Лошадь, пес и звездное небо

Пыльная, извивающаяся словно змейка, проселочная дорога бежит по свежескошенному полю. Благоухание трав. Огромное голубое небо и  тишина. Первое мгновение она оглушает. Внутренний камертон постепенно настраивается.  Хочется, раскинув руки,  что есть мочи, бежать  навстречу простору,  прозрачному воздуху и солнцу. Бежать, как в детстве. Лететь, лететь.. 
Деревня Переволоки вытянулась неровной линией вдоль кромки подлеска из ольхи, берез, опустивших до земли свои кудрявые кроны, и кое-где чудом сохранившихся сосен.  Две улицы. Покосившийся деревянный крест у дороги.  Развиваются на ветру разноцветные рушники, словно осколки надежды. Огромный тополь с пустым гнездом. Аисты не прилетели. Таких мест много на нашей прекрасной земле. Но это особенное. Здесь спокойно.
  Жизнь в деревне еще  теплится. Несколько раз в неделю заходит автобус из райцентра. Привозят товар и почту. «Магазинщица» Маруся, приветливо улыбаясь, теребит край подола. Сетует  на отсутствие покупателей, невыполнение плана. Говорит, что все надоело, пора на пенсию.  Но замолкает и начинает возиться с кассой.   Незнакомый дед в коричневом мятом пиджачке, с чужого плеча, складывает в холщевую сумку нехитрые покупки и с любопытством поглядывает на приезжих. Магазин – центр этого маленького мира. Здесь все новости, единственный на всю деревню телефон. Сюда идут за хлебом и просто, словом одинокие старики.   
Идем мимо сельского клуба. Ещё недавно он работал. Рыжая молодая «библиотекарка» Шура старательно записывала в формуляр данные  посетителей. Книги стояли на стеллажах, лежали на полу без системы, покрытые слоем пыли. 
Крайний дом на деревенской улице. Небольшой, добротный. Колодец-журавль во дворе. Огромный  куст калины, вишни у окошка, двор утопает в цветах. Встречает нас заливистым лаем  Пират. Довольно крупный, серой масти пес.   По ночам Пират преданно несёт службу.  Постепенно, я научился различать интонацию его голоса. Иногда, он вяло поддерживает вечернюю собачью перекличку. Но когда лай становился отрывистым, злым, то так и знай, что кто-то чужой - зверь или человек ходит неподалёку.
Навстречу из хаты вышла тётка Феня и её сын – старый холостяк Иван. Тётка всегда волновалась, когда гости приезжали внезапно. Они нарушали своим появлением привычный уклад жизни. Поэтому, я заранее сообщили, что проведу отпуск в деревне.
Ей примерно семьдесят лет. Некрасивая. Маленького роста, полноватая, прихрамывает при ходьбе, но как говорит «очень легкая в танце». Седые длинные волосы выбиваются из-под косынки, довольно длинный, всегда почему-то красный нос, толстые, чаще улыбающиеся губы. Маленькие, но  удивительно живые, лучистые глаза. Смотрят внимательно, оценивающе. Всегда с шуткой, особым мнением и гонором мелкой польской деревенской шляхты. Натруженные, черные от сажи руки. Сильный неженский характер. Несмотря на болезнь, приходилось быть и «за мужика и за бабу».  Житейская мудрость и всепрощающая любовь к своему непутевому сыну. Сколько её помню, тётка всегда кого-то жалела, опекала. Да, пожалуй, доброта – главное в её характере. Ворчливость, желание поучать всё это второстепенно. А ещё тётка замечательная рассказчица. У нё много интересных словечек, которые я всегда пытался запомнить, записать: «тюфляк», «жанки». Вечером после ужина тетка вспоминала различные небылицы. Передавала характеры, интонации героев, жестикулировала. Глаза при этом светились от радости. Мы любили это время - жизнь в хате замирает. Особенно осенью, когда за окном непогода, дождь, ветер завывает в трубе. А в печи потрескивают дрова и причудливые тени от огня пляшут на стене. Тетка начинает свой рассказ.       
