Святой Афон - 4 часть

В келье иеромонаха Филарета в первый вечер нашего знакомства он, чтобы занять нас, предложил посмотреть альбомы, которые стояли на столике. К слову будет сказано: видимо, в силу того, что послушание о. Филарета -это встречи и провожания паломников, его келья изрядно отличается от других, виденных мною. Состоит она из двух комнаток, коридора, кухоньки и еще какого-то закуточка. Все это, конечно, очень маленькое, в целом не превышающее размеры, например, двух комнат типичных сыктывкарских студенческих общежитии.
Так вот, на столе около 30 альбомов. Я не успел перелистать все, но сидя в сумраке, в свете керосиновой лампы, я подивился необычности подбора картинок, фотографий и видов. Здесь маленькие репродукции картин русских художников, портреты святых старцев, фотографии и картины храмов и монастырей Русской Православной Церкви. Альбомы - это увлечение о.     Филарета. Но согласитесь - какое странное увлечение! Это так не похоже на коллекционирование или на собирание семейных альбомов. Не похоже это ни на каталог, ни на хронографию. А за каждой страницей видится тихий и глубокий русский патриот, сын земли русской - любящий, помнящий ее и гордящийся Родиной - Россией.
Здесь есть и грустные картинки, и лица великих старцев, покинувших этот мир, есть березовые пейзажи. И есть фотографии, сделанные на самом Афоне. А еще... Еще есть одна добрая и великая тайна в таких альбомах - они воспитывают нас, каждого паломника, оторвавшегося от мира и от Родины. Они заставляют взглянуть на мир и на Россию как бы вне времени, на других высотах, по основам основ...
Привычные репродукции привычных, знакомых картин - Боже, как по-новому это здесь видится!

* * *
- Вот, смотрите, какая есть у меня фотография. И скажите, кто здесь? - о. Филарет показывает нам пальцем на женскую фигуру, которая на старенькой фотографии словно из стены входит в стену. - Эта фотография сделана в начале века у нас... Вы знаете, ведь у нас своя фотомастерская была. И кузница была, и столярные мастерские...
- Так здесь же женщина! - говорим мы в один голос. - Как она может быть?
- А вот и все говорят: как она может быть, если женщин здесь тыщу лет не было? Всякие фотографические комбинации никто делать тогда не мог. А женщина на фотографии откуда ни возьмись выступила. Как из воздуха. Братия говорила: "Никак Богоматерь среди нас прошла..." Фотоаппарат заметил то, что телесные глаза не видели.
* * *
В связи с фотографией, на которой проступила (по мнению многих людей) сама Богородица, мне хочется написать про случай, который был со мною в Афинах, в канун приезда на Святую Землю, который вспоминался на самом Афоне и который странным образом светло и загадочно встает иногда перед глазами и сегодня.
...Мы спешили на автобус. Впереди бежали Власов и сопровождающий нас грек (от фирмы, с которой Валера устанавливал деловые связи). Мы должны были по всем меркам на автобус опоздать. Фактически мы уже опоздали. Я хромал. Внутренне очень нервничал и психовал из-за нелепости ситуации, из-за боли в ноге, из-за жары, из-за жжения загара, из-за того, что теряю из виду бегущих впереди меня компаньонов, из-за тяжелой сумки, из-за толпы, которая мешала двигаться быстрее. В общем, дурацкое взвинченное состояние.
Вдруг перед самым носом, из-за фигур впереди идущих людей, на маленьком открытом пятачке асфальта я увидел страшного нищего. Без ног, с культяпками рук без пальцев; кожа его была изъеденной язвами. Он сидел на каких-то тряпках и тянулся обрубками к людям. У меня даже мысль мелькнула: "Прокаженный. Что он здесь делает?" Кажется, он даже не говорил, а мычал что-то, рвался к солнцу, взывал. Один глаз (второй, со сморщенным стянутым веком, был закрыт) взирал на людей с мольбой и был...ясным-ясным.
У меня в карманах оставались буквально гроши. Позже пришлось занимать деньжат у Валеры. Однако (не знаю даже, почему) я залез в карман, нащупал монету в 100 драхм и положил на изуродованную руку нищему. Ушел я, не оглядываясь - спешил. А в спину будто кто-то тепло и ласково толкнул.
Днями позже мне этот нищий неожиданно приснился. Причем приснился не он, а приснился симпатичный молодой мужчина лет тридцати со светлым-светлым лицом, улыбающийся, весь будто в лучах. На того нищего он совершенно не был похож, я лишь по каким-то неведомым чертам узнал во сне калеку. Про этот сон и про сам случай с нищим я вспоминаю почему-то уже сейчас, здесь - в Сыктывкаре. Всплывает в памяти, улыбается и смотрит на меня тот светлый парень из сна, тот нищий. Я знаю точно, что лицо это мне знакомо. Знакомо и все тут! И не могу вспомнить - где я видел его? Я знаю, что когда-нибудь обязательно вспомню, узнаю, восстановлю в памяти .
Это даже похоже на игру - он четко встает в памяти в лучах со своей улыбкой и ясными глазами и будто спрашивает: "Неужели не вспомнил? Узнаешь?!" Я не узнаю. Но мурашки по спине. И в сердце тепло. Хотя, казалось бы, разве мало нищих встречалось?
