Шипр

У нас в городке даже свой космонавт был.
Секретный, конечно.
Про него только я знал. Ну, ещё и бабушка моя, но бабушка не считается, она всё равно Ломику не верила, что он космонавт.

"Ломик" - это Ромка наш, рыбак, Ромик-алкоголик. Он картавил страшно, а как напьётся - так вообще половину букв не выговаривает. Ну и получается, когда знакомился с кем-нибудь - в чебуречной или на рыбалке - говорил: "Я - Лома...". Отсюда и пошло - Ломик - маленький потому что.

Он ещё говорил, когда на базаре рыбу-то свою продавал - вкусная, дескать, рыба, свежая, "сам-то я лыбу не ем, аллелгия у меня с неё, заполы, слу плохо". Люди от него чуть не писались. А он стоит, ухмыляется и "шипром" пахнет.

Шипр-то у него был ворованый, с базы речторга - там отродясь склады не охраняли и не проверяли, а Ломик тому и рад. "Шипр" этот везли куда-то в низовья Оби, хантам или мансям, - кто там из них живёт. А для чего везли - и не знаю, наверное протирать чего-нибудь или печки разжигать.

Ломик "шипром" ничего не разжигал, он его пил. Да не просто пил, а, как сам же хвастался, "с изумлением". Это, значит, у него дома стояло аж два аппарата с брызгалками одеколонными, которые "пшик-пшик" делают - я такие потом только в кино и видел, да ещё у бабушки на работе, в парикмахерской. Только бабушкин не работал, а у Ломика - как по часам, "утренний" освежитель был и "вечерний" - и как он их не путал... Хотя, даже если запутается - там же всё равно одно и то же - "шипр".
Может, кстати, там вовсе и не "шипр" был, но что-то огурцово-спиртовое и вонючее очень. Ну, не противно вонючее, а так, терпимо.

Аппараты эти, которые "утренний" и вечерний", Ломик где-то списанными взял, да сам и подлатал - руки у него очень даже золотыми были. Особенно, если до обеда. А после обеда он уже мог и не дотерпеть до "вечернего" возлияния, хлебнуть из "общего" - это у него так зелёная здоровенная бутыль называлась с тем самым огуречным и вонючим.

Бабушка его всё ругала, что себе отладил железяки, а в парикмахерской один единственный прибор не может отремонтировать. А Ломик отбрёхивался, что, мол, какой-то деталюшечки нет "и вообще - у вас по прейскуранту - не положено!".
Ну, бабушка и не протестовала - Ромка всем девчонкам в парикмахерской стригательные машинки отладил, такие, "чик-чик" которые, ручные. И кресла перетянул кожзамом, а на "козырном" месте - даже настоящей кожей покрыл.
"Козырное" - это значит самое удобное. Там и клиенту интереснее - он всех в зеркале видит, кто в парикмахерскую зашел, кто на второй этаж семью к фотографу ведёт в честь праздника, или кто мимо окна по тротуару в кино направляется - больше-то тротуаров у нас не было, только тут и разгуляешься.
И мастеру на этом месте удобно было - зимой тепло у батареи, летом можно и окно приоткрыть, если застудить ногу не боишься. Бабушка у меня тут и работала, а нога - это у неё старая история, первая трактористка на Алтае и всё такое, но это скучно рассказывать, про космонавтов-то гораздо интереснее...

А про это космонавтское дело мне сам Ломик однажды и рассказал - как раз после той его работы, когда он кресла перелицевал в парикмахерской. Бабушка позвала Ромку в гости, на домашнее вино - положено же выставиться. Младшие мастера напекли пирожков и блинов всяких - холостяк, пусть домашнего поест, да и с собой возьмёт. Вот бабушка и зазвала его, да стол накрыла, да корзинку приготовила с гостинцами. Про корзинку, конечно, весь вечер говорила и напоминала, чтобы не забыл вернуть. Только слушать мешала.

А послушать было чего - каких только историй Ромка ни рассказывал. И про чудные северные места, и про казахские степи, и, особенно, про свои рыбацкие приключения: про какую-то огроменную рыбу, которая его несколько дней возила за собой, пока там у них совсем приключенческое не произошло... И ведь, главное, так рассказывал, что я даже рот открыл - ну до чего в подробностях мастак, я и не знал, что можно так красиво про обычную, вроде, рыбалку расписать.

Ну а потом уже, совсем набравшись, стал Ломик чего-то про космос нести, про "Родю с Зудом", которые "недавно чуть не погибли", про свои испытания, которые он все прошёл, а перед полётом, дескать, у него случайно ту самую аллергию на рыбу и нашли - и "выпнули". Он так и сказал - "выпнули" - потому что уходить, конечно, не хотел, просил оставить хоть в помощниках, да на замену, стал кричать и буянить - тут ему сапогом под зад и дали, в прямом смысле. Летел, говорит, вверх тормашками.

