Берлин-Прага

                В БЕРЛИНЕ.

Самолет прилег к взлетно-посадочной полосе, почти не шелохнувшись.  Команда пилотов «Аэрофлота» профи, подумал Сева, спускаясь по трапу с группой советских туристов, которая шумела и толкалась больше остальных пассажиров, что вызывала раздражение у молодого члена этой «делегации»,  собранной по всему союзу. Он резко отличался от всей остальной массы «зовьеттуристен», самый молодой из них и единственный кто не женат. Высокий, атлетического сложения, одет по - пижонски, как считали в те совковые  70-ые; джинсы, ботинки-полуплатформа, распахнутая на груди черная рубашка, рыжий замшевый пиджак и в довершение черные противосолнечные очки. В руках, почти  пустая, спортивная сумка, тогда как у остальных разве что зубы не были заняты поклажей. Великовозрастный состав этой «туркоманды» угнетал его с самого начала путешествия, хотя в турбюро обещали, что группа будет молодежной. Предстоящие несколько дней отдыха этаким составом, вызывали уныние, но не безысходность. Оставалось надеяться на то, что он сам чего-нибудь придумает, как провести полнокровно эти, впервые выдавшиеся за много лет, дни отдыха.
 Когда группа уже собралась у подножья трапа самолета, подошла пожилая дама-немка, и на приличном русском языке спросила, кто руководитель группы.  Сева понял, что она и будет их гидом на время их пребывания в ГДР. Надежды на то, что группу будет встречать, молодая или, хотя бы симпатичная девушка-гид, не оправдались.
С  немками Сева еще не имел «дела».
Пройдя  нудную процедуру таможенного контроля, тургруппу посадили  в комфортабельный автобус, который направился в столицу ГДР, где им предстояло провести несколько дней.  При въезде в городскую черту, Сева заметил, что, на некоторых улицах стояли закамуфлированные под цвет «хаки», с советскими номерами и  закрытыми тентом кузовами, грузовики. Их количество подсчитать было невозможно - их было много.
Вот только непонятно, для чего это они на «боевом посту», размышлял Сева.
Прямо в холле гостиницы «Берлин», что на площади «Александр-плац», гид металлическим голосом объявила, что сегодня, 7 октября, день образования Германской Демократической Республики, и всю группу приглашают вечером посетить ресторан «Будапешт», где, в честь этого, будет дан торжественный ужин. Громкое ура из двадцати пяти глоток россиян, заставило вздрогнуть всех: водителя автобуса, старушенцию-гида, обслуживающий контингент и посетителей отеля.
Опередив соседа по номеру, наскоро приняв душ, побрившись и освежившись, молодой человек вышел из гостиницы на оживленную улицу, прилегавшую к гостинице. До сбора в холле  всей группы на обед, оставалось около часа, а сидеть в номере гостиницы не хотелось.
Было тепло, светило полуденное солнце, но почему-то оно ему казалось ему чужим. Странное ощущение нереальности происходящего не покидало Севу. С другой стороны, это его первая поездка за рубеж и ему казалось, что его ждут, неизведанные доселе приключения, хотя к своим двадцати семи он уже успел многое повидать в своей жизни.  Учеба в техникуме и занятия альпинизмом и потерей близкого друга в горах, работа инструктором горного туризма, приходилось отвечать за судьбы и здоровье людей,
три курса университета и вынужденный переход на заочное отделение, что бы как-то помогать матери ставить на ноги младшеньких: сестру и брата. Работа в управлении по строительству, ответственная и непростая, связанная с контролем возводимых объектов, имеющих большое значение для  республики, где он проживал.
Тем временем, на тротуаре где стоял Сева, было многолюдно и почти празднично, прохожие, так или иначе, обращали внимание на симпатичного молодого человека, особо девушки, которые сразу же начинали приветливо ему улыбаться.
В воздухе  ощущалась напряжение, непонятно откуда, исходившее, что не давало Севе быть совсем спокойным.
Он неторопливо вытащил пачку «Мальборо», специально приобретенную на толчке для своей зарубежной поездки и прикурил от фирменной зажигалки, подаренной одной из поклонниц - туристки.   
Сева разглядывал, проходящих мимо, молодых женщин опытным  взглядом знатока, все-таки за плечами пятилетний опыт работы на туристических  базах, где собирались девушки со всей страны, которых на турбазе где он работал, было очень много.
Постояв некоторое время, Сева был явно разочарован: ни одной симпатичной немки он пока не увидел.
Праздничная атмосфера происходящего понемногу захватывала его, и хотелось побыстрей встретить ту, про которую потом не стыдно будет вспоминать.
Его размышления прервал не молодой мужчина, с пухленьким розовым лицом, сиявшим как животик поросенка. Он, восхищенно смотрел на Севу и что-то быстро лопотал на немецком языке. Знание этого языка, правда на школьном уровне, некогда было гордостью Севы, так как его первая и неудачная школьная любовь была преподавательницей немецкого языка, и он серьезно готовил свою разговорную  речь, что бы снискать ее благосклонность. Правда, вся эта эпопея закончилось серьезными последствиями: Сева прознал, что ее «имел» директор школы, это привело к драке с ним, затем к регулярным срывам ее уроков. В итоге, при неплохом знании немецкого, он получил итоговый балл в аттестат позорную тройку, наряду с пятерками и одной четверкой по остальным предметам.
Из всего, что говорил мужичок, Сева, понял только: номер, пошли, спать и деньги. Все это надо было выстроить в логическую последовательность, что он и предпринял:
- Медхен? Фрау?
Мужичок нервно, жестикулируя пухлыми ручонками, взволнованно затараторил:
- Найн, найн. Ду, их! (Нет, нет. Ты и я.)
Севу словно током ударило. Вот, падло, наверняка провокация, не успел приехать, а уже начинается! Ведь, предупреждал руководитель делегации, старик, директор какой-то там экспортно-импортной базы, который инструктировал группу в присутствии какого-то хрена, скорей всего, кгбэшника.
Сделав, насколько мог, каменно-угрожающее лицо он сказал этому подонку:
- Их бин руссе туристен! Иди на х…, а то набью тебе морду.- Это уже по-русски и показал весомый кулак, поднеся его прямо к лоснящемуся носу собеседника.
Никакого впечатления на него эти действия не произвели, наоборот, полностью проигнорировав и угрожающее лицо, и внушительных размеров кулак, и, полных презрения, голос, продолжал наступать на Севу.
Ощущение складывалось такое, что он был под каким-то гипнозом, продолжая очень быстро и настойчиво говорить, даже предпринял попытку прикоснуться руками к отрытой, под воротом рубашки, груди парня.
Сева растерялся от такой наглости, и это лишний раз подтверждала его версию о провокации. Грубо оттолкнув, назойливого педераста, он решительно двинулся к входу гостиницы. В холле уже собирались его коллеги по путешествию. Сева с облегчением присел на кожаный диван к соседу по номеру и хотел уже поделиться о случившимся с ним, но в этот момент рядом присел тот самый мужичок, фамильярно положил свою руку ему на ногу и вытащил из внутреннего кармана пиджака пачку хрустящих дойче-марок. Характерно пролистав пачку денег, он помахал ими перед Севиным носом. Сосед удивленно смотрел на происходящее и, мгновенно поняв ситуацию, громко захохотал. Этот смех  внес  чудодейственные изменения  в сложившуюся ситуацию, педераст  резко вскочил на ноги и торопливо направился к общественному туалету, при этом громко и зло что-то говорил, не обращаясь ни к кому.
Удивление вызывало его наглость и бесстрашие.
Но дело этим не кончилось. Пока  он рассказывал Петру, так звали его соседа по гостиничному номеру,  о всех перипетиях с этим гадом, кто-то, незнакомый, тронул плечо Севы и, убедившись, что привлек его внимание, вытянул руку в сторону туалета, приглашая взглянуть туда. В проеме входа в туалет стоял этот маньяк и жестом приглашал зайти Севу в это заведение, при этом размахивал пачкой зеленоватых купюр.
Тут уж грохнул от хохота практически весь многолюдный холл гостиницы, который с нескрываемым любопытством ждал исхода этой «баталии». Сева давно не испытывал такого гадкого чувства, когда не знаешь что делать и как реагировать на всю эту трагикомедию. Он сидел, не зная, что предпринять, мерзкое ощущение, будто кто-то его оплевал, переполняло сознание, пунцовый румянец разливался по его загорелым щекам.

                Там же в Берлине.

