Часть 1 - English summer rain

"Ваши глаза - это наши проблемы", - гласила надпись на рекламном щите, возвышающимся над улицей. Джек Маккензи, который вместе со своим давним другом, коллегой и собутыльником ждал автобуса до места работы уже битых 15 минут, какое-то время пялился на щит с рекламой компании "BrumEye", после перевёл скучающий взгляд на смолящего "Camel" приятеля Пола Файринга, взглянул в сторону улицы, откуда должен был появится долгожданный автобус, сокрушённо вздохнул, снова не обнаружив его в поле видимости, и воззрился на газетный ларёк, находящийся на остановке, - как ни крути картинки журнального глянца и скандальные заголовки на первых полосах жёлтой прессы было рассматривать куда интересней.
Внезапно взгляд уловил что-то смутно знакомое, но похмелье, явившееся сегодня с утра последствием вчерашнего мальчишника в честь скорой женитьбы Пола, мешало сосредоточиться. Но спустя пару минут цель таки была достигнута:
- Пол, взгляни!
- Чё?
- Иди, посмотри. Никого не узнаёшь?
Пол подошёл к ларьку и уставился мутным взглядом (вчерашняя вечеринка тоже не прошла для него даром) на то место, куда указывал палец Джека. Этим местом была первая полоса бульварной газеты "News of the world", значительную часть которой занимала фотография рыжеволосой девицы, стоящей в душе. Руки её крест накрест прикрывали грудь, а лицо имело такое выражение, будто фотограф только что ворвался в ванную и застал несчастную девушку врасплох. Огромная надпись внизу страницы заботливо прикрывала область обнажённого тела девушки ниже талии и гласила: "Рыжая бестия из Ливерпуля убивает своего мужа!"
- Ха, помню эту фотографию! Главный разворот прошлогоднего декабрьского "Playboy"!, - воскликнул Маккензи, но тут же с некоторой досадой в голосе добавил. - Самое интересное загородили... Помнишь её, Пол? Девчонку всмысле.
"Ещё бы не помнил", - подумал про себя Пол, но вслух лишь пробубнил:
- Угу...
Они знали друг друга почти с пелёнок, вместе с Маккензи жили с ней на одной улице в окраинном районе Ливерпуля и в детстве считались неразлучной троицей, до тех пор пока коварная судьба в лице полового созревания не разрушила простое детское счастье. Маккензи преватился в ходячую секс-машину, ни о чём другом, кроме как зацапать в постель очередную девчонку не думающий, кем и пребывал по сей день, а Энн, ныне Анна Брументаль, в нечто более ужасное. По достижении 14 лет в ней проснулся доселе мирно дремавший непомерный сексуальный аппетит, отчего если в компании её друзей и знакомых у кого-нибудь слетало с губ слово "нимфетка", то всем остальным первым приходил в голову образ Энн.
Подростковая психика Пола Файринга, у которого дела с прекрасной половиной человечества, в отличии от Джека Маккензи, обстояли не лучшим образом, в сложившейся ситуации дала трещину. Ситуацию усугубляли неожиданно возникшие тёплые чувства Пола по отношению к Энн, но все его попытки привлечь к себе её внимание рассыпались во прах. Хотя одна вещь всё таки вселяла в него надежду - она всё ещё не прекращала здороваться с ним при встрече, но дальше дежурного "привет" их разговоры обычно не заходили. Время шло, надежды таяли и Пол стал замыкаться в себе, вплоть до 18-ти лет поддерживая образ неудачника, слабака и зануды.
Но одно происшествие спустя месяц после официального совершеннолетия коренным образом перевернуло всю его жизнь - поддавшись внезапному героическому порыву парень вытащил из горящего дома 3-месячного котёнка Блеки, старенький телевизор марки "Toshiba" и изрядно пропахшего дымом медвежонка Тедди, тем самым приведя в блаженное беспамятство пожилую владелицу всех этих вещей и существ - соседку миссис Крэмп. Всё это случайным образом происходило на глазах Энн, на тот момент уже успевшей сменить бесчисленное количество половых партнёров, и в корне изменило её отношение к Полу - выбрасившись из толпы зевак, она кинулась к нему на шею со словами: "Мой любимый герой!", после чего оба персонажа, раздираемых волной нежданно нахлынувших чувств, удалились с места событий в неизвестном направлении.
Последующий год был для Пола Файринга самым счастливым периодом в его жизни - Энн, прекратившая свои многочисленные любовные похождения, стала его девушкой, они строили планы на будущее (Пол мечтал стать пожарным и этим зарабатывать благосостояние для будущей семьи) и оно казалось для него бесконечно радужным и счастливым, ещё бы - в его мечтах с ним была его Энн. Но мечтания рухнули, когда в один прекрасное утро он проснулся, но любимой женщины не оказалось рядом. От неё осталась лишь записка на кухонном столе, в которой она описывала причины своего ухода из его жизни.
