Мертвый оазис любви

               

                Посвящается покинутым и забытым старикам,
                уже умершим, и еще доживающим свой век.


                В безбрежном океане любви
           найдется ли и для меня,однажды,
                маленький островок последнего приюта?
               
                Марина Слоэн.
               
               
               
                1.               
               
-Можно войти?- я заглянула в приоткрытую дверь.
Она сидела за большим, во всю комнату, столом,заваленном ворохом бумаг, остатками еды на пластиковой тарелке и фотографиями близких сердцу домочадцев. На рамочках резвились ангелочки, девчушки на фото водили хороводы, а толстый младенец возлежал на хрупкой ладони матери. Оторвавшись от бумаг, она взглянула на меня поверх очков, и ее лицо исказила белозубая гримаса, именуемая улыбкой.
-Добро пожаловать в наш Дом!- бодро, по-армейски,отчеканила она и вновь схватилась за ручку. Уголки ее губ захлопнулись, улыбка соскочила с лица и обернулась тонкой змейкой. Лицо прыгнуло в озабоченное раздумье, а брови-домиком взметнулись вверх,чему-то удивившись. Я пожала плечами,догадавшись, что  лимит времени истек, и плотно притворила дверь. Начинался мой первый рабочий день.
Маленькая столовая с цветными бордюрчиками, на столиках-вазочки с декоративными цветами, из кухни доносится ароматный запах яблочного пирога,-по домашнему тепло и уютно, я заметно повеселела,продолжая осматривать Дом. Небольшая гостиная с  мягкими креслами, витиеватой зеленью на арке, журчащий водопад на цветном экране, за стеклом плоского аквариума замерли черепашки на каменистых горках, рыжий пушистый кот не сводит гипнотического взгляда с резвых рыбок,- все напоминало оазис благодушия и покоя. Хотелось погрузиться в мягкое кресло, как  в сладкую вату карамельных облаков, закрыть глаза и......
-Привет! Ты новенькая?- услышала я за спиной смесь нижегородского с английским, явно, со мной говорила соотечественница.
Танечка, русоволосая пышечка, с детскими круглыми ладошками  и россыпью озорных веснушек на носу-кнопке, взяла меня под опеку, радуясь общению на родном языке, словно намолчавшаяся в неволе птичка. Мы прошли узким коридором со множеством дверей, на каждой из них висел декоративный венок из листьев, плетеных веток и ягод.
Мертвенный тусклый свет проглотил живость красок, и венки казались восковыми.
Под ложечкой противно заныло. Странная тревога и гнетущая неизвестность сквозили в этом знаке; что там,  внутри?
Танюшка остановилась, понизила голос и выразительно указала на дверь:
-А вот здесь, вредная старушенка живет! Ты с ней поосторожнее, мало ли что...-
-Миссис Тэйлор,- изменившимся голосом, сладко- нараспев, протянула моя путеводная звезда, стукнула в дверь и полетела дальше по коридору.
Я осторожно заглянула в комнату.
“Вредная старушенка” лежала на боку, отвернувшись к окну. Едва различимый силуэт выступал острой горкой на узкой постеле. Не услышав даже вздоха в ответ, я шагнула внутрь. Тяжелый, резкий запах мочи ударил в нос, к горлу подступил тошнотворный ком, я поморщилась и остановилась.
В комнате стоял полумрак. Плотные жалюзи на окнах прятали  уединенную обитель от солнечного света. Настенные часы ритмично и неумолимо отмеряли уходящую жизнь. А на стенах- фотографии, солнечные вспышки прошлой жизни,-от рождения до старости, до этого последнего порога. С фотографий на меня смотрела женщина неземной красоты:
отстраненное холодное лицо, тонкие черты созвучны графическому полотну, светлые брови- взмах крыльев гордой свободной птицы, бледные губы тронуты насмешкой, ореол волнистых пепельных волос неукрощен шляпкой: буйствует,рвется в небо в погоне за бродячим ветром! И глаза...Глубокая бездна, поглощающая и манящая,- в пропасть?! На небеса?! Магический взгляд проникал вовнутрь, не оставляя уголка для тайны, пронзая насквозь и выворачивая наизнанку.
Я застыла на месте, поддавшись гипнозу. Очнулась от елеуловимого, судорожного вздоха, повернулась и- замерла.
На меня смотрели живые, с фотографии, глаза, но каков был этот взгляд!!! Погасший, бесцетный,  измученный страданием, он возводил глухую, равнодушную стену,оставаясь безучастным.
-Миссис Тэйлор,-время ужинать,-пролепетала я,- давайте я Вам помогу...-
Седая, всклокоченная голова метнулась на подушку, высохшие пальцы теребили край простыни, натягивая ее на лицо, полустон вырвался из груди женщины, и она снова отвернулась к стене. Заглянула Танечка:
-Ну, что же ты, поднимай ее, вывози в столовую,- скороговоркой выпалила она и опять исчезла.
Я решительно приподняла одеяло, борясь с новым приступом тошноты, но руки уже включались в работу,- поднять, сменить, переодеть, усадить. Закрыв глаза и крепко стиснув губы, Миссис Тэйлор ухватилась исхудалыми руками за перегородку кровати, не позволяя  сдвинуть ее с места. Я попыталась расцепить ее пальцы, - она замкнула их железным обручем на моей кисти. Я старалась приподнять истощенное безвольное тело, но, сопротивляясь, оно вытягивалось напряженной струной и цепенело. Сколько же силы было в этой невесомой, изнуренной женщине!
Я увещевала, просила, настаивала...
Ее глаза гневались и ненавидели, она судорожно вдыхала воздух и мычала, пытаясь что-то сказать, презирая меня и проклиная.
Я бессильно опустилась на кровать, зажала руками виски, закрыла глаза и тихо сказала по-русски:
-Зачем Вы так, Миссис Тэйлор, я только хочу Вам помочь.-
А потом  что-то неуловимо переменилось,отпустило, расстаяло...
Я приподняла голову и увидела, как из закрытых глаз женщины медленно текут слезы. Мою руку накрыла холодная, трепещущая рука Миссис Тэйлор и легонько похлопала, словно примиряя нас, прося прощение.
Она безропотно позволила себя одеть, глядя в пустоту невидящим взглядом, оставаясь в своем, безвременном пространстве. С трудом развернув кресло, я покатила ее по коридору мимо холодных, поникших венков.

