Праздник пробуждающегося медведя

ПРАЗДНИК ПРОБУЖДАЮЩЕГОСЯ МЕДВЕДЯ


  Только раз в году, в праздник пробуждающегося медведя, волхв Людота мог
войти в святая святых Велесова храма.
  Еще затемно он закрыл за собой дверь алтаря. Но, словно внутренним зрением, видел все предметы.
   Когда родился первый свет и начал проступать в окно, Людота развесил
по стенам расшитые Берегинями холсты и возжег перед ними светильники.
Фитиль в них был сплетен из волшебных трав, собранных на Купалу,
и примешана дурман-трава, дым от которой, поднимаясь под крышу,
сплетал узор надежд того, кто будет славить сегодня "скотьего"
бога и других светлых богов, которым суждено творить на земле летнее
благоденствие. Людота почувствовал взгляд и поднял голову. Сверху
на него взирал Велес. Он был многолик. С восточной стороны смотрел
хитро, с южной – смеясь, с западной – надменно, с северной –
воинственно. Волхв поднял руки верх и, приветствуя все четыре в едином
лика, для каждого нашел свои слова. Свет постепенно прибывал, и сквозь
льняные волосы Макоши, каждый волосок которых был нитью чьей-то судьбы,
показался ее чудесный образ. И Людота просил богиню плодородия быть
щедрой, когда пригоршнями монет станет бросать она в толпу счастливый
жребий. Он опустил глаза ниже: сквозь божественные волосы Макоши,
из которых Доля и Недоля плели нить судьбы человека, проступали фигурки
священных оленей и лосей, Потом следовал пояс из птиц с женскими
головами, сидящих на разветвленных рогах, как на деревьях. Еще ниже –
кони. А уж под ними, совсем внизу были четыре солнечных знака; в виде
светила, цветка, колеса и глаза, И каждый из них имел свой сокровенный
смысл. Число "четыре" – извечно "жизненное число". Столько сторон
света, направлений ветра, времен года. Оно устойчиво и цело.
   Вот и сейчас Людота взял четыре каменных ножа для жертвоприношений.
Одним он отворит сердце священному животному, другим вскроет вену,
третьим отрежет клок шерсти, чтобы бросить его в колодец, четвертым
отколупнет кусок рога – амулет, который торжественно ляжет с первым
зерном в борозду. Он вложил их в поставец около стола.
  Триста шестьдесят четыре дня в году ждал он свою жертву. И в его
блестящую, как гладь воды, поверхность смотрелись со стен сонмы богов
и духов, а с потолка воительницей взирала сама Мать-Сыра Земля.
   Людота волхвовал, а над всеми домами в небе давно стоял дым:
это жарили, варили – готовили угощенья, чтобы отпраздновать начало еще
одного круга жизни.
   Когда словесные формулы, из которых сложен лабиринт
магии, заворожили Людоту, и его душа стала внимать неземным силам,
он открыл дверь в стене и ввел белоснежного козла, Рога его
серебрились, а в длинную расчесанную шерсть были вплетены на кожаных
шнурах бусы.
   Одним движением он поднял его на стол, и первый нож был
уже зажат в его руке...
    Храм Велеса наполнился людьми, когда Людота вышел с плоской чашей из алтаря и объявил, что жертва – угодна Велесу.
   Тогда каждый стал подходить и, смочив кровью жертвенного козла край
своей одежды, шел на улицу, Все собрались на площади перед кумиром
"скотьего" бога, восседающего на коне. Некогда Велес считался звериным
богом и мог принимать облик медведя, поэтому перед идолом уже
расхаживал колдун, облаченный в медвежью шкуру. Медведь – священное
животное, ибо он понимает речь, умеет горевать и радоваться, как
человек, И теперь перед ним должна быть разыграться весенняя мистерия.
   Вперед вышли два человека. Один изображал овцу, другой – охотника.