Потеряв самое дорогое, Пол пустился во все тяжкие, проиграл огромную сумму в карты и уже задумывался о суициде, видя отчаянность ситуации, но неожиданная гибель местного криминального воротилы, которому он задолжал деньги для погашения карточного долга, мощным ударом шахтёрской кувалды пробила огромную брешь в назревшем жизненном тупике, - Пол стал жить дальше. По давней мечте устроился пожарным, встретил девушку и возобновил мечтания по поводу счастливого будущего, но уже без прежнего энтузиазма. В таком состоянии он пребывал и по сей день.
- Та ещё была чертовка, эта Энн, скажи, Пол? Я каждый раз поражался её выкрутасам, это же надо столько знать! Чувак, что написал "Камасутру" просто нервно курит в углу!, - воскликнул Джек Маккензи и добавил, обращаясь к продавцу в ларьке. - Вот этот парень гулял с этой девицей целый год!, - он ткнул пальцем в газету с фотографией Энн. - Целый г...
- Заткнись!, - резко оборвал его Пол, чьё настроение стало катиться вниз с устрашающей быстротой. Он взял газету и стал нервно искать место со статьёй о случившемся, хотя заведомо знал, что ничего путного в жалкой бульварной газетёнке не узнаешь.
- Э, платить будешь?, - грубо прознёс продавец.
- Отвали, - ответил взаимностью Пол, дыхнув перегаром.
Джек Маккензи тем временем не спешил вклиниваться в разговор и с интересом наблюдал за ситуацией, но скрип тормозов подъехавшего автобуса заставил его обернуться в сторону дороги. Это был долгожданный автобус необходимиго маршрута.
- Пол! Пошли, наш!, - Джек потянул приятеля за рукав, но тот всё ещё продолжал искать нужную страницу.
- Заплати за газету!, - прорычал продавец и встал с места, отдавая на растерзание холодному воздуху и обнажая перед проходящими мимо гражданами города Ливерпуль узкую полоску своего огромного пивного живота.
- Да подавись, урод!, - Пол сунул руку в карман куртки, немного защищавшей от холода и мелкого дождичка этого туманного утра, наскрёб несколько монет и со злостью швырнул их в ларёк.
- Пошли уже!, - Джек затолкал друга в автобус и с удовольствием показал через окно продавцу неприличный жест, как только двери закрылись и машина тронулась с места.
- Малолетние выродки, - зло бробурчал пожилой газетчик и стал неуклюже собирать разбросанные по мокрому асфальту монеты. - Небось тоже, из этих, из фанатов... оголтелые придурки.
Вернувшись на место, он снова присел на стул, недобрым словом вспоминая двух молодых людей, из-за которых день с самого утра пошёл наперекосяк и покосился на свежий выпуск "News of the world" с голой рыжей девушкой на первой странице. Мелким шрифтом под главным заголовком было написано: "Вчера, 4 апреля 1984 года, Анна Брументаль скинула с моста своего супруга, сенсацинные подробности только у нас!"

***

Было уже глубоко за полночь, но Энн никак не могла уснуть - засевшая глубокой занозой мысль в её рыжеволосой головке не давала покоя. А виной всему эта дурацкая гадалка. Вчера с Полом они гуляли в парке развлечений, где в поисках уединённого местечка наткнулись на забытый богом шатёр с потрёпанной вывеской: "Гадалка Брунгильда - узнай своё будущее за три фунта стерлингов". Разом забыв о намечающейся любовной утехе, Энн, движимая неведомой силой, потянула Пола к шатру. Внутри они встретили женщину средних лет ближневосточной, не смотря на имя, наружности, та отстранёным голосом велела им присесть у круглого стола, положила руки на мраморный квадрат посреди него, тот внезапно засветился ярко-зелёным светом, глаза Брунгильды закатились, а губы протяжно произнесли:
- Поняяять несложноооо свою суть
Едва глазаааа закрыв
Свой жиииизненный увииииидеть путь
Сквозь мрака пелену.
Найтииииии ли счаааааастье девять раз
Иль быыыыыть всё время с ним...
Твой глааавный жиииизненный вопрос -
Остаться иль уйти.
Зелёное свечение из мраморного квадрата померкло, над потолком резко включилась лампа дневного света, отчего все находящиеся в шатре на секунду зажмурились, и гадалка с теперь уже ясным взглядом деловой женщины протянула руку и сказала:
- С вас три фунта.
"Что за обдираловка", - хотел было возразить Пол, но Энн, будто прочитав его мысли, быстро расплатилась и уже направилась к выходу, как специфический звук кассового аппарата заставил её остановиться.
- Ваш чек, сеньорита, - добаила гадалка.