У тетки в хозяйстве ничего никогда не пропадает. Все идет в дело. Старые, отслужившие свой век вещи приобретают вторую жизнь в её умелых руках. У окна стоит старая черная ножная швейная машинка «Зингер». Сколько себя помню - всегда хотелось покрутить её колесо, посмотреть мудреный механизм, открыть коробку с блестящими старыми пуговицами, наперстками, иголками. Иногда среди всего этого богатства попадалась мелкая монета. Вот это была удача. За мелкие шалости нам всегда доставалось.  Тетка - большая мастерица.
Голодная послевоенная  юность. В лесах неспокойно. По  ночам в деревню наведывались бывшие дезертиры и полицаи.
Выручало шитье. Мать шила и приучала дочь. Так и жили без мужа и отца в доме. Однажды вечером Феня – тогда молодая девушка, возвращалась из соседней деревни. Темная осенняя ночь. Не доходя нескольких километров до деревни пригорок, за ним несколько деревьев у дороги. От деревьев отошли две фигуры. Остановили. Обыскали и приказали стать к дереву. В темноте блеснул вороненый ствол ружья. Грянул выстрел.
Пуля прошла рядом. Теряя от страха сознание, тетка услышала пьяный смех и удаляющиеся голоса. Так и пролежала всю ночь без движения на холодной октябрьской земле.  Дальше была болезнь: тяжелая, без движения. Мать выхаживала, отпаивала травами, медами. Силы постепенно возвращались в молодое тело. Но преодолеть болезнь полностью так и не удалось. Она периодически давала знать. Семейная жизнь не сложилась. Грустно усмехается тётка, вспоминая свою юность.  Врачи запрещали рожать. Но родила. Поздний ребёнок. Пролежала девять месяцев, выстрадала, вымолила у пана Бога себе сыночка. Растила одна, отдавала всю душу, строила новую хату, мечтала о спокойной старости. Сын досмотрит. Всё для него и для будущей невестки.
   Но как-то не заладилась жизнь у сына. Ему около сорока. Среднего роста и телосложения. Большие старомодные очки в роговой оправе. Давно не стриженные завивающиеся волосы, маленькие неухоженные усы. Рубашка завязана узлом на животе. Туфли на босу ногу. Православный крестик на слабой, впалой груди.
Говорит медленно, растягивает слова, даже заикается. Несмотря на  некоторую косноязычность, любит пофилософствовать на отвлеченные темы. Порой споры перерастают в скандалы. Несдержан, сложный, взрывной  характер. Неуживчивый, обиженный на судьбу старый холостяк.  Часто заливает нахлынувшую тоску вином. Мать волнуется, не находит себе места. Встает, опираясь на палку, и идет по деревне искать своего непутевого сына. Он  не перечит.  Послушно плетётся следом. Так продолжается из раза в раз. Он по-своему любит  мать, но победить тяжкий недуг не в силах. Мать корит сына, сетует на судьбу, посылающую постоянные испытания, но не перестает надеться. Однажды, тяжело заболев, она заставила себя подняться. Ответственность за судьбу сына и любовь сделали то, что не смогли сделать лекарства.
Работал Иван в колхозе. Часто выпивал. Даже вел календарь, где отмечал дни трезвости. Зачем?  Таких дней набиралось всё меньше и меньше. Оправдывал свое пьянство неудавшейся жизнью, непониманием окружающих, тоской, безысходностью. Пропускал работу. Лежал на кровати, курил, стряхивая пепел на пол, подолгу смотрел в потолок. Его периодически выгоняли. Мать ходила просить за сына. Пожилая, сгорбленная, она нервно теребила платок в приемной директора, плакала. И его  брали вновь. Мужиков не хватало.
