Салют на даче

   
 
   ...Удивительный это фокус - старые фотографии. Стоит себе голубовато-синий альбом, подаренный тебе мамой или бабушкой на твоей старой полке, хранит твои старые истории, а ты о них почему-то забыл.
   Вот дед твой с тобой вместе на ромашковом поле. Вот белый дом пожарной команды, возле которого замер старый-старый Студебеккер, переименованный русскими в ЗиС-157. В красный
цвет выкрашенный, в ярко-красный цвет, на тонких американских колесах.
   Каждый день - парадная заправка в ближайшем пруду или речке, на которую сбегаются поглазеть все окрестные мальчишки, и каждый день встреча с улыбающимся водителем этой потрясающей красной машины - дядей Васей который с абсолютной любовью и уважением относится к твоему деду Вернеру, а еще любит и тебя.
   Восемь утра. Бабушка будит тебя и кормит творогом, а ты не хочешь его есть, но надо. Потом приходит соседка и приносит банку молока, и ты пьешь его, холодное, пахнущее коровой, а потом в животе от съеденного начинает урчать, и смеющийся высоченный дед приносит тебе зеленый эмалированный горшок и сажает тебя на него. И вдруг происходит страшное.
   Раздается звук сирены и к тебе во двор приезжает та самая, самая красивая в мире, самая красная пожарная машина. И становится стыдно. Стыдно потому, что ты - маленький, и взрослые не дадут встать с этого горшка; стыдно потому, что ты уже давно любишь этого, ну, самого-самого главного человека этой пожарной машине, дядю Васю. Стыдно, потому что такой любимый тобою дед, сидящий рядом с тобой - горшечным мальчишкою ступенькою ниже тебя, смотрит на тебя, улыбается и говорит:
   - Ну что, не успел, сукин сын?
   А потом начинается фантастическая история, снимающая все страхи и стыды.
   Дядя Вася открывает дверь своего самого большого в мире красного пожарного автомобиля, выходит из него и кричит:
   - Рота! На выезд!
   И выскакивают из этой красной машины пять здоровенных мужиков, и начинают разматывать шланги, раскатывая бухты по мокрой траве возле кустов акации...
   И ты вдруг понимаешь, что это только для тебя, ну и еще для твоего деда. И опять:
   - Рота: готовсь: пожар в доме: горит крыша: третий номер: работа по
полной программе: стволы - на вертикаль, по команде поливай!
   А потом вдруг подходит ко мне и сдергивает, точнее, снимает меня, очень по-доброму, с горшка. И вдруг следующая команда:
   - Салют, товьс!
   И я уже в руках, и с меня, почти плачущего, снимается сатиновая распашонка, а потом я взлетаю на дяди Васиной руке, и на меня начинает литься теплая вода сразу из пяти брандспойтов, на которые надеты непонятные блестящие круги с ручками, которые почему-то не стреляют в небо водой на недосягаемую высоту, а наоборот мягко рассыпают ее вокруг себя. И опять смеется дед, и хохочет совсем молодая мама, которая уже приготовила меня мыть в эмалированном желтом тазу в цветочек, и улыбается прабабушка Зина, а самая главная бабка моей жизни грозит нам всем пальцем.
    Она действительно стала главной для нас всех. Это потом, уже учась в школе, я узнаю, как она на спор переплывала Москва-реку у Северного речного порта, на глазах у всего своего университетского курса; учила перед войной немецкий, как и все ее подруги - будущие медсестры, а потом 24 летней девчонкой преподавала его молоденьким лейтенантам, которые уходили на фронт. И как сбрасывала в бочки с водой зажигательные бомбы, падающие на крышу Боткинской больницы во время войны. Как влюбилась в обрусевшего, как и вся его семья, еще в екатериненские времена поселившаяся в Эстляндии, красавца немца, старше ее на 15 лет, работавшего в той же Боткинской инженером, и потом когда его сослали в 44 в Сибирь, уехала  в никуда , плюнув на все, за ним - своим гражданским мужем, Эрих Анна Мария Карл Вернером Войтом, и уже там в Сибири, каждую неделю встречаясь с НКВДшным куратором деда, узнала, о том, что ее племянница - моя мать пропала во время эвакуации.   
    И нашла ее. Жившую в совершенно другой семье, удочеренную чужими людьми, уже получившую другое имя, и, несмотря на дедову статью 58-10, отсудила через Верховный Суд и вернула ей ее имя, и воспитала, и первой встретила меня толстого и орущего на пороге родильного дома.
    Это все я узнаю потом. И буду спрашивать, и спрашивать, и заставлю все это написать
    И это станет частью моей совершенно случайно состоявшейся жизни.
    А пока, я болтаюсь на сильной руке любимого смеющегося Дяди Васи, тянусь к хохочущему рядом со мной деду, вижу грозящую всем нам бабку и слышу команду, которая пока для меня еще ничего не значит, но потом самым плотным образом вернется ко мне,войдет в мою жизнь, но уже совсем в другом смысле.
    - Огонь!!!
    И уже не только я ору от того, что на  мою спину льются падающие с неба струи воды, но и мама уворачивается от этих брандспойтных брызг, долетающих до ее рук и лица.
    Это какое-то непередаваемое ощущение кожи, когда на тебя, грязного, причем не от того, что не помытого, а потому, что тебе еще не успели вымыть только что сделавшую свои дела задницу, льется с неба теплый дождь, который смывает с тебя все. И продолжающий смеяться рядом с тобой дед:
    - Мойся, мойся, сукин сын, так надо. Для пользы надо.
    И вдруг ты понимаешь, что и эта большая пожарная машина, и Дядя Вася, это все специально для тебя набирали эту теплую воду, чтобы тебе не было больно. И от этого ты тоже вдруг начинаешь смеяться. Смеяться, потому что хорошо, потому что все эти люди пришли сюда только для того, чтобы тебе было хорошо.
    А потом вдруг начинаешь плакать, потому что только что было безумно стыдно и страшно, потому что ты им только что не поверил.
    Горшок, пожарная машина, вода, сыплющаяся на тебя с неба прозрачной пылью, Дядя Вася,
смотрящий на тебя: и вдруг понимаешь, что если сейчас что-нибудь не произойдет, проще будет умереть.
    И ОНО происходит. Напор воды увеличивается и над твоей головой одновременно появляются  сразу пять Солнц - удивительный салют, возникающий из ниоткуда.
    Салют, рассыпающийся на пять солнц и радуг, заставляющих всех вокруг еще больше  улыбаться и любить друг - друга...
    И крик в твою честь:
    - Гип-гип-ура!!! Ну что, Самолетов, с добрым утром? Пошли манную кашу есть.
    Пожарные, сыплющаяся с неба вода, брызги и смех. Счастье оттого, что тебя любят. И непонимание - за что. Почему это так, я же еще ничего не сделал для Вас удобного, а вы меня просто любите, просто так. История на всю жизнь. Я люблю их. Я любил их, я всегда буду любить их, любить людей моего детства, подаривших мне пожарный салют, который я вернул через тридцать пять лет моему сыну.
    Он сказал мне тогда:
    - А оказывается вода и вправду бывает доброй. Я люблю тебя, папа.

    Москва, 2003г.