Энн пожала плечами и двумя пальчиками взяла чек. А выйдя на свежий воздух, насколько он может быть свежим в парке крупного британского мегаполиса, и с открытыми ртами уставившись на огромную луну и усыпанное звёздами небо, они стояли, взявшись за руки, и смотрели на открывшуюся красоту, которую по счастливому стечению обстоятельств не закрывало привычно хмурое английское небо. Переглянулись, улыбнулись друг другу и, влекомые порывом страсти, вприпрыжку ринулись в сторону близстоящей телефонной будки.
А сейчас, обхватив руками колени и глядя огромными серыми глазами, которые за полчаса бодрствования уже привыкли к ночной темноте, на спящего Пола, Энн с улыбкой вспоминала подробности вчерашней прогулки по парку. Но чем ярче были эти приятные воспоминания, тем острей становились образы кошмара, из-за которого она проснулась.
В нём гадалка Брунгильда после окончания спиритического сеанса включала в шатре свет - лампой служила огромная луна и множество мерцающих звёзд, протягивала девятипалую ладонь и с испанским акцентом говорила слова:
- С вас три жизни.
"Но откуда у тебя три жизни?!", - хочет возразить Пол, но Энн страстным долгим поцелуем не даёт тому сказать ни слова. Она двумя пальчиками достаёт из кошелька банкноту достоинством в три жизни и отдаёт Брунгильде.
- Возьмите пожалуйста ваш чек, сеньорита!, - кричит гадалка, вскакивает на стол, попутно отшвыривая ногой мраморный квадрат и начинает танцевать страстный испанский танец. Внезапно платье её загорается и Пол, - теперь он смуглый мачо в форме пожарного, тоже вскакивает на стол, и хлопками ладоней по горящему наряду гадалки пытается затушить огонь.
- Пол! Поли!!!, - в отчаянии кричит Энн, но он не обращает на неё никакого внимания, лишь повернувшаяся к ней лицом Брунгильда загробным голосом произносит:
- Твой глааааавный жииизненный вопрос - остаться иль уйти...
Движения гадалки и Пола постепенно превратились в буквальном смысле пламенное танго - их обоих обуяло демоническим огнём и Энн какое-то время терпя исходящий от танцующих жар, бросилась из шатра прочь с надрывным криком:
- Ну и уйду! Уйду!
Луна следом за Энн вынырнула из под пылающего шатра и, кривя надменную гримасу, над самым ухом девушки прогрохотала:
- БУ!, - и Энн просыпается в холодном поту, в мельчайших подробностях помня кошмарное сновидение. Пару минут спустя она таки приходит в себя и замечает мирно посапывающего после бурной ночи Пола.
"Спит, даже не шелохнулся. И снится ему счастливая семейная жизнь, где он - глава семейства и отважный пожарный, а я - заботливая любящая супруга. А под ногами у нас крутится трое вечно галдящих и бесшабашных детишек - Кэтрин, Салли и Уилльям. Так мы их назовём," - она мысленно улыбнулась, но внезапно подумала, - "Незамысловатое семейное счастье... А есть ли что-то ещё? Что-то большее. Те богатеи и суперзвёзды с
обложек журналов - каково им? Слава, богатство, успех... Не жизнь, а сказка."
Энн ещё раз взглянула на Пола, - тот пару раз неровно всхрапнул и перевернулся на другой бок, - лицом к девушке, и мысль о предстоящем замужестве показалась ей ещё менее привлекательной.
"Уйти", - промелькнуло в голове.
Будучи по натуре чрезвычайно импульсивным человеком, Энн мигом вскочила с постели, реактивной ракетой оделась, пулей упаковала в чемоданы всё самое необходимое и вдруг фонарным столбом застыла перед кроватью, где тихонько похрапывала её первая настоящая любовь.
Вытащив из сумочки маленькие ножницы, она подошла к нему, состригла на затылке локон его волос и бережно уложила их в носовой платочек.
"На память... прощай, Поли", - она поцеловала его в лоб, умчалась на кухню, где волнистым неровным почерком нацарапала на обрывке бумаги прощальную записку, бесшумно отворила входную дверь и выбежала в ночь.

Утром 24 марта 1983 года Пол Файринг проснулся оттого, что непривычный холод пробрался под одеяло и стал неприятно щекотать бока. Плюс к этому он спросони смутно начал осознавать, что рядом не ощущается привычное женское тепло - Энн любит подолгу понежиться в кровати. Мозг забил тревогу и рука потянулась вперёд, но никого не обнаружила. Сон как рукой сняло - Пол распахнул глаза и увидел противоположную половину кровати абсолютно пустой.
- Энн, - негромко позвал он, но никто не ответил.
Натянув джинсы, он совершил небольшой рейд по квартире, не забегая на кухню, и обнаружил, что входная дверь раскрыта настёжь.
"Воры", - подумал он, но беглый взгляд вокруг не заметил в обстановке никаких перемен. Разве что не было её.
- Энн?, - с тревогой на сердце простонал Пол и проскользнул на кухню. Первое, что он увидел, был лежащий на столе вырванный из блокнота листок, исписанный почти полностью неровным волнистым почерком. Её почерком.