Схватившись за лук, под вой дудок "охотник" начал преследовать "овцу",
и вот невидимая стрела сразила ее. Тогда один из волхвов бухнулся перед
медведем, заклиная ее воскресить. И – чудо свершилось: овца,
возрожденная божеством, снова бежит по кругу. Смерть ее оказалась
мнимой, как мнима смерть природы зимой.
  После представления начался пир. Тут же на столах под небом среди медов и ячменных напитков громоздилась всяческая снедь. Зазвенели чары, и скоро, разгорячившись, одни захотели посмотреть состязания, а другие – в них участвовать.
  На этот случай на круглой площадке уже стояли плетеные клети, где
находились по гусаку с двумя гусынями. Без подруг гусак не вступает
в бой, поэтому сначала выпустили гусынь, и только когда они тревожно
раскричались, уже пустили гусаков. Не понимая, в чем опасность, гуси,
все-таки принялись сгибать и разгибать свои длинные шеи, глаза их
покраснели, но, видя перед собой лишь друг друга, они, расставив крылья,
сошлись... Бой продолжался до тех пор, пока один из бойцов, залитый
кровью, не обратился в бегство, Зрители ликовали! Ведь такие бои всегда
сопровождались закладами, и кто проиграл, спешил делать новую ставку,
но уже на кулачном бою.
   Разойдясь на два лагеря, мужчины сначала подогрели себя перебранкой.
От едких замечаний вспыхнула неприязнь, и вот взгляды уже впились друг
в друга... От резкого свистка напряжение взорвалось, и стенка бросилась
на стенку, Бились неистово, поражая противников в грудь, лицо и живот.
Далеко не всем в тот вечер суждено было вернуться к трапезе: кого-то
унесли с поля боя калеками, кто-то вовсе не поднялся с земли. Но если
о них и сожалели, то заключали, что "такова судьба", ведь что
ни произойдет на пиру – справедливо, что ни случится – угодно богам.
   Когда снова без обид все собрались вместе, расквашенные носы,
свороченные на сторону скулы и подбитые глаза были признаны знаком
обоюдного геройства.
   Тут подошла пора играть в кости. Молодой человек
по имени Ждан, улыбаясь в усы, нетвердо поднялся с лавки. Ему везло
в бою, и он не захотел расстаться с удачей и в новом испытании.
Но прежде, чем бросить кости, он обошел стол и, закатывая рукава
рубахи, мысленно примерился к силе, которая могла ему противостоять.
Поддержанная этим сомнением, она окрепла и взяла над ним власть.
Игра так захватила его, что, не успев остановиться, он проиграл все,
что имел, и тогда поставил на кон собственную свободу, После того, как
кости замерли, оказалось, что чтимый боец стал рабом, Проигрыш был
честный, и потому юноша позволил себя связать и увести. Друзьям
оставалось только выкрикнуть вслед ему сумму выкупа, что не казалось безнадежным, потому что обычно такого невольника стыдились держать в своём доме и спешили скорее продать.
   Пир покатился дальше, и хотя не раз то там, то тут вскипали споры,
за оружие никто не хватался и волю рукам не давал. Горячую молодежь
невольно сдерживали старики, хотя в споры на пирах никогда не
вмешивались. Слово свое они говорили там, где обсуждались дела и
выносились решения. И такое слово было законом. Старика никто не мог
судить – даже за преступление. Если он совершал недостойный поступок,
при встрече с ним переставали кланяться. И это являлось столь тяжким
наказанием, что оставалось только одно: скрыться и тайно себя убить.
   Самоубийство должно было совершиться жертвенным ножом и только тогда
считалось искупительным.
   После состязаний, игр и пиршественной трапезы праздник разлился по домам. Под крышей звезд на него спокойно взирал идол на коне, готовый в любой миг перенести своего седока из этого мира в иной. Но Велес никуда не исчезал. И из года в год ему приносили жертвы, в честь него пели и веселились. Жрец и волхвы просили божество защищать людей и множить их богатства. Недаром даже через множество веков слово "скот" означало деньги, имущество. И даже казна еще до недавнего времени в русском языке называлась "скотницей".