Обед оказался настолько пресным, что у Севы заурчало в животе. На первое, маленькая чашечка какой-то жижи, типа горохового супа, на второе, жареная картошка с резиновым куском мяса и стакан сока, который он заменил, с помощью старенькой гидши, на бутылку великолепного баварского пива и это было единственно приятным событием прошедшего дня.
Теперь Сева был на виду у всех, после событий в холле гостиницы и, почему-то, снискал, особое к себе,  расположение немки-старушки, которая за обедом повелительно усадила его к себе за стол вместе с руководителем группы. К своему удовлетворению, он мало помалу начал прилично изъясняться по-немецки с этой, не доброй на вид, старушенцией. Ладно, сказал он себе, практика не помешает, ведь львиная доля времени на работе, в командировках, которые проходили в известном на весь мир горнолыжном горном курорте, ни чем не уступавшим Австрийским и Швейцарским, где он курировал несколько серьезных строек. Ему приходилось немножко с ними, иностранцами, общаться вне работы, а большинство из них немцы, правда, в основном  пожилого контингента.
Из разговора с старушкой он кое-что понял, почему стояли грузовики с советскими солдатами на «атасе». Его патронша разъясняла: каждый раз  праздничный день образования ГДР заканчивается митингами и протестами, антиправительственно настроенного слоя населения Берлина,  в основном  молодежи. Эти столкновения с полицией иногда заканчивались кровью и арестами. Смысл этих баталий сводился к тому, что  люди требовали воссоединение двух  германских стран. Разговор между ними происходил в присутствии руководителя группы, который тупо смотрел на них, естественно ничего не понимая, и иногда, на всякий случай, согласно кивал головой и пытался изобразить что-то наподобие улыбки.
Его, видимо, страшно тревожило, что он выключен из столь оживленного разговора его подчиненного и гида, и не мог определиться с тактикой своего поведения. Теперь Сева понимал, откуда появилось чувство тревоги, буквально витавшее в воздухе.
После обеденный отдых в номере он провел, лежа на своей кровати, и лениво вел диалог с Петром, который в принципе, оказался далеко не глупым мужиком и общение с ним не вызывало раздражения у Севы.
Им дали свободное время до вечера, праздничного ужина, и Сева предложил прошвырнутся по городу, хотя «шеф» настоятельно рекомендовал не покидать гостиницу. Петр живо откликнулся на это предложение, и они вышли на улицу.
Площадь за гостиницей была запружена народом, в основном молодежью, которая под звуки бодрого марша, исходившего от духового оркестра, расположившегося на возвышении, пили пиво и другие неизвестные Севе напитки, лежа прямо на бетонном основании площади. Люди горланили песни, несколько пар взасос целовались, некоторые сидели, просто обнявшись, другие что-то выкрикивали, но все это тонуло в мощных, усиленных динамиками, звуках бодрого марша.
Такое Сева видел впервые. Поразила раскрепощенность и полное отсутствие у людей какого-либо страха перед полицией, которая стояла тут же и не вмешивалась в происходящее. У нас бы, размышлял Сева, давно бы все они уже были в каталажке. Петр неодобрительно качал головой и высказал свои опасения и тревогу, которую Сева уже давно прочувствовал:
- Вот увидишь, это все добром не кончиться. Давай-ка, делаем ноги отсюда.
Словно в подтверждение его слов, перед ними выросла фигура здоровенного, видимо уже пьяного, рыжего детины, который с недобрым и тупым выражением лица протягивал недопитую бутылку пива к ним, предлагая выпить, как понял Сева, за единую Германию!      
Ситуация  усугублялась еще и тем, что в выкриках всей этой толпы слышались угрозы в сторону русских, которых винили во всех, как они считали, их бедах. Это Сева все больше осваивал немецкий.  Воспользовавшись уроками первой своей любви, которая прививала ему баварский диалект, неожиданно для самого себя, выдал:
- Гут, камрад, данке шеен! 
Взял из рук немца бутылку, выпил половину оставшегося в бутылке пива и протянул ее обратно. Однако, детина, молча рукой показал на Петра и еще больше насупился. Сева, моргнув своему соседу, передал ему бутылку. При этом он успел шепнуть, что бы он оставил половину.
Петр не стушевался, спокойно взял бутыль и с достоинством выпил ровно половину содержимого и с улыбкой протянул ее обратно.
Детина вдруг сразу, прямо на глазах, обмяк, подобрел и заулыбался. Потом, вдруг горько заплакал, лепеча что-то нечленораздельное, из которого уже ничего понять Севе было не возможно.
Воспользовавшись этой заминкой, ребята быстро ретировались и быстрым шагом направились к гостинице, от греха подальше.
               
                Еще в Берлине.

Вечером вся группа собралась в холле гостиницы. Мужчины и женщины оделись в самое лучшее, что у них с собой было, ведь предстояло идти на праздничный ужин, посвященный празднику.
Сева по этому случаю в своем гардеробе сменил свою рубашку на белую. Старушенция-гид объявила, что до ресторана «Будапешт» идти буквально несколько минут и, взяв под руку Севу, решительно двинулась впереди всей «команды».
По пути Сева  рассказал ей о случае на площади Александр-плац.
Она от души посмеялась и потом, уже серьезно, спросила его:
- Ты не понял, почему плакал этот немецкий юноша?
- Наверно, пьяный и чем-то расстроен… - Предположил Сева.
- Ты ничего не понял, мой юный друг. - Погрустнела она.
- Понимаешь, в каждом немце, живет боль, боль по потере половины своей родины, а ведь у каждого из нас много родных и близких, оставшихся там…  - И взмахом руки показала в сторону Бранденбургских ворот.
-И вот так каждый год, каждый немец на той и на этой стороне если не плачет, то скорбит.
И замолчала. А бабуся то вроде ничего, подумал Сева и уже другими глазами посмотрел на нее. Ее лицо  стало суровее, резче обозначились морщины. Так они молча шли по вечернему Берлину. Сзади доносились веселые шутки и смех его соплеменников, однако, на душе у него было пасмурно.
В ресторане громко играл оркестр. С немецкой тщательностью сервированные столы сверкали хрусталем, разнообразием напитков и закусок. Как только русская делегация расселась по своим местам, оркестр грянул «Катюшу». Весь зал подхватил популярную песенку, кто как мог, некоторые, уже подвыпившие посетители, выскочили танцевать, а вся группа дружно подхватила:
- Расцветали яблони и груши…
Застолье подходило к своему пику, подкрепленное русской «Пшеничной», которая в изрядном количестве имелась в специальном фонде руководителя группы, и которую принесли с собой. Так или иначе, «горькая» добавила веселья всему ресторану. Угощали всех подряд, пили за дружбу, обнимались и братались со всеми участниками этого действа.
Сева умел пить, еще со студенческих времен. Его однокурсники жили под девизом: «Рожденный строить, не пить не может», что подтвердилось и в процессе его работы. Строители могли и любили иногда хорошо выпить, у которых поневоле пришлось набраться опыта.
Старушка-гид, кстати, звали ее Мартой, сидела разрумянившаяся после нескольких рюмок водки, которой усердно ее потчевал руководитель группы. Она храбро принимала ее одну за другой, видимо ей было это делать не впервой.
После некоторого времени Севе стало скучно, попросив извинения у старушки, он пошел освежиться в туалет. После сортира, немного покрутившись в холле, он вышел на улицу, что бы подышать свежим воздухом. Швейцар предупредительно распахнул перед ним двери. Улица встретила его теплом и приятным ветерком. Сева с удовольствием закурил.  Его взгляд упал на скамейку, стоявшую неподалеку от входа в ресторан. На ней сидела какая-то смутная фигура. Он неторопливо подошел к скамейке и поздоровался:
- Гутен морген!
Фигура, оказавшаяся девушкой, залилась смехом.
- Гутен так! Ду ист, русише? Спросила она.
Сева утвердительно кивнул головой, не понимая, чему она так радуется. Жестом попросил разрешения присесть рядом с ней на скамейку. Она приветливо показала на место рядом с собою. Присев рядом с ней, Сева предложил ей сигарету. Она, поблагодарив его, взяла и подождала, пока он ей даст прикурить. Курили молча, а Сева пытался разглядеть лицо незнакомки. Кажется ничего, подумал он.
- Майн наме, Сева. Вас ду? – проявил инициативу Сева. 
Она на ломанном русском языке ответила:
- Мене зовьют Бригитта - Мария. А ви где отель?
- «Берлин», а что?
- Нет, найн, нечего…
Смущенно сказала она, но Сева вдруг почувствовал, что у него появился шанс и начал атаку.
- Тебе негде спать? – напрямую спросил он.
Она повернулась к нему свое лицо, на котором отразилось удивление.
- Почему? Откуда ви это знайт?
Опыт подсказывал ему, что у девушки проблемы, если не сказать большего. Мысль лихорадочно работала, что делать?
- Ручка есть? - Жестом дал ей понять, что хочет ей что-то написать. Кажется, он придумал.
- Ест. – Ответила она и полезла в свою сумочку.
На клочке бумаги он написал номер своего гостиничного номера. Потом, подумав, добавил:
- Жди меня в холле гостиницы. Ты меня поняла? Тут не далеко. Знаешь?
Она утвердительно кивнула головой и уже ничего не говорила.
- Я скоро приду! Тебе понятно? Хорошо?
- Гут, хорошо…- Она доверчиво дотронулась до его руки и благодарно поглядела ему в глаза. А, ведь, она красавица, подумал Сева и решительно встал, показав девушке куда идти. Она молча встала и покорно пошла в сторону гостиницы.
В ресторане уже закипала последняя стадия торжества, кто-то лез в драку, кому-то было плохо, а Марта вместе с шефом, уже трезвые, еле успевали за всеми, пытаясь их всех успокоить. Увидев Севу, она дала понять, что ей нужна его помощь.  Вместе они  разобрались быстро, где уговорами, где кулаком, да еще помог Петр. Общими усилиями вся группа благополучно была выдворена из ресторана и все дружно двинулись пешком к гостинице. По пути он сообщил Петру о девушке, которая должна была его ждать в холле гостиницы. На что Петр спокойно изрек:
- Не бойсь, че нибудь придумаем.
Да с ним бы и в разведку, подумал Сева с благодарностью.

                Прощай Берлин!

