Эмир Шей Халат -2-

Эмир Шей Халат ханства Порты Долой выехал из своей столицы Ухишарф поздно вечером. В жарких странах вершить путешествие после захода солнца самое время. В этом убедился эмир, когда увидел на закате дня через западные ворота, что башня, указующая ему путь стоит чёрной точкой на горизонте, а прохладный ветерок из арыка овевает его мокрую спину так жадно, будто это суховей набрасывается на горбы истощённого переходом верблюда. Спросил бы кто-нибудь эмира сейчас: зачем о, эмир, свет очей наших, повелел ты возвести башню посреди дороги? Так не ответил бы эмир ничего. Брови бы свёл вместе, как обычно делал, когда хотел показать, что недоволен вопросом и промолчал бы эмир. Грозно промолчал, а грозное молчание не требует ни вопросов, ни ответов – чистое оно золото. Но кто спросит эмира хоть бы и о чем-то, а не о столь существенном деле как постройка башни посреди дороги. Никто ничего не спросит. Оттого и скучал великий эмир Шей Халат мирза Хвала Кармана, оттого и придумал себе поездку в дальнее селение за красивой девушкой. А была ли там красивая девушка? А не важно. Эмиру даже в маленьком селении всегда найдётся такая девушка, которую можно назвать красавицей, пусть и на одну ночь. А зачем эмиру больше одной ночи проводить с красивой девушкой, если и завтра будет день, а там и новая девушка в другом селении, которую опять можно назвать красавицей на одну ночь?

Так думал эмир Шей Халат, а сам уже трясся на ослике, лишённом по случаю выезда эмира даже мягкого седла и яркой красной попоны. Чудеса, скажет любой мудрец, но не мудрец ханства Порты Долой. Каждый мудрец, самой наименьшей мудрости в ханстве знал: наш повелитель эмир Шей Халат одержим идеей. Не беда это, если правителю идейка втемяшится, сходная с желанием красивой девушки на одну ночь. Да пусть и не одна идейка, а сонм целый различных идеек, которые так и следуют одна за другой, словно это и не идеи, а караван верблюдов в пустыне, на который напал суховей во время дальнего перехода. Вот и сейчас, словно живительный ветерок от арыка, а не суховей идеи напал на спину эмира, заодно волнуя бедную его голову мечтой о всеобщем счастье без равенства. В раба превратился великий повелитель. В раба собственной неурочной мысли. Решил эмир, однажды после обеда, ничем от своих подданных не отличаться. Сел на осла и поехал искать себе в селении девушку на одну ночь, будто едет это простой путник, простой караванщик, без каравана, чтобы насладиться первой попавшейся на ночь красивой девушкой, которую он сумеет найти себе на одну ночь. Но и простые вещи, при всём желании и благоволении Аллаха не получаются так просто у эмиров как у караванщиков. Негоже эмиру, похожему на свой народ, вести себя совершенно так же как тот себе позволяет. Едет эмир, как простой человек на осле, но путь должен быть перед ним свободен как перед правителем. Трясётся он и страдает от жёсткости ослиной спины, но чувствовать себя должен в полной безопасности. Подумайте мудрецы: кому нужен простой караванщик без каравана? Вы правильно подумали, а вот эмир, даже пеший, голый, спящий, а быть может и не такой уж здоровый, всё равно нужен очень и очень многим. Эмир отлично об этом знал, ведь был он эмиром не простым, а мирзой, мирзы, мирзы…. и далее уже надо было спрашивать у собственных историков: были ли тот первый мирза действительно мирзой, а не самим Ксерксом или Артаксерксом на худой случай.

Такие исторические мелочи не волновали правителя, у него были совершенно другие задачи. Он внимательно смотрел на своих воинов, которые стояли на расстоянии вытянутого копья вдоль всей дороги, чтобы эмир мог ехать спокойно и ни о чём не думать. Шей Халат сейчас проверял: как сшиты халаты его воинов, как они ими надеты, как остры их копья и не нарушили ли они его распоряжения стоять на расстоянии вытянутого копья друг от друга. Один раз, подвергаясь немалому риску не заставить больше тронуться ишака, который даже эмирам не склонен подчиняться по своему неразумному характеру, эмир остановился. Он слез с этого животного, родственником которого наверняка был шайтан и проверил: достаёт ли копьё до следующего воина, от того, у которого он копьё отобрал. На дороге было очень темно, потому как луна ещё не вошла в полную силу, но эмир обладал отличным слухом, который он постоянно развивал, услаждая его игрой карнай-сурнай и других благостных инструментов, искусно используемых его музыкально учёными люди на его радость. Эмир тут же услышал ответ на свой вопрос, заданный им с ловкостью и проворством настоящего эмира-воина. Ответ положительный.
- Да, достаёт копьё воина, отстоящего от предстоящего на расстояние вытянутого копья.
Шей Халат обрадовался, что его поручения выполняются в точности, опять сел на ишака и, слава Аллаху, он позволил ехать дальше. Время шло, копыта ишака цокали по ровной дороге, но слух эмира был обращён на звуки иные. В ночной тиши долго услаждали его стоны раненого воина, которые продолжали радовать эмира: он не забыл, как управляться с копьём тяжелее того упругого и мягкого, которое он пускал в дело каждую ночь, а иногда и после обеда во время отдыха в саду, глубоко вставляя в стонущую от счастья жертву.