Доверили Ивану уход за кобылой и маленьким жеребенком. Это была обычная крестьянская  лошадь. Коричневой масти. С белым пятном на лбу и длинной заплетающейся гривой. Имела достаточно покладистый и уравновешенный характер. Одним словом, незаменимый помощник крестьянина. Кормилица.  Рядом с ней постоянно увивался маленький, не более недели, рыженький, пугливый жеребенок.  Он бегал на  тоненьких, ломких ножках. Постоянно жался к своей большой матери в поисках молока и защиты от этого непонятного мира. Вертел маленькой, любопытной головкой с острыми ушками. Принюхивался, пробовал на вкус. Познавал мир.
 Утром Иван выводил лошадь из конюшни в поле и привязывал на длинную цепь. Лошадь и жеребенка неизменно сопровождал Пират. Никто его этому не учил, но собака скулила, обрывала цепь и убегала в поле охранять лошадь и её маленького несмышлёного сына. Вечерами мы ходили забирать лошадь с поля.  Прохладными августовскими  вечерами туман низко стелиться  над землёй. Он укутывает низины своим молочным покрывалом. В лучах заходящего солнца, наполовину покрытая туманом, как попоной, в широком поле стоит лошадь. Свежо и тихо. Природа готовится к приходу ночи. Умолкают птицы, лишь сверчки заводят свою вечернюю балладу. Нам весело и хорошо. Лошадь, почувствовав свободу, уверенным шагом направляется на ночлег. Ещё не окрепший детеныш усталой походкой плетется позади. Процессию замыкает Пират. Я привязывал лошадь, бросал в козлы охапку чуть подвяленной за день травы и наполнял ведро свежей водой. Детям интересно, они с большим удовольствием выполняют эту нехитрую  работу. Вообще в деревенской жизни для них много нового. Однажды, мой семилетний сын увидел на картинке индюка и сказал, что такая птица наверно  водится в Африке. Вот и ломай после этого голову, где найти эту чудо-птицу. Сегодня индюка практически не встретишь на крестьянском подворье.
Оказывается, в деревенском доме нет крана. Вода в колодце во дворе. Пищу готовят в печи на огне. Купаются не в ванне, а в «ночвах» - больших тазах. Все удобства во дворе. На ночь не закрывают дверь.  Живя в городе, человек постепенно отдаляется от природы. А ведь это универсальные источники энергии. Человек ищет мира и гармонии, не понимая, что гармония в природе нас окружающей.
Лето выдалось жаркое и дождливое. Дневная жара сменялась вечерней  прохладой. Шли теплые, тихие ночные дожди. Лес одаривал нас небывалым количеством грибов. И мы ранним утром, чуть забрезжит рассвет, выходили на тихую охоту. Уставшие, но счастливые, с полными лукошками белых возвращались домой. Тётка Феня протапливала печь, чистила грибы и выкладывала их на большой противень. Через некоторое время хата наполнялся густым ароматом  грибов.  К нашему приходу, в печи подходит бабка. Это замечательное белорусское блюдо готовят следующим образом: выбирают самый большой и чистый картофель. Его чистят и пропускают через  мелкую терку. Отдельно зажаривают репчатый лук на свежем сале. Все перемешивают и ставят чугун в перегоревшую печь. Бабка подходит в течение двух часов. Нет ничего вкуснее, чем бабка, приготовленная в печи с холодным молоком. На столе, в честь приезда гостей, появляется душистая «полендвица», колбасы. В сковородке шипит «яешня». Запотевшая, только что извлеченная из колодца, бутылка «гарэлки».  После сытного обеда предавемся сладкой неге.