                2.               

         Дом просыпался рано.
Вот вспыхнули лампочки в коридорах, бросая неживой отблеск на стены. А это большая чернокожая  повариха мама-Кейли,как все ее называли в Доме, загремела кастрюлями в столовой, что-то бормоча под нос и щелкая плеткой тараканов, устроивших ночную трапезу на хлебных крошках.
Старый дряхлый пес, спавший на коврике у входа,  приоткрыл глаз и сморщил нос, лениво наблюдая, как непрошеные гости-еноты хрустят кошачьим кормом, и их острые уши двигаются быстро-быстро, в такт проворным челюстям.
Ночные санитарки, с красными воспаленными глазами, зевая, торопились закончить смену, разбежавшись по комнатам резидентов. Они распахивали одеяло, и воздух наполнялся влажным, липким запахом пота, мочи и умирающего тела. Согревшиеся за ночь старики слезливо щурились на внезапный свет, их глаза умоляли оставить дольше в блаженном забытьи короткой ночи, дрожащие руки отталкивали непрошеную помощь.
-И кому нужны эти ранние подъемы?- злилась я, а руки привычно разглаживали пеленку, переданную мне напарницей.
Мне нравилась Тина,- крепкая, стремительная, немногословная, каким-то внутренним чутьем угадывавшая  желания лежачих, бессловесных стариков. Внешне Тина не выражала эмоций, редко улыбалась, держалась официально, но всегда была в паре. Берясь за любую грязную работу, все выполняла четко, педантично , ничего не забывая и не перекладывая на чужие плечи. Она учила меня терпеливо, удивляя глубоким знанием характеров, привычек, причуд и странностей жителей Дома. Даже самые шумные старички затихали, успокаивались и молча повиновались ловким  и бережным рукам Тины.
Другой моей коллегой была  Лиза,- молодая рыжеволосая лисичка, улыбчивая, сладкоголосая, с лукавинкой в глазах. Щебеча с очередным бойфрэндом и не выпуская телефона из рук, она придерживала краешек подушки, наблюдая, как я  упираюсь ногами в шкаф в тщетной попытке сдвинуть безразмерную Миссис Шенон и извлечь из-под нее ароматные старческие подарки, накопленные в желудке за пару дней. Лиза аристократически зажимала нос, правдоподобно бледнела, морщилась и закатывала глаза.
-Не могла бы ты вставить ЭТО, у меня аллергия на  метил...-смущенно улыбаясь, она протягивала мне младенчески-розовую , вставную челюсть Миссис Шенон, извлеченную из стакана с голубоватой жидкостью.
В дежурство с Лизой  я  работала за двоих и напоминала выдохшуюся  клячу, загнанную наездником. И странные мысли посещали меня: -Возможно, бедная  Лиза страдает и от запаха “зеленых” в день получения зарплаты и не выручить ли мне ее и здесь?-
Но вопрос оставался риторическим.