Записка гласила:
"Пол, мне надоели твои вечные причитания по поводу моей работы и глупые намёки на то, что я одеваюсь слишком вызывающе. Мне НРАВИТСЯ работать танцовщицей в стриптиз-баре и НРАВИТСЯ моя одежда - пора бы уже давно свыкнутся с этим, а теперь слишком позд...", - он нервно читал дальше, почерк девушки становился всё более неровным и на глаза парня стали наворачиваться слёзы, - "Нет, я не могу тебе врать, Поли... не надоели мне никакие намёки, просто... У нас всё было замечательно, но сегодня ночью я поняла, что простая семейная жизнь, пусть и счастливая, - это не для меня, мне нужно нечто большее, а тебе нет. Ты довольствуешься малым и в этом твоё счастье, Поли, а я так не могу. Не ищи меня.
С любовью, Энн."
Пол положил записку на стол, открыл валявшуюся на столе неначатую пачку "Camel", закурил и ещё долго этим утром просто смотрел в окно.

***

Марк поспешно колдовал над кирпичной стеной шипящим балончиком белой краски, выводя жирными буквами желаемое "Уоллес Брин - гибель всему человечеству", а Сазерленд и Пол с оружием наизготовке взглядами прочёсывали окружающее их пустынное городское пространство, насколько это было возможно в ночной темноте. Приборов ночного видения на их первый (и пока последний) пропогандистский отряд Сопротивления лондонского региона в процессе распределения вооружения не хватило - в первую очередь вооружались непосредственно разведгруппы и боевые подразделения. Немного успокаивало этих троих то, что за ситуацией телепатически наблюдал вортигонт и в случае появления поблизости альянсеров он должен был предупредить.
"Кто бы мог подумать лет десять назад, что я буду охранять человека, рисующего граффити. С ума сойти. В прошлом способ самовыражения уличных бунтарей, а сейчас это хоть какая-то попытка достучаться до сознания отчаявшихся людей, почти потерявших надежду и память. Чтож, будем надеяться, что "почти", - подумал Пол Файринг и мимолётно обернулся назад на Марка - тот уже закончил с надписью и рисовал портрет Брина, одна половина лица которого задумывалась в форме человеческого черепа - недвусмысленный намёк на то, что правление этого Администратора Земли несёт жителям планеты. Смерть.
Что касается Марка, то этот 17-летний рыжий веснушчатый парнишка прибился к повстанцам пару лет назад, причём из-за частичной амнезии он не помнил ни своей фамилии, ни родных, если таковые были, ни предыдущего места проживания. Вдобавок страдал странным психическим недугом - в периоды острых волнений (независимо от причин этих волнений) он терялся в пространстве: путал левое с правым, верх с низом, направление вперёд и назад, из-за чего получил в стане повстанцев обидное прозвище Шатунчик, которое ему крайне не нравилось. Тем не менее он почти сразу покорил всё тех же повстанцев умением отображать на чём-либо свои фантазии и реально существующие места, вещи и людей. Другими словами он был талантливый художник, которого в мирное время вполне могли бы признать выдающимся. И как-то раз одним своим рисунком, - на нём Марк изобразил рухнувшую набок и дымящююся башню (которую каждый оставшийся в живых горожанин мог наблюдать практически с любой точки - огромной высоты строение угрожающе возвышалось над Лондоном) посреди большого города, ярко светившее солнце, на переднем плане сочную зелёную траву и красивую надпись внизу: "Мир без Цитадели", - он вдохновил главу лондонского Сопротивления (к слову - им стал Джек Маккензи, давнишний друг Пола Файринга и тоже бывший пожарный) на создание в нём нового подразделения - отряда пропаганды, коим и стал руководить Пол. Помимо Файринга и художника Марка в него также был зачислен бывший спецназовец шотландской разведки Скот Сазерленд, уроженец Эдинбурга, который по слухам как-то в одиночку расправился с целым отрядом комбайнов. Во всём местном Сопротивлении он был единственный шотландец, чем автоматически заработал тихое недолюбливание со стороны остальных - "коренных" и "истинных" англичан. Но в открытую наехать и оскорбить этого 30-летнего бугая никто не осмеливался.
Пол тоже недолюбливал шотландца, но отдавал тому должное, - на боевых выходах он думал только о задании.
"Вот что значит служил в разведке", - подумал Файринг и мысль его уже хотела развернуться ещё шире в сторону размышлений о полезности действий его отряда для человечества в целом, но не успела.
- Комбайны!, - прогудел в голове голос вортигонта и вся троица ринулась бежать, оставив незаконченным мрачный шарж на Уоллеса Брина, - встреча с патрулём или того хуже - полноценным отрядом Альянса, не предвещала им ничего хорошего.