По пути в гостиницу вся группа стала свидетелем того, о чем говорила старушка Марта. Довольно большую толпу  молодых парней и девушек вели под конвоем полицейских и советских солдат. Все они  яростно сопротивлялись им, одежда многих из них была порвана, а у некоторых  была в крови. Поодаль стояли серые, под цвет наших «воронков», закрытые грузовые машины, куда вели этих бедолаг. Тем не менее, они продолжали громко кричать, скандировали  лозунги и пытались вырваться из окружения, но их останавливали полицейские и солдаты резиновыми дубинками, которыми их нещадно колотили куда попадется: голове, рукам, спине, ногам.
Вся группа враз оправились от алкоголя, и притихла. Путь к гостинице был перекрыт. После того, как Марта переговорила с одним из полицейских, группу в  сопровождении немецких полицейских сопроводили прямо до гостиницы.
В холле гостиницы Сева сразу увидел Бригитту-Марию, сидящую в мягком кресле с сигаретой в руках. В ярких лучах света, лившихся с потолка, она была просто обворожительна, золотые волосы пышно обрамляли мраморное лицо, чувственный рот, под яркой красной губной помадой и маленький греческий носик,  звал на безрассудство. Большие зеленоватые глаза многообещающе глядели на него из под длинных ресниц. У Севы перехватило дыхание, и он незаметно жестом дал ей понять, что скоро подойдет к ней, только проводит всех своих по своим номерам. Петр, тоже увидев ее, аж охнул и зашептал:
- Ну, Сева! Ну, молодец! Девка то, просто класс!
Поднявшись со всеми на свой 23 этаж, где вся группа была размещена,  начали  делиться друг с другом впечатлениями об увиденном, долго и нудно прощаться. Все тянулись к Севе целоваться и обниматься, хотя он еле сдерживался, что бы не  применить силу и затолкать их по своим номерам. Непонятно только, откуда явилась к нему эта «всенародная» любовь. Не зря толкуют: умом Россию не понять.
Петр времени зря не терял, быстро договорился с двумя тетками, что они потихоньку продолжат «сабантуй» у них в номере. Те охотно приняли его предложение, и он, подмигнув Севе, пошел доставать н/з, спиртное. Когда же  все утихомирились, Сева спустился на лифте в холл, думая о том, что б только бы она его дождалась.
Слава богу, она сидела на прежнем месте, но вокруг нее уже сидели несколько мужчин, явно арабского происхождения, и о чем-то оживленно беседовали с ней. Она сидела, улыбаясь и это было заметно, что польщена таким вниманием.
Он решительно двинулся к этой компании и громко поприветствовал их.
- Хау дую ду! -  Все мужчины повскакали со своих мест и поочередно за руку с ним поздоровались, при этом, как-то особенно склоняя свои головы, приветливо улыбались.
- Эскюз ми! – Сказал Сева и выразительным жестом показал, что эта женщина с ним.
Все они поспешно начали собираться, видимо, оценив мощь Севиных параметров и, поцеловав руку Бригитты-Марии, поспешили оставить их одних. Она негромко рассмеялась и вопросительно поглядела на него. Он присел к ней и, сам не зная почему, обнял за талию и впился взглядом в ее глаза. Не понятно, что она там увидела, но, вдруг, взяла его голову в свои руки и нежно поцеловала его в губы. Немногочисленные поздние посетители с завистью смотрели на эту великолепную пару и по-доброму улыбались им. Сева терял рассудок и, кажется,  забыл, где он находится, и что еще надо кое-что сделать, что бы счастье было полным.
Наконец, опомнившись, он дал понять, что пора идти в номер и она, ни чуть не смущаясь, встала и, все так же улыбаясь, с готовностью взяла его под руку. Единственно о чем подумал Сева:  хорошо, что все это происходит за рубежом, хотя и в стране Варшавского договора, но здесь много цивилизованней, чем у нас. У нас бы уже набежали гостиничные «церберы», начиная от уборщиц до администратора гостиницы, куда, мол, ведешь девушку, ведь, после одиннадцати не моги и все тут. А тут никто даже и виду не показал, что он не так что-то делает.
Когда они вошли в номер, Сева еще раз благодарно помянул Петра. На маленьком журнальном столике стояли шампанское и аккуратно разложенная закуска, фрукты. Что больше всего удивило: посреди стола стоял маленький букетик, невесть откуда взявшихся, цветов. Где и когда это все сосед изыскал и успел поставить, уму не постижимо!
Торжественно приглашая ее на ужин, он застыл в глубоком  шутливом реверансе и она, весело рассмеявшись,  со всего разбега кинулась к нему на шею. Кровь вскипела и ударила в голову, и они лихорадочно начали друг с друга срывать одежду. Сева перевидал много женщин, но тут она дала такой урок, что не мог остановиться, вгоняя в нее всю свою жизнь, без остатка. Она была то нежной, то дикой кошкой, потом прикидывалась мертвой, но ничего ей не помогало. Сева как мощный дизельный трактор прорывался во все уголки тела, принимая невообразимые позы и яростно атакуя  ее чрево. Тут она внезапно заплакала и он, остановившись, начал успокаивать ее и нежно ласкать ее тело, целовать глаза, нос, губы.
- Вас? – Повторял он тихо, целуя ее губы. Она вдруг привстала и показала на, почти незаметную, выпуклость своего живота и жестом показала, что она беременна. Сева от растерянности не молвил ни слова. Присев к нему на колени, и обхватив его шею руками, она долго что-то говорила, скорей разговаривала сама с собой. Из всего ее монолога  он понял только одно: она хочет избавиться от этого ребенка, но у нее нет на это денег или наоборот, не понятно.
Потихоньку успокоившись, она взяла его за руку и потащила его  в ванну, где они долго плескались, лаская друг друга.
После ванной, они, голые, жадно набросились на еду, запивая его шампанским в промежутках между поцелуями.
В это время в дверь номера постучали. Чертыхаясь, Сева показал Бригитте на ванную, мол, спрячься, пока я тут разберусь. Она даже не шелохнулась, и с недоумением глядела на него. Он бросил ей свой махровый халат, и она им просто прикрылась.
Петр вошел практически не вменяемый, его качало из стороны в сторону.  Был в стельку пьян.
- Чертовы бабы, они хотят еще выпить, надо водку тащить…- Заплетающим голосом еле промолвил он. Сева, подхватив Пашу под руки, посадил его на кровать. Какие там бабы, он был уже готов! И тут, мутный  Петра  взгляд упал на полуголую девушку и он, нагнувшись, попытался поцеловать ей руку, но грохнулся на пол. Бригитта  весело рассмеялась. Вдвоем они уложили Петра на кровать, и пока раздевали его, он уже давал такого храпака, что девушка зааплодировала ему.
Сева и Бригитта легли спать в обнимку уже под светлеющий горизонт неба нового Берлинского утра.
Кто-то громко «ломал» входную дверь номера. Сева, продрав глаза, не увидел рядом Бригитту. Может она в ванной, подумал он и пошел открывать дверь. На пороге стоял руководитель группы и, укоризненно качая головой, сказал, что пора собираться в дорогу:   
- Сегодня в одиннадцать переезжаем в Лейпциг. - Добавил он.
Захлопнув дверь, Сева зашел в ванную. Никого нет и вещей ее нигде не видно.
Черт побери, неужели ушла не попрощавшись?
Смутная догадка, еще не сформировавшая в мозгу мысль, терзала его душу.
Нет, думал он, не может быть…
Вытащил из кармана пиджака портмоне и раскрыл его, оно было практически пустым, только одна купюра достоинством в десять марок сиротливо лежала в одном из отделов. На кровати мирно похрапывал Петруша, на его животе лежал раскрытый его оригинальный кожаный кошелек, конечно абсолютно пустой, рядом записка, а в записке крупным шрифтом: РУССКИЕ СВИНЬИ!
            Берлин-Лейпциг.

Сева с Петром спустились в холл гостиницы с такими мрачными лицами, что сердобольные тети и дяди с их группы немедленно начали их расспрашивать, не случилось ли с ними что-нибудь. На все их охи и ахи, они односложно отвечали, да перепили мы вчера, голова, мол, болит…
Петр, оказался, размышлял Сева, заложником его необдуманных действий, и от этих мыслей ему просто жить не хотелось. А когда Петр вникнул в происшедшее, еще в номере спокойно сказал:
- Не дрейфь, Сева, че нибудь придумаем.
От этого легче на душе у Севы не становилось. С другой стороны, если разобраться, искал выход Сева, питание и постель у них есть, а если кое-что продать: фотоаппарат или часы, а они, ведь к тому же, золотые, правда жалко, все-таки подарок бабушки, то можно будет как-то перекантоваться. Под эти невеселые мысли они погрузились в комфортабельный автобус и выехали из столицы ГДР в направлении Лейпцига.
Старушка-Марта сразу увидела несчастное лицо Севы и, выгнав  Петра с его места, расположилась в кресле сидения рядом с ним. Пока выезжали из города, она с микрофоном в руке показывала и рассказывала о достопримечательностях столицы, мимо которых они проезжали.
Сева с отсутствующим лицом, упершись глазами в одну точку, ничего не слышал и не видел. Перед глазами стояла она, Бригитта-Мария, которая почему-то все время ему улыбалась. Он физически чувствовал боль в груди, которая рвало его сердце на куски.
От бессилия и унижения ум предлагал такие варианты отмщения, что он сам удивлялся - откуда и что появлялось в его голове.
Когда же автобус выехал из города на широкий автобан, Марта тихонько спросила его:
- Что с тобой случилось? Никого не убил? Или потерял, что-то…
Тут Сева, не выдержав и покраснев от злости и стыда, да и надо же было как-то освободить душу, решительно все ей в подробностях рассказал.
Она очень внимательно его слушала и, пока Сева изливал душу, становилась все мрачнее, и мрачнее. Когда он закончил, она тихо, словно про себя, произнесла:
- Это я виновата!
Сева с удивлением и подозрением посмотрел на нее.
- Ты, понимаешь, повторила она, это я виновата. Мне нужно было тебя предупредить. - После  некоторой паузы она продолжила:
 - Дело в том, что ресторан «Будапешт», практически каждый день посещают советские туристические группы. А у нас есть такие организации, фанатичные патриоты-националисты, которые всеми способами пытаются делать неприятности людям из Советского Союза. Такой вариант, какой случился с тобой, самый распространенный.  Они подбирают красивых девушек и подсылают к ресторану для того, что бы завлечь подвыпившего человека, а затем опустошить кошельки этих нерадивых туристов, при этом внушают им, девушкам, что таким образом они мстят СССР за развал единой Германии и делают, мол, правое дело. Некоторых девушек заставляют все это проделывать даже под угрозой смерти, если они пытаются отказываться. Деньги у девушек забирают, якобы на патриотические цели. Обязательно и наверняка попадется выпивший или любвеобильный русский гражданин, который не прочь поиметь красивую немку, не так ли, мой юный друг?  - Сева покраснел еще больше.
- Так вот, если бы ты мне сказал, что ты познакомился с девушкой возле ресторана, я бы просто не дала бы тебе с ней встретиться. - И лукаво так посмотрела на него.
- Много денег она украла? Не стесняйся, говори.
Он назвал общую с Петром сумму.
- Значит так, мой юный друг, так как я виновата, но только частично, то я по приезду в Лейпциг найду вам с Петром, не всю, но достаточную сумму, но с одним условием,…
- Какое условие? Не нужны нам ваши деньги, спасибо! – Перебил ее Сева и пожал плечами.
- Как у вас говорят? Голову не морочь, так? А условие такое: на эти деньги купите подарки в первую очередь своим мамам, а потом родственникам, особенно детям. У нас детские товары очень качественные. А когда приедете домой в союз, перешлете деньги по указанному мной адресу, моей родственнице в Липецк. Ну что, договорились? По рукам?
- По рукам… - Сева поцеловал морщинистую щеку этой мировой старушки.