                3.               

   Все больше я привязывалась к моим старикам, продолжая думать о них в редкие выходные, представлять их морщинистые лица, беззубые улыбки, детских смех и удивляться жажде жизни, несмотря на старость, боль и страдания.
Я училась у Тины внутренней интуиции угадывать немую мольбу по прикосновению холодных пальцев, по движению безмолвных губ, по взгляду  бесцветных глаз, по  гримасе бескровного лица. Я училась мудрости и терпению, жалости и состраданию,и чувствовала, что мой новый порог послан свыше для чего-то очень важного, возможно, для очищения собственной души от суеты и фальши в поисках ответа –Кто я есть?-
Они были разными, мои старики.
Неподвижная, бессловесная Миссис  Дэвис, способная  общаться звуками, выражая гнев визгливым криком, а радость- мурлыканьем детской песенки. Единственное слово, похожее на блеянье ягненка, произносимое ею нараспев, было –бень-бень!
К ней так и обращались- Миссис Бень-Бень.
-Хотите молока?- и она утвердительно  качает головой- бень-бень.
-Давайте, укрою Вас потеплее,- губы расплываются в блаженной улыбке –бень-бень.
-Пора принимать душ!- комната оглашается истошным воплем- бень-бень-бень!
Иногда она затихала, ее прозрачные глаза замирали неподвижно, не реагируя на оклики, еду, смену дня и ночи. Сестрички перешептывались и бежали звонить кому-то. Так я узнала, что у Миссис  Дэвис есть  дети и внуки, и она тоскует. И, если их не вызвонить, она может умереть. Сбегались родственники, и Миссис Дэвис оживала, глаза восторженно блестели, она смеялась- бень-бень-бень!- и пихала внукам  печенье.
      Маленькая, изящная Миссис Вильямс передвигалась сама, первой записывалась к пришедшему парикмахеру, тщательно следя за прической и маникюром. Придирчиво выбирала по утрам нужные по тону шарфик, платье и туфли, а вечерами непрестанно звонила на пульт, требуя погасить свет, принести другое лекарство, просто посидеть рядом... Ее дочь руководила крупной компанией, расположенной в центральной части города и частенько приезжала проведать мать, а заодно, и проверить работу санитарок.Ее не любили. Высокомерная, с крупными белыми зубами, она смотрела прямо в глаза говорящему, и становилось не по себе от  ее мертвого оскала.
Иногда она забирала  мать на выходные домой. Миссис Вильямс торопливо собирала одежду в сумку, заискивающе улыбалась в ответ на реплики дочери: -Зачем так много, мама, на одну ночь...-
Возвращалась Миссис Вильямс потухшая, молчаливая, сгорбленная.Тяжело опираясь на палку, медленно проходила в свою комнату...Все настораживались, зная,что глубокой ночью она будет  безостановочно требовать кого-либо,  раздражаться, кричать, а потом- долго плакать в одиночестве на широкой белоснежной кровати.
      Миссис Браун в прошлом учительница, в соседней комнате живет ее сын-эпилептик, образованный, молодой мужчина, не покидающий инвалидного кресла. Большую часть времени он проводит за компьютером, она- за книгой.Они встречаются друг с другом в столовой, “ходят” в гости, долго разговаривают.
Однажды, когда у Энди  случился припадок, я оказалась рядом с ним. Потрясенная видом огромного мужчины, бившегося в конвульсиях, с закатившимися глазами и пеной у рта, я давила кнопку экстренного вызова, боясь грохнуться в обморок рядом с Энди. Прибежала Тина, быстро и ловко всем распорядилась.  Видя, что я невменяемо-тупо смотрю в пол, послала меня за ненужной ерундой на кухню.Я вышла на дрожащих ногах, слабо соображая,  куда идти и, по ошибке, открыла дверь в комнату Миссис Браун. Она сидела на кровати, закусив подушку, чтобы не кричать, и, раскачиваясь из стороны в сторону, обреченно, беззвучно выла. Там, за стеной, в бесчисленный раз, умирало ее дитя, большое и беспомощное, а она, недвижимая, ничем не могла ему помочь! Бессознательно, я опустилась на кровать, и мы обнялись, и плакали...
