Ужасная история моего детства

Время от времени в моей памяти, всплывает красная атласная ленточка.
Ее безжалостно втаптывают в зловонную жижу огромные свиньи…

    Я помню деревушку, в которую приезжала с родителями  трижды.
Один раз весной, когда все цвело и щебетало. Бабушка встретила нас у калитки,
расцеловав и погладив, меня по головке она сказала: « Какая ты уже большая! Беги, там Настя!»
Взрослые, перебивая друг друга, что-то рассказывали, радостно смеясь, направились в дом. Я осталась одна, потопталась у калитки, заглянула во двор, осмотрела хозяйство:
оно состояло из нескольких ульев, десятка курочек и привязанного песика.
Поиграть с курочками не довелось, все они разбежались, громко раскудахтавшись  в  разные стороны. Петушок, по-боевому настроившись, начал громко кукарекать, распустив крылышки и смотря куда-то в бок начал наступать. Привязанная собачонка, разлаялась, с силой натягивая цепь, оскалив зубы. Я испугалась, выскочила за калитку. Тут же остановилась и нерешительно, еле-еле передвигая ноги, пошла к детям. Незнакомых детей я тоже боялась. 
Они не обращали на меня никакого внимания. А я тем временем  разглядывала и с интересом наблюдала за ними.  Двое детишек были помладше  меня, а одна девочка, чуть постарше. На цветущих ветках раскидистой абрикосы, задрав подолы платьиц они ловили пчел. Ловили, придавливали  им животики и…съедали это месиво.
- Мэду хошь?
Мои представления о меде были другими. Я замотала головой, пытаясь возразить,
что мед у бабушки в  пчелиных домиках, а у пчелок внутри горькие кишки и какашки…
 Никто из «малявок» не  возразил, но и занятие это не бросил. Зато самая старшая их них, любезно разрешила потрогать ленточку, завязанную у нее на редких рыжих волосенках.
- Мамка с городу прывызла!
- Свынок продала и прывызла!
 Я из приличия потрогала. С одной стороны она была приятно гладкой, с другой- шероховатой. У меня такой не было. Да завидовать было нечему! Стригли меня всегда очень коротко, хотя через некоторое время, мои волосы опять торчали в разные стороны.
Старшая сестра баловалась, накручивая их  на палец, и  они послушно так  оставались свисать  бесчисленными колечками. Бант мне завязывали большой, капроновый в особых случаях:
 в  садик,  на  праздник или вот, в гости. Для сравнения я подставила свою голову. Только она обеими руками взъерошила мне волосы и, заливаясь от смеха спросила:
- Ты, барашка?
- Барашка, барашка, бэ-э-э…
Все бросили поедать пчел и переключились на меня. Они дразнились и прыгали вокруг, кричали и толкались. Вначале я только отмахивалась от них, а потом стала догонять и непременно старалась  стукнуть побольнее. Вскоре в волю набегавшись, запыхавшись- рухнули на траву. По голубому небу плыли облака, жужжали пчелы,
мне было хорошо в этой компании. Где бы я еще так повалялась в траве!
- Мэнэ Наськой клычут, а тэбэ?
-  Алька.
- Ты, Алька, дивчина, чи пацан?
Я не знала что ответить, я с трудом  понимала, больше догадывалась.
-Не знаю,  пойду у мамы спрошу.
- Бант у тэбэ!
- Дивчина ты!
-Штанцы, цэ ты пацан!
- Дивчины, «шарафаны» носють!
Так состоялось наше знакомство, но чтоб его закрепить, заодно узнать, кем я являюсь,
пообещала сбегать и принести настоящего меда. В припрыжку побежала домой.
   Во дворе я попыталась сдвинуть крышку с одного  улика, мне не удалось.
 Отмахиваясь от взволнованных  и разозленных  пчел, просунула  пальчик в щель…
-А-а-а… и-и-и…
На мой вопль из дома вскочили взрослые. Оттащив от пчел к порогу дома, бабушка из волос стала выпутывать обидчиков.
-Пес тебя туда понес! -Причитала она.
-Лиха година, к пчелам лазать!
      Через время, все еще всхлипывая, распухшая от укусов, с перекошенным лицом,
сидела перед большим бидоном меда. Горькие слезы катились по щекам и капля за каплей падали в блюдечко со сладким медом. Только есть я его не хотела!
   Я узнала, что я- дивчина, девочка. Штанцы- шортики, наотрез отказалась носить, предпочтенье отдала «шарафану».
  Вскоре мы уехали, у меня поднялась температура, я долго болела: толи от пчел, толи от качания по траве. Так что новых друзей я больше не видела.
 
