алан призвал духа боли.
- Пришедший на мой зов, повелеваю тебе во имя Гайи: в качестве оплаты за труды на ее благо передай этому фера, - он указал обожженной рукой на меня, -  Силу Жизни, священный Гнозис. Дабы его дух, дух сына Крысы, вновь воспрянул в глубине немощного тела, и живая кровь вновь заструилась по его венам!
Словно кто-то прошелся стальным шомполом по каждому капилляру, предварительно рашпилем зачистив все и каждое нервное окончание для полноты ощущений. В мгновение ока сотни игл содрали изнутри пустоту и неутолимый голод по тому, что скрыто от смертных за Паутиной. Мое тело трясло и дух во мне, получив свежие силы, бесновался, а гнев рвался наружу, рвался в бой. Я впал не то в транс, не то в припадок, из меня словно выжимали все соки. Не удивительно – мое естество чуть ли не физически старалось исторгнуть скверну Червя, которой я пропитался за последние полгода в Гринвуде, но та не желала меня покидать.
Я прозевал момент, когда в руках Алана возник примитивный охотничий нож, вырезанный из оленьего рога. Такими ножами, наверное, пользовались еще коренные жители этих мест, Сиу или как они там себя называли. Затем последовало одно из величайших таинств, что я когда-либо имел возможность узреть.
Словно горный великан былинку, он поднял на вытянутой руке духа боли, едва живого после “делёжки”, и силой собственного духа, взращенной до невероятных пределов за десятки лет следования законам Гайи, шаман всего лишь на миг, но всё же растворил Паутину, разделяющую Миры, соединив воедино отполированный до металлического блеска костяной нож и пышущее агонией воплощение физического страдания, посланное Матерью Всего для служения её возлюбленным чадам. Тогда, в первых лучах солнца, костяной нож был вручен мне перед лицом великих Инкарн, я объединился с духом боли, что ныне покоился в ноже, и чудовищный спазм скрутил все мои внутренности и мышцы, вывернул суставы, заволок пеленой глаза. Не многим доводилось за долгую жизнь подвигов и свершений стать свидетелями великого ритуала Фетиша – объединения живого духа из Умбры, с мертвой вещью из Мира Людей.  Еще меньше существ видели истинную мощь фера по имени Алан МакДугл, Черный Ледник.
Когда титаническая судорога отпустила, МакДугла уже не было рядом. Я едва нашел в себе силы встать, поднял Нож Боли к небу обеими руками и в сиянии весеннего солнца дал ему имя “Блэки” – “Чернокожий”, “Негр”, или, проще, “Черныш”.
Всю субботу я крысой спал в лесу, среди корней и прелых иголок, свернувшись комочком под старой елью. Весь день мне снился один и тот же кошмар.

 
X - Интермедия
 
- Как знать, кто завтра подорвется на фугасе во время патруля по городу, кто будет стоять на воротах, когда …
- Who knows, who’ll go up on a landmine during the city patrol tomorrow, who will be on entry duty when these sand-niggers strike the gate with a blow truck, who…
- Shut the $%ck up, Monkey!
- Hey, Swan, for the Lord’s sake, let him finish!
- Wheel, he can fly back home to his village house, run to his girlfriend and $%ck her to tears and finish there!
Chirpy soldier laughter fills a small barrack restroom. Monkey, the tough guy with an attacking eagle tattoo on the neck, heavy forehead and glasses on a big Texas nose grins and shows middle finger to Swan, whose yellow Chinese face turns red with anger and obvious aggression. Swan throws an empty beer can at his chum.
- What the hell is going on, men!?
Sergeant Tamer, stealthy bastard, praised and feared by the whole squad, appears in the doorway like lightning in the night sky.
- Squad, ‘shun! – Wheel commands, jumping from the table he was seating on, Monkey, Swan and Snake stand at attention.
- Report! - Tamer throws shortly.
- Squad zero two eleven eleven five’s ready to pass the before-retreat free hour, sir!
- At ease! – sergeant commands, - Swan, what’s the argue ‘bout?
He crosses the room towards the ice-box, gives five to Wheel and opens a can of coke.
- Nothing of notice, non-com. Monkey is trying to tell us one more shit-like-philosophical-excuse for us being here…
- That’s shit in your ears, pal!
- Ok. Your story, Snake.
- Serg, Mon’s just trying to say none of us is going to be demob alive…
Angry shouts, unpleasant words, flying cans and rubbish cross the dry conditioned air of the room, Snake tries to use a guitar, old and used to the thread, as a shield, when Serg stops the chaos:
- Hush, monsters! – he growls and soldiers pull their tongues in. Tough & cool a second before, real war-dogs, they look like varmint-kittens caught hectoring by the housewife. – What the $%ck is wrong with you, Snake!? Do you really want us all dead?!
- No, chaps, just wanna live and come back home.
- For God’s mercy, lad! Should I sign you to the company’s shrink?
- You better sign him to John-cleaning, non-com!
- Ye, I also think this will work better, Swan! Gimme the guitar before you killed someone, Snaky!
- I’m glad my speech gave birth to so many discussions, but if you don’t mind, Serg, before you start playing, I’d like to finish my idea and stop all this word-trash around.
- Sure, Monkey, you are welcome!
Snake passes the guitar to the sergeant and non-com starts attuning it.
- So, the idea was… Well… Nobody knows, when and how we all perish. In fact, there’s no way to find out even WHETHER any of you, duds, or me is going to die. Some say that Mr. Bush Jr. sent us here to die for his black gold or whatever, some have death wish, others are ready to shit their pans and cry not to get hurt. But…
Monkey paused making a long drink of coke.
- C’mon! Non-com’s waiting for you to finish your mouth-craping!
- But. But you never and ever cheat your fate, your death or whatever.
- Moral?
- Moral, Wheel, is that you should live easy, do whatever you decide to do. You may stand tall during the gunfight or sit deep in the bin with wet pants calling Daddy, you may sit in the ATV under a prang or walk through the base yard to make a piss. This will affect NO-THING. Except your chums’ good attitude, except your pride, your honor, etcetera. Of course if you have any. Anyway you’ll meet your fate where and when you ought to. So why fear? Why bother?
- Finished?
- Yes.
- Finally!
- Praise the Lord!
- Thank Heavens!
- Was that really worth saying?
- Ugh…
First pleasant guitar sound silences loud people faster than any rough command. Sergeant Tamer played the guitar almost every evening, but every song was really an event. He sang amusingly various songs, as he new several languages – Russian (his grandparents’ native), Spanish, French, Portugal, German, English (even better than most of his men) and some not so popular ones.

Кругом зима, опять зима, снега черны как всегда
Они привыкли растворяться во тьме
Кругом чума опять чума твои пусты города
Они привыкли плыть по этой чуме.
И кто-то может слушать Буб а кто-то Ласковый Май.
Почем пророки в идиотском краю
Гитару брось и бабу брось и как жену обнимай
Обледенелую винтовку свою.

Surprisingly, almost every time he sang a foreign song, his brown eyes tried to meet eyes of his fellows in search for understanding.

Который год скрипит земля, но мир светлее не стал
Тебе всё это надоело и вот
Поет труба, присох к губам её горячий металл
Она друзей твоих усталых зовет.
И ты был слаб, и ты был глуп, но все мосты сожжены
Их не вернуть, они не смотрят назад
И ты встаешь и на плечах твоих рассветы весны
Как генеральские погоны лежат.

Strange, but soldiers tried to avoid his gaze. The same thing is happening now.

Крутые дяди говорят, твои подруги смешны
Куда годна твоя дурацкая рать
Подумай сам, коснется дело настоящей войны
Они же строя не сумеют держать.
Ты серый снег смахнешь с лица, ты улыбнешься легко
Ты скажешь, верно, но имейте в виду
Где ваши штатные герои не покинут окоп
Мои солдаты, не сгибаясь, пройдут.

И хлюп, да скрип, сырое небо бороздя головой,
Его учили улыбаться во сне
Идет седьмого идиотского полку рядовой
Твоя надежда в этой странной войне.
А мимо мертвые деревья в даль плывут, как вода,
По их ветвям струится розовый дождь
Они молчат, поскольку знаю, для чего и куда
Свое оборванное войско ведешь.

И всё на счастье, даже небо - это рюмкой об пол
И все довольны, и в штабах ни ку-ку
И до последнего солдата идиотский твой полк
Стоял в заслоне и остался в снегу.
И о медалях, орденах ты помышлять не моги
Всего награда – это знать наперед
Что по весне споткнется кто-то о твои сапоги
И идиотский твой штандарт подберет.

