20. Конец тирана. 21. Знамя Свободы

    Подельщицы разошлись по углам и рассовали добычу по трусам и запазухам. Встретившись снова, они решили избавиться от улик. Большая Заремба, взгромоздила опустошённый ковчег на плечо и помчалась на производство к медведю-молотобойцу.

     Разбудив в кузне зверя, она посулила ему с три короба за труды. Он перековал ларец в меч-кладенец, а потом на орало, чем окончательно замёл следы преступления. Во время работы похотливое животное то и дело отвлекалось, косясь на Джагу. Она присела у выхода и то и дело обмахивалась платьем от жары.

    Закончив, доверчивый трудяга передал ей орало. Жестами он показал, что для расплаты надо сдвинуть труселя, повернуться и нагнуться. Зарка расхохоталась и, показав фигу, убежала. Миша попытался цапнуть проказницу, но не дотянулся из-за короткого поводка и строгого ошейника. По старинному цыганскому обычаю Топтыгина на ночь сковывали одной цепью с кузницей.

   Тем временем Золотая Ручка надела фартук и, засучив рукава, достала любимый нож. Она начала разделку Бадулая с органов, необходимых потребителю для получения позитивных свойств обладателя. Вырезая мозги, сердце и конец деспота, Ляля мурлыкая марш Монтажников-высотников:
     – Ни кочегары, мы ни плотники.

     От обилия крови чувственная Роза упала в обморок, хотя была накоротке с целым рядом мясников. Клопы отметили внутренние противоречия красотки и продолжали с вожделением ожидать своего часа на стенах шатра.

    Цыганка хотела сразу убрать слабонервного свидетеля, но вспомнив о грядущей транспортировке, решила повременить. Отхлестав сикуху по щекам, она выставила её из шатра на шухер и вернулась к работе.

    Ловко шинкуя эксплуататора трудового цыганства, Ляля так увлеклась, что не сразу заметила, что он перестал стонать и преставился. Она решила проявить максимум уважения к покойнику и взяла на сувениры только его большой палец и фуфырик голубой крови. Тактичная Ручка даже не стала извлекать стволовые клетки и закончила работу с грехом пополам.

    Сунув мелко-нарезанного тирана в загодя припасённую тару, она кликнула липовую помощницу. Поднимая мешок с мертвечиной, Ляля крякнула, а Роза пукнула. Колония клопов удивилась различию женских темпераментов и молча ползла на зов крови.

    Встав на тропу войны, Амазонки прокрались от шатра к костру, как два Чингачгука. Сбросив тяжкую ношу с плеч, они сунули её в огонь с подветренной стороны. Всё пожирающее пламя ласково облизнуло гостинец, икнуло и зашипело. Не желая разгораться, мокрые улики стали тлеть и чадить. Товарки взяли палки и принялись кантовать криминал, изображая скаутов, запекающих картошку в углях.

    Время от времени, к ним подкатывали хмельные цыганы, принимая преступное действо за пионерский сбор у костра. Спьяну они настырно требовали картохи в мундире на закуску, а на сладкое обещанную задарма любовь.

   Тётки тактично отказывали, ссылаясь на критические дни, и посылали мужиков на противоположную сторону кострища к бесплатной поилке. Те недовольно бурчали под нос крепкие слова, но всё же переходили от них к Яши, чтобы продлить праздник стопочкой, другой.

   Для конспирации, женщины затянули старинный цыганский романс. В нём пелось о любви красивой цыганки Сэры к юному Ромалэ. Злые люди вырвали у него золотую серьгу с мясом за конокрадство и выкололи ему черные очи за рецидив. Но его верная возлюбленная не покинула своего милого. Чтоб он мог ежедневно бывать на воздухе, она подарила ему зонт и солнцезащитные очки и дала в поводыри одного верного пса. Сука в любую погоду выводил юношу на угол Тверской-Ямской и Садово-Триумфальной, а под конец рабочего дня выгребал всё подаяние подчистую.

    Грошовой милостыни едва хватало, чтобы сводить концы с концами поводырю с сожительницей, красавице Сэре с престарелыми родителями и тремя её братьями, отягощенными семьями. Но добросердечная девушка всё равно не бросала своего любимого и очень скучала по нему, когда другие цыганские племена брали его в субаренду.

    На звонкий звук голосов исполняющих жалостливую балладу и смердящий запах дыма из темноты нарисовалась Зара. Она обратила внимание певуний на зловоние, которое грозило разрушить их политические планы. Принюхавшись, они испугались и извлекли из пламени обгорелый мешок. Три преступницы долго и упорно тащили его по лесу, пока не добрались до заброшенной шахты. Умаявшись, они скинули останки на дно колодца и второпях закидали криминал лапником.

    Представительницы древней профессии вернулись в освобождённый шатёр только на рассвете. Обессилив, они рухнули спать, не раздеваясь, и мучились кошмарами до самого полудня.

     Самый страшный сон снился Розочке: будто бежит она на ватных ногах, а её всю дорогу догоняет голый Бадулай, как бы сотканный из мозайки. Он вырывает из своего бледно -фиолетового тела холодные кусочки и, пихая их ей в рот, приговаривает:
      – Кушай, доча, мясцо, пока парное. А то исхудала вся и совсем стала на чёрта похожа.


                21.  Знамя Свободы.
 
     Утро накрыло табор безоблачным небом и головной болью. Цыгане жадно испили рассола и закурили. Вспомнив про, обещанное на ночь, глядя, благоденствие, они принялись безмолвствовать.