     По утренней росе, иногда вечерами, я брал старую сточенную косу и ходил на луг. Трава перестаивала. Хозяин не был расположен к физическому труду, поэтому мне пришлось осваивать премудрости косьбы. Для горожанина, не державшего в руках косу – это нелёгкая задача. Берешь одной рукой за ручку, другой за косовище, разворачиваешься всем корпусом и с усилием возвращаешься в исходное положение.  Делаешь прокос, преодолевая сопротивление луговых трав.  Все мышцы напряжены. Косьба –  тяжёлый труд. Лезвие так и норовит подняться вверх. Тогда срезаешь лишь верхушки. Всегда любуюсь работой бывалых косцов. Вжик, вжик - плавны их движения. Вжик, вжик - нет суеты, ритм, я бы сказал музыка тысячелетнего труда. Недаром говорят, что коса поет в руках мастера.  Ничего не меняется в укладе крестьянской жизни. Из века в век. 
В каждом действии, путешествии наступает главный момент. Вот и настал день, ради которого я начал это повествование. Прошли годы, но мне помнятся мельчайшие детали. Эмоции до сих пор переполняют мое сердце. Было ли в этом дне что-то важное, судьбоносное? Нет, пожалуй. Просто я понял тогда, что человек – часть природы. Природу нужно понимать и пытаться быть с ней в гармонии. Тогда можно испытать истинное счастье.
Однажды вечером, Иван предложил свозить нас на лесное озеро - удить рыбу.  Всем понравилась эта идея. Дети с энтузиазмом копали червей, готовили снасти. Все были возбуждены и веселы.
  Днем прошел дождь. Было ветрено. Возница бросил охапку свежескошенной травы на скрипучую повозку с высокими бортами. Мы весело уселись и приготовились к поездке. Я заметил, что Иван был слегка навеселе. Это обстоятельство меня немного насторожило, но я не придал ему должного значения.
 Минуя околицу, мы выехали на лесную дорогу. Тетка провожала нашу шумную компанию стоя у «плота». Повозка то и дело подпрыгивала на ухабах, ветви деревьев хлестали по лицу, большие капли падали с листьев за шиворот. Иван встал в полный рост и, размахивая кнутом, погнал лошадь в галоп.
- Но, но. Давай, давай быстрее - кричал Иван.   Мне показалось, что он почувствовал свою исключительность, значимость. То, чего ему так не хватало в повседневной жизни. Быть может, он хотел удивить или напугать «городских».  Все, с восторгом и завистью, смотрели на него.  Рыжий жеребенок, чуть поспевал за повозкой. Лошадь скакала быстрее и быстрее.  Дети притихли.
Через несколько минут мы подъехали к лесному озеру.  Лошадь взмокла, похрапывала и фыркала,  её бока нервно подрагивали. Она переступала с ноги на ногу, то и дело запрокидывала и опускала голову. Жеребёнок прибежал и обессилено опустился рядом с матерью.
 Иван сник,  заскучал. Решил закурить, и тут выяснилось, что спички забыты дома. Необходимо ехать в деревню. Мы стали отговаривать, понимая, что лошадь устала. Он не послушал и погнал лошадь в деревню. Жеребёнок послушно побежал за матерью.
Топкие берега лесного озера поросли осокой, камышом, кое-где проложены рыбаками гати из жердей. По ним можно подойти к воде. Вода то и дело доходит до щиколоток, хлюпает в кроссовках. Тучи комаров пикируют на открытые участки тела. Охота - пуще неволи.  Я стал потихоньку разматывать снасти. Наживил червя и забросил удочку в окно между кувшинками. Перьевой поплавок вынырнул и замер неподвижно. Тихо, не ветерка. В ровной, словно зеркало, глади озера отражается берег, деревья, одинокий рыбак и заходящее солнце.  Вдалеке послышался треск сучьев и веселый детский смех. Ребятня с медвежьей ловкостью, ломая кусты, прокладывала дорогу в малиннике. Рыба, тем временем, упорно не ловилась. Я заскучал. Вдруг, зашуршала осока и из воды выглянула любопытная, с желтыми пятнышками, головка ужа. Вот в чем дело. Лесной разбойник распугал всю рыбу. Иван рассказывал мне об уже, который приползал во время рыбалки. Он подкармливал его мелкой рыбёшкой. Уж подполз к моим ногам, не нашел привычного лакомства и раздосадованный был таков.
