Проходка

Иван нарочито неспешно, хмуро озираясь прошел в широкий, пугающий пустотой и выбитой дверью сырой проем и быстро поднялся наверх. На 2-м этаже в прошлом блестящего здания бывшего Пoстбанка оказалось неожиданно многолюдно. Хохочущие девки в грязных куртках выворачивали какие-то тряпки, споро рыская по ящикам переломанной мебели, слегка и по разному пьяные мужики развязано сидели развалясь в дорогих, измазанных креслах бывшей приемной, иногда недоуменно вглядывались сквозь несущийся мат и дешевый папиросный дым в вычурную лепнину, искусную мозаику и деревянные дубовые панели на высоких стенах. Старая бомжиха, отвратительно пахнущая помойкой с заплывшими глазами и красной, обшелушенной кожей громко втолковывала алкашу рядом с ней, тыча немытым пальцем на какой-то грязный, красный мяч торчавший между прутьями гнутой решетки: «Здесь раньше банк был, а это главный их».

Иван приблизившись, вгляделся и еле сдержался от приступа неудержимой тошноты: в «мяче» он узнал голову, старого приятеля, Первого заместителя Кирилла Исаеевича Котоедова, своего первого заместителя. Кирилл Исаеевич был типичным мещанином, но по-своему милым и честным человеком, считал расходы, исправно откладывал, «на черный день» и голосовал за «Любимую Россию». А теперь его черная от запекшийся крови голова, зияла страшной дырой рта с вываленным вялым членом и пугала недобрым.

Он подавил в себе страх и стараясь выглядеть небрежно, не торопясь, как бы присматриваясь пересек огромный операционный зал банка, с безнадежно заплеванным, засыпанным битым стеклом, бумагами и всякой дрянью полом, посреди которого был зачем-то выволочен огромный черный сейф бухгалтерии, с отодранной дверью. Кривая усмешка чуть тронула лицо Ивана- в  сейфе хранили никому не нужные досье и трудовые табели.

Он поднялся наверх, стараясь прикрывать неглубоким воротником исцарапанную щеку, то и дело поглядывая по сторонам. Да впрочем, кто узнает в этом немытом, заросшем 6-ти дневной щетиной, осунувшимся и уже почти 2-е суток не спавшем респектабельного и франтоватого Директора Постбанка?

В помещениях второго этажа зябко гулял ветер, катая рваные бумаги и пахло свежим гавном, а в ближней к Ивану комнате гулко охала в сладостной истоме какая-то баба, прикрикивая кому-то неведомому: «Давай, даваййййй…». Навстречу ему иногда попадались с красными, крикливыми бантами бродяги из «Друзей народа», этого движения обездоленных, созданного сразу после народных волнений в марте. Многие тащили коробки и какие-то мешки с ненужным им бывшим имуществом банка.

«Эй, мужик!»- окликнул его сиплый, пропитой голос. Иван резко обернулся и увидел лысого, почти беззубого гопника, в резиновых сапогах и почему-то дорогом пиджаке. «Телефон нужен?»- бродяга почти пихал ему хорошо знакомый, цвета слоновой кости телефонный аппарат с его же стола. «Два косаря, всего…берешь?» И мужик мутно, неотвязно глядел на него. «Пошел, нах» коротко, скользнув взглядом ответил Иван. Его трясло.

Прийдя мимо кабинета другого своего заместителя, по слухам не успевшего выбежать из банка, перед тем как к ним, ломая двери и раскидывая стариков-вахтеров ворвалась толпа, Иван увидел большую красную кляксу на грязном, коричневом столе, растоптанные очки и выбитое окно, но останавливаться не стал, спустившись по винтовой лестнице и пройдя в небольшое, с тоже выбитой дверью и заваленной хламом помещение Приемной, быстро огляделся и просунув руку в нишу под батарейной трубой ….вытащил ключ.