Где найти в себе силы, сострадая-помогать, как это делает Тина, и всем ли послан этот дар?
Много позже, уже в колледже, я познакомилась с преподавателем, фамилия которой напомнила мне Энди и его мать. Мы разговорились, да, это была дочь и  сестра четы Браун. Я уже не работала в Доме и поинтересовалась их здоровьем.
-Великолепно!- воскликнула молодая женщина, но тут же оговорилась, что давно не видела мать и брата, была в Европе, теперь очень занята на работе. И заспешила к своему новенькому, блестящему  Шевроле.
     А жизнь, между тем, текла  своим чередом.
Необыкновенно яркая личность поселилась в правом крыле  Дома.
Миссис Смит  была знаменита тяжелейшей формой диабета, балансировавшего ее жизнью на грани смерти. Но особую популярность она приобела, благодаря полубезумному,бешеному темпераменту неукрощенной львицы. Поговаривали, что в пору игривой молодости, не без ее “доброго” участия , муж отправился в мир иной, застуканный с очередной любовницей. Как уж там было на самом деле, приходилось только догадываться, но в свои 87 лет Миссис Смит оставалась женщиной с бойцовскими качествами. Когда она была не в духе, то есть, почти всегда,-мало кто из сотрудников рисковал заходить к ней в комнату, так и помощь оказывали, на расстоянии. В такие дни ее  переименовывали в МИСТЕРА СМИТ,-это был своеобразный  предупреждающий пароль для новой смены сестричек,  мол, впереди- опасность!
Мое боевое крещение на новую должность началось комично, учитывая озорной настрой сотрудников. Устав бегать в комнату  Миссис Смит, пребывающей в тот день в мужском обличье, к ней послали меня,-неопытную сердобольную, наивную иностранку, решив, видимо, что так вернее,-не умеющего плавать- в омут с головой, выплывет- выживет!
Я одела улыбку и бодро направилась выполнять поручение.
-Что Вы желаете, Миссис...- договорить я не успела, едва увернувшись от летевшего прямо мне в лоб, полного судна.
Миссис Смит сидела на кровати абсолютно голой и разрисовывала фекалиями веселенького цвета одеяльце. Я выскочила как ошпаренная и бросилась к Тине за подмогой. Пока мы отчищали и заливали дезодорантами нашу художницу, она  яростно размахивала костлявыми кулачками,  ухитряясь плюнуть в Тину и укусить меня за палец одновременно! Потом стихла и мстительно прошипела: -Я скажу Фрэду, что Вы меня били!- и захохотала бесовски, кляцая вставной челюстью.
Поздно ночью разразилась страшная гроза.
Огнем полыхало черное южное небо, удары грома сотрясали пластиковый карточный Домик, казавшийся игрушечным в буйстве стихии. Тропический ливень обрушился  ярым ураганом, и шумные грязные потоки уносили камни и размытый песок.
Погас свет, и Дом погрузился в тревожную темноту. Сиделки заметались в поисках электрических фонарей, освещая лица напуганных стариков,успокаивали,подбадривали.
Луч моего фонарика скользнул с потолка на проем входной двери, и я увидела...Миссис Смит! Освещенная всполохом безумных молний, она стояла босая, в нижней сорочке, и глядя сквозь стекло в глубь двора, обращалась к кому-то, протягивая руки:
-Я скучаю по тебе, милый, прости меня!-
Она говорила с умершим мужем.

