Записка в прошлое

    Знаешь, я умею рисовать. Нет, не подсовывай мне альбомов с фломастерами. Если ты попросишь изобразить слона, я буду очень стараться, но третьеклассник нарисует лучше. А ты думаешь я Чарушин?
    Включи мне музыку, настоящую музыку. И тогда ты увидишь. Я не cдержусь. Мне это никогда еще не удавалось. Я буду метаться по клетке, по комнате, по городу, по полю, по тому чертову месту, где ты запрешь меня, где меня накроет. Как больно! Еще!
    И вот тогда я нарисую. Это будет… Одним словом, обильно. Не важно, где. На том, что будет под рукой. Кстати, как-нибудь, попробуй связать меня – я все равно буду рисовать. Ну не знаю, может, мозги брызнут, может, красиво получится.
    Как хорошо, что ты не можешь видеть ни одного моего рисунка. Иначе ты поймешь, ты почувствуешь, как мне больно. Да, я могу рисовать только когда умираю, разрываясь от горя. Нормальный, среднестатистический, читай, здоровый человек может испытать подобное пару раз за всю жизнь. Если война подвернется. А он как раз любить умеет. Ну да Бог с ними, статистами. Ты лучше объясни, что происходит со мной?
    Я маленькая, серенькая, из квартиры не выйду без о-очень веской причины. Не открою двери, не подойду к телефону. Всю свою жизнь я стараюсь забиться куда-нибудь подальше, поглубже. Моему хрупкому телу никак не ужиться с многотонной душой. И я ору снова и снова: “Боже, всемилостивый, неужели из стольких жизней, что я уже прожила, я смогла вынести только то, что невыносимо!” Эта боль, это горе не имеют ко мне сегодняшней никакого отношения.
    Думаешь, я люблю рисовать? Это Чарушин любил. А у меня горячка. Раньше лекарь приходил, пускал кровь, становилось легче. Теперь вот ты приходишь. С красками.
    Послушай, это важно: я не знаю что я сделала, или ЭТО сделали со мной, но это было страшно, страшно, и я таскаю ЭТО из жизни в жизнь, неизбывно – неискупленно. А ведь виток мой кончается и, знаешь, вот еще что: смотри, как меняется почерк – здесь я и не я. Я и то, чем я была. Мы так устали!
    Скажу себе ”несчастна” и слезы хлынут. А ведь не было в моей куцей жизни ни концлагерей, ни крестовых походов. И мамонт на меня не наступал. Хотя, что я знаю о себе? А вдруг я – Медея? Или… Не будем об этом. С детства мне нравятся отрицательные герои. Но почему мне мерещится свет сквозь пробитые ладони…
    Хорошо еще, что тебя нет. Ты не видишь, не слышишь, не знаешь меня. Кто ты? Чем ты был для меня? Матерью, любимым, женой, ребенком? Я потеряла тебя, да? Скажи, мне ПОЭТОМУ больно? Чью любовь я ощущаю просыпаясь и засыпая, не твою ли?
    Но нет. Я отрекаюсь от тебя! Ты – прошлое, я – настоящая. И обещай мне, что завтра я проснусь оглушающе пустой.
    Отпусти меня, ладно?