    Ляля Красная высунула нос на улицу и поняла синее небо, за добрый знак свыше. Она велела принести из лесу оставшиеся бутылки и, как гомеопат, стала лечить подобное – подобным.

    Поправив с подельницами здоровье, цыганка обрела трезвость мыслей. Она поняла, что вчера было рано, а завтра может и не быть, и создала новую партию: «Большие Ля-ля». Кворум выбрал её вождём, который сразу приказал:
    – Обойдите все кибитки и созовите народ на продолжение банкета.

    Когда электорат согнали, цыганка вскарабкалась на бронированную кибитку Бадулая и открыла митинг командирским голосом:
     – Ура, товарищи! Революция, о которой я говорила – свершилась! (Жидкие аплодисменты). Бывшая власть сбежала заграницу, прихватив все наши трудовые сбережения (Свист, угрожающие возгласы).

     Золотая Ручка направила указующий протез в сторону останков Барона и битый час обвиняла его во всех смертных грехах, кроме уныния.

     Речь сверху, Зара подкрепила снизу выдачей водки. Опохмелившись на шару, табор внял аргументам и потребовал ворюгу – Бадулайку на скорый и справедливый суд Линча. Ощутив смычку с массами, ораторша вошла в раж:
     – Наш великий табор будет калёным булыжником истребблять всех врагов. (Хлопки, одобрительные возгласы). Мы всему миру покажет наш трудовой цыганский кукиш! (Бурные и и долгие аплодисменты).

    Выдержав Мхатовскую паузу, вождиха закидала народ слоганами:
    – Нам отступать не к кому и терять незачем! Кто не с табором, тот чмо! Бадулая на вилы! Марш-марш вперёд, цыганский народ! (Крики «Ура!», Шквал рукоплесканий).

   На пике ликования Роза выкрикнула из толпы:
     – Да здравствует Марксизм-Ля-лянизм! Пусть вечно живёт наш законно избранный здесь и сейчас гениальный вождь Ляля Красная! (Продолжительные аплодисменты, перетекающие в овацию).

     Цыганенок Яшка тоже решил показать верноподнические чувства и подскочил к таборному флагштоку. Издав боевой клич команчей, он сорвал полотнище с изображением Бадулая и принялся топтать его ногами. Толпа одобрительно загудела, но осознав, что новый режим пришёл навсегда, замерла в ожидании.

     В торжественной тиши заговорщицы с девичьей памятью вспомнили, что забыли о знамени. Выручила Большая Зара. Выйдя из народа, она лихо задрала юбки и, брыкая бёдрами, сорвала с себя огромные красные порты. Товарищ Джага рванула их, как матрос – тельник и притопнула ногой:
     – Ээх! Гуляй революция!

    Под восторженное улюлюканье и свист толпы, она несколько минут крутила байку над головой. Затем, Зара прикрепила её к таборному флагштоку и, медленно поднимая ввысь, напутствовала:
    – Гордо рей, рванина!

    Скользнув змеёй ввысь, труселя расправились на ветру и  своими выхлопами распугали залётные беспилотники и спутники-шпионы.

    Флаг для новой власти добыл всё тот же Яшка Шакал. Стоя вчера на разливе, он засёк краем глаза, как Красная Шапочка крадётся к бабушке на ночёвку. Хитрец откроил себе бутылку, чтобы выручить за неё любовь и закруглил фуршет. Посреди ночи он направился в гости к женскому полу без звонка.

    Ходок долго пинал дверь ногами, а когда открыли, прошёл к столу и без лишних слов выставил водку. Шапка, зевая, пригубила и пошла спать, а бабка стала его грузить воспоминаниями:
   – Помню, как на балу у Царя Гороха, танцевала я карамболь с одним гренадером…

   Прикончив бутыль, она постелила мальцу на сундуке старый тулуп и заперла дверь, чтобы тот её не ограбил. Вольготно развалившись посредине полуторки, тучная старуха оглушительно захрапела. Худая внучка примостилась с краю валетиком. Чтобы выспаться, она натянула красную шапку до подбородка, а бабушка после водки выпила горсть сонников с отваром валерьяны.

   Яшка Шакал дерзко нырнул под жаркое лоскутное одеяло, разбив семью пополам. Он распахнул гульфик и повернулся к нимфетке с самыми похабными намерениями. На её счастье, в этот миг в старческий сон явились два гусара с усами. Бабка хрюкнула и вдавила огромным седалищем потенциального насильника в девичьи костяшки. Миллионы живчиков хлынули на свободу и просочились на белые гольфы Шапки.

      Изрядно струхнувший, лазутчик испугался испытывать судьбу далее, дабы не быть битым. Мстя, он ущипнул старуху и стянул с неё кумачовые стринги с начёсом до колена. Сунув влажный трофей за пазуху, цыганский ниндзя протиснулся в форточку и растворился во тьме.

     Возвращаясь утром восвояси, Шапка вся исчесалась и волк пренебрег чесоточной. Дома она скинула гольфы в стирку и съела пять пирожков с вареньем и три с повидлом. В последней выпечке ей попалась вишнёвая косточка, и она сломала молочный зуб.

    Весь день дочь пекарши лежала и рыдала в пуховую подушку. Она пропустила школу, цыганский митинг и даже рандеву с мальчиком по кличке Пальчик.

    Её бабушка ещё долго поминала своё теплое исподнее. Греша на дедушку-лизуна, она повторяла по пять раз на дню:
    – Домовой, домовой поиграй, да отдай!

   Мохнатая нежить злилась на напраслину и в ярости, пинала скрипучую дверь.


                Продолжение: http://www.proza.ru/2008/12/09/89