Стоны раненого воина затихли, и эмиру ничего другого не оставалось делать, как только задуматься. Это очень опасное занятие, не для правителей, конечно, а для тех о ком они могут случайно подумать. На этот раз не повезло учёному мужу, который был так скор на ногу, что уже забросил свои лёгкие ноги на кучу камней, которая осталась после стройки посреди придорожной площадки. Бедняга так торопился завершить начатое дело, что едва успел зажечь огонь на башне, а сам упал подле ступеней почти бездыханный. В слабом свете, мерцающем в оконных стрельчатых проёмах, где в специальных лоханках мудрец зажёг белое земляное масло, эмир рассмотрел несчастного мудреца, который был так скор на ногу, что успел выполнить все распоряжения своего любимого правителя. Эмир стоял над лежащим почти бездыханно мудрецом и не переставал себя нахваливать. Будь я не таким мудрым правителем, мне бы ни за что не пришло в голову послать за этим мудрецом другого мудреца, чтобы выполнить такую простую задачу. Будь я чуточку менее мудр, я бы послал всего лишь какого-нибудь глупого воина, и пришлось бы мне сейчас не ехать в своё удовольствие в селение за девушкой на одну ночь, а участвовать в скучной процедуре отделения  от тела его головы. Зато теперь я еду, а этот скорый на ногу мудрец лежит сейчас на тёплом песке и почти жив. Как же нам обоим хорошо от моей мудрости. Эмир остановил свои мысли и проверил песок. Песок был уже холодный. Эмир нахмурился, но виду не показал даже самому себе, что недоволен – этого никогда нельзя делать. Нет  такого мудрого эмира, который показал бы, что он ошибся, а если и покажет кому-нибудь свою ошибку, то только для того, чтобы ею воспользоваться и отрубить голову тому, кто первый о ней узнал. Очень важно для эмира выбрать правильно того, кому можно показать свою слабость. Справедливость всегда должна торжествовать.

Эмир так подумал и решил наградить лёгкого на ногу мудреца. Он пнул его острой золотой тапочкой в бок и прокричал прямо в небо:
- Эй, бездельник, как ты можешь спать, когда мимо едет великий правитель ханства Порты Долой мимо своей башни, стоящей по его приказу ровно посередине его великого пути. А ну живо падай ниц, мудрец!
Лёгкий на ногу мудрец ещё не совсем проснулся, но сумел быстро перекатиться из лежачего положения в положение нижайшего почтения своему повелителю. Эта быстрота понравилась эмиру. Он почесал там, где у него почесалось, и повелел:
- Недостойный лентяй, я награждаю тебя за свою работу, которую выполнил безупречным приказом. Пусть моя башня посреди этой дороги в селение, где я буду находиться только одну ночь, теперь светит огнём каждую ночь, а ты будешь огонь каждую ночь зажигать, но этого мало. Слушай ещё одну мою милость: ты должен водрузить на вершину башни острый шпиль и увенчать его полумесяцем из чистого серебра. Я разрешаю тебе использовать всё жалование, которое ты должен был получать в течение всей службы у меня, на этот полумесяц и смотри, я проверю, если истратишь на что-нибудь не относящееся к полумесяцу хоть полденьги, то я сам велю украсить свою башню ещё и твоей головой. Хотя….

Тут эмир глубоко задумался. Он считал себя знатоком архитектуры и число «пи» было не совсем чужим для него, поэтому он добавил к своим словам следующее:
- Милость моя не знает пределов – я передумал. Твоя голова слишком некрасива, угловата и грушевидна. Она нарушит весь архитектурный ансамбль. Придётся закопать её вместе с тобой. Да. Так и сделаем. Подумай об этом мудрец, а то твоим ногам нечем будет хвастаться перед односельчанами.

Эмир гордо подошёл к ослу и взгромоздился на него, бережно поддерживая свой сползающий с простого седла живот. Он ударил пятками в бока ишака, но…. Как ни старались мудрец и эмир стронуть осла с места, ничего у них не получалось. Наконец, мудрец припал к уху ишака, и что-то прошептал ему. Весело цокая по ровной дороге своими копытцами, ишак бодро поспешил прочь. Всю оставшуюся дорогу до селения эмир думал: что же мог сказать ишаку этот ничтожный человек, чтобы сын шайтана его послушался? Эх, если бы я мог спросить об этом у одного из этих дармоедов. Нехорошо обращаться по такому ничтожному вопросу эмиру к какому-то простому мудрецу или ханскому ослу. Нет. Нехорошо. Придётся обо всём этом забыть или отрубить голову этому ишаку.

Как только эмир скрылся из вида, лёгкий на ногу мудрец бросился на кучу камней и мгновенно заснул. Он знал, что до утра его голова останется на плечах, а о новом поручении эмира он подумает завтра утром Он заснул, но губы его сами продолжали шептать последние слова, которые он произнёс вслух:
- Алейкум Салам, ишак, да продлит Аллах твои дни на этой земле….