And the free hour is over, and every living soul either goes to sleep, or does her duty. Soldiers leave the restroom, only the non-com stays to pour some coffee. The last leaving person is Snake who hears sergeant quietly talking to himself:
- Seriously, why am I hurt every time they don’t even ask the translation of the song or at least, what it was about?
That very night electricity goes down and Snake leaves his duty, going to escape the base, the country, the continent, wishing to find better life or to die trying. He is running from the barracks across the parade ground, when someone commands him to stop. He does stop, but when the man in US Army uniform comes closer, Snake thrusts him to his throat with a small knife, pulled and ready. From closer distance Snake can see, that the man is an officer, but in further struggle it is absolutely impossible to recognize the enemy. It’s no surprise that uninjured Snake defeats his bleeding foe. The man is lying in dust and blood trying to halt the crimson flow with his hand on the throat. There’s no time to finish him. So Snake is standing from the ground slowly, all gray and scarlet, ready to run and hide, when suddenly the man ruckles:
- Jeff… that’s you, bustard…
Snake is standing on his knees silently.
- So, my fate … to be stabbed …
Knowing not what to do. Knowing not what to say.
- Traitor… Snake!?… no… FRIGGING RAT! …
Simply willing to survive, willing to live. Slowly, as if under water, Snake starts creeping away, then stops and says, trying not to look at the dying man:
- What was the song ‘bout?
Sergeant curves his lips and blood splits from his mouth as he answers:
- ‘bout love… all songs are …
And Tamer dies. Snake gets away.

XI
Весь уик-энд в городе творился полный бедлам. Мафиозных главарей к тому времени уже взяли без лишнего шума, а вот с рядовыми отморозками пришлось повозиться - пара задержаний переросла в откровенные уличные перестрелки.  Один крупный наркоторговец, стремясь избавиться от улик, во время погони на ходу выкинул из машины около сотни (по данным пресс-службы Полдепа) граммовых пакетиков с кокаином. Бытовало мнение, что пакетиков было в три раза больше, но на досмотр всех потенциальных свидетелей и всех копов, участвовавших в операции, не было достаточно времени, ресурсов и желания ломать себе кайф. Несколько проституток из “накрытых” притонов выступили в СМИ с обвинениями в адрес полисменов в физическом и сексуальном насилии. Смеялись даже домохозяйки. В неблагополучных районах сгорело в общей сложности около десятка старых многоквартирных домов-развалюх, большинство из них пожарные даже не пытались тушить, не говоря уже о разборе завалов, учете погибших и ведении расследований. Венцом операции “Хлорная Известь” было короткое замыкание на подстанции Вайомингского Исследовательского Института Вирусологии и Иммунологии (ВИИВИ), приведшее к пожару на территории Института, а затем к взрыву незаконно хранившихся в подвальных помещениях емкостей с легковоспламеняющимися реагентами. Жертв удалось чудом избежать – на выходных в Институте никто не работал, за исключением охраны, успевшей покинуть корпус при первых же признаках возгорания. Все подопытные животные, к сожалению, не имели возможности спастись и погибли в пожаре или при взрыве. Здание института было разрушено практически до основания, район оцепили, но вскоре вероятность биохимической угрозы была исключена, и оцепление сузили до периметра развалин.  Трагедия в ВИИВИ не имела ни какого отношения к операции  Полицейского Департамента, однако внесла свой вклад в сумятицу и жестко ассоциировалась в умах общественности с “заметанием следов” криминальными элементами, не смотря на все старания средств массовой информации развенчать этот миф.
Я этим бедламом восхищался. Не ясно, зачем “чистый Гринвуд” понадобился Нэшвеллу, но я не забивал себе голову. Наконец-то копы работали, а я этим пользовался, а не наоборот. Массовые утечки информации, перепуганные горожане, сходящие с ума мелкие официальные лица, не понимающие, что происходит, и говорящие полный бред перед камерами, а также бьющиеся в истерике СМИ - этот Хаос меня вдохновлял. Он был везде. Он был всюду. В консервную банку с давно протухшей рыбкой под маркой “Гринвуд” ворвалась струя свежего ветра под названием Вайлд. О да, это был первый из Триумвирата. Я чуял, что это всего лишь приоткрыли крышку перед тем как запаять всё намертво и превратить город в ад Ткачихи и Червя, но даже это чутье не портило настроения. Город лишился такого количества человеческого сброда, что даже восходы и закаты какое-то время будут казаться мне живее и ярче. Таким чистым Гринвуд не был очень давно.
Но во всей неразберихе были люди, сохранявшие уверенное и властное спокойствие. Это их не то чтобы выдавало, но предоставляло ой как много поводов призадуматься. Высшая мэрская администрация, обычно не появляющаяся в вечерних новостях, не дающая интервью в газетах и по радио, вдруг засветилась с успокоительными речами в адрес населения и даже с благодарностью за мужество и терпение во имя свободы, Конституции и лучшего мира. С обращением к горожанам выступил сам мэр _____________ _______________, мимоходом упомянув о печальной участи неприемлемо показавших себя в кризисной ситуации административных работников. Со словами поддержки и утешения появился на воскресной службе, транслировавшейся по первому каналу в прямом эфире, Епископ __________ _____________. Он советовал крепиться, мужаться, помнить о Всевышнем и не забывать о ближних, ибо радость, ликование и чуть ли не Царство Божье придут, как только окончатся полицейские рейды, и всё благодаря служению рабов Господних ___________ и Деррика, коих всем и надлежит почитать и благословлять.
Я смотрел новости и от смеха едва не давился виски, пару раз чуть не упал со стула от удивления, но в результате внутри вскипела такая злоба, что я запускал стаканом в телевизор.
- …сегодня люди ехали на места работы по обновленному городу. Не быть больше прежнему разгулу преступности! Кучке аморальных социопатов больше не держать в страхе добропорядочных граждан, не наживаться за наш счет! Будет проведено настолько подробное расследование по делам всех задержанных и находящихся под стражей, насколько это только будет возможно. Разумеется, не в ущерб здравому смыслу и правосудию.
Вечером понедельника Нэшвелл отдувался за своих подельников на пресс-конференции в прямом, если верить надписи в углу экрана, эфире. Было заметно его напряжение и нежелание распространяться на шаблонные вопросы напомаженных фифочек из журналов и популярных передач. Я называю такие СМИ  “источниками общественного пользования”, имея в виду, что пользуют в данном случае то общество, которое эти СМИ читает и смотрит, причем пользуют в хвост и в гриву. Впрочем, сама речь Деррика являла, в своем роде, пример для подражания: “…подробное расследование … не в ущерб … правосудию”!
В кармане пальто зажужжал телефон. Я сделал бармену знак “повторить”, сам же соскользнул со стула и вышел из шумного заведения в затишье узкой улицы.
- Дело?
- Да.
- Сейчас чем-то занят?
- Сижу в баре, смотрю пресс-конференцию с вами в прямом эфире, мистер Нэшвелл.
- Значит, эфир не такой уж и прямой. Ты уже открыл свою забегаловку?
Обилие неделовых интонаций, забота о степени занятости, даже немного юмора – да что это с шефом полиции?
- Эм… Нет, сэр, я в другой… забегаловке. Будьте уверены, приглашу вас с друзьями в первую очередь, когда буду открывать.
- Надеюсь на это, Джефф. Будь у мэрии через пятнадцать минут, кое с кем тебя познакомлю.
- Кхм… Мистер Нэшвелл, минимум через полчаса буду.
- Черт тебя подери! Ладно, будь через полчаса где угодно. Но через один час жду тебя в ресторане на первом этаже Сити-холла, пятый столик. В рубашке и в трезвом виде. Отбой.
Быстро отыскать свежую рубашку не получилось, пришлось застирать воротничок у той, что уже была на мне, используя зубную щетку и раковину в уборной бара.
Едва успев вовремя, я с важным видом сообщил встречающему гостей менеджеру, во все глаза уставившемуся на мои татуировки, свои имя и фамилию, и тот меня чуть ли не под руки проводил к столику под номером пять.
Нэшвелл был в компании. И этой компанией было просто нечто. Слова “девушка” и “женщина” одинаково ей не подходили, так как её поведение, манеры, речь постоянно “перетекали” между подобающими двадцати- и тридцатилетней особе женского пола. Очень статная, чуть выше среднего роста (на первый взгляд, пять с половиной футов, а позже выяснилось – пять футов десять дюймов). Завораживающей грацией звенело каждое её движение – от изгиба поясницы до взмаха ресниц. Никогда не мог понять, по какому безумному маршруту блуждают мои глаза, видя что-то красивое, поэтому и при воспоминаниях на ум приходят случайные обрывки, падают, подобно кусочкам мозаики, из которых собирается цельный образ. Прекрасные длинные волосы насыщенного рыжего цвета (не красного, не медного, не цвета ржавчины, а совершенно рыжие, как мех английской лисицы) были уложены в, казалось бы, простую, но элегантную прическу, неуловимо подчеркивавшую изящное вытянутое лицо и огромные миндалевидные глаза, многозначительно мерцающие зелеными неоновыми огоньками. Нос, губы, шея, форма ушей – разве можно это описать в словах, не будучи поэтом? Определенно нельзя, но она определенно была самой красивой женщиной, которую мне приходилось видеть на расстоянии вытянутой руки. Плечи, бедра, талия, ноги, грудь – модельные агентства точно не стали бы за нее драться, ведь им бы и в голову не пришло, что этот шедевр до сих пор не имеет контракта на пять-десять, а то и пятнадцать лет вперед.
Итак, Нэшвелл был в костюме с иголочки, свеж, выбрит, в меру весел и в компании. Я подошел, коротко поклонился, скорее даже кивнул, пожелал доброго вечера и пожал протянутую руку. Деррик пригласил садиться.
- Эинэ, знакомься, это мистер Груббер, Джеффим Груббер, мы долгое время работали вместе, сейчас же он моё доверенное лицо. Даже не знаю, что бы я без него делал во всем этот разброде, где не на кого положиться! – представил он меня своей спутнице.
- Джефф, это Эинэ МакЛарен, ты помнишь, я тебе говорил о ней, - ну говорил, так говорил.
- Ты уже что-нибудь выбрала?
- Ещё нет. Мистер Груббер, а в честь чего такой макияж украшает вашу черепную коробку? Вам не кажется, что подобная символика устарела больше полувека назад?– приятный и интересный был голосок, подстать внешности.
- Кхм… Вы про татуировки? – я чувствовал себя полным идиотом.
- Дорогая, у мистера Груббера, как и у многих успешных, серьезных людей, была бурная юность. Верно, Джефф? Как говорится, ошибки молодости. Этот человек – просто-таки воплощение американской мечты, и татуировки тому подтверждение.  Не имея ни гроша, сбежав из детского дома, он собственными руками добился всего. Сейчас же он владелец клуба, который открывается буквально на днях. Как, кстати, ты решил его назвать?
- Кхм… Эдисон. Эдисон-Паб.
- Как мило, - Эинэ изобразила подобие улыбки. – Не забудьте пригласить на открытие.
Рассматривая меню, раздумывая, что же заказать, мы очень мило потрепались о событиях последних дней, но тема политики и социальных проблем города явно не привлекала спутницу шефа, и тему сменили. Принесли блюда. Раньше мне не приходилось принимать участие в столь пустых, легких и бестолковых разговорах, поддерживать общий настрой было, мягко говоря, не просто. В середине трапезы Эинэ, извинившись, отправилась в уборную.
- Присмотрись к ней повнимательнее, Дело, - тихо произнес Деррик. Я лишь вопросительно поднял бровь, но пояснений не получил.
Мы поужинали, всё так же болтая ни о чем. Мистер Нэшвелл расплатился, пожелал доброй ночи и отправился с мисс МакЛарен в неизвестном направлении на заднем сиденье бронированной машины. Я же сел в такси, вызванное официантом. Тем временем на душе у меня черными кошками свернулись страх и тревога.