В памяти пронеслись жуткие события того, последнего дня, когда, сухонькая, маленькая Лариса, начальница кассового узла огорченно разведя руками принесла ему ключи от второго, закрытого сейфинга и расстроено глядя на него испуганного заговорила: «Опять инкассация не пришла, все закрыла, а надо вывозить. Ведь 2 миллиона уже набралось…».

Вот уже 4-й день в городе стреляли и связи с Москвой не было. Большинство сотрудников были распущены по домам и в огромном, гулком здании Постбанка, каждое утро встречались не более 20 человек, только руководители отделов и заместители Директора. Присутствующий при разговоре лысоватый, невысокий Артем, заведовавший в банке розницей, успокаивающе всплеснул короткими ручками и быстро заговорил: «Все будет нормально, ерунда, там разберутся». В это мгновение, в приоткрытую дверь протиснулся охранник и сдавленно, словно ища помощи сказал: «Двери ломают. Много…». Откуда-то снизу, сразу послышались крики, звон бьющегося стекла, мат, крики, чей-то дикий вой и топот бесчисленных ног. Все бросились врассыпную. Иван задыхаясь, наскоро, распахнул сейф, вывалив в карманы конверты, деньги, карточки, пробежав сквозь приемную, кинул за батарею ключ побежал в сторону запасного выхода, порвав на ходу плащ, ничего не слыша от ужаса и надвигающегося шума за спиной выскочил через строительное отверстие во внутренний двор, затем подвернув ногу, ковыляя по сваленным доскам перебежал к набережной, сев в неуместно понтовый, разукрашенный аэрографией БМВ и рванул на домой.   

Уже ночью в длинной еще в Выборге очереди на финскую границу, случайно встретив изумленного, заикающегося и почти седого от пережитого ужаса Холопова он узнал, что толпа разграбила банк и перебила всех, кто там находился. Весельчака и заводилу Артема раздев донага и предварительно выколов глаза, долго пытали выведывая где деньги, вертев несчастного  над разведенном из банковской мебели костром, а затем еще живого бросили в Николаевский канал.

Еще через двое суток, ошалев среди орущей и проклинающей все и всех очереди, услышав что финны закрыли границу, он развернулся и почти ночью, объезжая брошенные прицепы, фургоны и остовы горящих машин доехал до «Энергии», известной ему базы отдыха, неподалеку от Торфяновки, где парень в грязном, отвисшем свитере кивнув на моторку сразу сказал: «Проходка? 50 тыщ… евро конечно».

Денег не было. То есть, они остались там- в банке в хранилище № 2…

Еще через двое суток, оставив семью на базе,  он добрался до кишащего, словно муравейник Петрограда, полного растрепанными солдатами, матросами, какими-то цыганами-люли, нищими, безработными, и просто мечущимися в поисках спасения людьми. Метро не работало, ларьки и магазины центральных улиц зияли черными глазницами недавних пожаров…

Хранилище встретило его неприязненной сыростью и бьющим в нос резким запахом мочи. Раскуроченные, пустые ящики, видимо сильно разозлили толпу и смятые, бесполезные были разбросаны по всему подвалу. Услышав шорох, Иван повернулся. Он был не один. От знакомого голоса, он вздрогнул и потянулся к липкой милицейской кобуре, что вместе с Макаровым купил на вчера Литейном. Из темноты спокойно сказали: «Иван Ильич, Вам ведь все не унести, поделитесь, а?». Змеевич, еще один его заместитель недоверчиво улыбаясь, вышел к нему, держа в руке тяжелый арматурный прут. Иван, устало откинулся к стене, опустил пистолет и протянул ему ключ- «На, открывай». Через несколько минут, металлический щит сполз вправо, обнажив длинный ряд узких сейфовых ячеек…. 

Еще через два дня, липкой балтийской ночью, уже на финском берегу Иван Ильич удерживая на руках спящего сына, бросил в воду пистолет, махнул жене с ребенком и они торопливо зашагали в сторону Котки…