Выпавший из руки Марка балончик с краской ударился об асфальт и этот звук гулко отразился в ночной тишине. В тот же самый момент из-за угла здания примерно в 150-200 метрах от убегающей троицы вынырнуло десятка два мини-роботов, - менхаков, злобно жужжащих острыми лезвиями. Обнаружив повстанцев, - те даже не успели остановиться, чтобы обмануть датчики движения, - роботы-охотники дружно загудели и ринулись в их направлении.
- Заметили, чтоб их!, - досадливо выкрикнул Сазерленд, но тут же сильно изменился в лице - он что-то для себя решил.
- Береги мальчишку, - вдруг добавил он, резко остановился, развернулся и вскинул оружие.
Пол лишь понимающе кивнул головой и пуще прежнего побежал вперёд - времени на разговоры не было.
- Налево, - заботливо указал вортигонт и оба, подобно синхронным пловцам, почти вслепую кинулись в подворотню - пришелец в таких случаях никогда не ошибался.
Внезапно послышалась автоматная очередь, потом ещё одна, покороче, а затем душераздирающий крик, перекрывший даже нарастающее жужжание, от которого у Пола похолодело на сердце. Это был крик Сазерленда. И несомненно предсмертный.
Пол мимолётно взглянул на парнишку - тот учащённо дышал и возбуждённо вытаращил глаза, - Файринг почувствовал недоброе.
- Налево, - вновь прогудел вортигонт и оба повстанца тут же ринулись в стороны. Пол как и было сказано - налево, а Марк под влиянием своего странного недуга кинулся в сторону правого закоулка. Краем глаза Пол успел заметить манёвр мальчишки и еле успел схватить того за рукав, потянув за собой.
- Марк, ты что?!, - на бегу в сердцах яростно пролаял Пол.
- Я... не... я... само собой... не знаю..., - задыхаясь, пробубнил Марк и глаза его ещё более округлились, из-за чего лицо стало выглядеть более отчаянным - парень нереально волновался.
- Чё-о-о-о-орт, - с досады завыл Пол, увидев такую гримасу на лице парня и ещё крепче ухватил того за рукав.
- Держись, Файринг, вам осталось немного, бегите прямо, - послышался в голове монотонный голос телепата и бывший пожарный, видя сокровенной мечтой в эту секунду поскорей выбраться из этого кошмара живым, стал выжимать уже из начинающего стареть организма последние силы - вортигонт обещал скорый финиш этого яростного забега. Внезапно Марк ткнулся ногой во что-то мягкое, рукав его кожаной куртки выскользнул из вспотевшей ладони Файринга и художник кубырем благодаря инерции покатился по асфальту. Пол резко затормозил с намерением помочь упавшему, но парень уже вскочил и снова ринулся с бешеной скоростью бежать, но к неописуемому разачарованию Пола не туда куда нужно - прямо навстречу жужжащей туче менхаков. На глазах пригвоздённого неведомой силой к месту Файринга Марк удалялся всё дальше и дальше, но вдруг остановился, наконец осознав ужасную нелепость своего маленького спринта, обернулся и взглянул в ту сторону, где стоял Пол. В этот самый момент забрезжил рассвет и из-за угла вылетела стайка сверкающих на лезвиях лопастей отблесками огненно-красного утреннего солнца кровожадных роботов, визжащей и жужжащей тучей нависнув над парнем.
- Марррррррк!, - отчаянно прорычал Пол, понимая полную свою бесполезность. В мерцании рассветных лучей ему показалось, что художник достаёт из аммуниции на груди какой-то небольшой предмет.
"Граната?"
- Мааааарррррррррррк!!!
- Беги, Файринг, ему уже не помочь, он для себя уже решил, поверь мне, - снова прогудел в голове вортигонт с некоторой грустью в голосе. - Тебе направо, а после 93 метра по прямой до конца тупика, там в проёме канализационного люка тебя ждёт Сандерс. Беги, Файринг!, - и Пол, подхлёстываемый инстинктом самосохранения и злостно-отчаянным нежеланием смотреть на вынимающего чеку Марка, бросился бежать по указанному телепатом маршруту.
Взрыв. Где-то позади и правее.
Полу показалось, что вортигонт тихо мысленно простонал.
- Марк, а почему ты рисуешь?
- Не могу объяснить, Пол. Мне просто нравится.
Жужжание прекратилось - похоже парень одной гранатой убил всех менхаков. И себя.
"Не уберёг!", - только и крутилось в голове бегущего уже на десятом дыхании Пола. Он не разбирал дороги, просто бежал прямо по узкому переулку, на ходу ногами отпихивая какие-то пакеты, газеты, крышки мусорных баков и прочий мусор, валявшийся здесь нетронутым со времён завершения Семичасовой Войны. В мозгу один за одним вспыхивали образы живых, смеющихся, разговаривающих бойцов его маленького отряда, застилая картину вокруг. А теперь их нет.
- 50 метров, Файринг, - зафиксировал телепат, немного приведя этой фразой бегущего в чувства. - Сорок, тридцать... Менхак!
