Забвение

Я  мучался в поиске слов, из которых могла бы родиться мало-мальски оригинальная фраза. Мои мучения не увенчались успехом. Наверное, я слишком хотел выделиться, отличиться. Зачем мне это? Ведь живут же люди и не страдают вовсе оттого, что похожи друг на друга, как однояйцовые близнецы. Ходят, бродят по свету, покупают одинаковую одежду, говорят стандартные фразы... На все случаи жизни у них есть шаблоны поведения, шаблонные фразы. Это было всегда. И оправдание нашли почти что научное: “Мы все имели общих предков, поэтому все люди – братья...”
А братья похожи. Мы как все. Все как мы. Тогда почему я мучаюсь и постоянно стремлюсь выделиться из толпы собратьев? Я хочу быть индивидуальным, ни на кого непохожим. Мне наплевать на все современные теории, пытающиеся внушить мне, что у каждого человека на земле существует двойник и, возможно, не один.
Нам демонстрируют двойников знаменитостей, устраивают конкурсы, где собирается толпа похожих на них человечков. Я смотрю на их ликующие лица и плачу. Нет, я не сумасшедший и не нервнобольной. Просто это не нормально, когда человек стремится подражать кому-то.
У каждого должен быть свой опыт. Я в это свято верил. В моей голове что-то вспыхнуло, и в муках родилась фраза.
Я схватил ручку и поспешил записать ее.
“Кто первый открыл дверь в забвение?” – вопрошал я.
Мой вопрос повис в воздухе душной комнаты под самой крышей.
- Петька, ты где?
Передо мной стоял Женька, нагло смотрел на меня и спрашивал явную чушь.
- А ты не видишь?
- Чего на чердак уперся? – Женька проигнорировал мой вопрос.
- Чтоб такие, как ты, не мешали, - буркнул я.
- Написал? – поинтересовался Женька.
- Нет. Не идет что-то, - пожаловался я.
- Чего хоть получится? – не унимался Женька.
- Не знаю.
Женька заглянул в мою тетрадь и свистнул.
- При чем здесь дверь в забвение, и какая тебе разница, кто ее открыл? Ты же говорил, что напишешь про последний звонок. А он завтра. Ты не забыл? Мы со школой прощаться будем, а не с жизнью. Далось тебе это забвение.
- Мы очень многое забываем, - начал я.
- И что? – Женька почти завис надо мной.
- Нехорошо это...
- Дурак, что ли? Да если б моя мать всегда помнила, сколько у нее мелочи в кошельке, разве бы я жрал вчера мороженое с вами?
- Ты мог бы попросить у нее...
- Сбрендил, что ли? А мой дед? Если б он не забывал свои обиды, то можно было бы повеситься от его обличительных речей. Мне вполне хватает его монологов по горячим следам события. А теперь представь: он час обличает, два, сутки, год... И процесс этот не прекращается, а обрастает новыми обличениями...
- При чем здесь твоя мать и дед? 
- Это как при чем? Я с ними живу, понял?
- Я не про них думал...
- Я не знаю, про что и про кого ты думал...
- Мне жаль расставаться со школой... Вот скажи, ты помнишь, что было в первом классе?
- А зачем? – Женька смотрел на меня с удивлением.
- Не знаю. Просто через какое-то время мы и выпускной наш класс забудем, с кем учились...
- Подожди, - Женька сел на табуретку возле старого письменного стола и уставился в мою тетрадь.
Я ждал. Женька молчал. Минут через пять он почесал затылок и произнес:
- Сфотографировать всех надо и про каждого написать, тогда не поглотит их дверь забвения.
Мы посмотрели на чердачную дверь и рассмеялись.
Так родилась идея увековечить одноклассников. Потом мы решили, что для полноты картины надо оставлять свободное место (лист или два), чтоб со временем дописывать летопись их жизни. Начинать надо было с себя. Мы пересчитали свои сбережения и отправились в ближайшее фотоателье.
А вечером я вновь сел за стол и просто написал о нашей с Женькой идее. Мне казалось, что всех обрадует создание альбома-летописи о выпускном II “б”. Но, увы, я ошибся.
Девчонки заявили, что уже сдали деньги на общую фотографию и вообще, они не желали любоваться нашими с Женькой рожами в увеличенном виде. Ребята бубнили, что это бред, экзамены на носу, не до фотографий.
- Если хотите, - сказал Серега, - разрезайте свои общие фотографии на квадратики, ромбики или кружочки, приклеивайте и пишите, что хотите для себя лично, а других не дергайте своим бредом.
