Отрывок. Исповедь Петра, или что знала Маргарита

-Я приказал генерала Глебова посадить на кол, в лютый мороз, в шубе, чтобы тот подольше помучился, перед окном несчастной Евдокии.
-Почему?
- Пусть она видит и пусть ненавидит,  раз не смогла понять маленьким своим умишком меня, такого большого, великого. Кто такая Евдокия Лопухина? Чистая светлая душа или просто баба, отсталая, глупая со своей романтической любовью, обращенной, почему-то, не ко мне?
 Его лицо передернула судорога, и оно на минуту стало зловещим, но все равно осталось прекрасным. Таким же прекрасным в самые свои зловещие моменты становился и его  город, его гениальная ошибка - Питер. Как бывают, похожи собаки на своих хозяев, так и Петербург был похож на своего создателя.  Костьми человеческими заполняли болото и стоны этих людей застыли над городом в веках, а  имя Петра  прославлено потомками.
-  Кругом всегда бездельники. Приходилось  быть жестоким к своим врагам, а так же к тем, кого я подозревал во враждебных намерениях. Я лично пытал сторонников своей сестры Софьи, участвовал в казнях стрельцов. А перешедшего  после Нарвского поражения служить шведам, бывшего русского бригадира Мюленфельса, попавшего в русский плен после Полтавы, посадил на кол, чтоб наблюдал за казнью всех шведских пленных. А попавших в плен запорожцев Мазепы я колесовал.

-  Не совместимы мораль и власть. Кто-то должен брать на себя ответственность, - Петр хотел говорить. - Но ответственность за сына все же взяла на себя она, моя бывшая жена Евдокия. Знала, что нужно растить мужу друга и приемника, а вырастила врага.
- Как это я вырастила, когда ты его у меня отнял в девятилетнем возрасте? - Возразила за  спиной Петра Евдокия Лопухина. - И Степана отнял, - с горечью добавила она. - Чужой любви позавидовал. А разве я не билась об эту стену - тебя, одна твоя мать, Наталья Кирилловна  чего стоила. И за что только не взлюбила меня?
- Маменьку не тронь, - устало сказал Петр. - А не взлюбила она тебя за то, что ты удерживать меня не умела.  Да, я стал палачом собственного сына.
И снова лицо Петра передернулось, застыло, а глаза на том лице были удивительные, дивные.
- Да не прощайте меня, никогда. И ты,  Евдокия, не прощай. Даже, когда доживешь до того времени, когда наш с тобой внук, взойдет на российский престол, как продолжатель  императорской династии Романовых. И почести у тебя будут, какие царице полагаются. Я и сам себя не прощаю.
Было видно, что Петру тяжело от этих воспоминаний.

- Враги всегда были рядом. Софья - сестра, а враг. К тому же умный враг, образованный, сильный. Заточена мной была в Новодевичий монастырь.  Но Ваньку брата я не тронул.
Сказал Петр. И словно жаловаться стал.
- Софья отпустила, новый враг появился, и друг ближайший, Алексашка. Вор. Пригрел змею на груди. Наверное, я его любил. Пировать с ним было хорошо.  Да и он меня тоже любил. Только он меня расчетливо. Весь таков. Глянешь в глаза, а в них муть, да одно плутовство. Но с ним я  просто не успел разобраться.
Задумался Петр Алексеевич, глянул куда-то вдаль
   - Любознательным я был. Ум мой живой много требовал.
 Петр уши свои потрепал, подумал, видно детство вспомнил.

-Родился я в Москве 9 июня 1672 года. Отец мой, царь Алексей Михайлович Романов. Тишайший человек, которого я не помню. Он умер, когда я был младенцем. Мама, его вторая жена, Наталья Кирилловна Нарышкина. Учили меня домашние учителя и воспитатели. Я выучил наизусть азбуку, Часослов, Псалтырь, Евангелия, но так и не научился грамотно писать. И писал всю жизнь с большим количеством орфографических ошибок.
По Москве был пущен слух, что Иван - брат мой по отцу - задушен. С барабанным боем вооруженные стрельцы вступили в Кремль. Моя мама, Наталья Кирилловна, чтобы спасти меня, вывела меня с моим братом царевичем Иваном на дворцовое крыльцо и стала успокаивать стрельцов. Мне было десять лет, от пережитого ужаса случилась моя болезнь: при сильном волнении у меня начинались конвульсивные подергивания лица.  Восстание же стрельцов бушевало еще три дня.
 Мальчиком я увлекся военным делом и кораблестроением, сам строил небольшие суда, которые могли плавать в пруду или на небольшом озере. Из дворянских детей для игр я создал два потешных полка, позднее составивших два наиболее боеспособных полка русской гвардии, Преображенский и Семеновский. Так и заигрался я на целую жизнь. При мне было построено 48 линейных короблей,800 галер с экипажем 28 тысяч человек. Я создал российский флот.
Тогда же подружился я с иностранцами из Немецкой слободы, особенно с Францем Лефортом, привившем мне любовь к европейским обычаям и образу жизни, что в последствие я хотел привить к России.
Но не все к России привить можно. Управление западное точно  привить к России нельзя. Хотел как у них на западе, а получил бюрократический аппарат.   Креслу кланяемся. Человека без места не видим.

