Чечен

                Чечен.
                Николай Борисов.

( Отрывок из повести: «Между грехом и праведностью».)


…Каждый из нас знает об этой жизни такое, чего никто больше не знает, но это не значит, что наше тайное никогда не станет явным.


    Он расстегнул верхнюю пуговицу на рубашке и потянул галстук, ослабляя его. Щелкнул зажигалкой, затянулся,  щуря глаз от дыма. Откинулся на спинку стула и заговорил:
   -Давно это было, так давно, что я иной раз, вспомнив эту историю, задумываюсь, а происходила ли она в моей жизни. Но поскольку событие всплывает из моей памяти, раз за разом и не даёт забывать себя, то я склонен думать, что всё так на самом деле и было.- Он сбросил пепел в пепельницу:
   -Я рос мальчишкой  нелюдимым. Только в шесть лет мои родители забрали меня от деда с бабкой к себе в Казахстан, на освоение целинных земель. Поскольку я ещё в школу не ходил, а мать с отцом уходили на работу рано, то с самого раннего утра и до позднего вечера я был  предоставлен сам себе.
   Целинный совхоз, затерявшийся в глубинах Тургайской степи, жил своей жизнью первоцелинников. Разговоры взрослых велись только о хлебе, и всякие рассказы сводились к полученному урожаю и перспективах на будущий.
   В тот год пришла девятая весна создания совхоза.
   Как только родители уходили на работу, я тот час убегал из дома вслед за ними.
   Меня манила, звала в себя степь. За последними домами совхоза начиналось бескрайнее поле. Я несколько раз порывался дойти до далёкой черты горизонта, но страх потеряться возвращал меня обратно.
   Молодая трава пробивалась сквозь седой ковыль, и степь превратилась в зелёный ковёр. На сочном, изумрудном покрывале пестрили тюльпаны, поражая и восхищая  своим богатым разноцветьем.  Высоко в голубом, бездонном небе пели жаворонки.
   В тот день я выбежал из дома, прихватив краюху хлеба.
   - Сашка, ты куда? Опять в степь?- остановила меня соседка, старуха баба Галя, хворостиной гнала своих гусей на выпас.
   - Смотри, там чечены приехали строить ферму. К ним близко не подходи, они голову сразу отрежут.
   Я остановился в недоумении: « Кто это, чечены? Зачем они мне голову должны отрезать?»
   Увидев мою нерешительность, баба Галя продолжила:
   - Они очень мальчишек любят, таких, как ты. Как только к ним такой попадёт они его сразу за ноги и голову отрезать. Я их старшего знаю, он у них самый злющий. Так глазами и зыркает, так и зыркает, а по ночам ножик большущий точит. Вж-ж-жик, вж-ж-жик, - и она показала, как старший чечен это делает.- Ох, как он любить рыженьких мальчиков. Таких сладеньких, как ты.-
    Мне почему-то бежать в степь расхотелось. Я вернулся домой и целый день просидел в комнате, рассматривая картинки в журналах «Крокодил».
    На другой день чуть свет ко мне прибежал друг Димка. Он заговорщицки, осторожно оглядываясь, шепотом подозвал меня к себе. И потащив на улицу, заговорил быстро:
    - Сашка, ты знаешь, чеченов привезли. Пойдём на них смотреть.
    Вспомнив рассказ бабки Гали, я замотал головой:
    - Ты чё, дурак? Делать мне больше нечего. Иди сам и смотри. Я не пойду.
«У Димки волосы чернее ночи. Ему хорошо»,- подумалось мне.
    К моему удивлению и неудовольствию Димка не стал меня уговаривать. Он пожал плечами:
-Как хочешь. Мы с Колькой Дириглазом пойдём,- и убежал.
    Но этом событие как-то потихоньку успокоилось. Я так же бегал в степь, но теперь совсем в противоположную сторону. А туда, где строилась новая ферма, я не ходил.
    Только иной раз нет, нет, а из любопытства подкрадывался тихонько поближе и издалека наблюдал, что же там делают эти чечены.
    Я видел по пояс раздетых людей копающих землю, и складывающих из камня стены.- Он закинул ногу на ногу и поставил пепельницу себе на колено, затянулся дымом:
    -Тогда я понял, что чечены похожи на моего отца, на дядю Васю, что они такие же, как все мужчины в совхозе.
   Когда однажды я спросил отца:
   - Пап, а кто это, чечены?- он внимательно посмотрел на меня.
   - Люди, сын. Люди. Такие же, как все мы,- я отцу возразил:
  - Пап, а баба Галя говорит, что они мальчиков любят. Поймают мальчика, раз его за ноги и ножиком голову режут. А больше любят рыженьких…
   Я увидел,  как у отца набухла вена на шее и он стал злой:
  - Ты бабку Галю побольше слушай. Вообще в погребе будешь жить,- и, посмотрев на мать, выдавил:
   - Совсем старая карга из ума выжила. Ты, Анюта ей скажи, что б она не брехала, как та дряхлая сучёнка. А не скажешь, я сам скажу.
   Однажды в воскресный день отец подозвал меня к себе. Время подходило к обеду.