                Лейпциг.

По дороге в Лейпциг группа оживленно обсуждала все перипетии вчерашнего дня. Многое для них стало откровением,  не все так, оказывается, безоблачно в политике родного государства, как преподносили СМИ и комиссары от компартии. Конечно, многие кое о чем слышали, но в основной ее массе, народ был полностью дезинформирован от реального положения дел в странах соцлагеря и, вообще, за рубежом. Хотя руководитель группы пытался вставить свое, естественно, партийное мнение, его уже практически никто не слушал. Однако, после того как все вдоволь обсосали эту тему, переключились, почему-то, на Севу, который мирно спал после бурной и, полной впечатлений, ночи. И такой молодец, как он всех успокоил в ресторане, сопроводил по, полной опасности, пути в гостиницу, а потом  каждого до его номера и т.д. и т. п…
Вот бы, вслух размышляли они, им попалась молодая и симпатичная гид в Чехословакии, поездка в которую предстояло через несколько дней, после посещения  Дрездена. Тогда бы, мол, Севе не так было бы скучно…
Гостиница в Лейпциге, в который они прибыли к вечеру, была намного ниже классом, чем в Берлине. В номере, не отличавшегося ни чем примечательным, куда определили Петра и Севу, было просто неуютно, как у них на душе. Сева попытался пересказать свой разговор, состоявшийся с Мартой, на что Петя мрачно отреагировал:
- Слушай Сева, не нужны мне ее подачки. Я как-нибудь сам разберусь с этим делом - и сразу лег на свою койку, отвернувшись лицом к стенке. Да, подумал, Сева, надо как-то его выводить из этого состояния, но придумать ничего не мог. Зазвонил телефон, оказалась Марта. Она приглашала Севу к себе в номер.
Когда он, постучавшись, вошел в номер старушки, он увидел симпатичную девушку  и молодого парня в джинсовом  костюме. Они приветливо поздоровались с ним и представились: Аннета и Ганс, и начали с неприкрытым любопытством его разглядывать. Видимо Марта кое-что им о нем уже успела рассказать. Интересно, что?
Старушка усадила всех за накрытый фруктами и вином журнальный столик и пояснила:
- Это, мой юный друг, моя внучка, а Ганс ее жених. У нас к тебе дело… – Сева насторожился.
- Завтра они венчаются, ну женятся, если по-русски, мы хотели бы, чтобы ты присутствовал на нашем торжестве. Короче приглашаем тебя на свадьбу…-закончила она.
Сева  от неожиданности растерялся и, после некоторого молчания, спохватившись:
- Спасибо, польщен… – потом твердо, у нас без подарков на свадьбы не ходят…- насупился он.
- Этот вопрос уже решен…- и она показала из под стола ему кулак.
- Я им  в подарок отдаю свою квартиру в Лейпциге, а твое присутствие уже им подарок, так как у нас никого из родственников нет. Свадьба на сегодня состоит из трех человек, ты, если согласишься, будешь четвертым…
- Пять. Нас будет пятеро… Марта и остальные, с любопытством смотрели на Севу.
- Давайте, я от вашего имени приглашу Петра.
- Вот и чудесно! Марта захлопала в ладоши.
- Четыре, число нехорошее, пять-великолепное! За это и выпьем…- подняла, заранее налитые бокалы с вином. Она на немецком языке пересказала состоявшийся диалог жениху и невесте, которые с  восторгом встретили ее слова.
Когда Сева уходил от этих милых людей, в кармане пиджака лежала туго упакованная пачка  дойче-марок и адрес ее двоюродной сестры, которая жила в Липецке.
Петр лежал в такой же позе, в какой он его оставил. Сева, вдруг, нечеловеческим голосом, не закричал, заревел:
- Пааадьем, строитсааа…!
Петя взлетел с койки как ошпаренный, при его-то габаритах!  Округлившиеся его глаза с недоумением смотрели на Севу, который сунул под его мясистый нос пачку купюр.
- Строитсааа… И вперед на винные склады. Это приказ! Вам понятно, товарищ солдат?
- Так точно! То есть. Яволь! – рявкнул ему в ответ Петруха и заулыбался, изображая форменного идиота. От этого у Севы так тепло стало на душе, что даже, черт некстати, комок  к горлу подкатил.
                Там же в Лейпциге.

На дворе стоял солнечный воскресный день. Собор Томаскирхен, куда Марта, Сева и Петр прибыли на бракосочетание Аннеты и Ганса, был известен  на весь мир. В нем  когда-то, буквально жил, играл на органе и сочинял музыку великий Бах. Марта с благовением  рассказывала им историю храма, пока ждали приезда молодых.. В соборе собралось много верующих, уже пропустившие утреннюю мессу. Люди, не спеша, шли к алтарю, ставили свечи, потом садились на скамейку, стоявших двумя рядами, и молча, про себя, молились. В тишине под великолепными сводами собора тихо звучала органная музыка.
К двенадцати часам они втроем вышли к входу. Через минуту к собору подъехал нарядный и белый свадебный раритетный лимузин. Из нее вышел, одетый в черный смокинг Ганс, он придержал дверь и подал руку своей невесте  в белом свадебном одеянии, похорошевшей и счастливой, Аннете.
Марта издали перекрестила их, бормоча что-то по-немецки, после обмена приветствиями, они уже впятером вошли в собор. Перед ними с улыбкой расступались посетители храма. Пройдя по ковровой дорожке, все вместе приблизились к алтарю. В эту же минуту вышел в нарядном белом одеянии священник. Музыка стихла. Воцарилась тишина. Все присутствующие придвинулись поближе к молодым.
Приятным басом священнослужитель  начал процедуру венчания. Все прошло быстро и просто. После его речи, поочередно обратившись к молодым  и получив от них согласное «Я», «Да» по-русски, он перекрестил их обоих и назвал их мужем и женой. Все вокруг зааплодировали. Марта, Петр и Сева  поочередно подходили к счастливым и улыбающимся молодым, поздравили их с законным браком. Наконец все двинулись к выходу.  Марта, лицо которой светилось счастьем, шла впереди процессии и осыпала их путь к выходу  цветами, заранее приготовленными для этого случая.
Расположившись на кожаных сидениях лимузина, направлявшийся в ресторан, Сева, вдруг явственно услышал, много раз пропущенную мимо его ушей, фразу, которая зазвучала в его голове  голосом матери: «Сынок, и когда же ты меня порадуешь внуками. Ведь, недолго мне осталось на этом свете». Защемило сердце от жалости и безраздельной любви к ней. Она одна вырастила и поставила на ноги их троих, без мужа, вкалывая на разных работах, несгибаемая, самая  нежная и любящая на свете его мать. Разберемся, мысленно пообещал матери Сева.
Друзья, никогда не присутствовавшие на немецкой свадьбе, поражались продуманной своей интимностью церемонии такого действа. Все очень скромно, больших и шумных гулянок, как у нас принято, у них нет.
Тихо и очень красиво посидели в ресторане, выпили вина, посвятив несколько тостов  молодым и все. Проводили молодых супругов, к лимузину, все это время их ожидавший, и  укатили, как объяснила Марта, к себе домой, а завтра им предстоял свадебный круиз на теплоходе по Средиземному морю.
Только к вечеру они втроем вернулись в гостиницу на такси. Марта горячо поблагодарила ребят за их участие и удалилась к себе в номер отдыхать от всего пережитого в этот день. Сева с Петром переглянулись и, не сговариваясь, двинулись в переулок, рядом с гостиницей, по которому они вчера неплохо погуляли с молоденькими, очень симпатичными  полячками. Правда, Магда и Мелена, так их звали, идти к ним в номер в конце их позднего общения категорически отказались, пообещав, что на следующей встрече, то есть сегодня, они придумают что-нибудь с местом их времяпровождения. Найти их не представляло ни какой труда, с утра до позднего вечера они «крутились» на продаже сувениров, в специально отведенном властями города  месте, вблизи гостиницы.
Когда девушки увидели приближающихся ребят, они радостно бросились к ним на встречу. Поздоровавшись с ними, Сева вопросительно взглянул на Мелену, та утвердительно подняла вверх большой палец. Значит, гуляем, подумал он, быстро собрали их товар в большие спортивные сумки и направились в ближайший продовольственный магазин.
               
                Еще в Лейпциге.