Мы с Женькой переглянулись.
- Спасибо за идею, Серж, - Женька похлопал его по плечу, - но лет эдак через двадцать за просмотр нашего альбома я с тебя деньги сдеру.
- А на фига козе баян? Мне с вами детей не крестить и вообще, я уеду отсюда. Общей фотографии хватить, если тоска одолеет по школьным временам.
- Ладно, хиляй по компасу, - Женька подтолкнул Сережку. – Подумаешь, очень нам вы все нужны... Обойдемся и без вас, хотя для вас же... Балбесы! – воскликнул Женька. – Пошли, Петь, нас здесь не поняли. И все же через двадцать лет я приглашаю всех на просмотр нашего шедевра, - заявил Женька. – Бесплатно... для всех, кроме Сереги...
- А чего это дискриминация такая? – возмутился Серега.
- А тебе, вроде, как и не надо это, - напомнил я.
- Всем, значит, надо, а мне – нет? – Сережка покраснел.
- А я принесу. Самую лучшую фотографию подарю, - заявила Верка. – И через пять и через десять, как вы и хотели, это же здорово! А через двадцать, где бы мы ни были, куда бы нас судьба не занесла, мы вспомним о назначенной нам Женькой встрече и приедем... Нет, ребята, вы молодцы! Честное слово, мне нравится ваша идея.
Восторженная речь Верки поддержала нас, но не расшевелила остальных. Инертность мышления наших одноклассников меня не удивила. Может, им, действительно, абсолютно не интересно то, что с нами со всеми станет? И чего это мы с Женькой им навязываем?
Мне стало грустно.
- А что? Мы можем и без них обойтись, - проговорил Женька. – Получим фотографии, на которых мы все возле школы замерли в едином восторге, разрежем одну, а другую на обложку пустим, и никаких проблем. Самое главное - начать...
- А большие куда теперь? – спросил я.
- В рамочку вставим и повесим у тебя на чердаке, - засмеялся Женька.
Мой друг никогда не унывал. После Веркиного выступления он решил поухаживать за ней. Все же она была первой красавицей в школе, да и в уме ей отказать было невозможно. Он долго ходил под ее окнами, потом подлетел к клумбе, сорвал какой-то цветок и заорал:
- Вера, выгляни в окошко!
Она открыла окно и проговорила:
- Ты своими выбрыконами мою мать озадачил...
- Ага, лови! – он бросил цветок.
Верка расставила руки, но тот пролетел мимо нее и упал где-то в комнате.
- Чудишь? – Верка оценивающе посмотрела на Женьку. – А если ты попал в мою маму? Интересно, какого мнения она о тебе будет теперь?
Женька стукнул себя по лбу и скорбно проговорил:
- И что теперь? Дурак! Какой же я дурак! Испортил взаимоотношения с будущей тещей!
Верка рассмеялась.
- Я зайду за тобой, - проговорил Женька.
- Не-а, у подъезда жди, - Верка закрыла окно.
Я сидел на скамейке и видел весь этот цирк. Я ждал, что Женька подойдет ко мне, но он забыл о моем существовании.
Они весь вечер ходили кругами по двору, а я с тоской смотрел им вслед. Я устал считать, сколько раз они прошлепали мимо меня. Стало темнеть. Женька подвел Верку к подъезду и вдруг завопил:
- Теща! Выгляни в окошко!
- Сбрендил, что ли? – засмеялась Верка.
- Теща! – голосил Женька под ее балконом.
Верка пыталась заткнуть ему рот.
- Мать услышит, - шипела она, - гулять вообще не пустит.
- Теща! – пропел Женька.
И в это время они услышали спокойный голос Веркиной матери:
- Что хочешь, зятек?
Женька стоял с открытым ртом и беззвучно глотал воздух. Я встал со скамейки, а потом шлепнулся на нее вновь.
- Он у тебя что? Всего одно слово только знает? – спросила она у Верки.
- Не знаю, - вырвалось у Верки.
- Да, - улыбнулась женщина, стоящая на балконе, - вы друг друга стоите. Затек, проводи мою дочь до двери, темнеет, ей пора домой, - проговорила она и ушла с балкона.
- И что теперь? – прошептал Женька.
- Провожай, - произнесла Верка и подтолкнула моего друга к подъезду.
Женька поплелся за ней следом. Возле квартиры Женька схватил ее за руку и стал усиленно трясти, словно от этого зависело их будущее. Верка покрутила возле виска свободной рукой.
