Параллельные миры 2

2

Сидя у постели неподвижного отца, Аня часто вспоминала свою ту короткую и, как ей теперь казалось, уже далекую жизнь. Ранение отца разделило ее жизнь на две части: безоблачное, наполненное радужными надеждами и планами детство и настоящая жизнь, полная тревог и неопределенности. За свои неполные восемнадцать лет она ничего еще не сделала, только наслаждалась жизнью, а время, проведенное в наслаждении, всегда кажется коротким.

Ее отец, Андрей Михайлович Загорский, кадровый военный, прослужив положенный срок в отдаленном сибирском гарнизоне, перевелся в один из городов центра России с молодой женой сибирячкой. Аня родилась и выросла в этом городе. Здесь она училась в школе, училась хорошо, радуя родителей и радуясь сама. В этом городе прошло первое ее свидание, первый поцелуй с мальчиком, который, вообще-то ей не очень нравился; здесь она узнала вкус слез любви и слез предательства; здесь был школьный кружок бальных танцев, на котором она со своим партнером Владиком неизменно занимала призовые места. Владик был первой ее любовью и первым предателем ее любви. На выпускном вечере они, как лучшие танцоры кружка, должны были танцевать вальс, но когда он подошел к ней и поклоном пригласил ее к танцу, она на глазах у всех отвернулась от него и начала танцевать этот вальс с другим. Она до сих пор помнит Влада, растерянно стоящего с протянутой к ней рукой. Измены она ему не простила, и больше они не встречались. Но все это было уже в прошлом, и вспоминалось, даже измена того, кого она любила, как сладкий сон, к которому возврата нет.

Сразу после окончания школы, подав документы в местный технический университет, она с родителями уехала в Крым – отцу дали десятидневный отпуск. Знойное солнце, бирюзовое ласковое море, заботливые родители, позади выпускные экзамены, а впереди жизнь еще прекраснее – что еще надо молодой девушке на пороге самостоятельности. Как давно это было. И лучше бы не было тех десяти дней, которые дали отцу, как потом выяснилось, перед командировкой в Чечню. Пусть бы он еще год, два, три был без отпуска, но чтобы не ездил туда, в горы. Но он поехал, как он говорил, на обычную работу. Спустя несколько дней с ним случилось это страшное несчастье. Узнав про это, мать слегла и вскоре, не дождавшись встречи с искалеченным мужем, умерла: не выдержало ее больное сердце. Один миг войны перечеркнул всю устроенную жизнь, прекрасное будущее рухнуло.

В школе ее в шутку называли роковой женщиной, но она же не виновата в том, что с ребятами, с которыми она дружила, вдруг случались какие-то несчастья. Один, пытаясь похвастаться перед ней, как он умеет кататься на велосипеде, упал и сломал руку. Другой подрался с чужими ребятами, – не из-за нее, – и те его изрядно избили. А третий, из-за того, что она не захотела с ним дружить, забросил учебу, и уже рассматривался вопрос о том, чтобы его оставить на второй год в девятом классе, но все обошлось. Хотя Аня и понимала, что «роковая женщина», это лишь шутка друзей, но вот тяжело ранили ее отца, умерла мама, и ее сердце сжималось от воспоминаний об этом: неужели она действительно роковая, и все, кто рядом с ней, ощущают это? Страшно! И что ей делать, если это так?

Аня по совету бабушки, матери отца, продала квартиру в городе, где так беззаботно прошло ее детство, расплатилась с долгами и приехала сюда во взрослую жизнь, чтобы быть рядом с раненым отцом. До этого она часто приезжала в  гости к бабушке, но жить в большом городе, совсем не то же самое, что быть гостей. Деньги, вырученные за квартиру, катастрофически таяли, а отцу еще лежать и лежать, и дай Бог, чтобы он вообще поднялся.

На завтра отцу назначена уже вторая операция. Вчера лечащий врач сказал, что на этот раз они должны поставить его на ноги.

Утром, в день операции, Аня поговорила с отцом, успокаивая его. Он, в свою очередь, успокаивал ее, говорил, что волноваться не надо, что все будет в порядке, что самое страшное – неопределенность – позади.