   Он вытащил из сарая самодельную тележку, которую сам смастерил из колёс моего детского велосипеда. Увидев тележку, я подумал, что он пошлёт меня на озеро за травой для кроликов. Отец с раннего утра забил несколько  штук из них и сейчас решил, наверное, их успокоить сочной травой.
    Мать с раннего утра что-то пекла, жарила, варила и в комнате стоял дух пирогов, жареного мяса.
    Отец приладил на тележку большой ящик, и они с матерью стали укладывать в него, что наготовила мать. Я стоял рядом и гадал, куда же отец собирает столько еды. Когда всё было упаковано и накрепко завязано, отец сказал:
   - Сын, попробуй не тяжело?
   Я подхватил тележку и потянул на себя, она легко сдвинулась с места.
   - Вот и хорошо. Вези медленно и не торопись. Здесь не мешки с травой, сам видишь. Дорогу выбирай, не растряси.
    - А куда везти, пап?- я в недоумении уставился на отца. Они с матерью переглянулись. Отец потрепал меня по плечу:
    - Куда, куда? На строящуюся ферму, к чеченам. У них там совсем кушать нечего. Скоро с голоду падать начнут.
    Наверное, со мною, что то случилось. Поскольку отец серьезно на меня посмотрел и одобрительно сказал:
   - Ты чего сын? Ты мужчина или, как эта бабка Галя? А?- Мать участливо покачала головой. Отец улыбнулся:
   - Иди сын. Там дядя Шамиль. Вот и познакомишься.
    Я молча повернулся и потянул тележку на себя. Сколько времени шел и какой дорого не помню. Остановился когда упёрся в траншею. Оглядевшись вокруг  ни кого не увидел. И только обойдя накиданною гору земли, я вышел к костру.
Медленно, подтягивая тележку,  подошел к работающим людям. Они  прекратили работать и стали внимательно меня разглядывать. Сердце моё бешено колотилось. Я молча смотрел на них:
   - Здравствуйте,- едва выдавил из себя.- Дядя Шамиль где?
   - Здесь я, здесь,- раздалось сзади меня.  Ко мне подошёл мужчина, он был  в папахе, костюме и сапогах. Пиджак был распахнут, а под ним было голое тело. Подойдя, почти вплотную,  спросил.
   - Тебе чего?- и пристально упёр в меня свой взгляд.
   - Папа вам передаёт покушать, - я показал на тележку. Работающие мужчины вылезли из траншеи и с любопытством стали рассматривать меня и тележку. Силы меня покинули, у меня от страха подкосились ноги.
   - Не отрезайте, пожалуйста, мне голову,- и тело моё, что мешок с травой опустилось на землю, рядом с тележкой.
Дядя Шамиль подхватил меня на руки и, подбросив вверх, поймал, прижав к себе так, что я задохнулся, вдохнув полной грудью его запах пота и табака.
Он тёрся колючей щетиной мне по щеке и ласково говорил:
   - Да, что ты? Что ты говоришь? Нельзя так говорить. Как тебя зовут?- он поставил меня на землю.
   - Саша.
   - Саша, а отца, как твоего зову?
   - Володя.
   - А Владимир Трофимович?
   - Да.
   - Спасибо тебе Саша.  Скажи отцу, что мы ему передаем большое спасибо,-  обнаженные по пояс, молодые мужчины вокруг, кивали головами и приветливо улыбались. Дядя Шамиль потрепал меня по голове и присев на корточки заглянул в глаза.
   - Спасибо Александр. Ты настоящий джигит,- он ещё раз прижал меня к себе, и я увидел, как глаза у него заблестели. Он встал, долго шарил по карманам, наконец, достал цветную открытку.
   - На, Александр, тебе на память. На открытке был изображен белый козлик с цветочком во рту. А вокруг расстилалось цветистая лужайка. Над козленочком голубело небо, и золотистое солнце улыбалось во весь солнечный рот.
   Я не знал, что такое джигит, но мне отчего-то было легко и весело. Домой я не бежал с тележкой, а летел. Так мне было хорошо и радостно.
    Наверное, оттого, что всё со мною обошлось и мне не отрезали голову. Наверное, и оттого, что чечены оказались такими же, как мы людьми, как говорил мне мой отец.
   Открытка долго хранилась в семейном фотоальбоме. Да она и сейчас, наверное, где-то лежит среди фотографий.
   За прожитые годы столько их скопилось, что иной раз, рассматривая снимки, я порой и вспомнить не могу, где и когда фотографировался.
   А память нет, нет, но отчего-то  напомнит мне, тот очень далекий случай.
То ли навеяв воспоминания о невозвратном детстве то ли ещё для чего-то.-
   Он затушил окурок в пепельнице. Налил коньяк в фужер и в два глотка выпил.
    Опять щелкнул зажигалкой, он прикурил новую сигарету:
    - И только совсем недавно я стал понимать, что дядя Шамиль приготовил эту открытку для поздравления своего сына с днём рождения. И открытка, наверное, у него была самая дорогая вещь. Где он мог найти в те годы, в затерявшемся в степи совхозе, открытку…не знаю. И вот вместо поздравления своего сына с днём рождения он эту саму ценную для него вещь подарил мне…
Да, надо было прожить целую жизнь, что бы понять это.

                *     *     *