Слово о сексотах

Очень часто слова «стукач» и «сексот» считают синонимами. Но, насколько мне известно, между ними существенная разница.
Стукач - любой человек, из "патриотических" побуждений, чаще под давлением КГБ, информировал о настроениях, разговорах своих товарищей по работе, учебе или даже членов собственной семьи.
Сексот - это секретный сотрудник, который помимо своего открытого занятия, секретно получал определенную зарплату за свои услуги. Перед сексотами часто открывались дороги в штатные работники КГБ. Так, например, мой следователь окончил технологический институт и сразу же перешел на работу в КГБ.  Не сомневаюсь, что в институте о был сексотом. Впрочем, можно было всю жизнь оставаться сексотом.
Когда я вышел из лагеря и восстановился в институте, я с интересом стал ждать , когда же в моем окружении появится сексот. Все-таки я был особо опасным государственным преступником и, несмотря на помилование, заслуживал такой чести. Меня встретили новые и старые друзья, и первым их вопросом было: «Ну и как там?» Под «Там» подразумевался лагерь. Это естественно интересовало их и не без оснований. А этот человек (условно назовем его Дима) , полный дружелюбия и доброжелательности, почти сразу спросил другое: «Ну и что ты теперь собираешься делать?» Как там  (в лагере) его явно не интересовало. Он был уверен, что туда не попадет…  Конечно, я сразу же подружился с обаятельным Димой. Кстати, у нищих студентов была привычка время от времени занимать у друзей немного денег - на самый дешевый "комплексный" обед или чай в столовой. Дима всегда охотно делился со мной и часто по собственной инициативе. При этом он никогда не напоминал о долге, чем я беззастенчиво пользовался: свою совесть я успокаивал тем, что в КГБ несомненно компенсировали ему эти расходы.
Я подал заявление на вступление в комсомол. Две смелых девчонки дали мне свои рекомендации. Во время разговора с секретарем ВЛКСМ института
(это свыше 3 тысяч комсомольцев) тот спросил меня о своих друзьях и я без запинки назвал Диму. Секретарь удивленно спросил:
 -А почему он тогда не дал рекомендации?
-Так ведь он не комсомолец! отвечал я.
-Ах да, действительно.
То, что секретарь хорошо знал о рядовом некомсомольце, развивало мои сомнения.
Но окончательно меня убедило следующее. Однажды институт посетила делегация ВОС (Всемирное объединение студентов). По всему пути следования делегации располагались комсомольские активисты, одетые в лучшие костюмы и старательно изображавшие непринужденно стоявших студентов. Однако их основная задача, помимо этого, состояла в том, чтобы организовывать непроницаемые шеренги,заворачивавшие назад всех прочих студентов, спешивших по своим делам. И вот в одном из таких оцеплений, я увидел «не-комсомольца» Диму! Увидав меня, он сразу сделал вид будто бы он тут случайно  и, как обычно, тут же подошел ко мне. Однако его костюм бессовестно предавал его - он был парадным!
Конечно, сексоты были комсомольцами и даже членами КПСС, однако на учете они состояли не на открытом месте работы или учебы, а в КГБ, что было большим секретом. Поэтому, когда теперь какой-нибудь деятель с явными просоветскими взглядами с гордостью заявляет что он «никогда не был ни комсомольцем, ни коммунистом», я с уважением думаю: «неужели сексот?»
Постепенно Дима как-то отдалился. Уже действительно случайно я встретил его в поезде Мурманск - Ленинград, мы оба возвращались с военно-морской практики. Дима был изрядно «выпивший». Разговаривая с ним в тамбуре за папиросой, я пожаловался: «Вот тут живешь, учишься, семьей занят, а «там» тебя подозревают, думают, что ты вынашиваешь какие-то планы!» Дима уверенно произнес: «Никто там так не считает!»
-Ты-то откуда знаешь?
-Знаю, веско сказал Дима.
Наверное, я должен быть Диме благодарным. Мы оба по окончании получили направления туда, куда и хотели: я - на Камчатку, в сельскую больницу, а он - в ленинградскую клинику.
Однако я бессовестно подвел Диму. Мое имя позже всплыло сразу в двух «особо опасных» делах, впрочем было лишь доказано, что я был знаком с участниками , не более того. И второе. Я был уволен с Камчатки «по статье» и вынужден был вернуться в Ленинград .
Диме это стоило места в клинике, ему пришлось пойти в участковые врачи.
Я как-то встретил его на улице.  Его обычно улыбающееся лицо было сосредоточено и даже мрачно. Он не узнал меня или сделал вид.
Как печален этот мир, господа!