- Расслабься, я не ветеран, пришедший выступать на уроке мужества, я Вера...
- Очень приятно, - произнес Женька.
- Кончай, тещу позову, - хмыкнула она.
Женька отпустил руку и поклонился. Верка нажала на кнопку звонка.
- Пока, - проговорила она, - завтра увидимся.
- Спасибо, - Женька попятился к лифту.
В тот момент, когда входная дверь стала медленно открываться, он нажал кнопку лифта.
- Ух, - вздохнул он, выходя из подъезда.
- Спасибо, зятек, - услышал он голос Веркиной матери.
Женька поднял голову.
- Не стоит благодарности, - вырвалось у него, - спокойной ночи.
- Спокойной ночи, - ответила женщина. – Ишь ты, вежливый, - произнесла она и захлопнула балконную дверь.
Женька подошел ко мне.
- Сидишь? – спросил он.
- Нет, летаю, - буркнул я.
- Подвинься, эгоист, в самолете много свободных мест. Куда летим?
- К теще на блины, - вырвалось у меня.
- Нет, брат, не готов я к таким подвигам, - Женька шлепнулся рядом.
- А чего тогда павлином выхаживал за Веркой по двору? – спросил я.
- Чего? Загадка природы. Однажды просыпаешься и чувствуешь, что время пришло, - мечтательно начал Женька.
- Под балконом “теща” орать? Или сумку за Веркой таскать? Так ты уж лучше на вокзал подался бы, там хоть заплатят за твой труд...
- Маленький ты еще, - улыбнулся Женька.
- А сам-то? Тоже мне... - обида подкралась ко мне вплотную.
- Не кипятись, брат. Женщины обладают магнитом. В них есть какая-то тайна...
- Чушь собачья! Это в Верке-то тайна? Да я все про нее знаю. Актрисой собирается стать...
- А что? Разве это плохо? Она же красавица, пусть радует людей.
- Дурак? Она же уедет и забудет про тебя. На фига ты ей будешь нужен? Ты в армию собрался, она - на сцену... И что?
- А ничего. Кто знает, как оно будет через пару лет? И ты уедешь, но это не значит, что забудешь меня.
- Я – другое дело. Я – друг.
- А она – подруга. Давай лучше нашим альбомом займемся, - предложил Женька.
- Сейчас? – опешил я.
- А почему бы и нет? Я только забегу домой, скажу матери, что у тебя сегодня заночую... и все...
Мы всю ночь клеили, резали, писали, и, как только я поставил точку под последней фотографией, рухнул на топчан с альбомом в обнимку, а Женька задремал в кресле. Какие сны нам снились в то утро, трудно сказать. И снилось ли вообще что-нибудь, не помню.
Мы были счастливы, а это самое главное. Если бы я знал тогда, что через год напишу под Женькиной фотографией: “Погиб в Афганистане”, что бы я сделал в то утро, когда мы безмятежно сопели на чердаке? Не знаю, потому что никто не ведал, что Женька добровольно отправиться в самое пекло. Он любил жизнь и именно ее потерял раньше всех.
Гибель друга потрясла меня. Но по-прежнему плыли по небу облака, люди спешили на работу, соседи ругались, смеялись влюбленные и пели песни, а Женьки больше не было.
И Верку я поздравлял один, когда она закончила театральную студию. Она никуда не уехала, стала работать в местном детском театре. У нее появилась прядь седых волос, которая, впрочем, совсем не портила ее.
Сразу же после смерти Женьки Верка выступила по местному телевидению с обращением к бывшим одноклассникам. Она говорила о светлой мечте Женьки, хорошо так, проникновенно говорила и просила присылать на мой адрес письма с рассказами о своей жизни и фотографии, потому что летопись – это память о нас всех и о Женьке, в первую очередь... Его мечта не должна умереть вместе с ним...
Я разрыдался, когда услышал ее выступление, убежал от всех на чердак, где хранилась наша с Женькой летопись, и тупо уставился в потолок. Что я там пытался найти, не знаю. Я был студентом местного радиоинститута, считал себя достаточно взрослым, но сдержать слез не мог, они обрели самостоятельную жизнь и катились сплошным потоком из  глаз. Я размазывал их по щекам и ругал всех, кто был виноват в смерти моего друга. А потом пришло успокоение, и я не заметил, как уснул.
  Удивительней всего было то, что жизнь продолжалась, не зависимо от наших переживаний. Боль от потери поутихла.