Затем утренний обход и подготовка к операции. В группе врачей, во главе с солидным академиком, был и он, молодой симпатичный врач, на которого она обратила внимание давно, но он всегда проходил мимо с умным, важным и недоступным видом. Он не только не замечал ее, но даже ни разу не взглянул на нее. Конечно, он врач, а она кто? Да еще в этом не по росту большом халате и колпаке, закрывающем ее красивые волосы.

К началу операции к Ане присоединилась бабушка, и они все время, пока шла операция, сидели рядом, рассказывая друг другу о том, кого сейчас врачи пытались поставить на ноги: мать вспоминала о том, каким он был маленьким, дочь – уже о взрослом.

Вышедший к ним после операции врач сказал, что операция прошла успешно.

– Теперь надо ждать. Через два, три дня все будет ясно. К нему в реанимацию в эти дни заходить нельзя, вы можете идти домой. Кстати, меня переводят в другое отделение, – обратился он к бабушке, – а вместо меня вашего сына будет наблюдать врач Алексей Борисович Ковалев, знаете такого? Он очень перспективный нейрохирург, хотя и молодой.

– Нет, не знаем, – вместо бабушки быстро ответила Аня, хотя она отлично знала, что это тот самый стройный брюнет, которого она, незаметно для других, провожала взглядом.

– Я вас сейчас познакомлю. – Он заглянул в ординаторскую. – Алексей Борисович, можно вас на пару минут. Вот он, ваш новый куратор, – представил он молодого человека. – Знакомьтесь, а я, с вашего позволения, покину вас.

Алексей Борисович подошел к ним. Бабушка хотела назвать себя, но он опередил ее.

– Вас, Марья Васильевна, я знаю, а вот с этой прекрасной сиделкой я не знаком.

Алексей протянул Ане руку, та смутилась, неловко сунула свою руку в его крепкую ладонь и невнятно пробормотала свое имя.

– Аней ее зовут, – уточнила на всякий случай бабушка.

– Аня, – повторил Алексей, – очень приятно. Наверное, я буду больше с вами общаться, чем с Марьей Васильевной. Как я заметил, вы здесь дежурите почти круглосуточно, – говорил он, не выпуская руку Ани.

В груди у Ани подпрыгнуло и быстрее забилось сердце: «Все-таки заметил». Но, стараясь сдержать волнение, она лишь молча кивнула головой, и осторожно освободила свою руку.

– Да, вот так получается, я все еще работаю, а Аня недавно сюда переехала и еще не определилась. В институт поступать уже поздно, а на работу не хочет, говорит, некому будет за отцом ухаживать. Ничего, сейчас Андрей Михайлович поправится с вашей помощью, и она устроится куда-нибудь. Она у нас не ленивая, правда же я говорю? – бабушка посмотрела с улыбкой на внучку, слегка подтолкнула ее плечом.

Аня смутилась еще больше и ничего не ответила.

– Скромная, а это для города плохо. Здесь надо быть смелой, иначе тебя съедят, – поучала она внучку. – Это там, в вашей «деревне» быть скромной считалось хорошим тоном, а здесь к скромности еще немного и нахальства нужно иметь.

– Вы не правы, Марья Васильевна, – вступился за Аню Алексей, – скромность у девушек всегда ценилась высоко, а как сочетать скромность и нахальство, я не знаю, – засмеялся он. – Это возможно?

– Возможно. Вместе это называется хитростью, практичностью, как вам будет угодно.

– Бабушка, – вступила в разговор Аня, – ну что ты говоришь? Алексей Борисович подумает, что ты так говоришь, потому что сама такая.

– Да вот, если была такая, то я бы не допустила того, что с сыном случилось. Я могла его не пустить в военное училище, – пояснила она, – но решила, что раз у него такое желание, пусть так и будет. И вот что получилось.

Она смахнула платочком слезу, всхлипнула и отвернулась к окну.

– Успокойтесь, Марья Васильевна, – Алексей Борисович дотронулся до ее плеча, – не вините себя. Как говорят, знал бы, где упадешь… Ничего, сын поправится и еще порадует вас.

Бабушка помолчала, вновь промокнула глаза, вытерла нос.

– Спасибо на добром слове, – сказала и повернулась к внучке. – Пойдем домой, внученька, не будем Алексея Борисовича отвлекать от дел.