               
                4.

               

    Гасли последние знойные дни уходящего лета.
По утрам солнце все дольше нежилось за горизонтом, медля с пробуждением.А ночами повеса-туман мягко обволакивал землю,воркуя с серебряной росой. Вот уже и аллея, ведущая к Дому, как капризная модница, примерила яркий наряд из разноцветья опавших листьев. Не понравилось,-кликнула ветер! Он прилетел,озорник, закружил, разметал шуршащую ткань и добавил красно-золотистых тонов  убранству красавицы.
Приближались праздники.
Зажелтели,засмеялись тыквы на крылечках, дразнясь и корча рожицы. Промелькнули ароматные дни Благодарения с запахом сочной индюшки и золотистых пирожков. А там уже недалеко и мерцающие гирлянды  огней на домах,  и заливистый колокольчик на улицах,- суматошная  Рождественская кутерьма!
Мама Кейли начинала готовить праздничный ужин с утра, и к вечеру 3 больших стола наполнялись угощеньем. Старички и старушки отмывались, отчищались,  орошались лосьонами и присыпками, переодевались во все праздничное и вывозились к столу, где уже поджидали многочисленные родственники, собравшиеся раз в году одной большой любящей семьей. За столом усаживались дети, внуки, правнуки, истомившиеся в ожидании ужина. Едва завершалась молитва, как  гости бросались к  столу ,торопясь наполнить тарелки бесплатной едой. Угощение стремительно таяло под натиском прожорливых отпрысков, а старички счастливо улыбались, глядя,как  блюда  пустеют, глаза родных и близких соловеют, рты икают, рыгают, а руки тянутся за добавкой.
Потом раскрывались праздничные подарки. Доставая нарядную свечку или плюшевое одеяльце, или досточку на дверь с надписью –Мама, мы тебя любим!-, руки стариков дрожали, глаза наполнялись слезами и теплели, а губы стремились выдавить вслед убегающим родным:
-Берегите себя! Я вас люблю!-
Уставших резидентов развозили по комнатам, торопливо переодевали, укладывали в прохладную, с высокими  перегородками, клетку-постель. Накинуто одеяло, поправлена подушка, щелкнул замок на стойке, погашен свет:-Спокойной ночи! Я Вас люблю!- прощальные слова сиделки перед погружением в темноту. И-одиночество,забвение...
И в звенящем безмолвии- легкий шорох, всхлип,стон...Заскорузлые  руки теребят игрушку, платок, апельсин,-драгоценные подарки некогда близких людей, ставших чужими и далекими.
И я закрываю глаза, и зажимаю уши, и прячусь в самый дальний угол Дома, чтобы не видеть, не слышать, не ощущать безудержного отчаяния и приглушенных рыданий оттуда, где царит убийственная тишина.


                5.
               

