Три загадки Моцарта

               

 
 Как всегда, все началось с пустяка. Новое заводское начальство за бесценок продало жилой заводской дом, построенный из красного кирпича еще самим Михельсоном, а затем и сам завод «Путь Ильича», свернув производство унитазов образца семнадцатого года.

Дом вместе с заводом тут же снесли, а меня, Ивана Захаровича, пенсионера и заслуженного работника, прожившего в коммуналке  всю свою сознательную жизнь, с поздравлениями торжественно перевезли в район новостроек и поселили в однокомнатной квартире на первом этаже, площадью 16,5 квадратных метров, но зато с кухней, небольшой ванной и туалетом.

В этот же дом вселили и Марью Захаровну, заводскую вахтершу, с которой я был знаком почти с самого детства.

Ну вот, выхожу я как-то раз во двор в воскресный день и слышу, зовет меня кто-то:

 – Захарыч, куда направился, небось, в новый супермаркет? – оглянулся, а это Захаровна улыбается со своего балкона. – Пойди-пойди, полюбуйся, только сегодня открыли! Возьмешь чекушку, дак и про меня не забудь.

Да, доложу я вам, магазин что надо, настоящий маркет! Спиртного хоть залейся, бутылки разные поблескивают, словно говорят «не проходи мимо, Захарыч», но я стерпел и прямиком в кондитерский. Думаю, куплю конфет, приглашу Захаровну попить чайку вместе на новой кухне. Стою я в кондитерском и выбрать ничего не могу, конфет всяческих – море, глаза разбегаются. А тут продавщица спрашивает ласково: 

– Что, дед, задумался? Советую, возьми вот эти импортные, не прогадаешь, – и  протягивает мне коробочку шестигранную с портретом молодого мужика с седыми завитыми волосами, а сама смеется, – вот, бери, «Моцарт» называется, вкусный мужик! «Кто он, этот Моцарт? Верно, владелец фабрики, – подумал я, – олигарх, одним словом».

Выйдя из маркета на улицу, не выдержал, вытащил из коробки одну конфету, завернутую в серебряную бумажку с портретом того же мужика. Вкусная конфета, не хуже наших «Бабаевских» или «Красного Октября».

Пока смаковал, вспомнил вдруг, что про Моцарта я слышал еще в далеком детстве от Петровича, нашего соседа по коммуналке, заводского мастерового, единственного жильца, не пользовавшегося на общей кухне керосинкой. В своем самодельном электрочайнике он заваривал чай,  варил себе супы, обходясь без вторых блюд, заменяя их селедкой и стопкой водки. Интересен он был и тем, что вставал раньше всех жильцов и надолго занимал туалет, не обращая внимания на призывы толпящихся под дверью.

«В доме должен быть порядок!» – строго пояснял он, приклеивая к двери туалета расписание очередности, отводя себе на «все про все» двадцать минут и твердо считая, что остальные обойдутся и пятью минутами.

В выходные дни Петрович тщательно зачесывал свою лысину, долго разглядывая себя в зеркале, затем надевал жилетку, блестевшую от старости, и с придыханием запихивал в ее боковой карман большие карманные часы в начищенном серебряном корпусе.

– Собираюсь сделать променад, – степенно сообщал он соседям.

Было мне тогда лет десять-двенадцать, и я, встречая его в узком коридоре, заставленном всяким барахлом, частенько просил показать часы. Петрович важно кивал в ответ, не спеша доставал их, дергая за цепочку, затем подносил к моему лицу и, нажав на кнопку, резко откидывал крышку, щелкая ею меня по носу.

– На, полюбуйся, посмотри, какой франт на крышке, – с гордостью говорил он, – тут вот и по-аглицки написано, сам прочел. Это Вольф Амадеевич Моцарт, немец, часовых дел мастер. Знал бы, где его мастерская, отдал бы ему часы в ремонт. Вишь, без стрелок они. Такими и купил на Тишинке у алкаша.

Возвращаясь домой с только что купленными конфетами и вспомнив по дороге часы Петровича, я с невольным уважением подумал: «Эх, до чего ж был талантлив этот Моцарт!» И в таком настроении, можно сказать, другими глазами, взглянул на свой новый дом. Двор его еще не был обустроен, доминошники вечерами слонялись как неприкаянные, не зная, чем себя занять, и, сбиваясь в компании на троих, шли в ближайшую пивную, что открылась при супермаркете. К ночи дом напоминал гудящий улей. Из открытых окон и балконных дверей неслись женские крики, плач детей и бранные вопли мужей, отстаивающих свою свободу и право на отдых.

   И я вдруг ощутил всю пустоту своей жизни, осознал, что времени у меня, социально защищенного пенсионера, навалом, что пора и мне устраивать променады, как тот же Петрович. Надо развиваться, бывать в культурных центрах столицы, а для начала хотя бы узнать, кто такой этот мужик, кем он был, талантливый Моцарт!

Отказавшись от посещения пивной, я маршрутным автобусом добрался в центр и,

спускаясь по Большой Никитской, внезапно заметил афиши, объявляющие, что сегодня состоится юбилейный концерт и большой симфонический оркестр исполнит произведения самого В. А. Моцарта.

«Надо же, – подумал я, – и тут преуспел!»

Мне удалось купить билет у какой-то расстроенной дамы, которая поведала мне, что

билета ей жаль, конечно, но она не сможет спокойно выслушать одно адажио, начнет

невольно всхлипывать, громко плакать, за что ее могут вывести из зала.

Говоря по правде, Адажио 23-й сонаты большого впечатления на меня не произвело,               

может, оттого что я все никак не мог взять в толк, как один человек сумел написать столько нот для такого большого оркестра. В буфете, во время антракта, я еще узнал, что Моцарту сегодня исполнилось 250 лет, и это меня ошеломило. Во втором отделении прозвучала  симфония № 40 Соль минор, поразившая меня до глубины души взволнованным Allegro в её первой части, эмоциональным Andante второй и меланхолически активным финалом. Скажу вам, слезы мешали мне, но я их не удерживал, Моцарт стал для меня еще большей загадкой. Его музыка покорила меня, она была божественной и затмевала собой все его предыдущие талантливые достижения.

На обратном пути, идучи к остановке автобуса и напевая мелодическую основу первой части симфонии (тара-рам, тара-рам, тара-ра-рам ...), я дал себе слово, что все оставшееся у меня время посвящу разгадке загадок гениального Вольфганга Амадея Моцарта. Видимо, загадок у него было немало, если отмечают его юбилеи, успел мужик сочинить более шестисот произведений, хотя жил всего-то 35 лет …

Признаюсь, впечатление было таким сильным, что прихватил я с собой, уходя с концерта, щит с афишей Моцарта. В автобусной толчее недовольные пассажиры ругали меня и всё приставали, спрашивали, зачем он мне нужен.

– Зачем, зачем? Поймите сами, – огрызался я, – район наш новый, кроме пивной, других  приятных и полезных заведений нет. Так возродим забытый лозунг развитого социализма «Культуру в массы!» и начнем прямо сейчас – с Моцарта. Мы не будем ждать милостей от природы, от погоды, от слуг народа, взять их – наша  задача! И Моцарт нам поможет! Как? А вот это и есть его четвертая загадка!