Дородная Магда, не лишенная привлекательности своими округлыми и пышными формами, на которые запал Петр, Мелена, привлекательная блондинка, расположились с нашими героями в маленькой квартирке, видимо, снятая в аренду  девушками на период их пребывания в Лейпциге. Наступал тот момент, когда пора было и «честь» друг другу отдавать. Петр, солидный мужик,  уже под хорошим «шафе», резвился с Магдой как маленький ребенок, да и девушка прямо-таки льнула к нему. Общение с девушками не вызывало никаких осложнений, они неплохо владели русским и, в принципе, подозрений не вызывали, вроде бы все выглядело искренне. Но Сева был на чеку и не расслаблялся. Взглядом показал Мелене, мол, надо поговорить. Уже на кухне он  долго уговаривал Мелену оставить Петра с Магдой одних, помня, как Петр обеспечил ему общение с Бригиттой, к тому же за это и пострадал. Мысль о том, чем это все может закончиться, не давала ему покоя. Он решил обезопасить Петра от неожиданных последствий, придумав некий план действий, который и пытался  в данный момент реализовать. Мелена неохотно согласилась и пошла, собираться, а Сева, подозвав Петра, дал несколько ценных указаний, на всякий случай, если мол, что… 
Петя слушал, пропуская мимо ушей, его слова и только улыбался, своей наивной и доброй улыбкой.
На улице было удивительно тепло, а ведь был октябрь месяц. Сева и Мелена, зашли в ночное кафе, расположенное прямо напротив их, девушек, дома, откуда  отлично просматривался подъезд, из которого они с Меленой вышли. Заказав себе водки, а  Мелене шнапса он наигранно весело ей сказал:
- Давай напьемся, у меня сегодня праздник!
- Какой? -  спросила Мелена.
- Мои близкие друзья сегодня поженились!
- Как сегодня, какие друзья?
И Сева рассказал Мелене практически все, от самого Берлина, закончив свое повествование, сегодняшней свадьбой, исключив, конечно, некоторые подробности.
Девушка сидела, подперев кулачками свой подбородок, и с улыбкой слушала этого милого и симпатичного во всех отношениях молодого человека. Однако думала она, ему что-то не дает до конца  расслабиться, почему он в каком-то постоянном напряжении?  Это она с первых минут их знакомства почувствовала интуицией женщины, которую никогда не обманешь, что что-то тут не так.
- Сева, я тебе нравлюсь? – вдруг перебила она его.
Сева сразу же все понял, ему стало стыдно за то, что все это время водил ее за нос.
Нельзя ее обижать, подумал он, и решительно рассказал все, что с ним в Берлине произошло. Мелена, сидела, качая головой и, казалось, очень сопереживала ему. Когда же он закончил, она просто прильнула к плечу Севы и что-то по-польски проговорила. На немой вопрос Севы, она ему сказала:
- Ты мне понравился с первого взгляда. Хотела бы, чтобы ты знал, я вынуждена торговать в Германии, достойной работы у нас в Польше нет, к тому же у меня серьезно больна мать, а лекарства и лечение стоит больших денег. Я этим хочу тебе сказать, расслабься и ни о чем больше не думай. Мы с Магдой не такие, у нас одна забота прокормить наши семьи.
Сева покраснел и уже  виновато посмотрел на нее.
- Прости, если можешь! – прошептал он.
Она рассмеялась и нежно поцеловала его, взъерошила ему волосы и предложила прогуляться по ночному городу.
Под утро, все же уговорив Мелену, завел ее в свой номер гостиницы, где он, наконец, постиг, как могут любить польские девушки…

                Прощай Лейпциг.

Автобус отходил от гостиницы после полудня. Марта подняла друзей с их постелей уже к полудню. Сева с Петром пропустили завтрак, но под строгим надзором Марты, хотя, казалось, сил у них ни каких на это не хватит,  вынуждены были произвести покупки для родных и близких, пройдя не мало магазинов и универмагов Лейпцига. Тут еще и руководитель не преминул их ехидно пожурить, что-то ворчал насчет дисциплины и, мол,  по приезду в союз ему придется сообщить в соответствующие инстанции об их поведении. На что, Петр, как всегда, скромно молчал, а Сева иронично пытался внушить "шефу" об индивидуальной культурной программе, на которую его упросили его коллеги по работе, что он не имеет морального права не уважить свой рабочий коллектив.
В ответ директор базы, ныне руководитель группы негромко хмыкнул, а вслух произнес:
- Уж я то знаю, что у вас за культурная программа!
Тем не менее, ребята прикупили практически все, что нужно и, даже, больше, теперь не стыдно было возвращаться домой, хотя устали очень и еле, еле стояли на ногах. 
Под скрупулезным контролем Марты никто из их родственников не был забыт и ни что из вещей не забыто.
Когда группа уже усаживалась в автобус на свои места, пришли, на проводы ребят Мелена и Магда, которые подарили ребятам свои сокровенные сувениры на память. Мелена была спокойна и стояла с Севой, ни чем,  не выказывая, своего волнения. Они обменялись адресами и телефонами, строили на будущее планы о возможных их встречах, которым, увы, не суждено было сбыться. Магда же наоборот откровенно плакала, нет, рыдала на плече Петра, что-то приговаривая по-польски. Хуже всего, конечно,  было Петру. Здоровенный детина, отец семейства, стоял растерянный и жалкий, не зная, что делать. Озирался по сторонам, при этом ни на кого, не глядел, стоял, вытянув по швам руки, словно показывая, что он тут не причем. Ведь, все знали, что он женат и у него трое прекрасных детей. А тут под пристальными взглядами любопытных коллег по туру происходила такое... Не дай бог, жена узнает, это было бы концом его семейной, уже сложившейся, жизни. Со стороны все выглядело и комично и, честно говоря, не очень приятно.
Сева молча посмотрел на Мелену, та мгновенно все поняла и начала с ним прощаться, ссылаясь, на то, что еще нужно бежать на работу. Взяв под руку, рыдающую, свою пышнотелую подругу, стала тащить ее от Петра, который  с облегчением вздохнул и стал носовым платком усердно  вытирать  пот со лба.
Дорога в Дрезден была насыщена разговорами об увиденном, особо осуждали Петра, который вместе с Севой мгновенно заснули, как только автобус сдвинулся с места.
Кое-кто, в основном женская половина, клеймила его измену, неизвестной им, его жене. Мужчины, добродушно посмеиваясь, приводили не опровержимый довод, типа: как узнать, что жена самая лучшая, для этого, понимаешь, можно только на стороне в этом убедиться. Кто-то привел цитату сказанным, мол, великим немцем, Фридрихом Энгельсом:
«Что бы знать насколько твоя родина тебе мила, надо, иногда, заходить и в чужие гавани!» - Или что-то в этом роде…
Жаркую дисскусию, длившуюся всю дорогу, остановил, показавший свои вечерние огни, огромный и прекрасный, вечный  город земли - Дрезден.

                Дрезден.

Высотная гостиница встретила припозднившихся туристов не совсем дружелюбно. Марта долго утрясала какие-то неурядицы с администрацией отеля, а, уставшая и раздраженная долгой дорогой, группа расположилась в холле гостиницы, и представляло разношерстное племя «купцов» и «купчих». Баулы с коврами, коробками со столовыми сервизами типа «Мадонна»  и многими другими товарами, горой возвышались в центре огромного вестибюля гостиницы.
Сева, проспавший всю дорогу, бодрый, готовый к новым приключениям, не терял времени даром, да и со своими не хотелось общаться, на уме и на языке у них только одно,  кто и что купил, за сколько и где… Все это изрядно надоедало и трепало его нервы.
Он подошел к двум симпатичным парням, которые сидели в мягких креслах и оживленно вели между собой разговор на польском языке. Речь их приятно ласкала слух, особенно после  общения с девушками в Лейпциге. Извинившись, вежливо попросил разрешения присесть рядом с ними.  Они с любопытством разглядывали  русского туриста, разительно отличавшегося от всей этой толпы, и кивком головы показали на место рядом с ними. Выяснилось, что они не плохо владели русским языком. После дежурных фраз и взаимных приветствий они представились Севе: Кшиштов и Янек из Гданьска, прибыли в Дрезден по каким-то служебным делам. Знакомство решено было отметить ближе к полуночи  в высотном баре этого отеля, который, как польские ребята проинформировали Севу, очень популярен и известен на всю Европу  за счет своей оригинальной концертной программы. Севе это и нужно было, они договорились, что они встретятся в полночь у лифта в холле гостиницы.
Расселение в номера и ужин прошли как всегда скучно, под контролем руководителя группы, который и на этот раз не преминул дать наставления Севе, предупредив его о том, что, мол, нельзя отрываться от коллектива, это чревато последствиями… и т. д. и т. п.
За ужином, на предложение Севы посидеть в баре вместе, Петр решительно отказался, сославшись на усталость и недомогание. Беднягу можно было понять, психологически он был надломлен, если бы никто не увидел его, ставшим достоянием всей группы, измены своей жене, размышлял Сева, человек мог бы продолжить свое познание мира без зазрения совести. А может быть это и к лучшему, пусть «грызет» сам себя, иногда это полезно для самооценки и дальнейшего выбора концепции своего поведения в мире людей.
После ужина всю группу Марта пригласила на прогулку, объясняя им, что нет более красивого зрелища, чем ночной Дрезден. Многие из группы, хотя и были не довольны этим предложением, но под строгим взглядом «шефа», вынуждены были согласиться, в том числе и Сева с Петром. Сева особо не переживал, до полуночи оставалось достаточно времени.
Ночной Дрезден, известный в мире как город "Флоренция на Эльбе", поражал своей великолепной архитектурой в сочетании стилей барокко и модерна, и выглядел фантастически, под умело направленными на них прожекторами.   Издалека просматривался дворцовый ансамбль Цвингер, в нем, объясняла  Марта, помещен самый известный музей в мире - Дрезденская картинная галерея, в который на завтра у них запланирована экскурсия. Еще дома, Сева знал о том, что его ждет посещение этой галереи и он, не плохо знавший произведения творений флорентийских художников, выставленных в Дрездене, дал себе слово, что прикоснется своими руками, что бы ему это не стоило, к одной из этих картин. Почему, он не знал, но дал себе слово и все тут!
Никто из группы не пожалел, что они вышли на вечернюю прогулку, даже самый примитивный ум не мог не восхищаться  величием и красотой вечных творений талантливых представителей немецкой культуры.
Улицы города были пустынны и безлюдны, за исключением редких прохожих и тут произошел курьезный случай, который навсегда врезался в память Севы.
На перекрестке дорог, около гостиницы, вся группа и Сева тоже с ними, не задумываясь, перешла улицу под красный свет светофора, так как вокруг не было ни машин, ни живой души. Остались ждать зеленного света  только Марта и двое попутчиков, явно не из наших. Они спокойно дождались зеленного светофора, и перешли дорогу. Все это время  группа на другой стороне дороги ждала прихода их гида. При этом старушка ни словом, ни жестом не дала понять им всем, что все это попахивает плохим воспитанием. Сева, не знал как остальные, но у него мгновенно испортилось настроение, и он почувствовал невообразимый стыд. Стыд за себя, за всех своих, если хотите, черт побери, за всю свою страну.