После Веркиной речи поток писем завалил меня. Писали не только одноклассники, но и совсем незнакомые люди. Кто-то одобрял саму идею написания летописи, кто-то выражал сочувствие. Люди писали о наболевшем, о погибших в Афганистане сыновьях, друзьях, любимых, присылали их фотографии... Мое сердце было переполнено их болью...
Я не мог их утешить, не знал, как помочь, я просто откладывал письма об Афганистане в особую коробку, потому что верил, что когда-нибудь будет создан фонд помощи для тех, кто прошел сквозь пекло войны, кто вернулся с искалеченной душой и телом, и, может быть, крики матерей, потерявших сыновей, будут услышаны.
Я еще и сам не знал, зачем собирал их письма, и вообще, что буду делать с ними... А может, самое главное я уже сделал: прочитал эти письма. Ведь иногда так важно, чтоб кто-нибудь тебя выслушал... И я выслушивал их...
Верка после работы забегала ко мне, помогала разгребать завалы писем. Все же это с ее подачи они стали писать. Нас сблизила общая боль. Мы поддерживали друг друга как могли.
Время неумолимо бежало по своим законам. Мы не заметили, как пролетели три года после смерти Женьки. Иногда я получал от кого-нибудь из одноклассников весточку об изменениях в их судьбе, но посланий становилось все меньше и меньше не потому, что скуднее на события стала их жизнь, просто они переступали за порог той самой двери, за которой все, что было в детстве, не интересовало их больше. Это не черствость. Нет, это забвение...
Я сидел на чердаке, размышлял о смысле жизни, когда услышал грохот на лестнице. Верка почти что ползла по ней.
- Что случилось? – спросил я и помог Верке принять вертикальное положение.
Ее глаза блестели, щеки пылали, волосы растрепались. Она посмотрела на меня и вдруг заорала, будто я оглох в ее отсутствие: - Что случилось, что случилось? Ничего не случилось, а могло бы!
Из ее объяснения я ничего не мог понять.
- Успокойся, - попросил я, - и объясни членораздельно.
- Мне Женька спас жизнь, - прошептала она, глядя на меня безумными глазами.
- Какой Женька? – похолодел я.
- Наш, - она кивнула на огромную фотографию, висевшую у меня на стене.
- Присядь.
Я подвинул кресло к столу, а сам шлепнулся на стул рядом.
- Как он мог тебе спасти жизнь, когда вот уже больше трех лет его нет с нами? Он погиб, - решил я напомнить Верке.
- Не надо. Я не сошла с ума. Я и без тебя знаю, что он мертв, но он был жив... - она беспомощно заерзала в кресле. – Короче... расскажу все по порядку. Выхожу я из театра после репетиции... Это было, - Верка посмотрела на часы, - а... не важно... Я  сразу же к тебе рванула... по горячим следам, так сказать. Значит, не больше часа назад... У нас там перекресток... знаешь... Спокойно всегда... перехожу это...
- Что это? – уточнил я.
- Не перебивай, - возмутилась Верка. – “Это” - перекресток. На другую сторону мне надо было... на автобусную остановку... Иду спокойно и вдруг, откуда ни возьмись, мчится на меня машина... Я остолбенела, ноги ватные. И здесь сзади кто-то подхватил меня на руки и побежал со мной на руках через дорогу, потом аккуратно поставил на тротуар и говорит: ”Осторожнее надо быть”. Меня словно молния пронзила. Голос Женькин. Я поворачиваюсь, бормочу: “Извините”. А рядом – никого! Я чуть не рухнула там. Побежала в сквер, села на скамейку, полезла за сигаретами в сумочку, успокоиться мне надо было, а Женькин голос говорит: “Да не нервничай ты так”. “Женька! – завопила я, - не пугай меня!” А сама по сторонам озираюсь. “ Все, - думаю, крыша поехала”. Смотрю, а рядом на скамеечке Женька проявился. “Этого не может быть”, - прошептала я. А он улыбается. Я  даже потрогала его... теплый... и живой...
Верка икнула.
- Он сказал, что завтра на то же место постарается прийти, что он еще не совсем освоил чего-то, не помню, слово какое-то мудреное. Короче, ему тяжело долго пребывать в таком виде... состоянии, и он исчез... Был и - нету.
- Успокойся, - проговорил я.
- Петенька, он спас мне жизнь и исчез, это не бред... Пойдем завтра со мной. Прошу тебя. Если он не появится, я обещаю тебе, что пойду к психиатру, пусть лечат.