-А были ли вообще друзья и ангелы? Все люди лжецы и лицемеры.
И к жене второй - Марте Скавронской - Петр поближе прислонился. Голову ей на грудь положил. Марта, при Петре ставшая Катенькой, ту голову руками обвила. Словно и не казнили вчера ее любовника Монса. Екатерину Петр пощадил. А все говорят: Россия варварская страна. Только головы-то заморских королев летели, Петр своих жен прощал. Хоть и пожил в Голландии, но русскую душу никакая протестантская вера не истребила. 
-Эх , Катенька.
  И вспомнилась ему девятнадцатилетняя статная красавица. Полюбил ее сразу, как только увидел. На вздохе с ней жизнь прожил. И царицей, и не царицей она ему детей рожала. Боль его успокаивать умела. Вот и сейчас боль отпустила. Петр заснул как младенец.

Был и младенец. Девочка, Маргарита, его  русская королева Марго. Ей он строил свой Версаль, воплощая всю свою неуемною натуру и  используя неисчерпаемые богатства России. Версаль был превзойден Петергофом.
У девочки были его глаза, его маленькие ножки. Он любил поднимать ее над своей головой. И это было очень высоко. Ведь рост у Петра больше двух метров. Но девочка не боялась. Она была в восторге от этих выходок отца.

-Не срывай колокола с церквей, - кричал старик. И рясу его рвал ветер. Взгляд  его синих глаз был пронзительно лучистый. А Петр срывал колокола, лишая Святую Русь ее сердца. В тот раз он  был в хорошем расположении духа. Старика не тронул. Даже попытался объяснить.
-Моим кораблям нужны пушки.
-Святую Русь убьешь, - горестно сказал старик. - Есть вещи важнее пушек. Дух русский. Избранность народа.
-Какой еще дух? - Петр был близок к тому, чтобы выйти из себя.
-Судостроение - моя главная задача, а кораблям нужны пушки. - Повторил он.
- Я понимаю, - сказал старик.
Петр  ушел размашистым шагом гиганта. Северный исполин, как сказал о нем Пушкин.

Маленький, полный любви, трогательный ангел Маргарита умерла, не дожив до годика. И это стало сильным и естественным горем ее родителей - Екатерины и Петра. Петр чувствовал себя обманутым и покинутым. Он не мог облегчить своего горя ни ненавистью, ни добротой, но продолжал жить. Екатерина, которая опять была беременна, казалась тверже, она утешала мужа, как всегда поддерживала его.
 
 Россия также продолжала жить под властью кипучего темперамента Петра, с ним приобретала теряя и теряла приобретая.
Петр правил страной относительно недолго. Но сделал он невероятное. Это можно было сделать только за несколько столетий, несколькими поколениями людей. Он не щадил себя, но это его не беспокоило. Беспокоило то, что не щадил других. И он словно оправдывался.
- Я не посягнул ни на чье имущество. Ни на чью жизнь, ни на чью честь. Непосильный труд и тяжелые жертвы. Все было для России, во имя России, во славу России. И она стала Великой. Одной из самых могущественных на море и самой могущественной на суше.

Когда отмеренный земной путь заканчивается, встает вопрос: возьмут ли тебя в царствие небесное. И крики протеста. Деспот. Антихрист. Протестант.
 Император и главнокомандующий. Сегодня ты просто человек. Которому нужно  держать ответ. Суд Божий. Адвокаты пришли. Как без них. Все сказали правильно. Какой Россия была до Петра. Какой он ее оставил.
Степан Глебов был. Обвинял, конечно. Про любовь  свою с Евдокией, Петром загубленную рассказывал. Все поэты плакали, когда слушали.
Алексея Петровича, сына Петра, обвинители вперед выставили. Он Алексей умный и сдержанный в небесной канцелярии в уважаемых людях ходит. Была у него обида на отца, но обвинять он того не стал. Слова плохого не сказал. Достаточно видно ему было того, что там, на земле, по трусости и слабости своей, он против матери своей свидетельствовал.
 Софья не пришла. Не покинула свою башенку в Новодевичьем монастыре. Не хотела прошлое ворошить. Чью-то любовь устраивала. Петр этому даже улыбнулся. Было у них что-то с сестрой общее. Жажда деятельности, ум, харизма.
А вот Ванька пришел. Больной, хилый. Брата обнял. Ничего говорить не стал. Но всем было ясно: за Петра Ванька.
И ангел прилетел - Маргарита, в туфельках, ножка крохотная, платьице розовое, кудри Петра.
Маленькая, а знала, что здесь перевесит.

1724 год. Ноябрь месяц. Очень холодно. Место у селения Лахты, что в устье Невы. Петр первый бросается в ледяную воду, спасать севший на мель  борт с солдатами, женщинами и детьми. В результате многих спас, а сам заболел, слег и уже не поправился.
Император, полководец, реформатор, мореплаватель и плотник умер. Россия на минуту замерла в той судороге, какая обычно пронзала лицо Петра. Но Петр так подтолкнул Россию, что останавливаясь и сворачивая, она будет мощно двигаться его курсом столетие за столетием.  Это уже история.
И для монарха, который всю свою жизнь вел себя свободно и странно, так что общество всегда было в шоке, было совсем, не важно, оставят ли его на небе или столкнут вниз.

Но маленькая Маргарита знала: его оставят.