Грустная история

- И что с того? – сказала она.
- Ничего. Всё как прежде. Ты согласна? – спросил он.
- У меня нет выбора, ты знаешь.
- Тогда пойдём куда-нибудь.
- Пойдём. Сейчас я только приберусь немного на кухне и переоденусь. Можешь пока телек посмотреть.

Через пять минут она вышла в своём серо-красном свитере.
Одежды у неё было немного.
Они пошли в кафе.

- Что тебе взять?- спросил он.
-Не знаю. Что хочешь.
-Нет, ты скажи, что ты хочешь.
-Мне всё равно.
-Ну как так? Неужели ты ничего не любишь? Молочный коктейль? Мороженое? Пирожное? Что?
-Ладно. Давай пирожное.
-Какое?
-Ну…вот это… - она ткнула наугад.
Они сели.
-…понимаешь, - говорил он минут через 15, - я, может быть, жениться на тебе хочу…
Пирожное стояло нетронутым. Он пил пиво.
- “Может быть”… - усмехнулась она, хотя ей было не смешно.
-Нет, ты пойми… - пьяно объяснял он. – Ты мне нравишься. Очень даже. Я вот что думаю: а почему бы нам не жить вместе?
-Ты сам знаешь, что я не могу. Я должна ухаживать за бабушкой.
- Ну… а может я тогда просто к вам перееду?..
-К чему это?..
-Надоело, знаешь ли, всё время искать квартиру, чтобы еб… в смысле встречаться…

(Закрытая комната. Ночь. Да, вот так… Ммм.. Наташечка, аккуратней зубками… Да… О… Через минуту громкий храп. Старая койка. Дешёвая мебель. Уродливый стол. Дух нищеты. Убогое детство. Убогое настоящее…)

- Я не знаю…

Он гладил её холодную, крепкую руку.
Смотрел на её крупные, немодные сапоги.
 
(Она красива, но не утончённа. Стройная, но не стильная.
Правда ночью, в темноте (аккуратней…) это совершенно неважно.)

-Вот посмотри, я купил тебе кольцо. Ну… не обручальное, а просто так… пока что…
(Бижутерия за 90 рублей)
-Правда? Спасибо.
(Ничем её не расшевелить)

-Ты правда рада?

Улыбается благодарно. Из вежливости, а не от радости.

-Да.

(Даже странно, что у неё такое лицо. Не огрубевшее. Красоты редкой. Как мне повезло, что до меня её никто… Единственное – какое-то равнодушие серости. Печать нищеты. Да и то – не всякий заметит.)
-Так ты будешь своё пирожное? – спрашивает он.
-Не буду. Ешь, если хочешь.
-Да? Здорово. Спасибо. А то я с работы...с самого утра ничего не ел… вот только пива с тобой выпил…
-Что же ты у меня не сказал? Я бы подогрела (вчерашние) макароны.
  Он усмехнулся и принялся набивать рот.

***
Они вошли в квартиру Наташи и её бабушки. Она сняла куртку и повесила на крючок.
Они вошли в её комнату.
Он притянул её и стал целовать, глубоко запуская в её ротик свой язык. Левую руку под задницу, правой сжимал грудь.
-Подожди, не сейчас, - Наташа пытается отстраниться.
- Она не услышит, расслабься ты…
Наташа покоряется.
Он снимает с неё серый свитер. Она ложится на скрипящую койку. В мутное окно падает солнечный свет, такой же, как и тысячу лет назад. Серые обои. Прогнивший пол. В дверную щель (дверь белая, уродливая) – запахи борща и плесени.

Он навалился на Наташу сверху, водит руками везде, где ему вздумается.
- Ты пососёшь его? – шепчет ей в ушко, вдыхая сладковатый, живой аромат её волос.
-Ложись на спину, - говорит она.
Он ложится: голову на подушку, руки удобненько так под голову, ноги расставил широко.
Губы кривит довольная ухмылка. Она целует его в щёку, потом опускается ниже: шея, грудь, живот. Гладит всёумеющими добрыми руками выпуклость джинс. Потом расстёгивает ширинку и достаёт возбужденное хозяйство. Никитос доволен. Он шмыгает носом.  Она сосёт: умело, страстно, с полной самоотдачей, с единственным желанием: доставить безмерное удовольствие своему молодому человеку. Никитос закатил глаза (бля-я-я-я…), шевелит большими пальцами волосатых ног…

***
Никитос ушёл бухать с пацанами. Наташа, поухаживав за бабушкой, сидела в полном одиночестве на кухне. Сидела за липким столом и медленно ела борщ из щербатой фарфоровой тарелки. Отламывала от куска чёрного хлеба маленькие кусочки и отправляла себе в рот. Жевала медленно и задумчиво. Глядела в окно.

Кухня была какой-то безмолвно-белой и спокойной. От этого безмолвного спокойствия как-то сладко холодело в животе. Наташа вяло опускала ложку в борщ, а когда она наполнялась, отправляла её себе в рот. Смотрела в окно.

Бабушка спала. Никитос бухал с пацанами. Хвастался, какую отличную “сосалку” он себе нашёл. Пацаны ржали.

Наташа смотрела в окно. Ветви рябины покачивались на ветру. Синий воздух. (Как жалко, что у тебя не голубые глаза, а какие-то зеленовато-карие, - сказал как-то Никитос. Это замечание не огорчило её.) Птичка перелетает с ветки на ветку. Чирикает. Наташа наклоняла голову (каштановые волосы убраны в скромный хвост), ела борщ.

Белая кухня. Странно белая кухня. Такая же, как в детстве. Прибегала (ростом в полметра), просила у бабушки пряник. (Денег нет, внученька… На вот, чёрного хлебушка поешь…) Кажется, Наташа уже в том возрасте никогда не плакала. Играла в тряпичную куклу и только смотрела на всё странно большими и умными глазами. А вокруг были серые стены, разваленный шкаф и уродливый стол. Бабушка уходила пить чай к соседке, а Наташа подолгу смотрела в окно, на то, как ветер гоняет листья по двору. Подоконник был грязным. По квартире гуляли сквозняки.
Наташа и тогда была поразительно красивой, правда, не догадывалась об этом...

Наташа помыла посуду и убрала в шкаф. Скоро придёт пьяный вдрызг Никитос. А завтра рано вставать.