Я молчал, потому что не знал, что говорить. Скорее всего, то, что произошло с Веркой, – результат переутомления, тоски по Женьке.
- Петенька, это было на самом деле. Я вначале подумала, что переутомилась, глюки у меня. Наркотики я не употребляю, спиртное не пью... Как еще объяснить случившееся? Он сидел рядом... живой и говорил... И потом... кто-то же унес меня с дороги? Машина была так близко, - Верка всхлипнула. – Может, я сумасшедшая стала? Петька, ты должен завтра присутствовать при этой встрече... Посмотришь сам...
- Ладно. Не разводи сырость, иди домой... отдохни... Во сколько мы должны быть в этом сквере?
- В пять, Петечка, в пять вечера, - глаза Верки тут же просохли. – Спасибо, ты настоящий друг, - она кинулась мне на шею и поцеловала в щеку.
Я остолбенел. В голове появился звон, а сердце заухало, и от него пошло тепло такое приятное, дурманящее... А Верка уже разжала объятия и проговорила:
- До завтра.
Я кивнул головой, потому что был не в силах произнести ни слова. Она ушла, а я подумал: “А была ли она вообще здесь?” Но на столе валялась забытая Веркой пачка сигарет. А значит, это был не сон...
На следующий день мы встретились с Веркой возле ее театра в шестнадцать сорок, спокойно перешли через дорогу, никаких намеков на что-то сверхъестественное не было.
- Вот здесь я услышала впервые Женькин голос, - проговорила Верка.
Я кивнул головой.
- Ладно, пошли в скверик.
Возле одной из скамеек Верка замерла и закрыла глаза.
- Ничего, - произнесла она.
Мы обошли вокруг скамейки. Я заглянул на всякий случай под нее – Женьки там не было, зато милиционер, прогуливающийся возле фонтана, уставился на нас. Я толкнул Верку в бок и прошептал:
- Мы привлекаем внимание.
Но Верке было все равно, она не унималась. Когда она пошла вокруг злосчастной скамейки в третий раз, я сделал вид, что ищу что-то в траве.
- Он не может спрятаться в траве, - проговорила Верка, - мы бы споткнулись об него.
- Слушай, давай, наконец, сядем. На нас уже смотрят, как на придурков. Осталось только обнюхать эту скамейку.
- Ладно, - вздохнула Верка.
Мы сели, и сразу у стража порядка пропал к нам интерес.
- Ребята, - услышали мы Женькин голос, - я здесь.
За скамейкой стоял Женька во всей красе. Я открыл рот.
- Вот, видишь, - проговорила Верка, - значит, я не спятила.
- Я соскучился по вас, ребята... я... - начал Женька и в это время кто-то потащил его за руки.
- Отпустите, дайте с друзьями пообщаться, люди вы или нелюди?
Рядом с ним стояли полупрозрачные стражи.
- Ты и нас проявляешь, - проговорил один из них. – Ты уже столько законов нарушил, что творишь?
- Не могу я уйти, пока не скажу им то, что должен сказать, а потом хоть на каторгу, на рудники ссылайте...
- Какие рудники? – опешил один из стражников.
- Любые, на любые согласен, только дайте пять минут.
- Ладно, - проговорил второй стражник.
- У нас нет рудников, - констатировал другой.
- Тем лучше для меня, - проговорил Женька.
- Глупый, - вздохнул стражник.
- Зеленый совсем, - взмахнул рукой его напарник.
- Женечка, как там тебе? – спросила Верка.
- Хорошо, только вас не хватает. Петьк, ты был прав про... насчет двери забвения... есть такая... Я когда умирал... уходил... короче... твердо решил, что не забуду вас... и не забыл... Ничего не помню, а вас помню. Да, я пришел, чтоб сказать... не майтесь дурью, женитесь... я буду рад за вас, честно.
- Пора, - один из стражей потянул Петьку за рукав.
- Не наказывайте его, - попросила Верка, - пожалуйста. Он мне жизнь спас...
- Если бы не решил проявиться у тебя за спиной, то и спасать тебя не надо было... Ты на какое-то время стала невидимой для всех, поэтому водитель и не сбавил скорость... он тебя не видел...
- Нет, он мой спаситель. Мой ангел-хранитель, - настаивала Верка.
- У тебя свой ангел-хранитель... но если так хочешь... Может, его в качестве исправления и направят к тебе на службу...
- Нет, - завопил Женька, - только не это... Это почище рудников. Всегда рядом и не вместе...