Откуда-то сверху выскочила маленькая металлическая бестия и с ходу резанула Пола лезвиями по плечу, разом вызвав обильное кровотечение. Сделала ещё заход и, промчавшись где-то внизу, больно оцарапала голень. Человек в отчаяньи отмахивался руками, но, получив ещё несколько резаных ран, понял бесполезность таких действий и окинул взглядом мрачный переулок в поиске хоть какого-нибудь оружия. Увидел у мусорного бака кусок арматуры, кинулся к нему, схватил и стал яростно им отмахиваться. Спустя полминуты отчаянной борьбы менхак таки был повержен - грудой металлических обломков он разлетелся по асфальту.
- Беги, Пол!, - прокричал кто-то в конце тупика, секундой ранее прогремев канализационным люком. Сандерс. И Файринг бросился бежать из последних сил, измождённый произошедшими событиями, яростной пробежкой и боем с менхаком. В темноте тупика впереди замаячил образ Энди Сандерса, наполовину туловища показавшшегося из люка. Двадцать метров, пятнадцать, десять... Внезапно будущий спаситель изменился в лице, сочувственно взглянул на Пола и скрылся в тунелле, заодно прихлопнув люком перед самым носом у Файринга. Послышался гулкий звук задвигающегося засова - проход закрыли намертво. Пол непонимающим взглядом уставился на то место, где только что находился Энди.
- Прости, Файринг. Ты этого сейчас не видишь, но в пятидесяти метрах позади тебя бежит отряд комбайнов, и, учитывая твоё состояние, он будет здесь как раз в тот момент времени, когда ты должен был залезть в люк. Другими словами они схватили бы не только тебя, но и Сандерса, Смита, что был внизу и по открывшемуся тонеллю достигли бы нашего месторасположения. Мы не можем этого допустить, Файринг. Поэтому закрыли люк. Мы надеемся, что ты поймёшь, - с еле уловимой горечью в голосе снова загудел вортигонт. - Маккензи рядом, он прощается с тобой. Мы все прощаемся.
- Пока, Джек, - после услышанного Файринга хватило лишь на этот еле слышный шопот. Меж тем топот шагов приближающихся комбайнов стал слышен вполне отчётливо, а вскоре их патруль уже возвышался над полусидевшим-полулежавшим на асфальте и почти потерявшим сознание Полом. Маски-шлемы на их лицах не давали возможности разглядеть выражения лиц этих... людей? Уже нет. Марионетки Альянса с промытыми мозгами. Они ничего не чувствуют, просто выполняют приказы. Как машины. Хед-крабы, комбайны... идеальная армия для захвата новых миров... и в подобных существ они хотят превратить всё население планеты.
Мутным взглядом наблюдая за тем, как комбайны вскидывают оружие, Пол вспомнил про написанную пару недель назад записку, содержание которой адресовалось женщине, которую он не смог забыть даже спутся почти двадцать лет после разлуки. Клочок бумаги всё время лежал в нагрудном кармане, защищённый на случай попадания в него пулей титановой пластиной, которая заодно прикрывала и сердце. Он находился там и сейчас и имел следующее содержание:
"Привет, Энн. Или теперь Анна? Вобщем неважно... Спустя год после того как ты ушла я женился на Люси, ты может быть помнишь её, наша соседка. Видела бы ты как Джек балагурил на свадьбе - зрелище не для слабонервных. Хотя там он и встретил женщину, из-за которой простился с привычкой заглядывать под каждую юбку. По мне ничего особенного, но Маккензи что-то в ней определённо нашёл, раз прожил с ней почти пятнадцать лет. Она умерла от рака лёгких. Жаль их...
А мы с Люси были женаты всего пять лет, завели двоих детей, но это единственное, что нас объединяет. Связь с ней я потерял в разгар Портальных Штормов, и с детьми тоже. А из-за кишащих вне города хед-крабов, муравьиных львов, зомби и прочей напасти отправляться их искать - чистой воды самоубийство. Лучше я тут повоюю, пользы будет больше. Хотя может я просто жалкий трус и так пытаюсь оправдаться... как считаешь, Энн?
До войны иногда встречал про тебя статьи в газетах, в жёлтой прессе, очень любили тебя папарацци. Смотрел на твои фотографии в тех газетёнках и тоска новой волной накатывала на меня... Я до сих пор не могу понять, что между нами было, но первое, что приходит в голову это любовь, если так можно назвать моё острое желание постоянно ощущать тебя рядом и невыносимую скуку, когда тебя рядом не было. Даже сейчас я всё ещё по тебе скучаю, Энн. Я не знаю, где ты сейчас, может уже нет в живых, но всё равно скучаю.
Если ты читаешь это письмо, то значит я погиб или всё таки решился найти тебя и вручил это письмо сам.
Пол, 17 мая 2011 года".
- Сектор шесть. Цель - повстанец. Уровень опасности минимальный. Уничтожить.