Топот копыт, скрип повозки – из деревни вернулся возница. Через некоторое время Иван позвал детей и жену.
 - Сергей, закричал он. Звук голоса отразился от озерной глади и улетел дальше в поле. Я стал потихоньку сматывать удочки. Это дело не простое, когда стоишь на неустойчивой поверхности по щиколотку в воде. Необходимо удерживать равновесие, чтобы не угодить в топкую грязь.
 Иван не стал  дожидаться и решил ехать мне на встречу. Путь пролегал по узкой тропинке, идущей по краю озера. Было скользко. Я подходил к полянке, когда услышал треск сучьев и детский крик. Ускорив шаг, вышел на полянку. Моему взору предстала картина: перевернутая повозка, лошадь, лежащая на заболоченном берегу. Передние ноги ушли глубоко в грязь, задние подогнуты вдоль тела. Лошадь поднимала голову, хрипела, большие коричневые глаза наполнены страхом. Пират почувствовал опасность, бегал вокруг, лаял. Маленький жеребёнок робко подбежал к лежащей матери, заглядывал  в глаза, подгибал тоненькие ножки, словно пытался поднять неподвижное тело. Иван сидел на берегу, обхватив голову. Хмель прошел, на лице читался испуг.
- Если кобыла сломала ноги, то я пропал, сказал он.
Дети и жена были напуганы. Я был взволнован и удивлен «человеческим» поведением животных.
Необходимо было действовать, спасать.
Мы отцепили повозку, вытолкали её на берег. Сделали настил вокруг лошади. Первым делом - осмотрели ноги. Их необходимо было извлечь из грязи. Иван облегченно вздохнул, ноги были целы. Казалось, что лошадь может легко освободиться. Один мощный рывок.  Но животное оставалось пассивным и не предпринимало даже слабой попытки встать.  Я отослал детей и жену в деревню. Вдруг, Иван схватил хлыст и начал бить животное.  Страх и растерянность сменились на гнев.  Он словно мстил животному  за минутную слабость.
- Вставай холера, вставай, кричал он. Покраснел, вздулись вены, глаза заблестели бешеным огнем. Я насилу оттянул Ивана от лошади. Бедное животное фыркало, большие беззащитные глаза наполнились слезами. Наверно она плакала от обиды на человека, страдало из-за его прихоти и глупости. Мне казалось, что лошадь все прекрасно понимала. Пират, влюбленный в хозяина, бросился на Ивана с неистовым лаем.
Мы сняли поводья, обвязали их вокруг крупа лошади и попытались тянуть. . Необходима была помощь.
-Позови друзей, хотя бы два человека, сказал я.
-Друзей звать нельзя. Продадут. С ними можно только водку пить.
-Надо идти за Степаном. Он не откажет.
Мы засобирались, лошадь заржала, призывая своего сына. Маленький жеребёнок подбежал к матери. Она «ткнулась» в него своим большим влажным носом, словно поцеловала на прощанье. Может быть, что-то сказала. Жеребенок оторвался от неподвижно лежащей матери и послушно побежал за нами.
Смеркалось. Мы быстро шли по лесной тропинке в направлении Степановой хаты. Степан – мужик основательный, непьющий.
Хороший, добротный дом. Ухоженный сад. На подворье стоит гусеничный трактор. К нашему огорчению, он был не исправен. Степан согласился помочь. Кликнул своего двадцатилетнего сына.  Взял веревку, сунул за голенище сапога нож, и мы направились к озеру.
Жеребёнок, неотлучно шедший за нами по лесу, в деревне почувствовал себя в безопасности и бросился по гречишному полю. За ним устремился Пират.
Тишина. В осоке завели свои вечерние трели сверчки. Лошадь лежала в прежнем положении. Она подняла голову и с надеждой посмотрела на пришедших людей. В трудную минуту животное ищет защиты у человека, уповает на его силы и разум.