- Нет, - заявила Верка, - вы и меня хотите наказать... Я же не смогу жить нормально, если все время буду думать, что Женька рядом и подсматривает за мной...
- Мы пошутили, не нам решать, где быть ему...
- Спасибо, - проговорил Женька, - Петьк, пообещай мне, что женишься на Верке...
- Но это не только от меня зависит, - начал я.
- Верка, присмотри за моим другом, береги его и люби, как меня бы любила.
- А я и так тебя люблю, - проговорила Верка.
- Знаю, но ты здесь, а я там, я прошу тебя... Ты же Петьку любишь.
- Люблю.
- Вот и выходи за него замуж... Я как представил, что всю жизнь так и буду стоять между вами, мне аж не по себе стало. Снимите тяжесть с души. Я и сюда приперся только из-за вас... не находил себе места, не мог спокойно жить и забыть вас не могу. Все-таки иногда забвение необходимо. Богу ведь виднее было, поверьте, на своей шкуре испытал, каково это...
- Подождите, - заорала Верка, шлепнулась на колени, протянула руки к небу и заголосила, - прости его, Боже! О нас ведь думал. Не наказывай его. Петька, - зашипела она, - проси.
Я не знал, как просить... и поэтому просто подтвердил:
- Прошу.
Троица исчезла. Я поднял Верку с колен и усадил на скамейку.
- Это мистика, - прошептал я.
- Извините, - услышали мы голос, и только потом увидели милиционера. – Вам помощь не нужна? – он смотрел на Верку, - а то вы так кричали...
- Нет, – проговорила Верка, - мы репетировали сцену из спектакля. Вот мое удостоверение, я актриса.
Милиционер перевел взгляд на меня.
- А это мой будущий муж, он помогает мне вжиться в образ. Я давно мечтала об этой роли... Оставьте нас, если можно...
- Конечно, извините, - милиционер отдал честь и отправился к фонтану.
- Значит, ты согласна?
- Конечно. Ой! – завопила Верка и вскочила на скамейку.
- Ты чего? – испугался я за нее.
- Не знаю. Меня кто-то по ногам стукнул.
Я посмотрел на землю и увидел букет роз.
- Здесь цветы, - прошептал я и поднял букет, - слезай, не бойся.
- Это опять Женькины штучки...
Она окунула лицо в розы, а потом тихо проговорила:
- Спасибо, Женька, ты настоящий друг, не забыл...
- Что он не забыл? – опешил я.
- Поздравить меня с днем рождения не забыл, - улыбнулась Верка.
- Прости.
Мне было стыдно, я почувствовал, как краска заливает  лицо, и оно превращается в одну гигантскую красную розу.
- Я  исправлюсь, честное слово, - забормотал я.
- Да ладно тебе, у нас впереди целая жизнь, успеешь еще напоздравляться, а у Женьки, может, это последняя возможность сделать мне приятное... Ну что? Пойдем?
И тут я вспомнил, что еще неделю назад купил для Верки перстенек, но побоялся его подарить.
- Подожди, - я протянул ей коробочку.
- Что это? – улыбнулась Верка.
- Это тебе.
- Какое красивое, - протянула Верка и поцеловала меня в щеку, - спасибо, милый. А я думала, что ты забыл...
Я покраснел еще больше, но промолчал.
“Боже, - подумал я, - как все не просто в этой жизни”.
Я поднял глаза к небу, и мне показалось, что среди облаков я увидел улыбающееся лицо Женьки. Он и после смерти думал о нас.
В моей душе происходило что-то непонятное: она ликовала, грустила, любила и страдала одновременно...
“Господи! – подумал я, - пошли прощение моему другу Женьке. Его поступками руководила любовь и забота об оставшихся на земле друзьях. Не каждый отважится на такой шаг, не каждый пойдет против твоей воли, чтоб помочь ближнему... Если он и виноват, то не суди его строго”.
- О чем задумался? – спросила Верка.
Я пожал плечами.
- Давай зайдем в церковь, поставим свечки всем святым и попросим за Женьку. Пусть небо дарует успокоение его душе... и блаженство вечное...
“И кто его знает, - подумал я, - может, он родится вновь в качестве нашего сына?”
- И еще... обещай, что сына Женькой назовем, - проговорила Верка.
- Обещаю, - прошептал я, и в это время прогремел гром, а потом огромные капли дождя застучали по асфальту.
Небесная симфония дождя набирала силу, а мы стояли, обнявшись, и ловили каждый ее звук.

Сентябрь 1999 г.