Из оружия одного из комбайнов вырвалось плазменное ядро, расщипило Пола Файринга вместе с запиской, одеждой, аммуницией, оружием и воспоминаниями на атомы, явив бесчувственным солдатам сноп нереально красивых искр, которые спустя секунду безвозвратно погасли.

***

Удерживая над госпожой Бруменать зонт и глядя на внушительных размеров памятник, Фрэнк силился вспомнить историю создания этого сооружения. Вернее "силился" - слово не совсем подходящее, потому что после нескольких лет в Академии Универсализма память Фрэнка стала работать в несколько другом режиме, нежели до того, как он в неё поступил. Стоило о чём-то подумать или что-то вспомнить, как нужные варианты выстраивались тут же мысленно в очередь, предлагая рассмотреть себя со всех ракурсов и выбрать самый подходящий. Сам анализ вариантов проходил чудовищно быстро - первое время Фрэнк пугался такой резвости своих собственных мыслей. Ко всему прочему по его наблюдениям процесс мышления систематизировался - если раньше мысли представляли собой эдакое "броуновское движение", - метались по черепной коробке из стороны в сторону, сталкиваясь друг с другом, под конец таки выдавая результат, то сейчас они вели себя гораздо организованней. В какой-то мере Фрэнк это сравнивал с библиотекой, обслуживающей огромное количество посетителей: прежде библиотекари носились по книгохранилищу сломя голову, таская кипы энциклопедий и томов, ежеминутно друг с другом сталкиваясь, роняя книги, путая их, ругаясь и дерясь из-за этого; а после, набравшись опыта, эти ребята, частично забыв, а частично превозмогая былые служебные обиды и конфликты, стремительно передвигались по библиотеке, выбирая меж стеллажей с книгами и неустанных коллег наиболее рациональный маршрут - теперь здесь любая оплошность грозила крупным штрафом.
"Рационализация производства в конкретно взятом мозгу", - размышлял Фрэнк, - "В моём... Чем это мне грозит лет через десять-двадцать? Официально известно, что побочные эффекты во время и после учёбы в Академии наблюдались только в первые два-три года - это объяснялось тогдашним несовершенством технологии нового вида образования. Сейчас, опять же если верить официальным источникам, никаких осложнений у студентов и выпускников нет. Их нет на самом деле или о них просто старательно умалчивают? Хотя если судить по мне, а я пока никаких побочных эффектов у себя не вижу, то всё в порядке. Но может быть самое страшное - я действительно могу их просто не замечать..."
От этих мыслей Фрэнк невольно поёжился.
- Тебе холодно, Фрэнки?
- Нет, мадам, я чувствую себя замечательно, - бодро ответил стоящий под струями дождя Фрэнк и на глазах у Агнии Брументаль проглотил ещё одну термическую таблетку. Она улыбнулась в ответ на его поступок, снова приняла серьёзный вид и повернулась обратно в сторону возвышающегося монумента.
"Хорошая штука эти таблетки", - продолжал размышлять Фрэнк (так как ничего другого, кроме как держать над старушкой зонт, от него сейчас не требовалось), - "Ледяной английский ливень, а тебе пофиг. Холодные капли кажутся такими лишь доли секунды, а потом испаряются на теле и летят обратно в небо. Непередаваемое ощущение. После изобретения этих штучек прогулки под дождём обрели статус чуть ли не массового помешательства - как только небо начинало хмуриться, на улицы вываливали толпы народа в предвкушении необычного ощущения - когда капли барабанят по лицу, не вызывая желания опрометью мчаться до ближайшего укрытия, скорее даже наоборот. Кто-то видел в этом единение с природой (с тем, что от неё осталось), кто-то эмоциональную разгрузку, а кто-то просто наслаждался. Ходили слухи, что такого вида терапией больных небезуспешно лечили от наркомании... неужели настолько сильно это чувство? Не знаю, не пробовал наркоту."
Фрэнк взглянул на Агнию Брументаль. Она была из тех, чьи молодые годы пришлись на довоенное время. А эти люди помнили прогулки под дождём, когда этих "колёс" и в помине не было, - с зонтиком, в водонепроницаемой обуви и с кавалером под ручку. Как почти все люди её возраста она страдала подобной ностальгией и обладала острой неприязнью к этим препаратам - воспоминания о "чистейшей воде из личных запасов Уоллеса Брина" были у этих людей слишком сильны, потому что та "вода" чуть было не лишила их каких-либо воспоминаний вообще. Люди, жившие в городах под надзором Альянса, под действием этой жидкости забывали не только то, как они попадали в эти города (к примеру - в восточно-европейских городах можно было зачастую встретить метиса, афроамериканца или азиата), но и даже свою ненависть к оккупировавшему Землю Альянсу. Вдобавок так называемое "поле подавления" сводило на нет все попытки завести детей - зародыш погибал в материнской утробе на ранних стадиях развития.