 Степан  обошел лошадь, поправил обвязь. Во всех его движениях чувствовалась деловитость, основательность. Он был немногословен и несуетлив. Мне всегда нравились такие люди.  Своим спокойствием и уверенностью они вселяют надежду в окружающих. Настоящий хозяин. Таких осталось немного. 
 – Тяжело будет. Нам не сладит. Нужна подмога, сказал Степан.
Я засомневался и предложил попробовать.
Мы взялись за поводья. Поднатужились, но лошадь не сдвинулась с места.
-Иван, иди за помощью, пока лошадь не затекла. Лежит вниз головой. До утра не доживет, тихо сказал Степан.
 Тем временем стало совсем темно. Августовская темна ночь накрыла поле, озеро и лес. Плеск рыбы. Тяжелое дыхание лошади. Два человека в ночи у воды.
-Надо разжечь костер, предложил я.
-Наломай еловых лапок. Только сухих, сказал Степан и протянул мне спички. Языки пламени, робко и дымно, затем смелее, смелее забегают по  еловым сучьям. Огню надо дать окрепнуть, что бы он почувствовал силу и злость. Тут надо не пропустить момент и вовремя дать нужную пищу.
Я принес валежника и стал подбрасывать в костёр. Блики огня осветили молчаливую фигуру Степана. Грубое лицо исчерчено глубокими морщинами. Он привычно сидит на земле, положив  руки на согнутые колени. Это был ещё не старый, но уже надломленный тяжелым крестьянским трудом человек. Среднего роста, сухощавого телосложения.  Говорил мало, веско. Язык своеобразный. Набор белорусских, русских и польских слов. Смотрел прямо в глаза собеседника. Да, пожалуй, запомнились глаза. Спокойные, мудрые, чуть ироничные.
Одет Степан в черную грубую рабочую одежду и кирзовые сапоги. Долго сидели и смотрели на огонь. Мне захотелось его разговорить.
Я поинтересовался – много ли в лесу грибов.
- Много, - тихо ответил Степан. Только в лес одни не ходите. Можно заблудиться.
-Я здесь всю жизнь прожил. Кажется, каждый куст знаю и то заблудился. Оставил свой мотоцикл, заметил место. Стал собирать грибы и не заметил, как стало темнеть. Иду к мотоциклу. Хожу рядом. Чую, что где-то здесь, а найти не могу!
Как будто кто-то водит по кругу. Так полночи и проходил. Слава Богу, луна взошла. Отблеск заметил. А так бы пришлось в лесу заночевать.
 Вот еще случай был. Встретил в лесу мужчину  с женой и ребенком. По всему видно, что давно «блукаюць». Устали. Ребенок пить хочет. Мужик так и бросился ко мне. Говорит, что отставил машину, а найти не может. Я спросил, в каком месте. Они описали. Я их сразу и вывел. Мужик на радостях стал деньги давать. Я не взял.
- А почему не взяли?
- У «блудных» людей брать деньги – «грэх». То, от нечистого. Сказал и замолчал. Раскурил «Беломорину», накрылся своими мохнатыми бровями и о чем-то своем задумался. С лесом шутить нельзя. Я это четко понял, когда чуть не потерялся мой четырёхлетний сын. Он ушел за женой собирать грибы. Я был увлечен рыбалкой. Маленькая озерцо недалеко от леса. Клевали  карасики с ладошку. Азарт. Казалось, прошла минута. Поднял голову – возвращается жена, а малыша нет. Мы бросились к лесу. Начали кричать, звать. Дикий ужас, даже не страх охватил меня. Бежал по лесу, кричал, останавливался и прислушивался. Тишина, только лес шумит. Я понял, что напрасно жду отклика. Мой малыш не знал, что в лесу надо отзываться. Мох и высокий черничник затруднял движение. Он не мог уйти далеко. Я бежал в правильном направлении. Что это было интуиция или что-то другое  до сих пор не знаю.  Из ельника на крик вышел мой маленький сын. Он не понял сути происходящего, казалось, даже не испугался. Принял случившееся за интересную игру. Мы долго не могли прийти в себя. Позже тетка Феня рассказала, что года два – три назад в лесу потерялась девочка. Искали несколько дней всей деревней. Нашли.