XII
- Деррик Нэшвелл слушает.
- Привет, дорогой.
- Здравствуй, милая. Ты опередила меня буквально на минуту, я как раз собирался… Как у тебя дела?
- Ой, всё прекрасно. Ты помнишь, мы сегодня идем на концерт? – Эинэ явно не очень удобно разговаривать, на заднем плане угадывается звук работающего телевизора, слышны приглушенные крики играющих мальчишек и какая-то возня.
- Я как раз поэтому и собирался тебе позвонить. Меня вызывает к себе мэр. Прости, дорогая, сегодня не получился. Я заеду к тебе завтра, и мы куда-нибудь сходим?
- Жалко… Заезжай, конечно, но сегодня я тогда схожу одна.
- Эинэ, милая, ты же помнишь, о чем мы говорили! Сейчас одной ходить слишком опасно.
- Ну не сидеть же мне дома! Я с ума сойду в этом зоопарке!
- Я пришлю за тобой патрульную машину. Ребята довезут до клуба, мешать не…
- И слышать не желаю! Твои мордовороты шатаются за мной по пятам, как на веревочке! Все думают, что я то ли государственный преступник, то ли шишка из администрации президента! Мало того они мне потанцевать не дают – таращатся, будто я сейчас… Балбесы, короче, эти твои патрульные, я тебе уже говорила!
- Дорогая…
- Я не закончила! В прошлый раз я встретила в клубе Фрэда – мы с ним вместе работали, ну ты его помнишь – он так обрадовался, хотел меня обнять, так они его едва не избили! Повалили на пол, стали наручники надевать! Я думала, со стыда сгорю! Это же невыносимо! Я словно заключенный или свидетель под охраной, которого вот-вот должны убить мафиози, как в фильме!
- Ну Фокси, ну что я могу поделать!? Ты понимаешь, что все “мафиози” города готовы вцепиться мне в глотку и не остановятся ни перед чем? Ты понимаешь, что ты – единственный человек, который мне дорог, - тоже подвергаешься опасности постоянно!? Я физически не могу тебя никуда одну отпустить! Я буду на приеме у мэра, а мысли мои вместо отчета будут заняты твоим идиотским концертом! – Деррик явно заводится, голос начинает звучать резко, даже немного грубо.
- Ах, значит “идиотским”!? – кажется, его раздражение передалось Эинэ.
- Прости, ты же понимаешь, мне сейчас не просто приходится, - пошел на попятную Деррик. -  Ну конечно не идиотский! Будь он таковым, я бы ни за что не согласился на него пойти! Да и тебе просто не может нравиться ничто идиотское – ты же само совершенство!
- Вот как ты сразу запел! – Эинэ смягчается, но продолжает разыгрывать обиду.
- Конечно, я же тебя люблю, и ты знаешь об этом. Подожди секундочку… О, я придумал! Давай вот как поступим: помнишь моего помощника Джеффа - мы ужинали вместе в понедельник?
- Ну?
- Он буквально час назад звонил, предлагал посидеть в ресторане после работы, кое-что обсудить. Я сказал, что обсудим после выходных, а сегодня у меня пятничная культурная программа – с любимой иду на концерт. Так вот, может он тебя на этот концерт и подбросит? Вы, кстати, кажется, даже в одном районе живёте.
- Этот молчун? Мне показалось, он редкостный зануда и двух слов связать не может.
- Джефф? Да нет, что ты. Он просто все выходные пахал, как проклятый, ты же помнишь, я тоже из сил выбивался. Он веселый парень. Уверен, вы подружитесь. Так что? Если он тебе не понравится, позвони, я отправлю его куда подальше, а тебя так и быть, в порядке исключения, отпущу одну, сколько бы нервов мне это ни стоило.
- Ну я не знаю…
- Ну же, Фокси, милая, ты же умная девочка, что тебе стоит попробовать? – в голосе сурового шефа полиции звучит почти что мольба.
- Ну ладно. Но в следующий раз…
- В следующий раз я скажусь смертельно больным, ни каких мэров, и пойдем, куда пожелаешь, вместе.

XIII
- Алло?
- Дело, через час заезжай за Эинэ, адрес сейчас пришлю. Отвези ее, куда она скажет, и, будь добр, покажись ей интересным собеседником, ненавязчивой компанией, настоящим джентльменом, веселым и общительным по требованию и вообще милейшим молодым человеком. Рассчитывай, что ты теперь будешь её личным охранником, нянькой, курьером, шутом, водителем и будешь делать всё, что она скажет.
- Эм… Да, мистер Нэшвелл, как скажете, сэр.
- Чтобы поставить точки над “i”, отвечаешь за нее головой. Хоть какие-то подозрения на угрозу, звонишь Лерою, номер у тебя есть. Её семьи это тоже касается. Что б ни единого волоса, как говорится. Пальцем кто её тронет – спрошу с тебя. Всё понял?
- Какие предвидятся неприятности, сэр?
- А как ты думаешь, какие неприятности предвидятся у женщины, помолвленной с шефом полиции, который неделю назад объявил джихад мафии, торговцам наркотиками, оружием и краденным, бандитам, ворам и всему трущёбному сброду? Само собой, Эинэ лучше не знать, что для обеспечения её безопасности мало и отряда, что из-за меня она стала мишенью номер два. Любая женщина на ее месте предпочтет сбежать, как минимум, в другой город, но ты же знаешь эту мразь, Груббер? Если поставят себе цель отомстить, сыграть на слабости, не оставят её в покое, куда бы ни подалась. Поэтому самое безопасное место для мисс МакЛарен сейчас рядом со мной. Вопросы есть?
- Никак нет, сэр. Исполню в лучшем виде, если я её, конечно, устрою.
- Если ты её не устроишь, Груббер, мне ты уже будешь не нужен.
Гудки. По крайней мере, теперь я знаю, из-за чего стоит тревожиться и бояться.