                Там же в Дрездене.

Ровно в полночь Сева стоял у лифта.  Кшиштов и Янек подошли вместе чуть погодя. Все они дружно ввалились в просторный, отделанный зеркалами, лифт в котором, вежливо улыбаясь, стоял лифтер в униформе. Ребята жестом показали, что им в бар. Лифтер, все так же улыбаясь, объяснил им, что в бар могут войти, только кавалеры в сопровождении  дам, увы, таковы правила. Пришлось всем им, не солоно хлебавши, ретироваться из лифта.
Приятели по несчастью стояли в раздумье, когда к лифту подошли две очень миловидные девушки. Быстро сориентировавшись, Кшиштов, прекрасно знавший немецкий язык, обратился к ним. Объяснив сложившуюся  обстановку, он попросил стать их дамами. Девушки, весело переглянувшись, согласно закивали головами. Пока поднимались на последний 36-ой этаж, одна из девушек заинтересованно посмотрела на Севу. Он это заметил и лукаво ей подмигнул. Она прыснула со смеху и начала что-то оживленно шептать на ухо своей соседке. Польские друзья почему-то сразу помрачнели, но заметил это только Сева.
Двери лифта открывались прямо в зал бара. Громадных размеров зал, причудливо отделанный кожей и с множеством вставок из зеркал,  казалось, что он бесконечен. Встретивший их метрдотель, поприветствовал всех, и,  расцеловавшись с девушками, видимо их хорошо знал, усадил всех за один стол. Кшиштов поблагодарив девушек, спросил их, не позволят ли они их угостить, если да, то чем? Девушки, согласно кивнув головами не раздумывая, попросили «Мартини». Сева, опередив, своих новых знакомых, сказал официанту:
-Бутылку «Мартини» и водки!
Поляки, переглянувшись, засмеялись. Севе они объяснили, что здесь подают только на розлив. Но Сева, пропустив  их замечание, мимо ушей, доходчиво показал официанту, что, мол, в бутылках и опять подмигнул девушкам. Официант развел руками и, улыбнувшись Севе, ушел. Девушки уже вдвоем с интересом поглядывали на Севу. Настроение у поляков, кажется, окончательно испортилось.
Через некоторое время заиграл оркестр, и как заиграл! Такого звучания и профессионального исполнения популярной музыки Сева не слышал. К этому времени на столе уже стояли, литра, эдак, на два, бутылка «Мартини» и поллитровка «Столичной». Разлили по бокалам и первый тост выпили за знакомство. Девушки представились: Хелена и Марта. Севе, с первого взгляда, понравилась Хелена, которая выказывала к нему особое внимание. В это время оркестр замолчал и Марта с Хеленой, извинившись, перед ребятами, подошли к оркестрантам, с каждым из которых они обнялись и потом оживленно о чем-то с ними начали говорить.
Вскоре оркестр заиграл ритмичную мелодию, и Сева пошел на встречу возвравщейся Хелене и, не говоря ни слова, увлек ее на танец. Она не сопротивлялась и с удовольствием отплясывала с Севой «шейк». Так продолжалось довольно долго: пили, а танцевал с девушками, в основном, Сева. Тем временем состояние поляков было уже критическим. Под хорошим «шафэ», мрачный Кшиштов начал настойчиво приглашать девушек в номера. На что получил от них решительный отпор, и они с Янеком, ругаясь по-польски: «пся крев», убрались из бара, ни с кем не попрощавшись. Сева с облегчением вздохнул, он еле сдерживался, чтобы не набить им морды, настолько они нагло вели себя. Веселились уже без польской составляющей. Времени до утра оставалось всего ничего. Но Сева, опытный боец, не торопился, Хелена сама должна была, по всем его расчетам, сдать свою крепость…
Когда девушки отлучились по своим делам, Сева, вдруг, услышал, что кто-то хочет обратить его внимание. Он повернулся и увидел за соседним столом солидно одетого, худощавого и в очках не молодого мужчину. На столе у него стояла такая же, как у них бутылка «Мартини». Тот приветливо ему кивнул и жестом показал, приглашая его за свой столик. Сева пересел к нему, и они вместе опрокинули по бокалу.
- Курт! – коротко представился он.
- Севостьян! – ответил  Сева.
- Чиз!
- Чиз! - Снова выпили. Курт внимательно разглядывал Севу.
- Поляк? – вытащил сигарету из пачки Курт.
- Ес! – соврал, не задумываясь, Сева, дав ему прикурить, и тоже закурил.
В это время вернулись Марта с Хеленой. Курт что-то быстро по-немецки им сказал, девушки ни говоря, ни слова, собрали остатки спиртного со своего стола, и пересели к ним. После нескольких фраз Курта, обращенных к девушкам, он протянул им ключи, как заметил Сева, от номера. Девушки молча взяли ключи и удалились. На вопросительный взгляд Севы,  он по отечески похлопал его по плечу. Потом тяжело поднялся из-за стола и пригласил следовать за ним. Где наша не пропадала, подумал Сева, и, рассчитавшись с официантом, потянулся за Куртом. Лифт остановился, запомнил Сева, на 17 этаже. Выйдя из него, они попали прямо в номер Курта, это было что-то новое для Севы. Апартаменты, лучше не скажешь, были огромными, посреди зала стояла широкая кровать, покрытая балдахином, такое Сева на картинках только и видел. Питие продолжалось за шикарным низким столиком на мягком, коричневой кожи, диване и креслах. Потом Курт показал Севе на огромную прихожую, где стояла мягкая мебель, и дал понять, что они с Хеленой свободны и должны оставить его с Мартой. Как только они с Хелен вышли, Курт захлопнул дверь, и они остались одни. Сева ничего не спрашивал и не размышлял, быстро разделся и помог раздеться Хелене. Трах был великий!
Через некоторое время Хелена, уже изнемогшая от яростных атак Севы, заснула практически мгновенно. Заботливо прикрыв ее простыней, он посмотрел на часы. Уже шесть утра! Вставать сегодня нужно в половине седьмого. Черт побери, ему надо спешить. Он тихо оделся и пошел к выходу, то есть к лифту. Спустился  в пустующий  холл гостиницы, пересел на другой лифт и поднялся к себе. Петр уже был на ногах и, взглянув на Севу, печально покачал головой.
- Тебя только кастрация спасет, кобель! – произнес он мрачно.
После завтрака, вся группа стояла и сидела в холле, дожидаясь автобуса, на котором предстояло совершить экскурсию по городу.
Сева дремал в кресле, и, вдруг, кто-то похлопал его по плечу. Он еле разлепил глаза. Перед ним стоял Курт, свежий, в белой рубашке с галстуком, благоухая дорогим одеколоном. Сева вскочил на ноги и встретил полный ненависти взгляд Курта.
- Ду ист русише туристен? – презрительно зашевелились его тонкие губы. Сева попытался улыбнуться и ответил:
- Я, Курт!
Курт изобразил на лице, такое презрение, что у Севы похолодело сердце. Видимо, не зная, что еще добавить, Курт, так ничего не сказав, резко развернулся и быстрым шагом направился к выходу из гостиницы. Сева еще долго стоял в оцепенении и в памяти, навсегда, остались его, Курта, глаза. С такой ненавистью никогда еще в своей жизни он не сталкивался…

                Прощай Дрезден!