Ну да оно немудрено: сам-то Ломик, как у меня бабушка говорит, "с гулькин хрен". Я потому и не поверил ему, что по правде говорит - ну какой он космонавт, даже хромая бабушка выше его. А космонавты - они высоченные, могучие, они же там в одиночку Землю защищают, как самый первый космонавт, Юрий Алексеевич Гагарин.
А Ромка стал хохотать и сказал, что, - только послушайте! - у Гагарина шнурки развязались, когда он по Красной Площади шёл докладывать Правительству про свою космическую победу!
Враль, одним словом. А ещё так красиво про рыбу ту рассказывал. Только про рыбу и может.
А он ещё потом сказал, что он вообще-то брат космонавта Титова - только не родной, а какой-то троюродный. Ага, про то, что Титов наш, алтайский, это ж все знают - вот Ломик и прислонился к чужой славе.

Хотел я эту историю в школе назавтра рассказать, да постеснялся. Тем более, что я и так проштрафился - поверил двоюродному брату Пашке, что он в морской пехоте служил и у него был такой гранатомёт, который, когда снаряды кончаются, становится пулемётом, а потом автоматом, а потом от него отрывается "лимонка" и нож - хоть целую роту врагов перестреляй. Или даже батальон - я не знаю, что больше. А Серёжка из параллельного сказал, что его брат с моим Пашкой служил и они были вовсе пограничники на каком-то северном море и людей там два года не видели, "не говоря о бабах". Ну, правильно, зачем пограничникам какие-то "бабы" - они же не маленькие, им некогда и надо шпионов ловить, которые на лыжах. И вообще - служба у пограничников тоже почётная, почти как у морпехов, хотя, конечно, таких гранатомётов им не дают, жаль.

В общем, промолчал я про эти Ломиковские рассказы.
А дня через два, что ли...или три - Ромку нашли где-то на мелководье, за лодочный мотор зацепившегося. Мой Пашка и нашёл - он после армии на спасателя устроился. Платят, говорил, мало, зато можно облепиху по берегам драть и разным залётным продавать втридорога - они её целебной считали. Хотя, что там целебного - кислятина одна.
Ну вот, Пашка потом и рассказывал, что Ломик даже и "сохранился хорошо" - чего в воде обычно не бывает. И пах не как обычные топляки, а огурцами и спиртом. "Шипром" своим, наверное...

А ещё дня через три нас срочно с четвертого урока собрали и сказали, что к нам едет знаменитый космонавт и наш земляк Титов. Ну мы, конечно, сразу в актовый зал набились, ждали-ждали... И правда - откуда-то с задов, вдруг, заходит наш директор и невысокий такой человечек, полноватенький. Я ещё подумал - надо же, хоть тут Ломик не соврал, не все, видать, космонавты здоровенные, есть и вот такие.
Потом космонавт начал говорить - и, чувствую, не очень ему это хочется. Он тогда сразу заизвинялся - очень, говорит, с утра тяжелые и важные семейные дела были, вы уж, говорит, ребята, простите, лучше задавайте вопросы, что вам интересно.
Тут кто-то из старших его спрашивает:
- А какой вы в школе были, а как дружили в девочками, а как в космонавты попали и сильно ли дружили с остальными космонавтами?
А Титов начал говорить, а потом голос у него сорвался, он лицо потёр и, кажется, даже всплакнул немного. Я-то видел - меня посадили на первый ряд, потому что у меня была рубашка чистая и красивые блестящие пуговочки на новой форме - а у всех уже половина пуговок оторвалось.
А ещё мне показалось, что со сцены пахнет чем-то...ну, будто кто пил чего-то огуречное. Наверное, директор - он у нас поддать любил.

Титова директор подхватил, потом ещё кто-то подбежал, стали успокаивать космонавта, а он себе глаза тёр и рукой, прямо кулаком, рубил по воздуху и что-то выругивал негромко - у меня так папка делал, когда домой приходил и на своего начальника ругался.

Я вечером про это всё хотел бабушке рассказать, да не успел - она сильно расстроенная была, говорила, что пошла проводить Ромку-Ломика, а её не пустили к могилке какие-то военные. А откуда у нас военные - у нас только лётчики, а они все бабушку знали, где ж ещё стричься под свои полубоксы, как не у неё. А там были другие - при больших звёздах и наглые, не местные.

Мы на следующий день, всё же, съездили в бабушкой к Ломику. Бабушка мне сказала никому не говорить, что она в изголовье у Ромки поставила ту зелёную бутыль, которая с "шипром". Покропила на свежую землю, а потом уж и прислонила к памятнику. И стопочку налила даже. То ли ему, то ли чтобы за его здоровье кто выпил. Только сначала поругала Ломика за то, что корзинку так и не вернул.

А больше мы Ромку и не вспоминали.
Ой, нет, было один раз! Я тогда у бабушки на столе Астафьева увидел, "Царь-рыбу". Кажется, в "Роман-газете". У бабушки зрение сильно упало и я ей читал про эту рыбу вслух.
И вот что мне интересно. Бабушка говорит, Ломик эту свою рыбацкую байку про рыбу ещё лет за десять до того рассказывал. А у Астафьева она напечаталась аж когда позже.
Выходит, про рыбу Ромка не врал - раз в книге прописали, пусть и в газете.
А, тогда, с космонавтом-то что, выходит - тоже правда?!