Ауди вполне приличного вида, взятый на прокат час назад, тормознул напротив двери частного двухэтажного дома, лет пятнадцать постепенно хиреющего, но еще весьма милого. Газон на участке давно превратился в раскисшую грязь то ли из-за прошедших дождей, то ли из-за протекающей трубы поливочной системы, живая изгородь потеряла форму, от преющей прошло- и позапрошлогодней листвы едва уловимо тянуло чем-то нехорошим, ни то гнилым мясом, ни то канализацией. Дорожка, бегущая от обочины через газон к крыльцу, была, удивительно опрятной, и казалось,  будто невысокие бордюры укрыли её узорную плитку от окружающего запустения.
Я дал короткий гудок, вышел из машины и закурил.
- Вредно.
Язвительный комментарий как из-под земли появившейся Эинэ словно шило впился в ухо, я едва не подпрыгнул. И почему я раньше считал себя наблюдательным и осторожным?
- Вы так не шутите, мисс МакЛарен, у меня и по работе нервов хватает, - окурок отправился в решетку коллектора.
- И вам доброго вечера, мистер Груббер.
- Ага. Вышли денег, здравствуй мама. Доброго.
- Что, простите?
- Я имею в виду, давайте сядем в машину, а то того и гляди дождь пойдет. В тепле и под крышей вдвойне приятно друг друга подкалывать. Прошу! – я открыл Эинэ дверь.
Выглядела она, конечно, шикарно. Средней длинны свободная юбка, изумительно обтягивающая фигуру кофточка, как и юбка, черного цвета… Да какое отношение имеет одежда к тому, как выглядит женщина!? Она просто была шикарной, и выглядела шикарно, и в машину садилась шикарно, шикарно пристегивалась ремнем, шикарно поворачивала зеркало заднего вида, шикарно поправляла одной ей заметную прядку пламенных волос, выбившуюся из прически. Я сел, закрыл дверь, завел мотор.
- Давайте я сразу уточню: вы против того, чтобы я курил в вашем присутствии?
- Давайте мы поедем, до начала осталось пятнадцать минут, а потом уже уточняйте, сколько влезет.
Я усмехнулся.
- ОК, как скажете! – мы тронулись, - Так как же насчет курения?
- Это Деррик вам сказал, что меня надо развлекать пустыми разговорами по дороге?
- Кхм… Нет.
- Ну вот и помолчите, будьте так любезны.
- Как скажете, мэм. Как скажете! - да помогут мне духи радости и терпения. Аминь.

В клубе мы были в срок. Меня тормознул фэйс-контроль, на Эинэ охрана даже не обратила внимания, будто и не прошмыгнула мимо них топ-модель с дьявольскими глазами. На мне разумеется, ничего не нашли, но пустить всё равно отказались, ткнув пальцем в “Уважаемые гости, обращаем Ваше внимание на то, что охрана в праве отказать Вам в посещении нашего заведения без объяснения причин. Спасибо за понимание, и приятного Вам вечера!”
Это всё Гнев. Люди бывалые, привыкшие чувствовать опасность, безошибочно понимают, от кого ждать неприятностей. Обычный же человек тупеет от подсознательного страха, переставая понимать дитя Гайи, наделенное Гневом.
Пришлось вернуться к машине и оставить там пальто, галстук, бумажник и часы. Затем, во дворе клуба, я обернуться крысой и аккуратно, больше стараясь не испачкаться, чем не попасться кому-либо на глаза, забрался в вентиляцию. В лабиринте труб найти вытяжку из туалета довольно просто – запах освежителя воздух похож на освещенное шоссе, и вот я уже ставлю на место выдранную с корнями вентиляционную решетку за спиной блюющего в раковину богатенького подростка (или подростка с богатенькими родителями). Пришлось покопаться у парня в карманах, забрать наличку и вернуть бумажник с кредитками, ему и так на сегодня хватит.
В зале было полно молодежи в кожаной или просто черной одежде, с длинными черными волосами, у многих на лицах красовался черный грим. Буйство красок. Чрезвычайно творческий подход. Ненавижу готов и завывания, a la музыку в этом стиле. Мне всегда казалось, что обыкновенная зубная боль, не говоря уже о боли в сломанных ребрах или отбитых яйцах, в миг избавляет от мрачного настроения, депрессии и заставляет ценить своё тело, любить жизнь и радоваться хотя бы тому, что тебя не бьют и в тебя не стреляют снова и снова. Почему-то мне кажется, что ребенок, избиваемый родителями или выросший в детдоме, не будет слушать с удовольствием о чужих душевных страданиях, как и солдат, побывавший на войне, не станет заявлять протест обществу посредством порезанных рук и проколотых бровей. Впрочем, люди бывают такие разные!
Эинэ сидела за баром, потягивая коктейль, вполуха слушая приятной бледности волосатого такого юношу лет двадцати. Она и сама сейчас выглядела на двадцать. Если не на восемнадцать. В изящных пальчиках была зажата тонкая сигарета, она лениво смотрела на сцену, где музыканты и техники настраивали инструменты. Вот ведь…! Я подошел к барной стойке в метре от них, заказал виски и лед.
- А я думала, сюда не пускают всякий неформатный сброд, - томно произнесла Эинэ, даже не взглянув на меня.
Парень, прерванный на середине фразы, окинул мою белую (по такому случаю не то что чистую, а новую!) рубашку, выглаженные черные брюки и начищенные ботинки. Свастики и орлы на черепе и запястьях были особенно кстати. Бармен Уолтер поставил передо мной стаканчик с темно-янтарным “Бэллинтайнс”.
- Да… - на более едкий комментарий парень явно не осмелился.
- “Да”? Это всё, что ты можешь сказать об этом отребье? – я чуть не прыснул вискарём. Интересно же ты развлекаешься, Эинэ!
- Э… Ну… Он и впрямь неважно выглядит.
- Да какое там “неважно”, - протянула она почти сонно, наматывая рыжий локон на палец. - Он бы еще на Пафа Дэдди в таком виде приперся. Хотя он и здесь – ворона среди чаек.
- Тогда уж крыса-альбинос на помойке,- произнес я достаточно громко, чтобы они оба услышали, повернулся к ним лицом, стиснув зубы и кулаки, и начал вставать со стула.
- Кажется, сейчас начнется, пойдем к сцене? – пролопотал парень, моргнув левым глазом, и, не дождавшись ответа новой знакомой, затерялся в толпе таких же высоких черных фигур.
Не выдержав, я захохотал в голос, меня аж согнуло пополам, по щекам покатились слезинки. Отсмеявшись, я поднял глаза на Эинэ и, потрясенный, плюхнулся на стул, впервые увидев её искреннюю улыбку. Говорят, все женщины – богини. Просто некоторые – богини войны, банальности, домашнего очага, искусства, разврата, мудрости. Очень немногие – богини красоты.
- Надо же! Я думала, ты суровый мордоворот, с мозгами, в которых всё место заняло “Вы имеете право хранить молчание, всё, что вы скажете, может быть использовано против вас…”, да и то последние две строчки не влезли. А у тебя там еще и чувство юмора поместилось!
- Нет, мисс МакЛарен, я никогда не работал в полиции, так что у меня и первые строчки тоже не влезли. Так что места навалом. Уолтер, будь добр еще виски! Я, пока хохотал, всё выдохнул.
- Мистер Груббер, прекратите звать меня “мисс МакЛарен”! Я младше вас, а чувствую себя старухой, когда вы даже бармена зовете по имени.
- ОК! Тогда вы, Эинэ, меня тоже называйте по имени.
- Можно Фокси. Лисичка, - словно в подтверждение права на это прозвище, она чуть покачала головой, отчего в полутьме бара её прекрасные длинные волосы превратились на миг в поток живого огня.
- ОК, - повторил я и поднял рокс. - За знакомство!
- За знакомство, - мы чокнулись, я отпил виски, она – коктейль. – А я думала, водителю не полагается употреблять. Это же небезопасно.
- Я уже дал двести баксов вон тому парню в черном и обещал столько же, если после концерта он доведет машину до вашего дома. Э… Или не тому, а вот этому? Черт!
- Если это шутка, то средняя. Если правда – вы всё-таки идиот.
- Кажется, сейчас начнется, пойдем к сцене? – изобразил я её предыдущего собеседника, и, кажется, довольно удачно – Эинэ снова широко улыбнулась.
- Да ну их. Там до пятой композиции делать нечего. Сначала будут, как всегда, нудные баллады, а потом у народа затекут ноги стоять неподвижно, а зажигалки перегреются и сломаются или закончится горючее… Вот тогда уже будет весело.
Я всё еще не мог уяснить, что подобной женщине делать на таком концерте, ведь даже ведя себя как двадцатилетняя, она выглядела королевой. Молодой, сильной королевой.
- Значит, не был копом. А почему Деррик назвал тебя доверенным лицом и сказал, что вы работали вместе?
- Потому что я в частном порядке выполнял некоторые поручения, как для мистера Нэшвелла лично, так и по его работе в Департаменте.
- Это какие же?- она хитро прищурилась.
- Пончики приносил, кофе, информацию собирал, документы возил, ну в этом духе.
- Бла, бла, бла.
- Тогда спросите у самого мистера Нэшвелла, - сухо сказал я.
- Терпеть не могу его работу. И не указывай, Джефф, что мне делать.
На удивление, со второй композиции завывания сменились агрессивным гитарным ритмом, Фокси вдруг покинула стойку и углубилась в гущу веселья. Хотя я бы это весельем не назвал. Я перемещался по залу, стараясь не терять её из виду и не попадаться на глаза. В перерыве мы встретились у бара. Я уже заказал для нее тоник с лимоном, разумеется, не угодил (дама хотела воды без газа), за что и искупался в колкостях и насмешках, как Скрудж МакДак в золоте. Кажется, моё спокойное к этому отношение, перемежавшееся со смехом, чем-то не устроило Эинэ, и она распорядилась доставить её ценную персону домой. Так я и поступил. Всю дорогу молчали. Выходя, она не попрощалась, лишь махнула рыжим хвостом. Я дождался, пока она войдет в дом, из-за двери сразу раздались веселые голоса двух пацанов (братьев) и суровый окрик пожилой женщины, видимо, матери. Подождав с полчаса и убедившись, что всё в порядке и за нами никто не следил, я поехал в однокомнатную коморку, которую снял на кануне в пяти кварталах отсюда. Настроение было не просто отличным, а по-настоящему боевым. Давно я так не отдыхал.