...А на автобус мы успели.
* * *
...Листаю альбомы о. Филарета. Будто другими глазами смотрю на Россию. Будто все то же, да не то - угол зрения другой. Может, это Святая Гора Афон открывает мне тот высокий и Высший взгляд на мир и МИР? Дивно. Сам себе дивлюсь - как в душе правое уходит вправо, а левой - влево. И страшно. И горько. И радостно. И чудно.
Словно невидимая мне доселе какая-то параллельная русская цивилизация чрез Христово поле, чрез уроки его жила и выжила, и живет. Слава тебе, Господи! Слава! Чудны и велики дела Твои! Прости, Господи, что и слов-то достойных найти мне в тщетах моих пока не суждено.
Спасибо за ту великую толику, что дал увидеть в зерцалах Твоих...
* * *
В беседах с иеромонахом Филаретом коснулись вопроса о целительстве, о чудесах.
- "Вера твоя спасла тебя". Так ведь сам Христос говорил, когда людей излечивал. Зачахнуть можно от самой жизни, если она в безверии, в цинизме, в кривляниях... А чудеса? Здесь я вот уже 18 лет, но особых чудес, крупных таких, не видал. Излечиваться - да, излечивались. Кто с верой - к иконам, на Бога в молитвах полагается, тому и воля Божья в организме и в душе все в порядок вещей приводит. В правильный порядок вещей... Вот и все. Смотри-ка, разве не чудо, что нет у нас больных монахов? Страдают, бывает, болью в ногах, в пояснице - но это особое дело. Россия служит Богу на ногах, а не сидя (как в других странах)... Зуб, бывает, заболит - такое случается. Зрение от старости плохое бывает. Вот и все. Каких-то других болезней я или не знаю, или их просто нет... - так рассуждал вслух о. Филарет.
* * *
- У меня в детстве был учитель... Не школьный, а учитель по жизни - Духовный, что ли, - рассказываю я о. Филарету про себя и свою Родину. - Звали его Иван Иванович Ценгери. Вот я в бумаге "за упокой" написал этого Ивана. Он был грек. Из политических "зеков". Отсидел в наших коми лагерях с 1943 по 1956, потом освободился на поселение. Был еще некоторое время " поражен в правах" - не мог участвовать в выборах и что-то там еще... Впрочем, он не особо-то переживал по этому поводу. Иван Иванович был человеком православным; я знаю, что он молился, постился, бдел и исполнял Закон Божий в меру своих сил. С двумя высшими образованиями и знанием шести языков он закончил свою карьеру бухгалтером на маленьком механическом заводе в моем поселке Княжпогост (это еще севернее Сыктывкара). Там у нас сплошные лагеря были. Когда-то давно-давно, когда я был совсем мальчишкой и бегал к нему играть в шахматы, Иван Иванович как-то в беседе (я уж не помню, о чем ему болтал) сказал мне: "Я тебе дам три завета. Ты запомни их. Подрастешь, может быть, станешь умнее этих заветов, но пока помни хотя бы эти три. Никогда не скажи, что Бога нет. Ты сейчас пионер, потом в комсомолию вступишь. Можешь верить или не верить. Тут дело такое... Пусть другие болтают, что хотят. Но ты никогда не скажи, что Бога нет. Самое трудное на свете - Богу молиться и родителей кормить. Все остальное приложится. Запомнил? Спать вечером ложишься - вспомни прожитый день. Каждую встречу и каждое дело. И если обидел кого-нибудь, обманул или случайно что-то не получилось, то хотя бы мысленно попроси прощения". Знаете, отче, жизнь потом замотала что-то: где-то наперекосяк шла, где-то снова выравнивалась. Заветы помнил, а исполнять - не всегда исполнял. Иногда годами они словно выпадали из памяти. Вот, смотрите-ка. Вам рассказываю - значит, помню.
Иеромонах улыбается, волнуясь или немного смущаясь (?), почему-то пальцем трет клеенку на столе.
- А знаешь, Григорий, все эти три завета я тоже в детстве слышал. От бабушки и от матери. Да-да, самое трудное - Богу молиться и родителей кормить... Да-да. А за что ж посадили-то твоего учителя? Иль не знаешь?
- В 1943 году в Харькове, "под немцами", он организовал общество садоводов и огородников. Что-то типа кооператива - я так понимаю. Война. Голодуха. Хотел себе и людям помочь сообща выжить. Наши освободили Харьков, а Ивана Иваныча арестовали как укреплявшего фашистскую власть. Был организатором производства? Был. По приговору он получил 15 лет лагерей, 5 поселения и 5 с поражением в правах - всего 25... Знаете, я когда из армии в отпуск приходил, зашел в больницу. Иван Иваныч тогда уже совсем лежачий был. Кровь носом и горлом шла. Было это в 1979 году осенью. Он обрадовался, даже сесть пытался. О многом тогда мы тоже говорили. О лагере он рассказывал. Что из их этапа (сто два человека) живыми освободились лишь двое... Тогда же я ему сказал, что заветы помню. Он не переспрашивал. Только долго-долго смотрел на меня.
* * *