И не смотря на всё это Фрэнку не было жаль Агнию Брументаль, женщину, судя по всяческой официальной информации, слухам и просто разговорам, пережившую в военное время всё это. В конце концов официальная информация тоже может быть недостоверной.
"Кто-то из древних говорил: историю пишет победитель. А учитывая влияние "BrumCorp" в послевоенное время вполне можно предположить, что биографию старушки немного подправили в более благожелательную сторону. Как бы то ни было за свои грешки она скоро ответит, и за нынешние, и за прошлые, если таковые были. За Патрика и за всех остальных..."
Фрэнку показалось, что мадам Брументаль тихонько всхлипнула. Она стояла к нему спиной и, не считая вопроса о том, замёрз ли Фрэнк или нет, уже полчаса смотрела на трёхметровой высоты мраморную плиту. Аккуратным небольшим шрифтом на ней в три ряда были выбиты имена и фамилии людей, погибших во время Семичасовой Войны и после в течение недолгого, но весьма продуктивного (было уничтожено 90% людского рода) ига Альянса. Такая плита здесь была не одна - великое их множество кругом в диаметр 1,2 километра окружало монумент  полуторакилометровой высоты. А имён на плитах - несколько миллионов.
"Но она кажется пришла сюда ради кого-то одного. Не отрываясь смотрит в одну и ту же точку уже полчаса", - подумал Фрэнк и поднял голову вверх. И тут же вспомнил историю создания этого монумента: во время работ в Лондоне по установке фундамента для новых домов взамен разрушенных в войне строители случайно наткнулись на бункер, предположительно созданный в прошлом веке в разгар Холодной войны. Далее было установлено, что это было ни что иное, как главное месторасположение лондонского Сопротивления, где были найдены личные дела на всех его участников - кто как отличился, в каком подразделении состоял, как погиб. Бункер производил впячетление никогда не подвергавшемуся нападению, но и никаких человеческих останков или данных об исходе отсюда найдёно не было, как будто люди просто исчезли. В итоге имена всех погибших по данным личных дел выбили на мемориальных досках, а остальных зачислили в пропавших без вести, в том числе и командира - Джона Маккензи. При детальном осмотре бункера был найден рисунок, предположительно нарисованный одним из повстанцев - никакой подписи на нём не было. На рисунке посреди города была изображена лондонская Цитадель, дымящаяся и рухнувшая набок, в правом углу жизнерадостно светило солнце, а на переднем плане изумрудно зеленела сочная трава, отдавая на росинках солнечными бликами. Внизу красивым аккуратным подчерком было написано: "Мир без цитадели".
Рисунок неизвестного автора получил огласку и вскоре, как символ победы над Альянсом, стал использоваться повсеместно - вплоть до изображений на одежде на манер команданте Че. А спустя какое-то время властьдержащим пришла в голову идея построить по мотивам рисунка монумент - в память погибшим. Похожесть памятника и рисунка была феноменальной, чем вызывала у находящихся рядом (насколько применимо слово "рядом" возле полуторакилометровой громадины) благоговейный трепет, - многочисленные инженера, рабочие, скульпторы и архитекторы потрудились на славу и честно заработали общественные превилегии. А сейчас это огромное строение большей своей частью скрывалось где-то в низких дождевых тучах, тем не менее всё равно оставляя на Фрэнке неизгладимое впячетление.
Указательный палец мадам Брументаль внезапно вынырнул из-под зонта под проливной ливень и коснулся мраморной плиты. Коснулся конкретного имени, Фрэнк всем своим естеством хотел уловить какого. И уловил.
Пол Ф. Файринг, 1965-2011 гг.
Агния Брументаль снова всхлипнула, затем ещё раз. Потом успокоилась и ещё долго потом просто смотрела на имя, выбитое на плите.
А Фрэнк, заметив поплакивания старушки, почувствовал в себе ещё больший прилив положительных эмоций. Ещё бы, старая ненавистная карга ревёт как корова, чего уж тут плохого. А потом внезапно понял, что так хорошо в жизни он себя ещё никогда не чувствовал, стал разбираться и определил для себя несколько факторов, благодаря которым он ощущал себя сейчас чуть ли не на седьмом небе:
1. он был в этом месте в первый раз;
2. перед ним возвышалось, пусть и не во всём своём величии, грандиозное сооружение;
3. потрясающий эффект от дождя и термических таблеток;
4. слабая радость от того, что ему, в отличие от всех этих людей, чьи имена выгривированы на плитах, не посчастливилось пережить ужасы войны и последующих репрессий со стороны Альянса;
5. сладостное предвкушение скорой расправы над старушкой;
6. её теперешний раскисший вид.
Фрэнк подставил лицо низвергающимся каплям неугомонного ливня и широко улыбнулся хмурым небесам. Сейчас, в эту самую секунду, стоя под проливным дождём и держа одной рукой над хозяйкой старомодный зонт, он был безмерно счастлив.