XIV
Эинэ не очень вдохновилась идеей проводить свои досужие выезды в город в моей компании, и поначалу Деррику, приходилось её уговаривать. Пару раз я становился случайным свидетелем их телефонных разговоров и, хоть и слышал лишь слова Эинэ, сделал определенные выводы. Не раз она пыталась сбежать от меня, и пару раз это ей удалось – терялась в толпе она настолько искусно, что даже я, обладая куда более обыденной внешностью, так не умею.
Летом у Эинэ был день рождения, и она собралась погулять с подругами в стриптиз-баре “Тиртоньо”, о чем я узнал от Деррика, распорядившегося сопровождать её даже против её воли. Раньше, когда срочно нужны были деньги, я зарабатывал тем, что устраивался охранником в подобные заведения на одну ночь. Имея хороших знакомых в частном охранном агентстве, предоставлявшем крутых парней с квадратными рожами и крепкими кулаками на разнообразные мероприятия, это не сложно было сделать и теперь. К тому же, в Тиртоньо меня знала и местная охрана, и девочки, и посетители. Всего-то дел - подмазать кого надо, и за час до начала вечеринки я в комнате службы безопасности клуба. Бегло посмотрев, что и как, я рванул к дому Эинэ и успел как раз вовремя, чтобы “проводить” её такси до места. Дорога прошла без приключений.
В клубе были всюду напиханы камеры, пришлось очень крупно раскошелиться, чтобы их отключили в VIP-зале, где состоится девичник, да еще и оставить залог в, Бог мой, пять тысяч долларов США, как гарантию, что танцовщиц никто не тронет. Я знаю девочек гораздо симпатичнее тиртоньовских стриптизерш и танцующих не хуже, но позволяющих себя не только трогать, но и делать с собой много всего интересного за куда меньшие деньги. Хорошо, что платил мистер Нэшвелл. Создание компромата на, возможно, невесту начальника Полицейского Департамента не входило в мои планы. Я и местный охранник Барт стояли на входе в зал, дабы проверять приглашения припозднившихся гостий и решать возможные проблемы. По мере того, как подъезжали подруги Эинэ, у меня складывалось четкое впечатление, что больше половины из них я видел, страшно подумать, в качестве танцовщиц. Я имею в виду, они танцевали стриптиз – не так много в Гринвуде стрип-клубов (а талантливых танцовщиц и того меньше), чтобы я их не запомнил.
Дамы наконец-то собрались, выпивки было заказано немало, но всё равно первый час мой напарник курсировал между баром и вечеринкой, точно Пони-Экспресс. Удивительно, но факт – мрачные ребята в униформе, мимо которых вы проходите в супермаркетах, клубах, в кино, спортивных залах, - одни из самых разговорчивых людей на свете. Еще бы, ведь они стоят у дверей и в залах целыми днями и ночами, и, в отличие от официантов, продавцов, инструкторов и особенно барменов, в их адрес никто не проронит ни единого слова, пока ситуация не выйдет из-под контроля, конечно. Инструкция запрещает общаться друг с другом и с персоналом, так как это вроде бы снижает их бдительность, вот им и невероятно скучно, а иногда банально одиноко, ведь людям, как стайным животным, общение жизненно необходимо. И если подойти к вопросу со знанием дела… в общем, когда из-за двери зазвучала музыка и послышались зажигательные визги, мы с Бартом разговорились. Узнав, что я личный охранник именинницы, он чуть не подпрыгнул:
- Да ну на фиг! У Фокси личный охранник?! Неужто она теперь на выезд танцует?
Лицо мое выразило недоумение лучше всяких слов.
- Постой, постой, так она что, больше не работает? – не ослаблял натиск мой коллега.
- Да вроде всё больше развлекается. По крайней мере, за месяц, что я у нее в найме, ни единого рабочего дня не припомню.
- Вот так поднялась, красотка! А, ну раз всего месяц батрачишь, ты вообще не в теме? Год, нет, полтора года назад, даже чуть больше, я вот так же стоял на входе в VIP-зал, но Лисичка там не тусовалась, а раздевалась!
- Да ну на фиг! – пришла моя пора подскочить.
- Да я тебе говорю! Была, наверное, лучшей танцовщицей, по крайней мере, бабла зашибала точно больше всех! – Барт рассмеялся. – Но что-то уже с полгода перестала мне на глаза попадаться. Слух прошел, что переехала, но я сразу подумал: на менее пыльную работу перешла.  Знаешь этих частных лапочек, приезжающих на корпоративы, дни рождения небедных мужчин в возрасте…
Я представил себе, как  полуобнаженная Эинэ кружится в танце, ложится на импровизированную сцену из офисных столов, её обступают деды в костюмах от “Армани” и при галстуках, пускают на нее стариковские слюни, шамкают беззубыми ртами “Да, детка! А теперь шними и это!”, стараясь трясущимися сморщенными лапками ухватить, ущипнуть, шлепнуть. Меня передернуло, как от удара током.
- … а тут такие дела! Замерз что ли?
- Кондиционер тут у вас...