Дрезден поразил Севу своей стариной красотой. Великолепная архитектура домов, знаменитых в Европе и на весь мир соборов и дворцов, славившимися своими художественными сокровищами. Все изменилось, с печалью рассказывала Марта, в конце Второй мировой войны, когда ночью 13-ого февраля 1945 г. бомбы сил Великобритании и США обрушились на город.
К утру легендарный город стал лишь воспоминанием.
Как это все было восстановлено, думал Сева, уму не постижимо!
Но особенно впечатлил его шедевр барочного периода  дворцовый ансамбль Цвингер, когда они подъехали к нему в конце экскурсии. Оказалось, что в дворцовом комплексе расположено еще множество музеев, а самый известный, конечно - Дрезденская картинная галерея. Сева знал, и это был его конек, что музей считается одним из самых лучших в мире и содержит такие шедевры как "Сикстинская Мадонна" Рафаэля и "Спящая Венера" Джорджоне, многие знаменитые работы Тициана, Веронезе, Тинторетто, Корреджио, Дюрера, Вермера, Рембрандта и т. д.
Сева в ожидании задуманного, своими руками дотронутся (выбрал для этого «Сикстинскую Мадонну") до шедевра, испытывал знакомое волнение, как перед покорением горной вершины.
Вместе с группой они уже обошли несколько залов, когда он увидел эту картину. «Сикстинская мадонна» была окружена большим скоплением посетителей галереи.
Сева внимательно изучил обстановку: неподалеку на старинном стульчике сидела старушка, которая внимательно следила за порядком. И все, больше никого из охранников не было. Дождавшись, когда вся группа пошла в следующий зал, он незаметно приблизился  к стене, на которой висела картина, огороженная стойками с навешанной на них красной бархатной толстой веревкой. До картины оставалось около метра. И Сева, изогнувшись, коснулся одной рукой полотна, шершавой и теплой. В мгновение он услышал громкий крик старушки- надзирательницы: «Хальт!». Не раздумывая, он стремглав понесся в направлении, куда ушла его группа. Никто не успел ничего понять. Когда он догнал свою группу, подумал: «Вроде пронесло!». На всякий случай он спросил Марту, мол, надо в туалет и куда выйти к их автобусу. Получив разъяснения, он ушел от греха подальше. Но в душе было ликование: «я сделал это!» все время повторял он про себя.
После обеда группа готовилась к отъезду, теперь уже в Чехословакию, в город Усти над Лабом. Севу, как говорится, запрягли. Он как ломовой извозчик помогал всем упаковывать и таскать баулы, чемоданы, свитки с коврами, которые складывал в багажник автобуса. Но он даже не раздражался, энергия била ключом.
Через полчаса после отъезда, они приблизились к границе, где должна была произойти церемония торжественной передачи группы немецкой стороны чехословакской.
Выгрузили все свои вещи. Забрав у Севы его легкую сумку, в свою очередь, нагрузив его, так что он еле плелся в хвосте всей группы, а они ушли вперед к автобусу, который стоял на другой стороне границы.
Вдруг Сева услышал рев двадцати глоток своей группы, которая скандировала: Сева, Сева, Сева…!!!
От неожиданности, он бросил все баулы и чемоданы наземь и, с тревогой, посмотрел в сторону, откуда несся рев его группы. Перед ним открылась следующая картина – вся группа стояла у голубого автобуса, образовав два ряда, а в середине конца двух шеренг соплеменников стояла в джинсовом платье, в черных солнечных очках, стройная и молодая, с каштановыми волосами, ниспадавшими на плечи, восхитительная девушка, видимо их новый гид.

                Дрезден-Усти над Лабой.

Прощание с Германией было скоротечным, водитель автобуса из Чехословакии всех торопил. От лица группы шеф вручил подарочный чайный сервиз старушке Марте. Ее это очень тронуло, она обняла практически всех своих туристов, а Севу расцеловала в обе щеки, наказав ее не забывать.
Уже отъезжая, Сева с теплом думал об этой мировой старушке! Многое в этой стране, благодаря ей, ему стало понятней, хотя, подумать еще было о чем.
Темнело. В автобусе уже улеглись волнения прошедшего, полного впечатлениями, дня и практически все туристы спали.
Сева, сидевший в конце салона автобуса, двинулся в переднюю ее часть, где сидела Милуша Соколыева, так она представилась группе, их новый гид. Сева, под предлогом покурить, около водителя, где это разрешалось иногда делать, решил пообщаться с их новым гидом. Уже на половине пути салона автобуса он вдруг услышал голос «шефа»:
- Куда, гаденыш? Тебе мало их было в Германии, теперь и ее хочешь, - прошипел он как змея…
- Если ты к ней подкатишь, я тебя сгною… - он не успел договорить. Как только до Севы дошел смысл его слов, кровь мгновенно ударила ему в голову, и он практически прыгнул в сторону, откуда летели эти шипящие звуки. Его руки ощутили пульсирующее горло с дряблой кожей:
- Ты, сучара!- шепотом произнес Сева, все больше сжимая горло:
- Сейчас тебя здесь удушу и никто не узнает от чего ты сдох, а если, говно, ты еще раз позволишь себе разговаривать со мной  в таком тоне, я тебя … - его остановил булькающий звук и конвульсии этого животного. Он ослабил хватку.
- Ты меня понял? – тихо продолжил Сева. Шеф, глубоко вдыхая воздух, закивал головой, давая понять, что да, видимо не ожидавший такого поворота событий.
Выпрямившись, Сева внимательно прислушался, вроде бы все тихо, подумал он и продолжил свой путь, хотя все тело дрожало от напряжения.
«А, ведь, мог и вправду его…» - Севу передернуло.  Настроение было испорчено.
Когда он подошел к водителю, он увидел сидевшую на переднем сидении Милу, как про себя Сева ее назвал. Она не спала и задумчиво смотрела, как исчезают километры шоссе под автобусом. Сева молча присел рядом с ней. Она, даже не удивилась, только улыбнулась ему. Еще у нее в памяти, оригинальная встреча с ее новой группой и коллективное ее «сватовство» за этого симпатичного, во всех отношениях, парня, которое в начале так ее перепугало. И что за странное имя у него, Сева, думала она. Так молча, они проехали еще около получаса. Сева, наконец, успокоившись, тихо ее спросил:
- Милуша, а ночной бар есть в Усти над Лабой? – спросил Сева.
- Конечно! Прямо в той гостинице, в которой мы остановимся. Кстати этот бар, еще знаменитее, чем в Дрездене…- Сева вздрогнул. Неужели она что-то знает? Вроде нет.
Она же спокойно продолжала:
- Обычно все группы при въезде бывают там, так как туда собираются туристы со всей Европы. Это грандиозное зрелище!
- Я вас туда приглашаю!- Вставил Сева.
- Спасибо! Но я обязана, по правилам, пригласить все группу посетить этот бар.
Сева приуныл. В это время они уже подъезжали к гостинице, и надо было готовиться к выходу.
Перед тем как отпустить группу расселяться в номера и на ужин  Милуша объявила:
- Собираемся после ужина в холле гостиницы ровно в одиннадцать вечера, мы все пойдем в бар! - Громкое «ура!» заглушило последние слова гида. Сева только усмехнулся и, почувствовав на затылке чей-то взгляд, внезапно повернул в  голову ту сторону и столкнулся, полным ненависти глазами руководителя группы. Тот немедленно отвел глаза и заторопился к себе в номер.
Ровно в одиннадцать вся группа, нарядная и веселая, собралась в холле гостиницы. Милуша потрясла всех своим видом. Она была в шикарном красном платье с глубоким декольте, волосы волнами ниспадали на открытые плечи и ее глаза, казалось, излучали радужно-зленоватый свет, а улыбка открывали великолепные зубы. Обращаясь ко всем, она громко объявила:
- Так, что бы мы долго не стояли в очереди, давайте сразу соберем деньги, по пятьдесят марок, и я быстро все устрою. Это плата за вход и за выпивку, которую вам будут подавать в баре.   
Наступила гробовая тишина.
 «Это ж как понимать», зашелестели туристы, «из трехсот тридцати марок, сразу пятьдесят выбросить на выпивку? Что же мы потом сможем купить!» И так далее…
Сева встрепенулся.
И опять в разговор вмешалась Милуша:
- Ну что, вы идете? Вот Сева меня пригласил и я ему благодарна! – она улыбнулась ему.
Все разом подбежали к Севе,  отведя его в сторону, как утопающий за соломинку, начали уговаривать:
- Выручай Сева! Отведи ее туда, мы потом скинемся и отдадим тебе всю сумму, которую потратишь. Хорошо? Ее надо ублажить, а то она нас по магазинам не отпустит...
Сева, постоял, делая вид, что колеблется, потом, после задумчивой паузы сказал:
- Ладно. Уговорили! – Вздох облегчения прокатился по толпе. Сева мысленно про себя улыбнулся, с серьезным лицом подошел к Миле, взял за ее руку и двинулся с ней в бар.

                Усти над Лабой.

Такого огромного, по своим размерам, бара Сева никогда еще не видел. Количество людей и столиков, между которыми сновали многочисленная армия официантов, просто не укладывалась в понятие - бар.
Кроме того, Мила, которую тут все знали, так как она не успевала отвечать всем на их приветствия, объяснила Севе, что здесь играет в одну ночь несколько известных вокально-инструментальных групп, сменяя друг друга, и все они съезжаются с  различных стран Европы.
Они с Милой присели за столик к ее знакомым, молодым ребятам, и она представила его всем присутствующим за столом, а их было человек семь. Имена их, конечно, Сева не запомнил.
Очень быстро им подали зеленоватый коктейль. Попробовав его, Сева поморщился, вкус не очень, да и градусов для такого дела маловато, подумал Сева. Обратившись к Миле, под предлогом, что, якобы, ему надо в туалет он пошел, не выбирая дороги, чтобы исполнить задуманное.
Он остановил одну из официанток и с трудом выяснил, где бар-стойка.
Бармен его встретил приветливо и вопросительно посмотрел на Севу.
- Водка! – коротко рявкнул Сева, так как в этот момент громко заиграла какая-то рок – группа. Бармен кивнул головой, и моментально перед ним стояла малюсенькая, граммов эдак на десять-пятнадцать, рюмочка водки. Сева посмотрел на бармена и показал, мол, надо стакан. Бармен пожал плечами и отвернулся. Кто-то тронул его за плечо, это была Мила. Видимо, она его пошла, искать, что бы он не заблудился в этом огромном зале.
С полуслова поняв, что ему надо она объяснила ему, что водку подают только в таких дозах, это правило для этого бара. Постояв раздумье, Сева снова подозвал бармена, показал, мол, таких рюмок еще десять штук. Вокруг уже собирались зеваки, а Мила удивленно расширила свои чертовски красивые глаза.
Бармен, получив молчаливое согласие Милы, выстроил ряд из уже одиннадцати рюмок.
Сева кратко произнес тост за знакомство и начал опустошать их одну за одной без всякого перерыва. Когда он закончил, вокруг все зааплодировали, а Мила укоризненно покачала своей милой головкой:
- Сева, ты не опьянеешь? – спросила она.
- Я уже пьян! Но только от тебя! – обнял он ее за плечи. Мила покраснела, но руки его не убрала. Уже хорошо, сказал сам себе Сева, и они пошли за столик, обнявшись.
Веселье только начиналось, все бросились танцевать и Сева тоже. Так продолжалось до самого утра, а Сева попутно принял еще такую же дозу «Столичной» и все это запивал то пивом, то какими-то коктейлями. К концу, когда все посетители образовали один единый хоровод, и пошли громадной змейкой между столикми, у него все уже плыло как в тумане, он только видел и слышал Милу, однако, умудрился несколько раз ее поцеловать. Опомнился только тогда, когда он оказался в номере у Милы. Она протягивала ему полотенце и показала на дверь в ванную:
- Лучше холодной водой – посоветовала она ему. Сева, глупо улыбаясь, закивал головой и неровной походкой пошел в указанном направлении. И когда он споткнулся о порог ванны, Мила подхватила его под мышки, сама завела его в ванную комнату и  помогла ему раздеться. После холодного душа у него прояснилось в голове, и он, выйдя из ванны, пошел на Милу, которая стояла посреди комнаты обсалютно голая…

                Усти над Лабой-Прага.