- Эй, люди! Ау, Ау - послышалось в поле. Это был голос тетки Фени. Она шла к своему непутевому сыну. Шла тяжело, хромала, опираясь на палку.
Останавливалась, отдыхала. От деревни до озера четыре километра. Чем она могла помочь? Но не идти она не могла. Все нужно было увидеть своими глазами. Может словом. Подбодрить, подсказать. Она шла на свет костра. Я подбросил сухих сучьев. Ветер погнал в небо сотни искр. Степан смотрел в темноту и молчал. Прошло ещё некоторое временя и из темноты показалась сгорбленная фигура. Феня кивнула Степану и пошла смотреть на лежащую лошадь.
- Ой, как плохо. Степан, не говори ничего в деревне, выгонят из колхоза. Как жить будем?
Тетка села на землю рядом со Степаном. Веткой  отгоняла назойливых комаров. Ждали Ивана.
Со стороны леса послышались голоса.
Степан встал, молча поздоровался за руку с мужиками. Тетка успокоилась и побрела «да хаты». Мужики поговорили о своём, достали из рукава бутылку «гарэлки». Выпили, покурили.  Вшестером взялись за обвязь и потащили. Не прошло и нескольких минут, как животное, почувствовав твердую поверхность, фыркнуло и встало. Мелкая дрожь прошла по крупу лошади, она пряла ушами, опускала и поднимала голову, словно благодарил людей за спасение.
Степан попрощался, и вместе с сыном зашагал уверенной походкой в сторону деревни. Мужики достали початую бутылку, выпили, закурили и тоже пошли через лес в свой конец деревни. Мы остались одни. Костер догорал. Угли давали тусклый свет. Иван принес хомут и попытался запрячь лошадь. Я стал  отговаривать. Животное ослабело и чуть держалось на ногах. Колеса можно было оставить в лесу, а поутру забрать. Иван после некоторого раздумья согласился. Тогда он взял уздечку и попытался надеть, но лошадь взбрыкнула и отошла. Несколько попыток не дали результата. Он начал злиться, кричать. Ночь, догорающий костер, свежий ветерок от близкого озера, звук  голоса разлетается далеко. Возможно, это был ответ на грубость и боль. Я думаю, что животное затаило обиду на человека.
Лошадь успокоилась, я поглаживая холку, стал тихо говорить ей ласковые слова:
- Ну, пойдем милая, не упрямься. Пойдем. Там ждёт тебя твой маленький сынок. Она поняла мои слова. Я надел уздечку, и мы потихоньку побрели по ночному полю. На счастье из-за туч показалась луна и осветила путь.  В конце лета прекрасное звездное небо. Долго смотришь на блики далеких планет, иногда небо прочертит падающая звезда. Нужно быстро загадать желание и оно обязательно сбудется. Надо верить, иначе просто скучно жить.
На краю поля стояла пахнувшая сеном и кожей маленькая конюшня. У ворот лежал Пират. Он встретил нас веселым лаем. Из темноты дверного проема выбежал жеребёнок и приник к матери.
Я набрал ведро свежей воды. Иван бросил охапку травы в козлы. Лошадь с фырканьем и сопением жадно пила воду. Мы закрыли конюшню, и пошли по лесной тропинке. В лесу было темно. Тропинка плутала, ноги то и дело бились о торчащие из земли коренья. В траве, по сторонам тропинки, светились тысячи маленьких фонариков. Ни до, ни после я не видел ничего подобного.  Лес остался позади. В нашей хате горело окно. Мать ждала сына.
Прошло много лет, а эту ночную тропинку, лошадь и костер помню, словно это было вчера. Простые вещи иногда бывают важнее тысяч прочитанных книг и полученных знаний. Надо просто жить…