В клубе всё прошло тихо, однако, когда Фокси посреди дороги домой обнаружила, что водителем её такси являюсь я, такое началось! Суть возмущений была в том, что Деррик нарушает её конституционные права, а я – тупая скотина, не имеющая свободной воли и во всем потакающая её параноидальному жениху. Я на полном серьезе подумывал её придушить и сбросить тело в канализацию. Даже насиловать бы не стал – до того она меня достала! Когда это визжащее и ругающееся чудовище, слегка пошатываясь, наконец-то вылезло из машины, я пошел на самую большую в этой жизни жертву – я проводил её до двери, так как при мысли, что на этих прекрасных шпильках она оступится на брусчатке и упадет в грязь газона, мне становилось гораздо хуже, чем от её проклятий.
Едва она замолчала и открыла дверь, на нее практически набросился крупный рыжий подросток лет шестнадцати, решивший обойтись без лишних слов приветствия и начать с главного:
- Блин, ваще пипец, какого хрена, мне ваще уже шестнадцать, а я, как не пацан, сижу дома, вафли сушу, а Тони с Лаинэ, во вилы, ща оттягиваются у Колина, чё за облом, я не понимаю, я чё, хуже Тони, или мне до старости дома гнить, ни тусовок, ни девчонок, тупить целыми днями в телик, как эта тупая ко…
Эинэ прервала словесный понос её брата, влепив ему звонкую пощечину, от чего тот вытаращил глаза и отступил на шаг, держать за медленно краснеющую щеку.
- Бобби, еще раз попробуешь что-то в этом духе сказать про маму … - да, она была страшна в гневе. Здоровяк Бобби прикусил язык, но глаза налились обидой и злостью.
- Да, ты сама-то не лучше нашей мамаши, хер знает где шатаешься, а как мне, так сразу “Опасно!”, “Ограбят!”, “Попадешь в историю!”, чё за батва!?
Из дальней комнаты донесся приглушенный густой женский бас:
- Эинэ, это ты?
- Да, мама! –  голос её прозвучал приветливо и буднично, как будто и не сцепились они взглядами с Бобби так, что в прихожей стало ощутимо жарко от напряжения.
- Ты купила мне пива?
- Да, мама, сейчас в холодильник поставлю, было только теплое.
- А сэндвич? Ты помнишь, я просила сэндвич!
- Да, мама, без салата, как ты любишь.
- А майонеза положили побольше?
Бобби наконец-то отвел глаза, признавая поражение. Эинэ прислонилась спиной к стене прихожей и медленно сползла на пол, её лицо уже не выражало эмоций, лишь выглядело очень уставшим. Всё так же буднично она ответила:
- Да, как ты любишь. И соусы тоже захватила, все разные, по три штуки каждого.
Дальнейших расспросов не последовало. Бобби, всё еще насупленный, подошел к сестре, тронул её за плечо.
- Ну чё, она еще минут сорок в коматозе, пока шоу не кончится, успеешь сгонять до ДонМакос, они по ночам работают. Ты на тачке? – он бросил взгляд в не закрытую сестрой дверь и наконец-то заметил меня. – Йоп! Эт чё за упырь?
- Этого упыря зовут Джефф. Джефф, съезди с Бобби – это мой брат – в ДонМакос, там есть ночное окошко. Купи БигДон без салата и с тройным майонезом, соусов возьми охапку, на обратном пути - пива пару упаковок холодного.
- Э, да хрен с два он чё запомнил – позырь на его тупую рожу! – Бобби смотрел на меня маленькой  рыжей  росомахой. – Я с ним поеду, а то чё забудет, нам маман устроит праздник жизни. Я те говорил, в дом престар…
Подзатыльник Эинэ снова прерывает его тираду. Стараясь, чтобы голос звучал максимально холодно и безэмоционально, я произнес:
- Конечно, мисс МакЛарен. Что-нибудь еще?
- Лёд. И обезболивающее. Голова раскалывается, – она медленно встала, скинула туфли посреди коридора и, держась за перила, пошла вверх по лестнице, даже сейчас не потеряв ни капли грациозности и очарования.
- Хорош тупить, балда, к машине топай давай, я щас, йоу! – Бобби принялся натягивать огромные кеды с широкими шнурками, подстать его широченным джинсам и мешковатой толстовке с капюшоном.
Я хмыкнул и отправился к автомобилю. Ждать попутчика долго не пришлось, мы сразу тронулись. На голове МакЛарена среднего красовалась бандана с символикой известной гринвудской хип-хоп группы, едва сев на переднее сиденье, он достал сигареты и закурил.
- Пристегнись.
- Ты чё мне, еще одна мамаша?
Я вжал тормоз в пол, слегка поиграв рулём, придерживая подростка за шиворот, чтобы тот не раскроил себе башку о бардачок или дверь. Машину замотало из стороны в сторону, мы чуть не перевернулись, и остановились поперек дороги.
- Ты сигарету выронил на сиденье, подними, пока не прожег. И пристегнись.
Бобби смотрел на меня с такой ненавистью, какая под силу только незаурядному человеку, ей сопутствовали непонимание и страх. К ДонМакос мы подъехали молча. Диктуя сонному продавцу в окошке обслуживания автомобилей все необходимые дополнения к БигДону, я всё косился на Брата Эинэ, но тот молчал, отвернувшись к окну. Я получил заказ, расплатился, и через десять минут остановился у суточного магазинчика на заправке. Нормально парковаться было лень, я включил аварийку и пошел за пивом. Драть меня к верху задом, если я еще раз так облажаюсь! Не успел я дойти до полки с напитками, как услышал стартующую с пробуксовкой машину. Мигом оказавшись на улице, несмотря на опрокинутую по пути стойку с журналами, я лишь успел увидеть, что за рулем  удаляющегося авто сидел довольно ухмыляющийся Бобби, двухминутная пробежка не дала результатов – машина скрылась из виду и выяснить, куда, практически не было возможным.
- Алло, Фокси?
- Нет, простите, сестра в ванной, это Патрик. Что ей передать? – судя по начинающему ломаться голосу, МакЛарену младшему было лет четырнадцать.
- Привет, Патрик, меня зовут Джефф, я знакомый Эинэ, должен сейчас заехать за Бобби, но случайно удалил SMS с адресом. Он вроде у Колина с Тони и Лаинэ тусует, ты не знаешь, где это? – вообще-то я собирался её предупредить, что брат сбежал, после чего звонить Лерою, но раз так повезло, отчего бы и не попробовать?
- У Колина? Они обычно в автомастерской сидят, Полковника Боуи 19. Знаете?
- Конечно! Спасибо, Патрик. Тебя в честь святого назвали? – вот бы он не проболтался сестре, что я звонил!
-  Да, отец коренной ирландец, а что? – парень удивило мое любопытство.
- Просто спросил. Мой отец тоже был из Европы. Знаешь такую страну – Лихтенштейн?
- Э… Не уверен, где она точно находится, кажется, рядом с Германией? – чтоб я еще сам знал, где там она находится!
- Ну, вроде того. Слушай, мне неудобно перед Эинэ, что я адрес потерял и её так поздно её беспокою, мы уже скоро приедем с Бобби, ты ей пока не говори, что я звонил, я сам завтра позвоню, извинюсь, ладно?
- Знаете, сэр, я врать не люблю, но она, в любом случае, скорее всего сразу спать ляжет. Скажите этому балбесу, чтоб вёл себя потише, когда придет, хорошо?
- Само собой, Патрик! – он что, и впрямь святой? – Удачи!
- Доброго вечера, сэр.