 Сева проснулся от дикой головной боли. Хмуро оглядевшись вокруг, рядом никого не увидел. Он был один в номере у Милуши. Вчера всего намешал, вот и результат, размышлял Сева, ну а как же с Милой? Кажется, долго не хотел отпускать ее, пока она не взмолилась и сказала, что уже ничего не может и не хочет, дальше… дальше пустота, значит, он сразу же вырубился. А где же она, попытался размышлять Сева, ну да, она же на работе!
Проявив недюжинную силу воли, заставил себя принять контрастный душ и, получив от этой процедуры какое-то облегчение, подумал о кофе. Сейчас бы оно ему помогло. В этот самый момент он услышал звук, поворачиваемых в замке ключей входных дверей.
Мила вошла с подносом, на котором стояло все, о чем он подумал минуту назад. Она все поставила на журнальный столик и Сева принялся за дело.
- Вся группа переживает за тебя,- взъерошила она его густые волосы и рассмеялась,
- Ну, какой же ты смешной! Разве можно столько пить? И зверь ты, дикий и нехороший зверь, замучил меня! Я чуть не умерла! Бессовестный!- нежно ворковала она с еле заметным акцентом, выдававшее ее чешское происхождение, а Сева, уминая гренки и кофе, довольно хмыкал. Закончив с едой, он неожиданно набросился на нее и начал лихорадочно, буквально, сдирать с нее одежду. Она кричала, слабо сопротивляясь:
- Нас ждет автобус, нам надо ехать на экскурсию… Господи, что ты со мной делаешь, - уже шепотом говорила Мила, целуя Севу, куда попадется.
- Ничего, подождут. Успеем! – уже глухим голосом приговаривал он, овладевая ею.
Во время всей экскурсии Сева был центром внимания, ловя на себе взгляды прямо противоположные: ненавистные и добрые, завистливые и одобряющие. Своеобразно  вел себя Петр, выказывая полное безразличие к происходившему, и, вообще, он резко поменял свой образ жизни. Даже в номер с Севой уже не хотел поселяться. Видимо, думал Сева, это плоды работы шефа, а он слабаком то оказался, да ну его к е… матери!
После поездки по достопримечательностям симпатичного во всех отношениях города
Усти над Лабой, живописно расположившегося на гористой, покрытой сплошной зеленью, местности, группа готовилась к отъезду в Прагу.
Сева на этот раз лежал на своей койке и приходил в себя после, бурно проведенной, ночи, да и соплеменники понятливо старались его не беспокоить.
Дорога в Прагу предстояла долгой, а Мила хлопотала по каким-то своим делам, только один раз заглянула к Севе и, увидев, что он спит, с улыбкой побежала дальше.
Всю дорогу по пути в Прагу группа была занята одним вопросом: по сколько марок им надо скинуться для возмещения Севиных расходов потраченных на угощение Милуши. На этой почве разгорались жаркие баталии, иногда переходящие в оскорбления и упреки друг друга. В один из таких моментов, когда эти споры дошли до своего пика, Сева, который только продрал глаза ото сна, послушав некоторое время их перепалку, встал во весь рост и очень громко, но с видимым сарказмом им объявил:
- Граждане, советские туристы! Я думаю,  спор здесь не уместен, ваши разговоры отдают тухлятиной! Никаких денег я у вас брать не буду.- После паузы:
- Извините, но я так воспитан! – добавил он. Хотя у Севы не осталось даже «пенса», все просадил в баре, это он еще утром констатировал и, кстати, не о чем не сожалел. Мила незаметно сжала ему руку и тихо прошептала:
- Я тебя обожаю! Ты молодец!
Ради таких слов, иногда, стоит появляться на этом бренном свете, подумал Сева, почувствовал неизмеримое облегчение и еще, что-то такое, чего не выразить словами!
Группа тоже, облегченно вздохнув, молчала до самой Праги.

                Прага.

В Прагу прибыли ночью и расселение по номерам прошло как во сне. Мила расцеловала Севу, который провожал ее до такси и все никак не могли расстаться, заставляя нервничать таксиста.
- Завтра вечером поедем ко мне, я хочу познакомить тебя со своими родителями, - сказала она.
- Не рановато ли? – поморщился Сева.
- Никогда… ты слышишь, никогда и никого я еще не знакомила с моими предками, ты должен это оценить, - сказала она лукаво, улыбнулась своей белозубой улыбкой и юркнула в салон, ожидавшего ее такси. Таксист нервно рванул с места в карьер и исчез за поворотом. Сева вытащил пачку сигарет и, в раздумье, закурил.
Прага ошеломила Севу своей красотой, архитектурой, своими площадями и фонтанами, маленькими кафе, как здесь их называли бистро и, конечно, милой Милушей!
Она сделала все, что бы группа могла удовлетворить все свои запросы, бегала с женщинами по магазинам и универмагам, подсказывала, где дешевле и качественней нужные им товары. Все женщины и мужчины, кроме руководителя группы, который практически уже самоотстранился от своего руководства, пустив все на самотек, обожали Милушу.
Все лихорадочно избавлялись как можно больше с пользой и выгодой от оставшихся денег, ажиотаж был неимоверный! Мила очень уставала за день и, только Сева, спокойно относился  философски ко всему происходящему, материальная концепция, которого, заключалась в двух словах: модно и если есть, в смысле денег. А их то не было, поэтому ему было легче всех. Редкие их постельные дела происходили урывками, ее занятость не давала им спокойно общаться.
После визита к ее родителям, которые очень радушно привечали Севу и оказались весьма симпатичными и молодыми для своих лет родителями, заставило его подумать, почему-то о том, что надо заводить семью, ведь, он мысленно пообещал еще в Берлине это своей матери. Лучшей кандидатуры, чем Мила, у него еще не было, однако, как это все будет реализовываться в реальной жизни, он не знал, и его одолевали сомнения. Об этом, конечно, он с Милой не говорил, да и рано еще строить воздушные замки, поживем, увидим, подытожил Сева.
Прошли последние три дня всего тура и пребывания в Праге, группа готовилась к отлету в Москву, упаковывая и вновь распаковывая, и снова делая это все наоборот свои вещи и покупки, когда Мила, полушутя, приказала Севе идти с ней. Куда и зачем Сева уже не спрашивал, он наслаждался общением с этой удивительной девушкой, которую за это время полюбила, практически, вся группа. Женщины одолевали Севу разговорами о том, что лучше девушки в жизни больше он не встретит, подкрепляли это и с материальной точки зрения этого дела, мол, будешь жить в Праге, как кот в масле… и так далее… На что Сева только отмахивался от этих назойливых разговоров.
Она затащила его в самый большой и известный всему Советскому Союзу, его туристам, универмаг «Белая Лебедь» и с начала подвела к детским товарам. Сева все понял и молча, развернувшись, пошел к выходу. Мила его догнала уже на улице. И тут она горько заплакала. Люди с удивлением оглядывались на симпатичную парочку. Сева еле успокоил ее и попытался сказать, что, мол, он не альфонс и… Тут она закрыла ему рот своими ладошками и, шмыгая носом, пролепетала:
- Я никогда не свяжусь с такого типа мужчиной. Ты же знаешь, что я так не думаю! Ты потратил все свои деньги на меня, а я что не могу сделать подарки твоим родным и тебе? Ты меня не любишь, - подвела она черту. Сева растерялся, что ей можно было возразить? Он не знал.
Пришлось подчиниться и он, с неохотой вернулся с ней к покупкам. Лично ему она, не принимая никаких от него возражений, приобрела искусственную мужскую шубу, которые были тогда в моде.
Уже в электричке по пути в Братиславу, из-за не летной погоды авиарейсы в Праге отменили, Сева, который уже  вполне соответствовал своим соплеменникам нагруженный баулами, сказал Милуше:
- Обязательно приезжай ко мне! Мы пойдем с тобой в горы, и будем жить как дикари.
Она счастливо кивала головой, и грустная улыбка не сходила с ее лица. Казалось, вот-вот она заплачет, но держалась изо всех сил, а то Сева будет нервничать, думала она, памятуя его строгое предупреждение, не плакать.
В Братиславе то же отменили рейс, до следующего утра. Мила сразу же заявила, что она будет ждать с ними самолета, но Сева, видя ее состояние, она уже с ног валилась, непререкаемым тоном дал понять, что этого не нужно делать, а ей надо отдохнуть, ведь, завтра ей снова на работу. И тут началось! Плакали буквально все женщины группы вместе с Милой, провожая ее на автобус возле аэропорта. Даже некоторые мужчины, видя, как горько рыдала Мила, украдкой смахивали слезу. Сева стоял неподалеку, хмурясь и нервничая, прикуривал уже десятую за полчаса сигарету.
Отъезжающий автобус увозил заплаканное и такое родное Милы лицо.
Севе стало совсем не по себе и, резко отвернувшись от всех провожающих ее туристов, зашагал в здание аэропорта.
Шел 1977 год.