По образу и подобию

Утром в дом буквально ворвалась соседка Антонина, известная на всю округу сорока-трещётка.
- Ой, соседи, что скажу!.. – вместо приветствия затараторила с порога. – У Прасковьи Чумаковой сын застрелился!.. Вчера пришла с работы, а он – на полу лежит, и ружьё, что от отца осталось, рядом. Вот горе-то, ведь двадцать два парню весной исполнилось, мальчишка совсем!..
«Вчера… Странно, что ты только утром пришла сообщить, - подумал Иван, - ведь наверняка уже вечером знала. И как это у тебя получается – всё знать перевей других?.. Иной раз кажется: ещё ничего не случилось, а ты уже чуешь приближение события…»
- А с чего он?.. – спросила супруга Ивана, Мария, выставляя чашки на стол. – Не известно?..
- Да как неизвестно! – удивлённо округлила глаза Антонина. – Всё село знает, отчего, видать, только вам не ведомо!..
- А нам чужое ни к чему знать, своего хватает, - не очень дружелюбно отозвался Иван.
- Так ведь иной раз и не хочешь узнать, а прямо в уши вольют, - обиженно поджала губы Антонина, присаживаясь к столу, где в чашках уже дымился чаёк.
«Ага, не хочешь… - мысленно усмехнулся Иван. – Не про тебя это, точно…»
- Тонь, вот, бери пирог. С клубникой, вчера пекла… - Мария пододвинула поближе к гостье блюдо с нарезанным пирогом. – Так из-за чего он?..
Антонина ухватила кусок побольше, поднесла ко рту, но откусывать не стала – жажда поговорить оказалась сильнее, рука с пирогом застыла в воздухе.
- А из-за того, что Прасковья против его женитьбы была. На Вальке Митрофановой. Валька ведь старше на целых десять лет, а присушила парня – не оторвать!.. Уж как любил её!.. А мать упёрлась: не дам благословения, и всё тут! И – ни в какую!.. А парень-то хороший был, душевный, любящий… Славный такой, тихий – не мог ослушаться матери, пойти поперёк её воли. Ведь она одна его растила, без мужа. Всё ему, всё для него – и тепло и ласку, и кусок получше…
Антонина сделала паузу, перевела взгляд на аппетитный пирог, зависший в воздухе. Не выдержала, откусила немного. Но говорить не перестала – у неё одно другому если и мешало, то не очень.
- И продолжалась эта история больше года, - вполне членораздельно продолжала Антонина, поигрывая челюстями. – И уж как Лёшка молил мать, уговаривал, а она ему: «Сделаешь по-своему – не сын мне больше!.. Чтоб и думать о ней забыл!..»
«Ну, а это откуда знаешь?.. – чуть не выпалил Иван, но удержался. – Сильна ж ты врать, Антонина!.. А слушать ничего, интересно даже. Это, наверное, талант такой – врать».
- А вчера утром у них по этому поводу очередная ссора вышла, - отложив недоеденный пирог, подвела черту Антонина. – Утром за завтраком Прасковья такое закатила!.. Она сама мне вчера рассказала. Ну, а с работы пришла, а дома… Вот!..
Антонина резво подскочила.
- Ну, я пошла, дел дома накопилось, надо поскорее управиться с ними.
«Лети-лети, сорока, - опять мысленно усмехнулся Иван. – Работы у тебя сегодня, и вправду, много…»
=====
Мария убрала со стола, присела у окна с шитьём, а Иван в магазин отправился: дома ни куска хлеба, надо позаботиться заранее, запастись к обеду. Да и просто пройтись захотелось.
Шёл по улице, щурясь от яркого июльского солнца, радовался тёплому ветерку, нежно ласкавшему его небритые щёки, милым берёзкам, выстроившимся вдоль дорожки и приветливо помахивающим упругими ветвями.
«Да, плохо сейчас Прасковьюшке. Каково это – сына потерять!.. Молодой парень совсем. Одно дело – У Михайловны недавно сын помер. Так ей девяносто восемь, а ему семьдесят шесть по весне стукнуло. Пожил на свете, а и то – горе для матери. А тут – мальчишка совсем. И ведь никого у неё больше… Да, тоска…»
В таких раздумьях и дошёл до магазина. Купил хлеба, вышел на улицу, перемолвился парой слов с проходившим мимо Василием, товарищем по работе. Выходной, спешить некуда…
На обратном пути опять вернулся мыслями к Прасковье, её сыну.
«Жаль парня, не выдержал жизни. А ведь не такое суровое испытание-требование она ему предъявила, можно было бы и справиться. Не смог. Сил не хватило. Но не осудишь за это. Хоть и создал Господь людей по своему образу и подобию, но такие мы разные. Одни такое выносят и живут дальше, виду не подают – диву даёшься, а другие… Да, сильно разные мы, хоть и корень один…»
Иван сразу в дом не пошёл, присел у дороги на лавочке. Сам поставил, три года назад. И столик возле. И берёзку посадил – тогда же. На том месте, где она растёт, яма была. Глубокая!.. В ней и утонули той весной Танечка да Андрюшенька, детишки его. Ей пять лет было, ему – шесть. Да кто ж знал-то, что яма эта так просядет! Ведь мелкая была совсем. А осень дождливая выдалась, очень. Яму-то, видать, и размыло, вглубь пошла. И ведь водой всё время была заполнена – лужа и лужа. А весной мать у Ивана померла. В тот день прощались с ней, собирались на кладбище. Понятно, народу в доме, траур-печаль да духота. Детишки и отправились на улицу, воздуха вдохнуть, погулять. Матрёна, что дальше по улице живёт, как раз из дома вышла и увидела издалека, как Танечка пропала вдруг, провалилась куда-то. То ли сапожком решила глубину лужи измерить да не удержалась: поскользнулась и упала в яму. А Андрюша к ней бросился, руку протянул, ухватил да и ушёл под воду следом. Так и утопли оба. Матрёна только рот открыла, а сама и понять-то ничего не успела. А как пришла в себя, уже всё кончено. Да и не успела бы ничего предпринять – далеко. И после одних похорон – ещё. Двойные.
И растёт теперь на этом месте берёзка. Как посмотрит на неё Иван, сразу детишки перед глазами встают, как живые!.. Хотя… И без того – не было и дня, чтоб Иван не поминал их. Каждый день являются ему.
Нехотя поднялся, протянул руку. Ветвь доверчиво легла в ладонь. Красивая… Иван ласково погладил листочки, тоскливо вздохнул и побрёл в дом…