До Боуи я добрался минут через пятнадцать – долго не попадалась пригодная для безопасного вскрытия тачка. Наконец-то фары осветили уродливое здание, опущенные ворота и  местами облупившуюся надпись “Тюнинг, запчасти, недорого!” на кирпичной стене. В прилегающем узком переулке жались друг к другу несколько стильных тачек, среди них невыгодно выделялся прокатный Ауди. В свете галогеновых фар шумно общалась молодежь. Из-за массивной железной двери мастерской вырывались приглушенные звуки электронной музыки. Лишь только я её распахнул, как получил в нос коктейлем запахов потеющих юных тел, ганжи и машинного масла. У внутренней двери меня тормознул бугай, исполнявший роль охранника, оценил мой внешний вид (я всё еще был в костюме и, как бы это странно ни смотрелось, в шляпе), сопоставил с явным наличием кобуры подмышкой, коротко спросил:
- По какому делу?
- Потусоваться. Не похоже?
Еще раз окинув меня взглядом, шкафчик буркнул:
- Дальняя лестница налево. Вход десятка, - за кого он меня принял и куда ведет эта лестница, выяснять времени не было.
DJ и MC составляли более чем сносный дуэт, а вот обстановка была более чем спартанской – всё-таки это была автомастерская, в которой можно было раз в неделю потанцевать, а не подпольный клуб. При этом публики было столько, словно здесь собралась вся молодежь района в возрасте с пятнадцати и до  двадцати пяти, мало кто был старше.
Найти Бобби было не сложно – в углу под пресловутой дальней лестницей явно назревала драка с его участием. Работая локтями, отдавливая ноги и прерывая танцевальные па, я пробирался со спины к пятерке зверенышей, отрезавшей брата Эйнэ и его приятелей от зала. Даже сквозь децибелы музыки до меня донеслись срывающиеся голоса:
- Да ты просто пидор, Генри! – орал Бобби.
- Подбери слюни, паршивый ирлашка, и смотри, на кого гавкаешь! – его оппонент по словесной баталии на пару лет старше, сухой черноволосый парень.
- Да на пидора я гавкаю, у которого мамаша – последняя шлюха, я б ей сам впердолил, да родниться со всем районом не охота!
- Ну ты, говнюк, довыёживался!
Последние слова походили на правду. На стороне Бобби было двое, против них - четверо, причем, несмотря на небольшую разницу в возрасте, в Генри с компанией я узнал повадки молодых уголовников, эдакой бывалой мрази, уличных хищников, рыщущих среди отбросов в поисках наживы. То, что один из них уже достал нож и вертел его в сплошь татуированных пальцах, подтверждало мои впечатления.
- Мистер МакЛарен, такси вызывали? – вмешался я из-за спин шпаны, заставив всех заметно вздрогнуть.
- Йоп твою влёт, а ты еще какого хера здесь делаешь? – его явно разозлило и обеспокоило мое появление.
- Мистер МакЛарен, вас срочно хочет видеть шеф, у нас всего семь минут до встречи. Извините, что помешал.
- В другой раз договорим, Генри, - процедил Бобби сквозь зубы
- Ты уже всё сказал, еще раз появишься – я тебя заткну, - прорычал ему в ответ Генри.
Крутые ребята расступились, мы с Бобби протолкались на выход, он отдал мне ключи, сели в Ауди. По дороге парень скрежетал зубами от злости на своих уличных врагов, на меня, на мамашу и сестру, на весь мир.
- Помочь разобраться с уродами? – спросил я без особой надежды на ответ.
- Заткнись!
Сгоняв за пивом, мы наконец-то примчались к дому МакЛаренов. Боб взял пакеты, вышел, хлопнув дверью так, что от днища отвалился кусок застарелой грязи и упал на асфальт, я окликнул его:
- Разбудишь сестру – не сочту ни за труд, ни за унижение сломать тебе пару рёбер при следующей встрече.
Глаза пацана округлились.
- Ты что, её новый йобырь?!
Я устало покачал головой. Надо будет поучить эту рыжую бестию кое-каким понятиям. Забрать бы у него сэндвич с пивом, затолкать уродца в багажник, не смотря на трепыхания, ругань и крики протеста, сесть за руль и…
Дверь нам открыл Патрик – молодой рыжий парень, представлявший собой что-то среднее между сестрой и старшим братом. Боб, едва не снеся его, зашел внутрь, спеша утихомирить уже зовущую его мамашу. Я поинтересовался, спит ли сестра, и, если нет, попросил передать извинения за отсутствие льда и болеутоляющего.
- Она спит. Устала. Мистер…
- Груббер. Джефф Груббер, - подсказал я.
- Мистер Груббер, а вы вообще кто? – Патрик не скрывал искреннего, почти детского любопытства.
- Я? Приятель твоей сестры, водитель по совместительству, - попытка выкрутиться.
- Понятно. Завтра суббота? Она собиралась по магазинам, значит, вы и завтра заедете?
Ай, умница ребенок, ай, спасибо!
- А то! Не на такси же ей разоряться, если есть личный водитель, - улыбнулся я.
- Что-то не совсем ясно, - он наморщил лоб. – Кто же тогда разоряется на ваше жалование?
И всё-таки ненавижу детей, особенно умных.
- А это ты спроси у сестры завтра утром. Пока!
- Всего доброго, мистер Груббер, - в голосе Патрика звучало обещание дальнейших расспросов.