        Моя милая Миссис Тэйлор, гордая и прекрасная, настало время вернуться к Вам...
В той, прошлой жизни, Вы были любимы и счастливы! У Вас был муж, славные дети, почетная должность и великолепный дом. Вы прожили благопристойную жизнь: растили детей, любили мужа, встречали гостей, а по воскресеньям ходили в церковь.
И вот Вы состарились.
Муж умер, силы иссякли, дети выросли и разлетелись, успев перед отъездом продать дом. И вот Вы здесь...
Сестрички-сиделки помнят, как Вы вошли ,- изящно, со вкусом  одетая, с высоко поднятой головой, женщина удивительной красоты и достоинства.
Шло время. Вы часто выходили в гостиную и, сидя в кресле, долго смотрели на дверь, будто ждали кого-то, словно отказывались верить, что это навсегда, что Вы теперь одна, и это Ваш Дом.
Но никто не пришел. Все плотнее закрывалась дверь в прошлую жизнь, все чаще оставались Вы в комнате,стоя у окна часами, глядя на скошеную траву во дворе.
Вот она подросла,-ее скосили, подросла-скосили. Зазеленела-весна, пожухла-осень.
О чем Вы думали? Чего ждали? Были у Вас мечты?
В ответ-молчание, а по ночам-сдавленный плач.
А однажды утром Вы не поднялись. Тело стало чужим, закованным  железным обручем, язык-немым, мир-чужим.
Ночью Вас разбил паралич.
Пытаясь пошевелиться и дать знак прибежавшим сестрам, Вы успели шепнуть:
-Зачем я здесь?- и замолчали навсегда,но выжили. С тех пор Вашей связью с миром стали глаза.
Так мы и встретились, с Вашими глазами.
И они оттаяли, когда я входила в комнату, благодарили мои руки, ненадолго унявшие боль, смеялись, когда я читала Вам любимую книгу , и плакали, жалуясь.
Я научилась Вас понимать и интуитивно угадывать. По утрам летела за Вашей улыбкой, а вечерами- притронуться к руке.
А потом пришел Ваш сын. Высокий, холеный мужчина, со смешной бородкой-клинышком. Он служил в городской мэрии и был очень занят.
Пробыл 5 минут и вышел растерянным.
-Не могли бы Вы пройти со мной?- обратился он ко мне, и я удивилась его просьбе.
Заглянула к Миссис Тэйлор. Она лежала на спине и смотрела в одну точку невидящими глазами.
-Ну, что же Вы, Миссис Тэйлор, к Вам пришли ...- начала я и осеклась, обожглась Вашим взглядом.Вы смотрели на сына с глубочайшим страданием истерзанной души, и столько невыразимой горечи, муки, обиды, непрощенья было в этом взгляде, что я только покачала головой и вышла, оставив мать и сына наедине.
Утром я заглянула в комнату Миссис Тэйлор и увидела аккуратно заправленную постель, белевшую в углу, и снятые со стен, упакованные фотографии.
Она умерла на рассвете, во сне.
Я беспомощно оглядывалась вокруг, здесь уже не было ее присутствия. Я стремилась отыскать хоть какой-то след ушедшей жизни, знак, обращенный ко мне...
И я увидела на столике, кем-то впопыхах брошенную книгу,читаемую мной совсем недавно. Я притронулась к ней , и душу накрыла горячая, острая волна, стало трудно дышать, думать, жить...
Я гладила страницу, и  губы шептали, боясь спугнуть небытие:
-Да что же это такое, Миссис Тэйлор, зачем Вы так ушли,-не дождались...-
Я положила к ее изголовью мой прощальный подарок,- белую розу.
Миссис Тэйлор была необычайно красива, словно наконец-то вернулась назад, в свою прошлую жизнь.


                6.               

       Я   открыла городскую  газету и прочитала:
- Грэй  Мэйбел Адамс, 89, умерла в воскресенье, 8 ноября  2008 , в  Зеленом корпусе  резиденции Октри, где она проживала в последнее время....
 У нее осталось три сына, две дочери, две сестры, один брат, 11 внуков, 19 правнуков, один праправнук и многочисленные племянники, племянницы и их семьи.