       Второй раз я приехала к бабушке вначале зимы.
Абрикос стоял в инее. Я смотрела на него и вспоминала сказку «Морозко»  Там, на картинке было точно такое же снежное дерево,только елка и под ним девочка, Настя.  Вот и сейчас я видела сказку, под деревом топталась моя знакомая  Наська. Она с веток абрикоса струшивала снежок. Я хотела побежать к ней и сообщить, что я дивчина, как ее позвали:
-Наська! Наська! Ах, ты биссова дытына!
- Свынок еще не покормыла!
Наська  рванула с места, забежав в соседнюю калитку.
А я, прильнув к щели забора, стала за ней следить, в надежде окликнуть.
Я видела, как она,  хлопая в больших сапогах, согнувшись под тяжестью ведра,
перехватывая его, с одной руки в другую скрылась в сарайчике-свинарнике.
Время шло, Настя не возвращалась. Я все ждала – ждала...  прислушиваясь к визгу и хрюканью, которое доносилось из сарайчика. 
Я видела, как туда пошла, ругаясь ее мать.
-Чого  ты там застряла,
-Тэбэ тилько за смэртью посылать!
- Наська, ах, ты гадина, опять гулять удрала!
-Ну, я тэби дам, воротышься!
Скрипнула дверь сарая и через минуту, пожалуй, вся округа содрогнулась от ужасного
крика, переходящего в вой.
Подоспевшие соседи еле вытащили оттуда  мать. Она, вырывавшись из их рук,  рухнула на землю, на тонкое бело покрывало, на первый  выпавший снег.
 Обезумевшая, с растрепанными волосами качалась и извивалась,  ее крик переходил то в страшный рев, то в хрип, который прерывался клокочущими причитаниями.
За взрослыми я проскочила в Настину калитку, заглянула в сарай- там были отвратительные, толстые чудовища, перепачканные, они толкались, с наслаждением хрюкали и чвакали в жиже. Как они были страшны и не похожи на картинки, которые я видела- розовый пятачок и хвостик крючок…<Анна-Ванна, наш отряд, хочет видеть поросят>… .
Под ногами этих мерзких свиней я увидела ленточку, Наськину  ленточку.
-Наверное, уронила.- Подумала я.
Как-то было тревожно, что захотелось расплакаться, я искала глазами Настю, а глаза мои возвращались вновь и вновь к ленточке, которую вот-вот затопчут совсем.
Мне стало не то страшно, не то жаль ленточки, и я громко закричала.
Рядом откуда-то взялась бабушка, больно дернув за руку, потащила домой. Она что-то мне говорила, раза два за что-то ударила…
    Я многого еще не понимала, но в свои пять лет смогла предположить, что Настю съели,
съели те свиньи, которых она кормила. Может, она нечаянно уронила к ним  свою ленточку и хотела достать, споткнувшись, в больших сапогах упала…
А голодным все равно, что есть- растерзали.
Люди выращивают свиней, безжалостно лишают их жизни, а они, улучив момент, отплатили тем же.

     Третий, последний раз, я была в той деревне через несколько лет, уже постарше.
Встретила женщину - Настину мать. Она была очень худа, в грязных лохмотьях, на седых спутанных волосах была завязана почти выцветшая  атласная ленточка- все, что осталось от Насти.  Женщина бродила по улице, иногда останавливалась, услышав хрюканье свиней. Сев прямо на дороге  в пыль, снимала с себя ленточку, разглаживала ее на коленях, что-то бессвязно бормотала…   
    А я, с детства не люблю мед и не ем мясо. Они мне напоминают эту ужасную историю моего детства. После нее, я доставила своим родителям не мало хлопот с ночными кошмарами, криками, бабками и врачами.