XV
В тёплый субботний полдень я ждал, припарковавшись, как всегда, напротив дома МакЛаренов. Фокси не появлялась, я уткнулся в руль и только собрался задремать, как на крыльце появился Патрик и призывно замахал мне рукой. Оказалось, он заметил приезд машины, а так как сестра еще спала, решил пригласить, покамест, на чай. Прекрасная возможность познакомиться с внутренним строением дома, очень может в будущем пригодиться. Мать семейства, судя по всему, тоже почивала. Меня усадили на кухне, предложили тосты и кофе, надо было быть просто аскетом-мазохистом, чтобы отказаться. Как вдруг раздался громоподобный, неприятно резанувший по ушам  голос миссис МакЛарен:
- Патрик?! Я проснулась!
- Извините, мистер Груббер, это мама. Она почти не ходит, мы о ней заботимся по очереди, сегодня мой день, - он поставил передо мной джем, тосты и кофейник и убежал.
Из соседней комнаты слышалось бухтение главы семейства и ломающийся голосок её сына, а я наслаждался поджаренным хлебом и аромат черного кофе, гнал сон прочь и был почти счастлив. Когда на пороге появилась сонная Эинэ в халате.
- Джефф?... Ты… Ты что здесь делаешь?! – она была так шокирована, что даже пока не кричала и не ругалась.
- Я вчера завозил Бобби и продукты для миссис МакЛарен, познакомился с Патриком, он сегодня пригласил меня на кофе, - состроил я дурачка.
- Кто дал тебе право лезть в мою личную жизнь, в жизнь моей семьи?! – она в возмущении развела  руки, но бессильно их опустила, лишь выдохнув. – Эф… Хоть кофе не всё выдул?
- Успел только понюхать.
Эинэ нацедила себе чашку почти черной жидкости, долила молока где-то на три пальца, положила три ложки сахара.
- Так…- она отхлебнула обжигающий напиток, поморщилась. – Докинь меня сегодня до магазина, будешь таскать сумки, что-то опять надеть нечего. Завтра отвези Бобби на день открытых дверей в колледж, я ему обещала, если съездит, отпущу на эту их долбёжную вечеринку. Присмотришь за ним – мне не нужно, чтобы мой брат заторчал на какой-нибудь наркоте, которой они там приторговывают.
- Благодаря мистеру Нэшвеллу уличные…
- Помолчи, а? И без тебя голова раскалывается. Съезди лучше пока в аптеку.
Эинэ привела себя в порядок часам к четырем, я сгонял за таблетками от похмелья и тихонько сидел в углу кухни, не отсвечивая. Ходить с ней по магазинам… Да что там, я вообще раньше не ходил по магазинам, мне не с кем сравнивать, но всё равно это было сущей пыткой! Может всё-таки ну на фиг этот Гринвуд? Она покупала всё, что ей нравилось, самые красивые и вычурные наряды, простые, но не менее дорогие платья известных европейских фирм, две сумочки, судя по цене, из змеиной и крокодильей кожи, плащ чуть ли не из шкурок колибри и ремень из, должно быть, китового уса… Под вечер я не сдержался и позволил себе недвусмысленный взгляд на ворох пакетов и коробок, который в добавок к багажнику занял половину заднего сиденья. Эинэ за всё платила карточкой, по моим подсчетам потратив около семи тысяч.
Воскресным утром Бобби был доставлен в колледж на день открытых дверей. Чтобы сорванец не сбежал, пришлось всюду шататься за ним серой тенью, стараясь не привлекать внимания, я даже оделся соответственно случаю: трубы, балахон, бандану. Всё это смотрелось немного нелепо – я отвык от подобной одежды, но вскоре вспомнил былые времена и ощутил себя рыбой в воде, вполне сходя за абитуриента-акселерата. Кажется, сестра прочила Боба на обучение по специальности графического дизайна. Пятнадцать тысяч долларов в год…
Из обители науки мы двинули на вечеринку. Бобби по-прежнему не горел желанием со мной разговаривать. По мере нашего приближения к мастерской он всё больше напрягался.
Разумеется, Генри был тут как тут. В шуме зала и басовых битов музыки я прочитал по его губам: “Пришел всё-таки сучонок!? Целым не уйдешь!”. Кажется, его подельники разделяли эту точку зрения. Тони, завидев МакЛарена, бросился к нему и горячо зашептал что-то в ухо, но был послан куда подальше. Боб держал грудь колесом, но на рожон не лез, классно исполняя нижний брейк под восторги почтенной, как минимум накуренной, публики. Я поймал Томи, взял за грудки и прижал к стене под диджейской стойкой:
- Быстро рассказал, что за дела у МакЛарена с Генри! – рявкнул я ему в лицо. Парень забарахтался, пытаясь освободиться, но получил легонько по печени и бросил это глупое дело.
- Всего делов – Лаинэ. Девчонка Бобби. Бывшая. Они с Генри лучшие друзья были. Потом из-за Лаинэ поспорили, чуть не подрались, но в итоге Генри уступил, так как Генри – мудак, а Бобби все любят – он и танцует классно, и вообще чувак офигенный. А потом Бобби пару недель не появлялся на вечеринах, а Генри уже с Лаинэ замутил. Вот и все дела. В прошлый раз Бобби так навыпендривался, что прошел слух, Генри его порезать обещал.
Я бросил Тони и продолжил следить за горе-танцором. Через два часа Боб притомился, мы вышли на улицу, взяли из машины пиво. Откуда ни возьмись, появился скользкий тип и начал с восхищений талантами Бобби в ногодрыгании, продолжил сетованием, что очень уж быстро он выдыхается, а закончил предложением спидов. Эпилогом к его трескотне стала сломанная рука и разбитое лицо, пустые карманы и мои заверения в том, что еще раз увижу, повешу ребрами на крюк в подвале специально для таких, как он, подыхать от голода и боли.
- Так-так! Рыжий ублюдок нашел себе няньку! – Генри с дружками появились из темноты стоянки, в руках поблескивали ножи, главарь вытянул из-за пояса тридцать первый Смит-энд-Вессон.
Я не любил разборок, еще когда во всю молотил грушу, слушал черный рэп и ходил на подобные вечеринки. Я предпочитал либо сваливать, либо разбираться в удобной для меня манере. Гнев. Ударив Бобби в затылок рукоятью старого доброго Кольта, я собирался выпустить три пули: в главаря и сучат слева и справа от него. При первом же спуске курка пистолет заклинило. Вместо второго выстрела я передернул затвор, и наконец грянул выстрел.
Из-под Генри как будто кто-то выбил ногу, он взмахнул руками, непроизвольно нажал на спуск и пальнул в небо.
Бобби только начал оседать.
Я рванулся вперед, выхватил нож у одного из нападавших и оставил его в плече другого.
Бобби упал на колени.
Увернулся от удара ногой в живот и ножом в бочину, ударил сам, выхватил нож у еще одной мрази – мои пальцы были цепче рыболовных крючков, полоснул по лицу четвертого, бросил нож на гравий.
Бобби схватился за голову.
Осталось раздать пинков лежачим, отшвырнуть пистолет подальше от обоссавшегося от боли, держащегося за простреленное колено и громко вопящего Генри.
Вот что бывает, когда выходят пятеро на одного, а Владеющий Ножом становится невольным свидетелем. Вот что значит Гнев.
Бобби пришел в себя уже в машине, мы стремительно удалялись от мастерской.
- Чё… чё случилось?
- Один ушлёпок ударил тебя сзади по затылку. Ты как?
- Вроде ничё. И чё дальше было? – он морщился, ощупывая шишку.
- Чего-чего… Ничего интересного. Все остались живы.
- А стрельба? – Боб смотрел на меня как-то странно, я всё не мог интерпретировать это выражение глаз.
- Ну, они тебя явно в живых оставлять не собирались. Может стоило и их того… Какой мерой меряешь, такой тебе и … того… Как говорил полковой священник.
- Вот тварь… Ну что же это за жизнь такая, когда лучший друг на тебя с пушкой из-за девчонки!? Что за девка, что за баба, если из-за нее, шалавы, друг друга убить готов!  - парень замолотил кулаками по бардачку, в голосе его было такое отчаяние, такой крик боли, что я невольно проникался уважением к этому подростку.
– Драть, как же меня всё это бесит! Мамаша, тупящая в телик восемнадцать часов в сутки, жрущая фаст-фуд,запивающая его вискарем, водкой и пивом, такая жирная, что встать уже просто не может!
Бобби прорвало. Вайлд, буквально клубящийся вокруг раткина, Гнев, пышущий в его сердце, часто производят подобный эффект на сильных смертных. И куда подевалась его манера говорить?
- Эта мудацкая школа, в которой мне срет в мозги американской мечтой и прочим гавном гандон-преподаватель, сажающий покладистых девчонок на колени, хлопающий пацанов по жопам и херачащий линейкой по спинам тех, кто на такую херню не согласен!
Странное поведение. Слишком сильное. Обычно люди либо не замечают таких вещей, либо принимают как данность, дескать мир таков и всё. Чтобы восставать, быть недовольным, не прогибаться, надо быть необычным. Или способность не принимать мир таким, коков он есть, делает человека необычным? В добавок ко всему, что я успел заметить за Фокси… Интересное, в общем, семейство.
- Угомонись, Боб. Ором ничего не изменишь. На-ка выпей пивка, а заодно и мне открой.
- Ты за рулём, - он бессильно сложил руки спинке переднего сиденья, уткнулся в них лицом.
- А мы уже почти приехали.
- Куда?!
Боб поднял голову, огляделся. Машина остановилась на темной улице без единого фонаря, в вязкой беззвездной ночи носились крупные летние насекомые, и толстые струи басов, лившиеся, казалось, с неба, перемежались с тонкими острыми нитями скрэтчей.
- На вечеринку. А то как-то мы рановато уехали.
Перед нами стояла громада многоквартирного дома для бедноты. В таких домах можно сгинуть бесследно, потерявшись на захламленных лестничных клетках, на помойках прямо посреди коридоров, растворившись среди жильцов коммунальных квартир с одним туалетом на двадцать пять человек и одним сломанным душем. Когда новый жилец появляется в таком доме, первым делом ему объясняют, кто есть кто, взламывая следующей же ночью дверь, если она вообще в его комнате была, насилуют его жену, или дочь, или его самого – так, без злобы, просто чтобы знал, что почём, выносят, что кому понравится, ну а если он всё усвоит, то следующих новичков учить будут вместе. В таком доме можно выйти на лестницу помочиться и не вернуться, а у ребят на соседнем этаже наконец-то появится мясо на ужин, у них ведь восемнадцать детей, их надо чем-то кормить. Из подвалов таких домов тянет гниющим мясом, а если нет, осатанелые от голода крысы поднимаются и берут своё – кто не спрятался, мы не виноваты. Иногда среди крыс затесывается кто-то покрупнее и пострашнее, но и несравненно более голодный.
Словно призраки, мы поднялись по отвратительно пахнущей лестнице до последнего этажа, там пролезли в крошечную техническую дверь и выбрались на крышу. Боб шел молча, лишь мелко дрожал, позвякивая мелочью в кармане. А на крыше шла Игра полным ходом. Бум-бокс не уставал надсадно бубнить биты, скрипеть электронными сэмплами. Среди братвы была пара знакомых, мы поздоровались спокойно, будто никто из нас не рисковал каждый день кануть в лету, будто последний раз встречались сегодня утром, а не год назад. Я представил им Боба и вышел по настоянию братанов в круг со старым, затертым до дыр чужим речетативом.

Телевизоры и гандоны, Супермаркеты и телефоны, Абсолютно без палева, Покупай и проваливай. Новые школы, старые приемы, Деньги и секс, популярные иконы, Калом захлебнулись последние романтик - Надо было быть более внимательными. Если вдруг всё пойдет не так, Крепче сжимай свой кулак, чувак, Используй любые возможности Сломать иллюзию защищенности. Ты поимел, тебя поимели. Мамы и папы, вы этого хотели? Деньги не помогут, не помогут тренировки, Оставь всё, как есть или меняй установки. Что с тобою, слушай, что с тобой? Разве ты не понял, что жизнь – это бой? Любовь навеки, дружба навсегда? Думаешь НЕТ – говоришь ДА! Если вдруг всё пойдет не так, Крепче сжимай свой кулак, чувак, Используй любые возможности Сломать иллюзию защищенности!

Поздней ночью я отвез натанцевавшегося, напившегося пива и даже, не смотря на юные годы, хряпнувшего полстаканчика дешевого виски Бобби МакЛарена домой, где и получил чудовищный втык от Эинэ за разлагающее влияние на её младшего брата. Слава Гайе, от её наездов Бобби немного протрезвел и пожаловался на меня, дескать, я ему “мало того спидов, сука,  купить не дал, так еще и у барыги весь товар отобрал, а потом лучшего друга с друзьями, хотевших маленького Бобби зарезать и убить, покалечил, упырь безмозглый, а потом все бухали, а он виски зажал, жлоб, пивом отнекивался”, после чего, на подгибающихся ногах утопал к себе. Эинэ глянула на меня с неприязнью и сомнением, сокрушенно покачала головой и, не прощаясь, захлопнула перед носом дверь.